«И что бы все это значило?» — говорили наши взгляды.
Мне почему-то казалось, что придется отбиваться от желающих немедленно покинуть Антир, до того их окажется много. И вот на тебе, единственный человек заинтересовался его прибытием, и тот хоть бы словечко вымолвил или рукой махнул, приветствуя нас.
«Ладно, не все еще потеряно, — решил я. — Не хотят они идти к нам — мы пойдем к ним. Навестим местную корчму, там и все выясним».
С собой я решил взять, конечно же, Аделарда. Достаточно взглянуть ему в глаза, причем придется высоко задирать голову, чтобы понять — он воин. Ну и Гвена еще захватить. Пусть он и не выглядит таким здоровяком, как Лард или Родриг, но парень надежный. Случись что, за свою спину можно будет не беспокоиться. А Энди, великий мастер размахивать ножом, пусть останется на борту «Странника», женщин защищать, не приведи Создатель.
* * *Корчма с говорящим названием «Счастливый куирис» снаружи смотрелась обыкновенным сараем. Войдя в нее, мы обнаружили, что и внутри она выглядит немногим лучше, а счастливым можно назвать, судя по внешнему виду, только корчмаря: дородного, с гладко выбритым лицом, наползающими на грудь подбородками и массивной золотой цепью на груди.
Посетителей в корчме, помимо нас, оказалось двое. Оба худые, невзрачные, с потрепанными лицами и одеждой. В общем, «счастливыми куирис» они и на медную клипу не выглядели.
— Пива, хозяин! — потребовал я. — Две кружки.
Лард в последнее время по настоянию Николь вообще не пьет, а от закусок он отказался. И действительно, каким блюдом можно удивить его в этой захудалой корчме после тех яств, что постоянно потчует нас Амбруаз Ламнерт?
Корчмарь наполнил пивом кружки, поставил их перед нами на стойку, скептически взглянул на серебряный геллер, протянутый мною, но все же взял его, после чего поинтересовался:
— Какими судьбами ваш корабль оказался в Антире, капитан?
Причем особенного любопытства в его голосе не слышалось, да и интонации были такие, будто он привык видеть меня и мой «Небесный странник» в самых разных местах. Дескать, ничего не предвещало появления в Антире корабля, и вдруг на тебе — он здесь.
— Пролетал мимо Гурандских гор и вдруг подумал: а почему бы мне сюда не заглянуть? — как можно небрежнее заявил я. — Возможно, найдутся в Антире люди, готовые отправиться в Мардид, Месант или даже в Дигран за умеренную плату.
Корчмарь как-то неопределенно пожал плечами, после чего вообще отвернулся.
«Абсолютно ничего не понимаю», — подумал я, взглянув на не менее озадаченного Гвена.
Пиво на вкус оказалось весьма неплохим, да что там, отличным. Если же сравнивать с тем пойлом, что варят в Хависе, так и вообще превосходным.
«С этим-то все понятно, — сообразил я, вспоминая порядки в Хависе. — Женщин в Антире нет, следить не за кем, и вот он, результат», — и я с наслаждением отпил пару глотков в меру пенистого, в меру горьковатого, в общем, такого, каковым он и должен быть, напитка.
Гвен одобрил пиво следующей фразой:
— Только ради него стоило сюда заглянуть.
В небесах вообще скучаешь в первую очередь по пиву. Оно — продукт недолговечный, им не запасешься: несколько дней — и все, прямая дорога за борт.
Ополовинив кружку, я с любопытством огляделся по сторонам. Ну что можно сказать? Чистенько, что даже удивительно, и абсолютно никаких примет, что в корчме собираются куирис. У любого места, где собираются лесорубы, рыбаки, охотники, золотоискатели или еще кто, есть особые приметы. Сети какие-нибудь развешены на стенах, головы кабанов или оленей лупятся стеклянными глазами. А тут — ничего. С другой стороны, и что должно здесь быть? Разве что скорлупки под ногами, но нет, чистенько. И вообще, хотя бы один орех куири увидеть. До сих пор мне ни разу не доводилось.
