Переполох в стане Мазепы оказался преждевременным. Меншиков действительно отправился к гетману, но отнюдь не для того, чтобы взять его под стражу, а чтобы проститься с ним. На пути в Борзну, где намечалось соборование, Меншикову сообщили, что гетман «тиранился в Батурин». Это показалось подозрительным. Князь вспомнил, что Войнаровский уехал от него ночью, тайком, не попрощавшись. Подозрительность росла по мере продвижения Меншикова по следам Мазепы: прибыл в Батурин, но там гетмана уже не было, на пути в Короп ему сообщили, что Мазепа переправился через Десну. Меншиков сопоставляет все события последних дней и приходит к выводу: гетман изменил, перебежал к Карлу XII. Срочно отправляется донесение царю. Новость для Петра была громом среди ясного неба. В отношениях с людьми, его окружавшими, он придерживался крайностей: безоговорочное доверие и уважение сменяется такой же безоговорочной враждебностью. Мазепа принадлежал к числу тех, кого царь считал своим преданнейшим слугой, его одним из первых он наградил орденом Андрея Первозванного.
Многие часы царь пребывает в сомнении, еще теплилась надежда, что князь ошибся, что случилось досадное недоразумение.
Следующий день рассеял всякие сомнения. Петр располагал уже точными сведениями не только о совершившейся измене гетмана, но и о целях, ради которых он сделал это. В манифесте, обращенном к украинскому народу, читаем: «Гетман Мазепа, забыв страх божий и свое крестное к нам, великому государю, целованье, изменил и переехал к неприятелю нашему, королю швецкому, по договору с ним и Лещинским от шведа выбранным на королевство Польское, дабы со общего согласия с ним Малороссийскую землю поработить по-прежнему под владение Польское и церкви божий и святые монастыри отдать во унию».
Предстояло нейтрализовать происки Мазепы и мазепинцев на территории Украины, лишить шведов возможности воспользоваться провиантом и фуражом, предусмотрительно заготовленным для них изменником, поднять народные массы на вооруженную борьбу с неприятельскими войсками.
К Батурину, резиденции Мазепы, где хранились колоссальные запасы не только провианта, но и пороха, и артиллерийских припасов, одновременно спешили Меншиков и гетман со шведскими войсками. Петр велит Меншикову 31 октября: неприятель «стал у реки на Батуринском тракте, и для того изволь не мешкать»: на следующий день: «поди к тому месту, где ныне неприятель мост делает». Другой гонец доставил распоряжение, отменявшее предшествующее: нерадением генерала Гордона шведам удалось переправиться через Десну. «Того ради, — писал Петр, — ежели к сей ночи к утру или до-утру совершить возможно, с помощью божией оканчивайте».
Меншикова не было нужды торопить — он и сам понимал, что надо спешить, ибо, кто раньше подойдет к Батурину, тот овладеет всем добром, впрок собранным Мазепой. В конечном счете светлейший упредил шведов, и 2 ноября 1708 года Петр поздравил его с успешно завершенной операцией. Крепость была разрушена, а все, что нельзя было вывезти, предано огню. Мазепа и шведы подошли к Батурину лишь тогда, когда уже дымились руины изменнического гнезда. Гетмана они привели в уныние, он, по свидетельству Орлика, не скрывал своего расстройства, «жалостным был и сказал, тые слова: злые и нещастливые наши початки!».
Начало действительно не сулило изменнику благополучного конца. Все получалось не так, как замышлял предатель: вместо богатейших припасов в Батурине — руины; Стародуб не встретил захватчиков и их новоявленного союзника колокольным звоном, и его жители не вынесли ключей от крепости. Жители Новгород-Северского тоже не впустили Карла XII в город.
Гетман привел в шведский лагерь две-три тысячи человек, но привел их обманным путем. О подлинных целях марша знали лишь немногие приближенные Мазепы. Рядовые казаки полагали, что они направляются в армию Шереметева. Как только отряд преодолел Десну, Мазепа произнес длинную речь, призывая казаков перейти на сторону шведов. Красноречивый монолог был выслушан молча и ожидаемого эффекта не произвел — Мазепина рать таяла на глазах, из отряда убегали рядовые казаки и старшины. Петр предусмотрительно издал обращение к войсковой старшине, ушедшей с Мазепой, предлагая оставить изменника, обещая возвратившимся прежние чины и земельные владения.
