Аня стиснула мобильник так, что пальцы ее побелели.
– Маша. Я сейчас вернусь.
– Нет. Не надо. До завтра, подружка.
Глава шестая
Маша жила в старом девятиэтажном доме неподалеку от Тишинского рынка. Бронированный «Мерседес» Ани остановился у Машиного подъезда в девять утра.
Подъезд выходил во двор с засыпанными снегом качелями и сгнившей баскетбольной площадкой. На лавочке перед подъездом рядком сидели старушки, и подле них из газона торчали остовы заметенных снегом георгинов. Рядом с лавочкой стоял милицейский «Уазик» и черная «Волга».
Аня толкнула покосившуюся дверь с сорванным кодовым замком и вошла.
На приступочке возле второго этажа курили два милиционера, и тут же, под ними, темнела лужа крови. Крови было очень много.
– Эй, вы куда? – спросил милиционер. – Вы живете здесь?
Аня кивнула и продолжила подниматься по лестнице.
Дверь квартиры на третьем этаже была открыта. В ней толокся милицейский народ. Квартира была небольшая и уютная. Было видно, что ее не обыскивали. Наверное, преступник забрал то, что хотел, с тела жертвы.
Аня прислонилась спиной к косяку и тихо спросила у одного из мужчин:
– И когда ее убили?
– Где-то в час ночи. Выстрела никто не слышал, стреляли, видимо, из пистолета с глушителем.
Мужчина обернулся, оглядел Аню и недоуменно спросил:
– А вы, собственно, откуда?
Аня пожала плечами.
– Подружка. Мы сегодня договаривались за тряпками съездить.
Обернулась и пошла вниз.
– Эй, погоди!
Милиционер нагнал ее уже во дворе, возле машины. Уважительно оглядел черный «Мерседес» и поднявшихся из него охранников.
– Что, не любит ваша сестра общаться с ментами? – спросил милиционер, пристально рассматривая черноволосую красавицу в темном брючном костюме, чуть скрадывающем стройную фигурку.
– Да, – сказала Аня, – мне что-то на ментов не везло.
В сумочке ее зазвонил телефон. Она подняла трубку и услышала голос председателя авиакомитета Зварковича.
– Алло? Анна Семеновна? Я напоминаю, что у вашего отца остались кое-какие долги… перед государством. И что государство очень недовольно вашей компанией.
Почему-то Аня почти не расслышала этих слов. У нее было чувство страшной горечи, как будто она потеряла самую близкую в жизни подругу.
* * *Аня приехала в офис к одиннадцати утра. Он был по-прежнему окружен тройным кордоном из милиции, СОБРа и чоповцев, и красная пожарная машина все так же стояла слева от дверей. Брандспойт свернулся в ноябрьской луже, как огромная водяная змея. Хрупкая фигурка Ани отражалась в ослепших стеклах офиса, и за ней, как два Атланта, отражались два буро-зеленых собровца.
Аня вышла из машины и пошла к дверям, но, к ее удивлению, стена милиции перед ней не расступилась.
– В чем дело? – спросила Аня.
– Вас не велено пускать, – ответил милиционер.
Аня растерянно сморгнула. Навстречу ей от двери офиса уже шел улыбающийся Виктор Петров, начальник охраны «Авиаруси».
– Что это значит? – спросила Аня. – Я – генеральный директор.
– Уже нет, – сказал Петров, – совет директоров вас переизбрал.
– Когда?
– Сегодня утром.
– И кого он назначил генеральным директором?
– Дмитрия Мережко.
* * *Аня отошла от Петрова и села в машину. Она не знала, чего ждет. По набережной гулял резкий ветер, принося с собой холод и гололед, двое рабочих на мосту меняли какую-то перетяжку, и жизнь была пуста, как середина буквы «о».
Откуда-то из двора выехал длинный черный «БМВ», ворота и охрана расступились, «БМВ» мигнул красными габаритами и растаял в потоке машин на набережной. Наверное, это поехал Мережко. Новый генеральный директор ее компании. Наверное, он поехал советоваться к Стасу.
Потом у Ани зазвонил телефон, и сотовый номер на нем был номер Мережко. Аня отбила звонок и выключила телефон.
Аня не помнила, сколько она просидела в машине. Сначала полчаса, потом час. Потом она велела отвезти себя в небольшой ресторанчик в квартале от офиса, и там она что-то съела сама и накормила охранников. В ресторане она хотела сесть у окна, но охранники ей не дали.
– За нами следят, – сказал один из охранников, показав на противоположный тротуар. Аня вгляделась. Там стояла грязно-серая «Девятка».
– Демонстративно следят, – добавил другой.
Через сорок минут она вернулась к офису. Грязно-серая «Девятка» следила за ними действительно демонстративно. Телефон у Ани молчал.