Вошел новый посетитель, на вид моложе тех двух, что уже имелись, и подошел к облокотившемуся на стойку хозяину заведения. Получил кружку, хлебнул из нее и только затем взглянул на нас.
Ничего не понимаю. Вообще-то он должен был метнуться к нам, быстро договорится об оплате за проезд и опрометью броситься собирать вещички. У них тут что, Ост-Зейндская Компания успела линию открыть?
И ко всему прочему, судя по количеству разнообразных бутылок на полках за спиной у корчмаря, вряд ли нам удастся пристроить ром по хорошей цене. Ну и стоило сюда лететь? У меня до сих пор руки иной раз подрагивают, когда вспомню некоторые подробности полета.
«Мы точно отправились на поиски рогов бородатого льва», — уныло подумал я, разглядывая показавшееся донышко деревянной кружки.
Новый посетитель уселся через два стола, в пол-оборота к нам, изредка бросая короткие взгляды. Наконец он не вытерпел:
— Извините, господин капитан. Я вас нигде не мог видеть раньше?
Да тысячу раз мог увидеть, уважаемый собиратель орехов на горных склонах! Где мне только не доводилось бывать, язык устанет перечислять.
Кстати, обратил я внимание, задавший вопрос человек выглядел как мой земляк, житель побережья Кораллового моря. Нас признать легко: смугловатая кожа, темные волосы, черные глаза, высокий рост и сложение у всех как на подбор сухощавое. Нет, мы не выглядим как угри — черными и плоскими, но низкорослых коренастых крепышей в наших краях еще поискать нужно.
Я внимательно в него всмотрелся. Нет, как будто бы он никого мне не напоминал. И все же на всякий случай спросил:
— Вам название Гволсуоль ни о чем не говорит?
Спросил не вовремя, потому что этот человек успел набрать в рот пива, а когда услышал мой вопрос, пиво куда-то не туда попало, и он поперхнулся.
— Да я сам родом из Гволсуоля! — объявил мой неожиданный земляк, прокашлявшись.
Вот даже как? Что ж, всегда приятно встретить земляка так далеко от дома. Тем более если он сможет нам помочь, на что я весьма надеюсь. После моего приглашения человек пересел к нам, Гвен принес и поставил на стол три полных кружки, а Лард начал щурить левый глаз. Но не потому, что новый человек за нашим столом так ему не понравился или Аделард посчитал, что пиво будет лишним. Я давно заметил, что когда он начинает прикрывать один глаз, особенно левый, все, дело идет к очередному приступу головной боли. Нет, сегодня приступ у Аделарда не случится, но завтра-послезавтра — можете даже не сомневаться.
— Люкануэль Сорингер, — представился я и на всякий случай добавил: — Моего отца зовут Энсом, а дом наш у самого въезда в Гволсуоль со стороны Твендона.
— Да отлично я помню Энсома Сорингера! — вскричал явно обрадованный и все еще не признанный мною земляк. Затем он с какой-то надеждой посмотрел на меня и спросил: — А ты Кремона Стойнра, то есть меня, не помнишь?
Тебя точно не помню, а Стойнры, Стойнры… Что-то знакомое, но ведь столько лет прошло…
И тут я вздрогнул. Стойнр, именная такая фамилия у моего друга Калвина, разбившегося об воду, когда он прыгнул со скалы Висельников. Получается, Кремон его родной брат, покинувший Гволсуоль задолго до того, как погиб Калвин.
— Калвин твой брат? — на всякий случай поинтересовался я.
— Ну да! Как он там? — Кремон обрадовался явно не на шутку.
Очень неприятно сообщать человеку дурные вести, но и лгать ему совсем не хотелось.
— Ты, наверное, очень давно не был в Гволсуоле? — издалека начал я, на что тот нетерпеливо махнул рукой: все верно, но ты продолжай, продолжай.