Рухнули надежды Мазепы и на враждебные действия украинского народа против России, и на помощь поселян и горожан Украины шведской армии. То, что так тщательно скрывал Мазепа, тайна, которой он рискнул поделиться только с Орликом, тут же потребовав от него клятвенного обещания, что он будет свято ее хранить, благодаря усилиям Петра стало достоянием всего населения Украины. В указах Петр извещал всех о намерении Мазепы и мазепинцев вернуть Украину польским магнатам.
Указы читали с церковных амвонов, на площадях городов, в полковых канцеляриях.
«Честнейший отче! — обращается Петр к местоблюстителю патриаршего престола Стефану Яворскому. — Извольте оного (то есть Мазепу) за такое ево дело публично в соборной церкви проклятию предать». 12 ноября в Успенском соборе в Москве в присутствии бояр и высшего духовенства Стефан Яворский после проповеди трижды провозгласил: «Изменник Мазепа за крестопреступление и за измену великому государю буди анафема!»
Еще раньше, 7 ноября, Петр известил Апраксина, Кикина и Долгорукого, находившихся вдали от происходивших событий: «после перебещика вора Мазепы вчерашнего дня учинил здешний народ элекцию (то есть выборы) на нового гетмана, где все, как одними устами, выбрали Скоропацкого…»
Выборам предшествовала церемония, в которой нетрудно обнаружить признаки изобретательности Петра: сначала был изодран принадлежавший изменнику диплом кавалера ордена Андрея Первозванного. Затем палач пинком столкнул «персону» (портрет) Мазепы с крыльца, и изображение изменника волокли на веревке к виселице, сооруженной на площади. Здесь палач изодрал и истоптал герб Мазепы, а «персону» его вздернул на виселицу. Так была совершена символическая казнь предателя.
Теперь Мазепа стал бывшим гетманом, человеком, преданным анафеме и заочно казненным. Но будь знамя, под которое призывал стать украинский народ Мазепа и шведский король, в других руках — результат был бы тот же. Идея подчинения Украины Польше, перспектива наплыва на украинскую землю алчных магнатов, ожидаемые притеснения православной церкви сплачивали разные социальные слои населения на борьбу с самой идеей, кто бы ее ни проповедовал.
К Петру потоком шли донесения об отношении украинцев к России и мазепинцам. Свидетельство Меншикова, записанное по следам горячих событий, 24 октября: «в здешней старшине, кроме самых вышних, також и в подлом народе с нынешнего гетманского злого учинку никакого худа ни в ком не видеть. Но токмо мне изо всех здешних ближних мест съезжаются сотники и протчие полчане и приносят на него ж в том нарекания, и многие просят меня со слезами, чтоб за них предстательствовать, и не допустить бы их до погибели, ежели какой от него, гетмана, будет над ними промысел». Рядом с проселочными дорогами, по которым двигалась шведская армия, жила своей жизнью непокоренная Украина, не признававшая ни Карла XII, ни его клеврета Мазепу.
Показателем наступившей уверенности Петра в том, что попытки Мазепы и шведов посеять вражду украинцев к русским оставались бесплодными и универсалы изменника не давали желаемых результатов, явилось исчезновение имени предателя со страниц царских указов и писем. Лишь во второй половине декабря Петр упомянул имя Мазепы в одном из писем, причем новость была приятной, ею он не без радости делится с Кикиным: «Полковник кумпанейский Колаган (Галаган), которой был у Мазепы, с тысячью человек пришел до нас и на дороге разбил шведов и живьем привес офицеров и рядовых шездесять восемь человек».
В универсалах, обращенных к мазепинцам, Петр обещал помилование тем из них, кто покинет изменника в течение месяца. Галаган надумал отстать от Мазепы, когда месячный срок возвращения истек. Чтобы заслужить милость царя, полковник привел в лагерь русских полк компанейцев (наемников гетмана) со всем оружием, даже пленными, которые были захвачены в сражении с подвернувшимися на пути шведами.
Преславная виктория
Конец 1708 года и первые шесть месяцев следующего года Петр находился вдали от армии. Он не намечал генерального сражения ни в зимние, ни в весенние месяцы 1709 года, так как полагал, что время к тому не приспело — неприятель еще недостаточно измотан. Рисковать царь не хотел, ибо, как он говорил, можно утратить «на одной баталии главной счастие и благосостояние всего государства».
Относительное затишье в зимние месяцы позволило Петру уделить время и внимание, помимо армии, другим заботам. В Сумах, где царь находился около полутора месяцев, его можно было видеть за просмотром напечатанных книг, чтением переводов, составлением указов об организации губерний, совершенствованием гражданского шрифта.
Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, ведавший печатным делом, прислал Петру две книги: Боргсдорфа «Побеждающая крепость» с изложением принципов обороны крепостей и Римплера — «Римплерова манира о строении крепостей». Петр нашел, что «печать во оных книгах перед прежнею худа, не чиста и толста». Не удовлетворило царя и качество переплета — по его мнению, он был «очень дурен», от неумело сделанных корешков переплета книги «таращились». Петр не ограничился замечаниями, он давал советы, как исправить погрешности, проявив при этом вполне профессиональные познания в типографском и переплетном деле. Он обнаружил недостатки в начертании букв «б» и «п». «Литеру „буки“, также и „покой“ вели переправить, — пишет царь Мусину-Пушкину, — зело дурно сделаны почерком, также толсты».
Речь здесь шла об усовершенствовании гражданского шрифта, который должен был заменить церковнославянские литеры. Петр в этой работе принимал активное участие, добивался упрощенного начертания букв. В новом алфавите отсутствовали буквы со сложным звуковым сочетанием «кси» и «пси», устранены были и титлы. Первые книги, отпечатанные «новоизобретенными литеры», появились в 1708 году. Шрифт непрерывно совершенствовался и окончательно был утвержден Петром в 1710 году. Просмотрев образцы литер, он внес в них последние поправки и на оборотной стороне листа с азбукой написал: «Сими литерами печатать исторические и манифактурные книги». Еще раньше было изменено обозначение чисел: вместо букв числа стали изображать арабскими цифрами. Первая книга с арабскими цифрами появилась в 1703 году. Это был учебник, составленный талантливым педагогом Леонтием Магницким: «Арифметика, сиречь наука числительная».
Распространение книг при Петре достигло небывалых размеров. Если в XVII веке единственная типография в Москве выпускала преимущественно книги церковного содержания, то к концу жизни Петра в старой и новой столицах действовало шесть типографий, печатавших светские книги. Свыше трети из 320 книг гражданской печати, опубликованных с 1708 по 1725 год, было посвящено военной и военно-морской тематике. Печатались также книги юридического содержания, художественные произведения, словари, календари и т. д. К новым видам печатной продукции относились царские и сенатские указы, а также реляции о победоносных сражениях русских войск. Книги и реляции были богато иллюстрированы гравюрами иностранных и русских мастеров: Шхонебека, Пикарта, братьев Зубовых, Ростовцева и др.
Значительная часть печатавшихся в России книг являлась переводами с иностранных изданий. Петр и здесь не стоял в стороне, снабжая переводчиков соответствующими наставлениями. Ивану Зотову, переводившему книгу Блонделя об укреплении городов, царь в феврале 1708 года рекомендовал руководствоваться следующим правилом: сначала необходимо «выразуметь» смысл переводимого текста, а затем «на своем языке уже так писать, как внятнее может быть». Петра интересовала не близость перевода к оригиналу, а суть дела, возможность усвоить смысл переводимого. Поскольку книги предназначались «не празной ради красоты, но для вразумления и наставления», перевод должен быть лаконичным и понятным. Петр отправил в качестве образца отредактированный им перевод книги о хлебопашестве, из которого он изъял «лишние», по его мнению, сюжеты — они «время только тратят и у чтущи отъемлют».
С конца 1708 года Петр начал осуществлять губернскую реформу. Указ 18 декабря извещал о намерении «для всенародной пользы учинить 8 губерний и к ним росписать города». Суть реформы состояла в том, что между старинными уездами и центральными учреждениями в Москве, которым непосредственно подчинялась уездная администрация, появилась промежуточная инстанция — губернские учреждения. Губернии возглавляли губернаторы, наделенные всей полнотой административной, судебной и военной власти. Губернаторами царь назначил близких себе людей, пользовавшихся его доверием. Управление Петербургской губернией поручалось князю Меншикову, в Воронежскую был назначен адмирал Федор Матвеевич Апраксин, а в Казанскую — его брат Петр Матвеевич, в Московскую — боярин Стрешнев. Для организации губернской администрации предоставлялся годичный срок — новые учреждения должны были приступить к работе с 1710 года.
Создание губерний являлось ответной мерой Петра на восстания в Астрахани и на Дону, на непрекращавшиеся волнения в Башкирии, а также на сопротивление трудового населения сборам налогов, рекрутчине, принудительным мобилизациям на строительные работы. Губернские учреждения укрепляли власть на местах. Находясь поближе к возможным очагам неповиновения, губернские власти оперативно подавляли его в самом зародыше. Эти же власти широко использовали находившиеся в их распоряжении воинские команды для жестокого выколачивания налогов с населения.