Мережко, наверное, посоветовался со Стасом, потому что черный «БМВ» опять приехал в офис, и охрана опять почтительно перед ним расступилась.
Аня снова включила телефон, и он тут же зазвонил. Сотовый номер на нем был номером Алексея Защеки. Аня опять отбила звонок и выключила телефон.
Некоторое время она сидела молча, глядя на пустой экранчик. Потом набрала телефон Эдуарда Каменецкого, генерального директора аэропорта «Международный».
– Эдуард Сергеевич? – спросила она, – вы… кажется, вы просили со мной встретиться. Я могу приехать сейчас.
* * *В то самое время, пока Аня маялась у дверей своего офиса, машина главы авиакомитета Михаила Зварковича подъехала к дверям одного из крупнейших российских коммерческих банков. На председателя банка Зваркович вышел через его партнера. «Федеральный авиационный узел? – переспросил совладелец банка. – Это интересно, но я сам этим вопросом не занимаюсь. Поговори с Мишей».
Встреча с Мишей была обговорена тут же: на завтра, на одиннадцать утра.
Банк занимал красивый отреставрированный особняк неподалеку от МИДа. Центральный вход украшали две шлюзовые камеры, и для Зварковича шлюз был застопорен и растворен настежь. Вышколенный охранник проводил его на третий этаж.
В приемной председателя банка успокаивающе стрекотал факс, и у тяжелых дубовых дверей белела табличка с известным всей стране именем. Секретарша с поклоном распахнула перед Зварковичем дверь. В кабинете никого не было.
– Проходите, проходите, – сказала секретарша, – он вышел, будет буквально через минуту. Чай, кофе?
– Чай, – сказал Зваркович.
Он решительно пересек кабинет и устроился за низким столиком для беседы. На столике в хрустальной вазочке стояли конфеты и белые бразильские орехи, похожие на свернувшихся личинок. Зваркович рассеянно запустил пятерню в орехи.
– Твой чай.
Зваркович обернулся.
На пороге кабинета, саркастически улыбаясь и держа в руке чашечку с дымящимся чаем, стоял Стас Войнин.
– А… – сказал Зваркович.
– Он отдыхает. В Южной Африке. Твое предложение его не заинтересовало. Извини, что я назначил встречу не у себя в кабинете, но я готов тебя выслушать.
* * *Давным-давно, когда Аня была еще маленькая, у нее был дедушка. Дедушка был мамин. Он работал инженером на заводе и еще занимался в кружке самодеятельности фокусами. Он показывал очень смешные фокусы, курил толстую коричневую трубку и летом качал ее на скрипучих качелях, устроенных на крошечном садовом участке в сорока километрах от Москвы.
Дедушка умер от рака, когда ей было шесть лет, и с тех пор никто не качал ее на качелях. Эдуард Каменецкий очень походил на дедушку. Он был такой же уютный и старый, как пенек, облепленный опятами, и его слегка обвисшее лицо было наполовину скрыто за толстыми стеклами очков.
Каменецкий категорически отказался от того, чтобы она ехала в аэропорт, и назначил встречу через полчаса в центре Москвы.
Стас, как и его сицилийские коллеги, предпочитал пасту и рыбу. Молодой блестящий менеджер Василий Никитин любил японские рестораны. Ресторан, в котором назначил встречу Каменецкий, назывался «Князь Кропоткинъ» и писался с «ером» на конце.
Была суббота и пять часов, и ресторан из-за раннего времени был полупустой. Каменецкий ждал ее в отдельном зале с камином, резными стульями и белыми колоннами барских усадеб середины девятнадцатого века.
Он ахнул, увидев ее бледное лицо с лихорадочно горящими глазами.
– Анечка! Да что с вами!
Аня помолчала. Больше всего ей хотелось уткнуться в пиджак Каменецкого и разреветься. Как маленькой девочке. Но это было нельзя. Она – не маленькая девочка. Она – наследница своего отца.
Улыбающийся официант в черном фраке и белой бабочке походил на муху в молоке. Названия блюд были написаны по-русски, с «ятями» и «ерами», и шрифт был неровный и очень черный, на желтой кремовой бумаге, а сами названия выглядели нарочито забавной смесью французского с нижегородским.
– Мне чаю, – проговорила Аня. Ей ничего не хотелось, и ее била дрожь.
Каменецкий вопросительно поднял брови.
– Слышали, что случилось с Никитиным? – спросила Аня.
– Конечно, – кивнул Эдуард Викторович.
– За что его? Чего от него хотят?
Каменецкий помолчал.
– Я думаю, от него хотят долю в компании.
– Это потому, что он купил у отца самолеты?
– Это потому, что он купил у отца самолеты?
