Впрочем, тощий боец увидел достаточно, чтобы понять: Цой не умеет бить ногой в голову, у него нет растяжки.
А у тощего — была. Не идеальная, — но лучше, чем у Цоя. Если бы не зима, если бы не артрит, возможно, тощий уже сидел бы в шпагате и наслаждался победой.
Постепенно шпагат стал навязчивой идеей. Тощий не просто хотел, — он вожделел со всей юной страстью. Он упражнялся до самого дембеля. Уже было ясно, что его связки не просто короткие, а ненормально короткие. Тщательно разогретые, ноги прекрасно слушались, но спустя час после того, как довольный и уставший спортсмен, кое-как умывшись из ведра, выходил за порог зала, ноги остывали, и проклятая система из мяса и жил опять сокращалась до своей обычной убогой длины.
Но начинающий каратека не переживал: он знал, что скоро вернется домой — и вот тогда начнется настоящее дело. Боевым искусствам будут посвящены несколько ближайших лет. Каждый день по нескольку часов, без спешки, с полной концентрацией.
Шпагат был неизбежен.
Демобилизованный рядовой боец войск ПВО переступил порог родительской квартиры в ноябре восемьдесят девятого года. Через неделю узнал, что неподалеку открывается клуб карате, и тут же внес плату за три месяца вперед.
Воспоминания о полутемном, пахнущем гнилым деревом армейском спортивном зале, о ржавом обогревателе и нацарапанных гвоздем отметках на сыром полу теперь вызывали только улыбку. Гражданская жизнь — это прежде всего масса свободного времени. Растяжке посвящалось два часа в день, по сорок пять минут утром, днем и вечером. Сделав сто пятьдесят приседаний и по сто пятьдесят махов правой и левой ногой, решительный дембель садился в ванную и включал горячую воду. Наполнял корыто так, чтобы ноги полностью погрузились в кипяток, и сидел, сколько мог выдержать. Далее — сопревший, задыхающийся — выпрыгивал, облачался в толстые шерстяные штаны, надежно хранящие тепло, — и делал еще по двести махов.
По вечерам — обязательный поход в видеосалон (если это было по карману). Неловкие костоломы — Сталлоне и Шварценеггер — не возбуждали, зато малый по имени Ван Дамм очень нравился. Его растяжка была великолепна. Культовый фильм «Кровавый спорт» был просмотрен около тридцати раз. Особенно импонировало, что у Рубанова и Ван Дамма одинаковый рост: метр семьдесят семь сантиметров.
В карате-клубе дембель скучал. Пока все делали по тридцать отжиманий на кулаках, он делал шестьдесят. Если вставал в спарринг — старался не бить в полную силу. Призрак первого учителя, старлея Смирнова, кружил вокруг и негромко посмеивался: «Опять понты! Зачем прыгаешь, зачем рожи корчишь? Вали его с одного удара, и пусть уползает!»
Утро начинал с пробежки. В дни, свободные от карате, ходил в другой зал, там тягал штангу. Уличных драк не искал и за первый год гражданской жизни так ни разу и не подрался.
Только в зале. Только с поклоном в адрес соперника.
До шпагата оставались считанные сантиметры.
Если мать просила помыть посуду, он ставил рядом с мойкой два табурета — один на другой, — задирал ногу и в таком положении манипулировал ложками и тарелками.
Позади было два с половиной года занятий. Теперь суровый дембель хотел не просто садиться на шпагат — после тщательной разминки и разогрева. Атаковать в любой момент, в зале и вне его, без подготовки, решать любой конфликт единственным ударом, без дискуссий, молча, боковым в висок; мгновенное движение, глубокий нокаут, и ты идешь дальше — вот чего хотел наш герой.
Однако биться было не с кем. И некогда. Трижды в неделю дембель садился в поезд и ехал в Москву, в университет, — хлопотать насчет возобновления учебы. Обложился учебниками. Древнерусская литература. Зарубежная литература XVIII века. Практическая стилистика русского языка. Но ни одна даже самая мудреная наука не давалась студенту так трудно, как растяжка.
Он купил журнал, посвященный звездам Голливуда, и прочел, что Жан-Клод Ван Дамм, приходя в кабинеты продюсеров, сразу брал два стула, ставил на расстоянии полутора метров друг от друга, садился меж стульев на шпагат и в таком положении вел переговоры. Дембель Рубанов был скромнее Ван Дамма и не хотел быть кинозвездой — но очень хотел однажды взять два стула и повторить тот же трюк.
Ему снилось, что он раздвигает ноги — шире, еще шире, и еще, потом наклоняется, упирается руками и садится, и внутренние поверхности бедер касаются деревянного пола.