Покидая в начале февраля Сумы, Петр оставил Репнину, Шереметеву и Меншикову указ, «что без меня чинить». Генералы должны были укомплектовать полки рекрутами, снабдить их вооружением и снаряжением. Что касается военных действий, то, как и раньше, надлежало наносить урон неприятелю неожиданными нападениями, «всяк оному причинять беспокойство» и следовать за ним «как близко возможно», однако смотреть, чтобы Карл не прорвался к Днепру, где он мог соединиться с войсками шведского генерала Крассау и польскими отрядами Станислава Лещинского. Уже находясь в Воронеже, царь еще раз обязал своих генералов уклоняться от генерального сражения: «А ежели неприятель захочет баталии, то до моего прибытия не давать главной баталии».
Как и раньше, предметом попечения Петра в Воронеже был флот. От взятых в плен шведов царь узнал, что шведский король будто бы намеревался идти на Москву через Воронеж. Хотя показания «языков» и не внушали доверия, царь все же считал, что предосторожность не помешает. Реальнее была угроза с юга, со стороны турок. Царь рассудил, что для нападения турок и крымских татар наступил самый благоприятный момент — театр военных действий переместился на юг. Опасения Петра подкреплялись слухами о «помышлении турок к войне». Именно поэтому царь со свойственной ему энергией во время почти двухмесячного пребывания в Воронеже руководил сооружением кораблей для Азовского флота. Он обучал корабелов правилам изготовления «добрых смол», конопачивания судов «и во всех почти трудных работах был предначинатель и указатель доброго мастерства». А когда выяснилось, что верфь испытывает недостаток в гвоздях, болтах, пушках и якорях, царь отправляется на Ивановский завод, где две недели рядом с мастерами льет бомбы, гранаты, мортиры, кует якоря и болты.
Из Воронежа царь отправился в Азов во главе флота в составе 241 судна, среди которых 29 были крупными боевыми кораблями, спущенными на воду в его присутствии.
Столь мощное пополнение Азовского флота вызвало переполох в Константинополе. Демонстрация военно-морской силы удержала турок от выступления против России в самый критический момент Северной войны.
Первое впечатление от осмотра города и крепости, где царь не был десять лет, осталось утешительным: «А здесь гораздо люднее, нежели при нас перво было». Запомнилась панорама гавани в Троицком: «сие место, которое пред десяти летами пустое видели… ныне изрядной город купно з гаваном обрели. И хотя где долго хозяин не был, и не все исправно, однакоже есть что смотреть». Неисправными здесь, как и в Воронеже, оказались корабли: «флот здешний большею частью сгнил». Распорядившись о постройке новых кораблей и углублении гавани в Азове, Петр отправился 27 мая к армии. Этому событию предшествовало получение двух новостей, свидетельствовавших о бескомпромиссных намерениях шведского короля. 1 мая стало известно, что Карл XII отклонил еще одну мирную инициативу царя. Петр предлагал заключить мир, претендуя лишь на оставление за Россией Петербурга и Шлиссельбурга. Карл ответил посланцу царя, что мир он будет диктовать в Москве, предварительно получив 30 миллионов ефимков компенсации за расходы, якобы издержанные Швецией в годы войны.
Другое известие курьер доставил Петру 5 мая. Из него следовало, что «шведы хотят доставать Полтаву».
В месяцы, проведенные царем в Сумах и на верфях, армия Карла XII в жестокую стужу бродила по заснеженным степям Украины. Русские отряды и население не давали этой армии ни отдыха, ни крова, ни пищи. Каждый населенный пункт шведы брали штурмом. Героическое сопротивление шведам оказала ничтожная крепость Веприк, наспех окруженная валом, возведенным в зимнюю стужу. Карл сначала велел подвергнуть городок артиллерийскому обстрелу, но, истратив уйму снарядов и обнаружив бесплодность затеи, велел штурмовать его. Малочисленный гарнизон русских и украинцев, располагавший всего тремя пушками, трижды отбивал приступы. Шведы ворвались в крепость 6 января 1709 года лишь после того, как осажденные израсходовали весь порох. Королевская армия недосчиталась при этом свыше 1200 солдат и офицеров. Путь на северо-восток был усеян такими же городами, которые надо было осаждать, штурмовать, неся потери, тратя боеприпасы.