– Я думаю, это потому, что он построил аэропорт. В России очень много контрабандистов, но они просто крадут деньги. А Никитин их не украл, а вложил. И аэропорт, в который он их вложил, можно взять в заложники. Как семью.
Эдуард Викторович задумчиво поковырял вилкой в салате из рукколы и заморской рыбы омара.
– Никитин ошибся в бизнес-стратегии, – сказал Каменецкий, – он думал, что в России можно вкладывать деньги и что государство за это погладит его по головке. Ему объяснили, что в России вкладывать нельзя, а можно только воровать и делиться. А он вложил – миллионов четыреста.
– А откуда у него деньги? На самолеты… на аэропорт?
– У Никитина? Он очень хороший менеджер. Очень жесткий. Он единственный в России создал свою авиакомпанию с нуля.
– Как?
– Он начинал с грузовых рейсов, с челноков. Знаете, это ведь он изобрел систему, когда груз летит отдельно, а челнок – отдельно. Если бы не Вася Никитин, у нас не было бы вещевых рынков.
– Эдуард Викторович, а вот… вы тогда заключили сделку с моим отцом, и он вас обманул. А если бы на вашем месте был Никитин? Он сумел бы получить самолеты?
– Наверное.
– Почему?
– Потому что он моложе. Жестче. Я так не умею. У него над каждым служащим телекамера. Он на рейсы сажает проверяющих, которые хамят стюардессам. У него шпионят за всеми служащими, как в тоталитарном государстве. Он не хочет, чтобы у него работали, как в России. Он хочет, чтобы у него работали, как на Западе. А если его спрашиваешь, где на Западе телекамеры, он отвечает: «Я работаю с другим человеческим материалом».
– А вы?
– Да я как-то так не могу.
– Значит, у него в компании нет чужих денег? Денег Стаса?
– Никитин… просто слишком авторитарный человек. У акул не бывает хозяев.
Аня помолчала. В толстобокой сахарнице на столе она видела свое искаженное отражение: расплывшиеся в бесконечность губы и черная пена волос, переходящая в глухой ворот черного свитера.
– Мой отец действительно обманул вас?
Каменецкий смущенно пожал плечами.
– Я же не девица, Анна Семеновна. Раз попался, значит, сам виноват. В России другой логики нет.
– У меня к вам предложение по поводу этих долгов. Я хочу их вернуть.
Каменецкий только развел руками.
– Но ведь моя компания вам должна, – сказала Аня, – это доказано в суде, и вы можете взять или деньги, или самолеты, и любой внешний управляющий компании вправе подписать с вами договор, что он возвращает именно деньги.
– Но ведь вы – не внешний управляющий. Вы – генеральный директор, и у вас нет денег.
– Я уже не генеральный директор, – ответила Аня, – я никто. Я не менеджер и не хозяйка компании, потому что я ей стану только через шесть месяцев, а через шесть месяцев от нее мало что останется.
Реакция Каменецкого на это сообщение поразила Аню. Он кивнул каким-то своим мыслям, облегченно вздохнул и сказал:
– Ну и слава богу.
– Но я – хозяйка «Росско».
Каменецкий вопросительно на нее посмотрел.
– Через шесть месяцев. Как и в случае с «Авиарусью».
– Нет. Я хозяйка «Росско». Не как наследница, а как Анна Собинова. Когда мне исполнилось восемнадцать, отец попросил меня выдать ему генеральную доверенность и подписать несколько бумаг.
– И «Росско»…
– Не только «Росско». Фирмам, которые оформлены на меня, принадлежат сорок миллионов долларов кредиторской задолженности «Авиаруси». Я посмотрела российское арбитражное законодательство. Меня выкинули из компании как генерального директора, но я могу вернуться туда как главный кредитор.
Аня очень хорошо помнила, как отец приехал в Англию и попросил у нее доверенность на ведение дел и несколько подписей под бумагами. Это был ее день рождения, ее восемнадцать лет.
Они сидели в лобби отеля, расположенного напротив Гайд-парка, отеля, особо облюбованного русскими. Отец подарил ей какую-то брошку, такую дешевую, что даже Ане, при всей ее неискушенности, было неловко эту брошку куда-нибудь надеть, и предложил подписать несколько русских бумаг. «Хочу, чтобы у тебя была парочка своих фирм», – сказал тогда отец, и сердце Ани чуть не выпрыгнуло из груди от счастья.
– У меня нет денег выкупить ваши долги, – сказала Аня. Дайте мне их в управление, и я верну вам деньги. Идет?
Каменецкий думал долго. Очень долго. Потом медленно покачал круглой седой головой.
– Нет, Анна Семеновна.
– Почему? Вы не верите, что я… что я верну деньги?
