Я чувствую слезы, которые жгут мои глаза. Я не буду плакать. Я не буду плакать. Я встану, и начну бороться с ними. Мои колени ободрала до мяса, ладони рук кровоточат. Легкие почему-то жутко болят, я переворачиваюсь и сажусь, понимая, что нахожусь в окружении глумящихся надо мной хулиганов. С отчаяньем я пытаюсь дышать. Я смогу побить их. Жаль, что я не злая собака, на подобии питбуля, который быстро их перепугал бы, порвал бы и заставил бы убежать отсюда. Но я не злая собака, поэтому оцениваю свою ситуацию — вокруг меня лежат камни, только галька. Это не те камни, которые мне нужны, и она не причинит им боли. Я смотрю на них, я не смогу противостоять им сегодня, поэтому сделаю все, чтобы они не попросили, и тогда они меня отпустят.
— Похоже эта толстая горилла сбежала из зоопарка, — жестоко говорит один из них.
И тогда появляется Лана, пробиваясь сквозь их круг, как ангел возмездия.
— Оставьте ее в покое, — кричит она, глядя снизу-вверх на мальчишек, которые в два раза превосходят ее по росту.
— Мы просто пошутили, — говорит Ясон, предводитель банды.
— Посмотри на нее, она вся в крови, — сердито отвечает Лана.
— Она сама споткнулась и упала из-за того, что она такая жирная, — бодро говорит один из мальчиков, они все смеются, как будто это самая смешная шутка, которую они когда-либо слышали.
— Пошли, мужики, — говорит Джейсон, и они уходят.
— Ты в порядке? — спрашивает Лана, протягивая мне руку, чтобы помочь подняться.
Я полностью игнорирую ее руку, более или менее привожу себя в порядок и, не сказав ни слова, убегаю. Однажды я стану тоньше тебя.
— Если тебе не нравится, то мы можем обменять эту сумку на что-нибудь другое, — как бы издалека я слышу голос Ланы. Кажется, она разочарована, думая, что мне не нравится ее подарок.
Вдруг я так счастливо улыбаюсь.
— Нет, мне очень нравится. У меня никогда не было ничего более прекрасного.
Она моргает и с облегчением улыбается.
— Слава Богу. Мне тоже очень нравится, но я не была уверена, что наши вкусы совпадают.
Мы улыбаемся друг другу.
— Мне просто любопытно, не хотела бы ты подправить макияж, и чтобы Брюс Ленхарт преобразил твои волосы? И чтобы отличный визажист сделал твое лицо? — на долю секунды ее глаза останавливаются на моих губах. Затем она снова улыбается. У меня мелькает мысль, может у меня смазалась помада, но я знаю, что с моей помадой все в порядке, или что-то не так с моим ртом. Мне кажется, что это оскорбительно так пялиться на него. Она может засунуть свой чертовый макияж…
Я отрицательно качаю головой.
— Ну, пожалуйста, Джул. Это увлекательно. Я выглядела намного лучше, совершенно другой, когда они закончили.
Но мне нравится, как я выгляжу. Я с трудом сохраняю свой соответствующий взгляд.
— Даже Билли согласилась.
Брюс Ленхарт? Идея кажется заманчивой. Селебрити выстраиваются в очередь к нему. Простая стрижка у него стоит больше сотни фунтов.
— Ну, если я схожу к нему, а он сделает что-нибудь, что я не смогу поддерживать?
— Мы попросим его сделать такую прическу, которую ты смогла бы поддерживать, хмм, ну, что скажешь?
Брюс Ленхарт? Кого я хочу обмануть? Конечно, я хочу, чтобы он уложил мне волосы.
— Согласна.
— Хорошо, — она широко улыбается. — Пойдем, выпьем чаю и поговорим о встрече на следующей неделе.
Мы двигаемся на просторную кухню, которая напоминает мне ту желтую кухню от известного дизайнера, но я забыла его имя сейчас, но видела ее в журналах. Но в отличие от кухни Билли, совершенно очевидно, что эта кухня полностью используется по назначению. Я сажусь на высокий табурет, лицом к столешнице по середине стоящего кухонного острова, пока Лана наполняет чайник водой. Раздается звонок ее телефона, она смотрит на вызов, и кажется, немного удивленной.
— Извини, мне нужно ответить, — говорит она и нажимает кнопку. — Брайан... Что?... Нет... все хорошо... дай ему пройти. — Она отключается и медленно задумчиво кладет телефон на столешницу. Закипает чайник, голубой огонек гаснет.
— Мой отец находится внизу, — говорит она тихим голосом, а глаза выглядят страдальческими. — Я не долго с ним, ты подождешь меня в комнате Сораба?
— Конечно, — быстро отвечаю я, соскальзывая с барного стула.
— Все хорошо?