— Я сам там очень редко бываю, но Калвина помню хорошо, ведь когда-то он был моим другом.
На слове «был» голос у меня дрогнул, и потому следующий вопрос Кремона прозвучал так:
— Ты сказал «был»? — Он впился в меня взглядом, и мне оставалось только утвердительно кивнуть.
Дальше мне пришлось рассказать подробности гибели Калвина, а затем выслушать рассказ самого Кремона — все, что с ним случилось за те пятнадцать лет, как он покинул Гволсуоль.
Кремон покинул его полный самых радужных надежд и уверенности в том, что такому молодцу, как он, не дело прозябать в рыбацком поселке на самой окраине герцогства. Но жизнь быстро все расставила на свои места: кому и где он оказался нужен, человек без богатых или знатных родственников? Поскитавшись чуть ли не по всему герцогству, Кремон в конце концов примкнул к собирателям куири, повстречав их в одной из таверн, где они сыпали золотом и серебром направо и налево, и впечатлившись их рассказами.
— Вот уже одиннадцать лет я здесь, — грустно рассказывал он, — и дальше Тенсера, поселка у подножия Гурандских гор, так ни разу и не побывал. А так хотелось появиться в Гволсуоле с карманами, набитыми золотыми ноблями. Встретить брата, помочь ему, если у него проблемы с деньгами. А теперь… А-а-а!.. — И Кремон безнадежно махнул рукой, мол, и цели-то в его жизни не осталось.
— Куири — это наша надежда и наше проклятие, — продолжил он рассказ уже за очередной кружкой. — Ты не представляешь, Люкануэль, сколько друзей и хороших знакомых, сорвавшись со скал, нашли себе покой на дне Великого Каньона! А сколько раз я твердо обещал себе, что все, пора заканчивать. Вернуться в большой мир, найти себе жену, обзавестись детьми, хозяйством… Но каждый раз меня не хватало даже на то, чтобы уйти дальше Тенсера. — Кремон помолчал, затем решительно хлопнул ладонью по столу: — Все, хватит о грустном, у каждого своя судьба! — Затем обратился ко мне: — Сам-то ты как?
— Куири — это наша надежда и наше проклятие, — продолжил он рассказ уже за очередной кружкой. — Ты не представляешь, Люкануэль, сколько друзей и хороших знакомых, сорвавшись со скал, нашли себе покой на дне Великого Каньона! А сколько раз я твердо обещал себе, что все, пора заканчивать. Вернуться в большой мир, найти себе жену, обзавестись детьми, хозяйством… Но каждый раз меня не хватало даже на то, чтобы уйти дальше Тенсера. — Кремон помолчал, затем решительно хлопнул ладонью по столу: — Все, хватит о грустном, у каждого своя судьба! — Затем обратился ко мне: — Сам-то ты как?
Неудобно хвалиться перед человеком, только что узнавшим, что потерял родного брата, причем младшего, когда у тебя как будто бы все нормально и впереди ты ждешь только хорошее. Поэтому я сказал коротко:
— Корабль у меня свой, «Небесный странник». Вот, залетели к вам, в Антир, думали, что сможем найти пассажиров, но что-то никто никакого интереса не проявляет. Как будто у вас каждый день корабли садятся, — с досадой добавил я.
— Найдутся, люди, обязательно найдутся, — попытался успокоить меня Кремон. — Их будет так много, что вряд ли все смогут уместиться на твой корабль. Просто сейчас никого нет в самом поселке, все на скалах. Скоро дожди начнутся, а по мокрым камням попробуй-ка, полазь. Я бы и сам там был, да спину прихватило. Какой из меня сейчас скалолаз, когда согнуться — охаешь, разогнуться — стонешь? А этим-то чего радоваться? — Кремон ткнул большим пальцем через плечо, указывая на корчмаря. — Они же отлично понимают, что уплывут мимо них орешки-куири. Что мимо него, что мимо братьев его, чьи корчмы внизу, в Тенсере.