Есть было нечего, одежда стоила бешеных денег, развлечения молодежи сводились по большей части к распитию дешевого спирта, — любое самосовершенствование в таких условиях можно было считать чем-то вроде сублимации. Физкультура не требует расходов, иди в парк, в лес — и занимайся. Тощему было непонятно, почему столь простая мысль не выгоняет каждое утро миллионы русских людей в парки и леса. К сожалению, на этот вопрос никто не мог дать ответа нашему герою.
Весной девяносто первого года к тощему пришел школьный друг.
— Говорят, — сказал он, — ты освоил джиу-джитсу.
— Карате-до, — поправил дембель.
— Знаю. «Пустая рука», да?
— Нет. Путь.
— В смысле?
— «Путь пустой руки».
— Ага. Но джиу-джитсу звучит красивее. Я буду говорить всем, что ты мастер джиу-джитсу.
«Кому — всем?» — удивился про себя тощий и возразил:
— Мне далеко до мастера.
— Неважно, — серьезно сказал школьный друг. — Ты не живешь. Ты готовишься жить. А тебе уже можно не готовиться. Ты готов, понимаешь? Ты прошел свой путь. Ты уже натренирован.
Дембель хотел возразить. Сказать: еще нет. А как же шпагат? Мне осталось всего восемь сантиметров!
Не сказал. Но утром не вышел на пробежку, проспал. И на тренировку не пошел. Полдня думал. По всему выходило, что друг прав.
Спустя три дня друг приехал уже на машине; смеясь, рассказал, что ночью у него украли «дворники», длинные резиново-металлические щетки, убирающие воду и грязь с лобового стекла. Поехали в Москву, по пути начался дождь; остановившись на светофоре, друг вышел и сорвал «дворник» с машины, остановившейся рядом. Сел обратно — и уехал. Ограбленный гражданин не смог вовремя тронуться с места. Может быть, от возмущения перепутал педали. Либо испугался. В тот год молодые люди, подобные другу нашего тощего дембеля, появлялись все чаще, хотя уголовные слова «беспредел» или «беспредельщик» еще не вошли в активный оборот. Возможно, гражданин решил, что юный негодяй выстрелит в него из обреза или пырнет ножом.
Спустя месяц наш герой сделался мелким бандитом. Несколько раз осквернял себя участием в уличных драках, но ни разу не ударил ногой в голову. Как-то не получилось, обошелся без этого.
Спустя два года превратился в бизнесмена, продавца вина. А бизнесмены вообще не бьют друг друга ногами.
Спустя три года тощий стал финансистом, из тех, кто всегда готов ковбойским жестом выхватить из кармана круглую резиновую печать.
Спустя пять лет — постояльцем следственного изолятора «Лефортово». Первый месяц сидел в одиночке. И когда успокоился и понял, что в тюрьме тоже можно жить, однажды, выведенный на прогулку, снял туфли, носки — и попробовал сесть на шпагат.
Долго смеялся от отчаяния.
Двенадцать лет назад узкогрудым цыпленком он пришел на стадион. Восемь лет назад впервые встал в спарринг. Семь лет назад впервые повалил соперника подсечкой и понял, что может побеждать. Пять лет назад забросил тренировки.
Может, не надо было слушать школьного друга? Может, следовало остаться в зале?
У японских мастеров боевых искусств есть грустная поговорка: «Карате-до — это не только пустая рука, но и пустой карман».
Он оглядел серые, ноздреватые стены прогулочного дворика. У него отобрали свободу — он не жалел свободы. Он имел деньги и потерял — но денег тоже не жалел.
Каждый день оперативники и следователи называли его мошенником и вором — он не жалел ни себя, мошенника и вора, ни тех, кто его так называл.
Он жалел только того солдата, рядового войск ПВО, вставляющего босые ступни в веревочные петли и царапающего гвоздем отметки на холодном деревянном полу.
Еще немного жалел старшего лейтенанта Смирнова. Учитель потратил так много времени на своего ученика! Учитель думал, что ученик пойдет по пути воина, — а ученик не пошел.
Пока сидел — часто обещал себе, что возобновит тренировки сразу же, как только его освободят. Но когда вышел, увлекся вместо спорта курением травки и алкоголем.
Год шел за годом. Тощий так и не потолстел. То голодал, то наслаждался материальным благополучием. Много пил, потом бросил пить. Написал несколько книг. Фотографии тощего стали появляться в журналах. Несколько раз тощему чуть не дали премию, как способному сочинителю романов. Все было хорошо, за что бы ни брался наш герой — все получалось у него. Только одно дело оставалось незавершенным: он так и не сел на шпагат.