— Да, да, я в порядке, — она кажется расстроенной. Телефон звонит снова, увидев от кого идет звонок, она быстро отвечает:
— Все хорошо. Нет, пожалуйста, не приходи, мой дорогой. Я в порядке... правда. Все будет хорошо... я обещаю... я тебя тоже люблю...конечно, так... увидимся вечером.
Раздается звонок в дверь, и она вздрагивает. Мы смотрим друг на друга. В ее глазах застыло странное выражение тоски и боли, которое неожиданно делает ее опять похожей на ребенка. Господи, я же ее ненавижу, так почему же мне хочется обнять ее и утешить? Я делаю шаг ей навстречу. Она отрицательно качает головой и исчезает в направлении входной двери. Какую-то минуту я еще стою в кухне, потом следую в коридор и вхожу в комнату Сораба. Я неуверенно замираю у двери, мальчик крепко спит. Если я оставляю чуть-чуть приоткрытой дверь, то ничего не увижу, но зато услышу все.
— Привет, пап, — ее голос какой-то далекий и звучит как-то странно, отличаясь от того, что я слышала весь день.
Я не узнаю голос ее отца, потому что это было очень давно.
— Посмотрите-ка, как ты выросла. Ты такая красивая, прямо как твоя мать.
— Мама умерла в прошлом году, — голос звучит как-то безжизненно.
— Я сожалею, Лана.
— Зачем ты пришел?
— Я прочел о твоей свадьбе в газетах.
— Да.
— Я знаю, что у меня даже есть внук.
— Он спит.
— Мы не будем ему мешать.
— У тебя есть внуки, кроме моего?
— Да. Двое.
— Мило, полагаю, ты общаешься с ними все время.
Возникает небольшая пауза.
— Да, — тихо признается ее отец. — Но теперь я здесь. Сораб это еще один малыш, который также будет видеть своего деда, но гораздо чаще!!!
Лана ничего не говорит.
— Я хотел бы отвести тебя, свою дочерь к алтарю на свадьбе.
— Ты не сможешь. Отец Билли будет отдавать меня жениху.
— Это позор, потому что это полностью моя привилегия.
— Папа, ты когда-нибудь думал, что будет со мной, если умрет мама, когда ты ушел?
Он не увиливает, и в этом надо отдать ему должное. И хотя я не вижу его лица, но слова получаются у него какие-то гладкие и обтекаемые.
— Если бы твоя мать умерла, тогда социальные службы бы связались со мной, и ты стала бы жить у меня.
— Каким образом социальные службы могли связаться с тобой, папа? Ты разве оставил контактный телефон?
— К былому возврата нет, Лана. Теперь я здесь.
— Они бы отдали меня под опеку, папа. Ты знаешь, что происходит с детьми на каком-либо попечении? К ним не относятся, как к своим собственным детям, и подвергают насилию! Похоже тебя абсолютно не волновало то, что ты сделал? Ты просто двинулся дальше и создал совершенно новую семью. Ни разу ты не пытался связаться со мной. Я тебе ничего не должна.
— Но я здесь.
— И зачем ты сюда пришел?
— Послушай, я заботился о тебе в течение многих лет. Это же что-то значит, и мы все-таки кровные родственники.
— Сколько, папа? — ее голос звучит очень холодно.
— Мне не нужны твои деньги.
— Папа, у тебя никогда не будет никаких отношений со мной. Лучшее, что ты можешь сделать — это сейчас назвать свою цену или же просто молчать об этом.
— Хорошо. Сто тысяч.
Мои глаза расширяются от ужаса, но Лана очень медленно отвечает.
— Согласна. Завтра эти деньги будут переведены на твой счет.
— Теперь, когда я думаю об этом, ты намного богаче, чем я мог себе представить. Ты можешь перевести двести тысяч?
Лана, должно быть, согласно кивает, потому что он начинает ее благодарить.
— До свидания, папа.
— Я не прощаюсь со своей собственной плотью и кровью. Ты увидишь меня еще, девушка.
Я слышу, как закрывается входная дверь и быстро выхожу. Лана идет по направлению ко мне, остановившись на расстоянии пяти шагов. Ее плечи сгорблены, лицо бледное, но она все равно пытается держать себя в руках.
— Что же он хотел? – спрашиваю я.
— А как ты думаешь?
Я молчу.
— Ну, давай, наконец, выпьем чаю, — отвечает она, но ее настроение полностью изменилось. Она выливает воду, которую уже вскипятила в чайнике и наполняет его по новой. Кухня наполняется шумом льющейся воды. Вдруг она закрывает ее и опускает чайник на столешницу, делает глубокий вдох.