Произнеся слово «братья», Кремон снова погрустнел, вспомнив о Калвине.
— А что они представляют собой, орехи-куири? — поинтересовался я. — Ни разу видеть не приходилось.
Кремон провел ладонями по бокам, затем слегка развел руки в сторону: нету, мол, при себе ни одного, чтобы продемонстрировать.
— Ближе к вечеру в корчме парни начнут собираться, у нас больше и пойти-то некуда, тогда насмотришься. А рассказать могу. Обычно куири размером с лесной орех, но изредка попадаются великаны в два раз больше. А еще они различаются по цвету скорлупы: синие, в точности как ягода «вороний глаз», сине-зеленые и такого, знаешь, изумрудного цвета. Вот они-то самые ценные, за них больше всего денег дают. Но зеленые, мы называем их «изумруды», попадаются крайне редко.
Кремон прервался на миг, чтобы промочить горло, и мы с Гвеном дружно последовали его примеру, а затем брат Калвина продолжил:
— Но ценятся куири, конечно же, не из-за цвета скорлупы. Как они действуют на человека, ты, конечно же, наслышан?
Я утвердительно кивнул.
— Силы восстанавливают, молодость возвращают на время, зрение становится зорче, слух лучше, от яда спасают, да много чего еще, — начал перечислять Кремон, как будто бы не заметив мой кивок. — Так вот, из них самые сильные — «изумруды», сине-зеленые послабее будут, а просто синие так вообще еле-еле действуют, потому и цена у них разная. Что еще интересно, на одном кустике может вырасти один орех, может два, и уж совсем редкость — три. Причем они могут быть и все одного цвета, и все разного. Ты не представляешь, Люк… — Голос у Кремона изменился и стал каким-то… восторженным, что ли? — Ползаешь, ползаешь весь день по горам, вымотаешься так, что проклянешь все на свете: и горы эти, и куири, и саму жизнь, как вдруг заглянешь в расселину, а там кустик с тремя орехами! И-эх! — И он надолго припал к кружке.
«Нет Кремон, мне действительно трудно представить. Хотя… Парители так о небе рассказывают тем, кто никогда в нем не был. У каждого свое…»
— Очень-очень редко, далеко не каждому куирис, попадаются и другие орехи, — продолжил меж тем рассказ Кремон. — Эти тоже зеленые, как «изумруды», но все же от них отличаются. Мне самому, правда, они ни разу не попадались, но такие орехи я видел. Их сразу можно узнать: когда смотришь на них, кажется, будто они изнутри светятся. Вот те орехи так дороги, что мечта каждого куирис найти хотя бы один и хотя бы раз в жизни.
— А на вкус куири какие? — поинтересовался я.
— На вкус? — Кремон ненадолго задумался. — Вкусные они очень, куири. Как будто и орех на вкус, но есть в нем что-то такое… Правда, я и сам куири только раза два-три пробовал, и то по необходимости. Три раза, — подумав, уточнил он. — Один раз от яда спасался, есть тут в горах такие змейки. Сами невелики, — и Кремон до конца развел большой и указательный пальцы, — но укус смертельный, только куири и спасет. Еще болел раз сильно, думал, копыта откину, лишь орех и помог. Ну и еще однажды, когда два дня пришлось на выступе просидеть — со скалы сорвался, едва успел зацепиться. Спасибо ребятам, увидели, вытащили.
— А скажи, Кремон, — задал я самый интересующий меня вопрос, — много куирис богачами стало?
— Богачами, говоришь? — Кремон задумался. — Богачи вон кто, — и он снова показал большим пальцем через плечо на корчмаря. — А так по пальцам можно перечесть. Это ж какую силу надо иметь, чтобы в Тенсере все не спустить?
И он покачал головой, вероятно, даже не представляя, какую именно.
«Понятно мне все с вами, куирис. Что вы, что старатели — ищете разное, а суть одна».