Год шел за годом. Тощий так и не потолстел. То голодал, то наслаждался материальным благополучием. Много пил, потом бросил пить. Написал несколько книг. Фотографии тощего стали появляться в журналах. Несколько раз тощему чуть не дали премию, как способному сочинителю романов. Все было хорошо, за что бы ни брался наш герой — все получалось у него. Только одно дело оставалось незавершенным: он так и не сел на шпагат.
В тридцать восемь лет он возобновил тренировки.
Приятели смеялись. Самые умные скептически советовали заняться чем-то простым и приятным. В тридцать семь — сорок лет спортсмены заканчивают карьеру и переходят на тренерскую работу; тело начинает ветшать и понемногу разрушаться, против природы не пойдешь, зачем тебе это надо?
— Я потратил двадцать лет, — отвечал Тощий.
И повторял, едва не по слогам:
— Двадцать лет.
И смотрел в глаза собеседнику, чтобы тот проникся масштабом временного отрезка.
— Шпагат — это единственная цель, которой я не добился.
— Блажь, — говорили ему.
— Мне наплевать, — отвечал он.
На этом дискуссия прекращалась.
Тощий знал, что это блажь. Он привирал: были и другие несбывшиеся мечты, неосуществленные планы, тщательно продуманные и сорванные операции. Например, он хотел заработать много денег, чтобы не думать о них и получить личную свободу. Но приятели и партнеры регулярно крали у него заработанное. Он хотел иметь нескольких детей — скажем, двух сыновей и дочь, — но жена возражала. Однако наличие детей и денег зависело не только от героя, но и от окружающих (детей, как известно, вообще дает Бог), еще — от везения, от обстоятельств, от общей исторической ситуации; иначе говоря, имелись объективные причины, помешавшие нашему тощему парню добиться желаемого. А шпагат — это было личное, индивидуальное поражение Тощего, ответственность лежала на нем и только на нем. Он не мог смириться.
Ноги болели.
Сначала занимался дважды в неделю, по тридцать минут. Медленно, осторожно. Запирался в дальней комнате, включал музыку — и делал. Если жена или сын рисковали открыть дверь — в них летело полотенце. Тощий чувствовал стыд, он не хотел, чтобы кто-то видел его неловкие потуги, слышал позорный хруст суставов. Два с половиной месяца ушло только на то, чтобы научиться дотягиваться ладонями до пола в наклоне стоя.
Он сохранил общую спортивность, не отрастил живота, подтягивался на перекладине десять раз и выглядел очень прилично — лучше и крепче большинства сверстников. За всю жизнь ни один хулиган не пытался вступить с ним в конфликт на темной улице или в пустом вагоне метро, — но сейчас Тощего не интересовала общая спортивность. Он просто хотел закончить начатое.
Он отыскал опытного спортивного врача и напросился на консультацию. Врач, всю жизнь лечивший боксеров, ответил, что шансов мало. Возраст! «Паршивое увеличение цифр», — как сказал бы крупный писатель Аксенов, до самой смерти совершавший регулярные пробежки.
В качестве гонорара Тощий вручил доктору бутылку виски. Я не пью, сказал доктор. Я тоже не пью, ответил Тощий, и ушел домой тренироваться.
Он сменил тактику. Решил: сначала сяду на простой шпагат, потом освою сложный. Полностью сменил программу, разучил три десятка новых упражнений, позаимствовав кое-что из хатха-йоги, кое-что из спортивной гимнастики. Купил абонемент в фитнес-клуб, посетил несколько занятий — и перестал: не хотел толкаться локтями среди толстых ровесников и ровесниц, пришедших худеть и тусоваться. Он умел ходить на руках, делал подъем переворотом, он был в отличной форме, — ему требовался только шпагат и ничего больше.
Спустя два месяца тренировок он порвал связку (звук был забавный, отдавшийся аж в макушке). Долго ждал, пока заживет. Потом начал сначала.
Задница его стала тверже, спина — гибче. Тощий стал меньше курить, хотя и не сумел совсем бросить. Перестал есть свинину и макароны. Покупал обувь без каблуков. Выкраивать время для тренировок было очень трудно, но Тощий очень старался и, если пропускал тренировку, — считал день потерянным.
Домой возвращался обычно в восемь вечера и от метро шагал, дрожа от нетерпения, и первые разминочные движения начинал делать уже в лифте, а войдя в квартиру, — отшвыривал сумку, скидывал верхнюю одежду и сразу шел к себе, закрывал дверь, после чего раздевался уже донага и тянулся.