– Напротив, Анна Семеновна. Я верю, что вы их попытаетесь вернуть. Просто вас убьют, пока вы будете это делать. И я буду ответственен за вашу смерть. Давайте сделаем наоборот. Я – получу в управление ваши долги.
Каменецкий осторожно поднялся и положил руку ей на плечо. Пальцы его слегка коснулись волос Ани. Это было совсем нестрашно и очень приятно. Его рука была тяжелой и надежной, как рука отца. Того отца, о котором Аня всегда мечтала и которого у нее никогда не было.
Потому что даже когда он позвал ее в Россию, это было не оттого, что он соскучился по дочери. Семен Собинов не предчувствовал опасности. Он просто проворачивал самую крупную в своей жизни аферу, в которой участвовали фирмы, оформленные на его дочь, – такие же липовые, как и подаренная ей брошка, и ему требовалась подпись дочери в оперативном режиме.
От Каменецого слегка пахло табаком и дорогим одеколоном, и он был весь уютный, надежный и домашний.
Аня уткнулась лицом в темный свитер под пиджаком и разрыдалась.
* * *В ресторане «Князь Кропоткинъ» было мраморное лобби с фонтаном и швейцары в бородах и овчинных тулупах. По ту сторону стекляных дверей глядел московский морозный вечер. Перед подсвеченной мраморной лестницей ждала ее машина, и бампер в бампер к ней стоял черный, блестящий как шелк «БМВ». Даже грязь, в которую обратился выпавший давеча снег, почтительно обошла ресторан стороной и отступила к колесам автомобилей и решеткам бульвара.
Когда Аня и Каменецкий вышли из ресторана, дверца «БМВ» отворилась, и на надраенный тротуар выпрыгнул молодой человек в длинном кожаном пальто. Молодой человек проворно взбежал по ступеням, и Аня узнала Диму Мережко.
– Анна Семеновна! – с упреком сказал Дима, – не сердитесь, я вас еле нашел. Нам надо поговорить.
– Нам не о чем говорить.
Мережко с неожиданной настойчивостью схватил ее за руку.
– Анна Семеновна! Это совершенно необходимо!
– Анна Семеновна устала, – резко сказал Каменецкий, – Анна Семеновна едет домой.
– Я вас отвезу! – вскинулся Мережко.
Каменецкий наклонился к Ане. «Ни в коем случае», – тихо начал он.
– Отвезите, – сказала Аня, вздернув голову.
* * *В машине Мережко было уютно и тихо, и московские светящиеся вывески бежали по стеклам назад. Водитель и охранник на переднем сиденье была та самая неразлучная парочка, которая раньше была охранниками ее отца, а потом возила Мережко.
Длинный веснушчатый Игорь, развалясь на переднем сиденье, как всегда, ел мороженое. Маленький Петя вел машину. Перегородка из темного стекла надежно отделяла их от пассажиров, давая последним говорить без помех.
– Вы по чьему поручению? Стаса? – спросила Аня.
Мережко рассмеялся, и что-то в его смехе было ужасно нервное и искусственное.
– Стас знает, что мы разговариваем, – сказал молодой менеджер, – я не посмел не поставить его в известность. Вот только он вряд ли догадывается, о чем.
– Зачем нам разговаривать? Вы – генеральный директор компании. Я больше никто.
Мережко как-то судорожно сглотнул. Тощие руки его терли одна другую, а глаза вдруг забегали, как две мыши, и в конце концов уставились Ане зрачок в зрачок.
– А вы знаете, на каких условиях Стас сделал меня гендиректором? На условиях, что я верну ему деньги! Все! Восемьдесят пять миллионов! Я должен их отыскать!
– Где?
– А Стасу плевать где. Это такая бандитская манера: если денег нет, взять крайнего и вытрясти с него. «Ты знаешь, где деньги». А если не знаю? Значит, отдавай свои. Или тебя найдут с перерезанным горлом.
– Так вы знаете, где деньги?
– Я не знаю, где деньги! – внезапно вскрикнул Мережко. – Но я знаю, что именно вы сделали за последние несколько дней. Неглупо для восемнадцатилетней англичанки.
– И что я сделала?
– Вы обнаружили, что являетесь хозяйкой «Росско». Вы обнаружили, что вы являетесь хозяйкой большинства других фирм, которые владеют долгами «Авиаруси». Вы поняли, что такой объем задолженности дает вам возможность поменять временного управляющего в любой момент.
– Ну и что?
Молодой менеджер осклабился. У Ани внезапно возникло подозрение, что он нанюхался кокаина. Или, может быть, это паника действовала как наркотик.
– Вы думаете, вы провернете это одна? В России? Без помощников? Вы думаете, то, что вы женщина, – это преимущество? Это недостаток. Это означает, что вас легче убить. Вам Стас когда-нибудь угрожал?