Тем временем в корчму начал подтягиваться народ. Все они приветствовали Кремона, поглядывая на нас. Антир — поселок маленький, и каждое новое лицо на виду. Ну и главное — «Небесный странник», вон он стоит, его даже из корчмы через окно видно, и я постоянно на него поглядывал: вдруг какое-нибудь неправильное шевеление возле него начнется?
Кремон встал из-за нашего стола, перешел за другие, о чем-то разговаривая с сидевшими за ними людьми и изредка показывая в нашу сторону. Когда за окном стемнело, корчма оказалась забитой до отказа. Люди теснились за столами, но за своим мы так и сидели втроем — я, Гвен и Аделард.
Все куирис в чем-то походили друг на друга. Нет, не лицами, всяческих лиц хватало: и смуглых, почти черных, и с носами, похожими на корабельный бушприт, и крошечными носиками пуговкой. Похожесть у них была в другом. Не увидел я среди куирис толстяков — все как один поджарые. Понятно, жизнь заставляет: полазь по скалам день-деньской, быстро ребра сквозь живот увидишь…
Наконец Кремон снова уселся за наш стол.
— Капитан, сколько человек ты сможешь взять на борт? — поинтересовался он.
Вообще-то, поначалу я думал о пятнадцати пассажирах. Взять можно и много больше, но неизвестно, как они поведут себя в полете. Пятнадцать человек — то количество, с которым, думаю, мы сможем справиться, если придется навести на борту порядок. Вряд ли собиратели орехов своими нравами сильно отличаются от тех, кто возвращается из золотых или серебряных копей в большой мир. И в трюме такому количеству людей можно будет разместиться с относительным комфортом. Сырости в нем нет, корабль-то не морской. Главное — избавиться от бочек с ромом, иначе такое может начаться!.. Но с другой стороны, когда еще появится подобная возможность?
«Человек тридцать — тридцать пять, — подумал я. — Все-таки в небе полетим, да и выпивки у куирис не будет».
— Сорок пять человек, — сорвался с языка ответ помимо моей воли. — А в том случае, если они согласны потесниться, и еще десяток.
Кремон кивнул и снова поднялся из-за стола, чтобы через некоторое время вновь за него усесться. Он отхлебнул из поджидавшей его полной кружки и заявил, что желающих улететь значительно больше.
На этот раз я решительно покачал головой, про себя подумав: «Жадность много людей сгубила», но язык почему-то не прислушался к трезвому голосу рассудка.
— Пожалуй, смогу взять еще десяток.
Затем я даже вздрогнул от неожиданной мысли, пришедшей мне в голову: а ведь о цене-то мы и не договаривались! И что теперь делать? Вдруг она окажется такой малой, что риск взять на борт стольких пассажиров нисколько не будет оправдан? Ну и как теперь ее узнать? А, была не была!
— Так, Кремон, ведь мы о плате за провоз каждого человека даже не разговаривали.
Стойнр несколько смутился:
— Действительно. Но почему-то я подумал, что пять золотых ноблей будет многовато, а вот четыре — в самый раз.
Гвен, внимательно слушавший наш с Кремоной разговор, заерзал на лавке, и я его отлично понимал.
Четыре золотых нобля! С каждого из шестидесяти пяти пассажиров! Это же получается больше двух с половиной сотен монет! И риску значительно меньше, чем с контрабандой. Да и встреча с пиратами исключена. Вот же спасибо моему навигатору Рианелю Брендосу за идею!
Кремон снова покинул наш стол, а я задумался над тем, что нужно договориться с корчмарем насчет обмена обоих бочек с ромом на какую-нибудь еду. Прокормить такую ораву будет нелегко, а полет наш не уложится в один день или даже в два. Ну и Амбруазу за лишнюю работу доплачу, да и вообще никто недовольным на корабле не останется. Разве что сами пассажиры, потому что им в трюме придется хорошенько потесниться.