Спортивный врач — тот самый — однажды позвонил ему и сказал, что существуют специальные тренажеры, вибраторы: ставишь ногу на обрезиненную площадку и тянешь; частота колебаний специально подобрана, эффект превосходный. Продиктовал адрес. Тощий тут же поехал, разыскал место, заплатил за пробное занятие, но зал с вибратором находился в полутора часах езды от дома, с двумя пересадками на метро, и еще ногами двадцать минут. Тощего никак не пугали две пересадки и пеший маршрут, но, увы, увы, — наш упертый хлопец уже не мог себе позволить такое шикарное излишество. Тратить два раза в неделю по четыре часа — немыслимо. На рубеже тридцати и сорока отношения с временем становятся очень напряженными. Шпагат шпагатом, но есть еще семья, работа, планы, деньги; Тощий задыхался в жестоком цейтноте и едва не заплакал, когда просидел полчаса над записной книжкой, высчитывая свободные минуты, пытаясь перекроить графики, и понял, что ничего нельзя выкроить и поездки к волшебному вибротренажеру придется отменить.
Человек бывает свободным, но его время свободным не бывает.
К дьяволу тренажер, сказал себе Тощий, решительно захлопывая записную книжку. Обойдемся силами собственного тела.
Он отправился в магазин «Адидас», решив сделать себе подарок: первоклассные спортивные брюки и прочные мягкие тапочки. Решил, что красивая удобная экипировка будет дополнительно стимулировать его. Но в последний момент передумал. Ни хрена, одернул он себя, буду заниматься нагишом или в старых штанах с дырами на коленях! Я достаточно замотивирован. Спортсмена украшает его тело, а не костюм. Любители костюмов пусть ходят в фитнес-клубы и трясут телесами на беговых дорожках. А я куплю себе костюм, когда смогу ударить ногой в голову. Или вообще не буду покупать костюма — с юных времен в шкафу лежат аж три кимоно, хватит до конца жизни. Крепчайшие, из толстого полотна, сейчас таких не делают.
На возвращение к результатам двадцатилетней давности ушел год.
Тощий втирал в икры разогревающие мази. Регулярно измерял пульс и давление. Ежедневно пил витамины. Делал обстоятельный массаж задних поверхностей бедер.
Ноги очень болели.
Тощий работал часовую тренировку; на следующий день, превозмогая боль, работал еще одну тренировку; на третий день, когда боль становилась серьезной, работал третью тренировку; на четвертый день, когда начинались судороги, работал, едва не рыдая от напряжения, четвертую тренировку — и потом давал ногам хороший, на несколько суток, отдых.
Спустя полгода он включил в программу еще несколько упражнений из йоги. Он уважал йогу, но не практиковал, не тот темперамент. Зато его двоюродный брат занимался четверть века; правда, с переменным успехом. Когда у тебя трое детей и надо платить кредит за квартиру, трудно сидеть в позе лотоса. Или, наоборот, легко? Однажды брат спросил, как дела с растяжкой, и Тощий признался: никак. «Куркума, — произнес брат. — Столовая ложка на стакан горячего молока, за час до тренировки. Чуда не жди, но попробуй».
Тощий тут же приобрел на рынке мешочек оранжевого порошка. Пить коктейль из куркумы было почти невозможно, кисло-соленое снадобье не лезло в глотку, но в этом можно было усмотреть знак. Ежедневная тренировка давно воспринималась как пытка, — теперь перед каждым сеансом следовало еще и оскорбить горечью вкусовые рецепторы. «Я на пути самоистязания, — печально думал Тощий. — Что дальше? Спать на гвоздях? Ходить босиком по раскаленным углям? Регулярно подавать налоговую декларацию?»
Вдруг оказалось, что оранжевый порошок приносит пользу. Позвонки и коленные суставы перестали хрустеть. Заболели странные места: например, верхние части ягодиц. На радостях наш герой сменил трек-лист: раньше включал Фифти Цента для подъема боевого духа, теперь понял, что боевой дух поднимается сам собой, как известный орган в известных обстоятельствах, и лучше бы его, наоборот, понизить, этот дух. Теперь ставил диски Брайана Ино. Куркума расслабляла связки. Тощий понял, что ему вредит спешка. Увеличил время занятий до восьмидесяти минут. Добавил дыхательные упражнения. Окно открывал, но шторы задергивал, и они невзначай развевались, это умиротворяло. Когда смотришь на колыхание большого куска ткани, сам становишься медленным и мягким.
Тощий всегда был твердым и быстрым, он гордился твердостью и быстротой, он возвел эти качества в главные принципы жизни — и вдруг обнаружил, что у монеты есть другая сторона. Он оставался твердым и быстрым с утра до вечера, но когда приходил домой, закрывал дверь, включал магнитофон и задергивал шторы — превращался в самое медленное и мягкое существо на белом свете.