— Он никогда не любил нас, — шепчет она, ее глаза наполнены невыплаканными слезами. Я уговариваю ее присесть, и начинаю готовить чай, мы слышим, как открывается входная дверь. Прежде чем любой из нас делает хоть малейшее движение, на пороге кухни появляется Блейк. Какую-то минуту они пристально смотрят друг на друга.
— Как ты добрался сюда так быстро? — выдыхает она.
— Я был ближе, чем ты думаешь, — просто отвечает он.
С сильным всхлипываем она стремглав бросается к нему. Я становлюсь невидимой для них, они меня просто не замечают. Он прижимает ее к себе, обняв плотным кольцом рук.
— Прости меня, моя дорогая. Я виноват, — шепчет он ей в макушку. Она прижимается щекой к его груди и закрывает глаза. Полностью забытая ими, я наблюдаю за ними с жадным любопытством. Так вот каким этот великий мужчина, становится с ней — нежный, заботливым, словно она бесценная, незаменимая драгоценность. Это заставляет меня желать именно такой любви.
Лана медленно поднимает голову и смотрит ему в лицо. В его глазах появляется какая-то грусть, пока он смотрит на нее, словно это ему причинили боль, а не ей. Билли была права, он действительно, несомненно любит ее. Ни яхт, ни дорогих игрушек, ни вертолетов. Перед моими глазами сейчас совершенно реальная вещь. Им не нужен никто или еще что-либо, потому что они просто счастливы друг с другом.
— Он приходил за деньгами, — говорит она так тихо, что я почти не слышу ее.
— Я знаю, — мягко успокаивает он.
— Я пообещала ему их дать.
Он поднимает руку к ее лицу, и тыльной стороной ладони проводит по ее щеке, не спрашивая сколько, просто говорит:
— Ты знаешь, что он вернется еще за большей суммой.
— Когда я была совсем маленькой, он нес меня на плечах, и от этого мама смеялась, она так жизнерадостно смеялась. В конце концов, какая разница, любит он меня или нет? Это же не означает, что мне следует любить его меньше?
— Может мне стоит сделать так, чтобы он получал какое-то содержание?
Лана кивает.
— Да, дай ему денег. Разреши ему быть счастливым. У меня есть ты и Сораб, и мне не следует желать неприятностей кому-то еще? Мать простила его. Я нет, это чувство все эти годы поедало меня изнутри. Пусть ему будет хорошо.
Они не слышат, но я прочищаю горло, потому что ребенок уже проснулся, видно открыл свою дверь и сейчас топает по коридору, направляясь в кухню. Лана поворачивает голову в мою сторону.
— Боже мой, Джули. Прости. Я не для этого пригласила тебя сюда, чтобы ты стала свидетелем моей семейной драмы.
Но я смотрю не на нее, а на Блейка, глаза, которого стали холодными и застывшими, как только оторвались от Ланы. Он достает телефон из кармана.
— Том отвезет тебя домой, — говорит он и начинает набирать номер, скорость, с которой Том ответил, поражает. — Том, ты можешь забрать Джулию в вестибюле.
Ребенок все еще сонный появляется в дверях.
И я снова вижу, как лицо Блейка становится совершенно другим, как бы разглаживается, даже стальные плечи немного опускаются.
— Посмотрите-ка, кто пришел, — говорит он, сев на карточки и открывает свои объятия. Малыш топает к нему, также раскинув руки, словно миниатюрная копия Франкенштейна. Его маленькие ручки обвивают шею отца, который тут же целует его в макушку и поднимает высоко в воздух, заставляя визжать от восторга.
Лана поворачивается ко мне.
— Я позвоню тебе завтра, и мы договоримся по поводу поездки к стилисту, — говорит она. Я забираю свой подарок со столешницы, и мы направляемся к входной двери. Я чувствую себя как-то странно, мне не хочется уходить. Я хочу остаться и окунуться в те глубокие интимные моменты и в то счастье, свидетелем, которого случайно я стала. Я не хочу возвращаться в мой дерьмовый дом, в мою неотзывчивую, несчастную семью, заплывшую слоями жира.
— Спасибо за подарок, — я улыбаюсь, сжимая коробку в руке.
Лана улыбается в ответ, открывая входную дверь и провожает меня к лифту. Нажимает кнопку, лифт прибывает очень быстро. Двери со свистом открываются.
— Завтра созвонимся, — снова говорит она, и двери закрываются.
7.
В следующий раз я вижу Лану через неделю, в четверг. Она посылает за мной Тома, чтобы привезти к ней в апартаменты. Я сижу внутри чистого с еле уловимым запахом кожи Bentley, одев мои лучшие джинсы, топ с рисунком розовых маргариток, ярко-розовый жакет и босоножки с розовыми бантиками.
— Мне нравится твой топ, — говорит Лана, открыв дверь.
— Спасибо, — отвечаю я, чувствуя себя несколько сконфуженной. Ей что не нравятся остальные мои наряды? На Лане одето белое платье и темно-красные туфли на танкетке. Ей идет белый, поскольку он красиво контрастирует с ее волосами. Она выглядит спокойной и сдержанной.
В квартире присутствует женщина средних лет, она знакомит нас, это няня и ее зовут Джерри. Она приятно улыбается мне, и направляется обратно в комнату Сораба, собирать его на прогулку в парк.
— Привет, — говорю я, завидев ребенка.
Он смотрит на меня как-то официально, с этим ребенком не легко найти контакт. Он до жути похож на взрослого человека. Лана права, он такой же, как его отец. Няня уводит его, и Лана ведет меня на кухню.
— Я вчера испекла морковный пирог. Хочешь кусочек?
— Это было бы прелестно, — говорю я, садясь на именно тот же высокий стул, на котором я сидела в тот раз. Чай уже готов, поэтому она ставит чашку и блюдце передо мной и разливает чай, пододвинув ко мне сахарницу и кувшин с молоком.
— Мне нравится черный чай, — говорю я с улыбкой, и подношу чашку к губам.
Наблюдаю, как она отрезает кусок морковного пирога и кладет его на тарелку. Он выглядит пропитанным, не сухим, крошки падают на фарфор. Я вижу внутри грецкие орехи и подумываю, может стоит сказать ей, что у меня аллергия на орехи, и тут же я понимаю, что хочу попробовать ее пирог. Возможно, он будет паршивым. Она обходит вокруг кухонного островка и ставит тарелку передо мной. Я нарушаю чуть-чуть свое обещание худеть и следить за едой, и подношу кусочек ко рту. Черт, он действительно чертовски вкусный. Сладкий и пропитанный, как и должен быть. Есть ли что-то, что эта женщина не делает так хорошо?
— Ну? — спрашивает она, садясь на высокий стул рядом со мной, кладя себе на тарелку огромный кусок пирога. — Тебе нравится?
— Вкусно, — правдиво отвечаю я. Она тепло мне улыбается, чем вызывает у меня ответную улыбку.
Я отламываю еще один небольшой кусочек.
— Ты напоминаешь мне, — говорит она, — тех французских актрис из черно-белых фильмов, которые любила смотреть моя мать. Они обычно отламывают крошечный кусочек от булочки или багета, или что там они едят, и изящно кладут его в рот.
— Правда? Ты смотрела черно-белые фильмы? — Как скучно. Я отламываю еще один кусок.
— Иногда. Они классные.
Мы потягиваем чай, поэтому устанавливается тишина.
— Чем ты занимаешься весь день? — спрашиваю я.
— Ну, Билли и я планировали создать свой бизнес детской одежды.
Я киваю. Понятно, это как раз объясняет те красочные рисунки, которые я обнаружила у Билли в квартире.
— Но, — продолжает она, — я поняла, что это пустая трата времени. Я могу понять причину людей, устраивающихся на работу, которую они ненавидят, или открыть собственное дело, чтобы заработать деньги, но у меня слишком много денег, чтобы я смогла их потратить. Я открываю детский благотворительный фонд. Я начну в Великобритании, но в конечном итоге он будет организацией, представленной во всем мире. Он будет называться «Дитя», меня беспокоит эта проблема. Я не хочу, чтобы моя организация была похожа на другие, в которых слишком мало доходит непосредственно до конечного пункта.
Она вся светится от этой идеи. Я читала, что Леди Гага вложила в благотворительность более двух миллионов, и выплачивает по одному гранту на пять тысяч долларов, а сотни тысяч уходят на расходы.
Она отстраняется от меня, чтобы взглянуть на настенные часы, и я хватаю большой кусок пирога, убрав под стойку, сжимая кулак, чтобы превратить его в шарик.
— Могу я воспользоваться твоей ванной?
— Конечно. Там что-то не так с туалетом в гардеробной, поэтому воспользуйся в спальне. Ты еще помнишь, где она находится или мне нужно тебе показать?
— Нет, нет, я помню.
— Хорошо, — говорит она, и отправляет очередной кусок пирога в рот.
Я захожу в ее ванную и выбрасываю шарик в унитаз, быстро мою руки, и возвращаюсь назад в спальню. Ее ноутбук открыт, но экран темный, мигает только синий огонек. Я медленно подхожу к нему и двигаю мышкой по коврику. Экран оживает, открывая странное зрелище — сайт о секс-магии и тайных культах! Что за...? Да?
Я читаю первый абзац под странным названием «Изумрудные скрижали».
«В далекие времена были мужчины, которые погрузились во мрак, и использовали
темную магию, взывающую к их сущности из Великой бездны под нами.
Двигаясь дальше в своем бесформенном цикле, они предстояли невидимыми
для детей землян. Только через кровь человека они смогли стать видимыми и жить в этом мире».