Скромное обаяние буржуазии
«Парижанина» звали Алексеем Калугиным, и близкие друзья, неприлично сократив эту фамилию, называли его «Кал». Он не был против и даже привык к этому «никнейму», как сам он называл свой пикантный псевдоним. Алексей занимал заоблачно высокую должность первого вице-президента по маркетингу и PR всемирно известной «Marini Group» и был самым высокопоставленным гражданином России, или «анти-экспатом» в администрации ее московского представительства. Подчинялся он непосредственно итальянцу, главе представительства Бруно Базукатти, более известному в кругах московских сплетников, близких к алкогольному бизнесу, под прозвищем «Бабукатти». Производным словом для такой клички послужило слово «бабло». Потому как уж что-что, а бабло у этого пройдохи водилось.
Алексею несказанно, неслыханно повезло. Он занимал свою должность четыре года и каждый раз, когда в штаб-квартире «Marini Group», находящейся, как и положено всякой штаб-квартире доброй алкогольной компании, не желающей платить высокие налоги, в Амстердаме, во время ежегодного совещания кто-нибудь осторожно высказывал «мнение» о том, что «сеньор Калугин получает слишком высокую заработную плату, такую высокую, что на нее можно было бы нанять пятерых квалифицированных сотрудников, и они более эффективно выполняли бы ту же самую работу», сеньор Базукатти, имеющий один из самых высоких статусов в этой организации, немедленно вскакивал с места и с присущим итальянцам темпераментом и артистизмом полностью опровергал саму возможность обсуждения подобного «непродуманного предложения». Случалось это один раз в году, во время подведения годовых итогов. Возражать господину Базукатти никто не решался, и Калугин оставался на своем месте еще на целый год. Гарантированно. Такая пылкость, являемая господином Базукатти при защите своего русского вице-президента, имела на самом деле довольно прозаичное и, к сожалению, типичное для нашего времени тотальной глобализации и всепланетного расцвета пошлого цинизма объяснение. Нет, Алексей и сеньор Бруно не были гнусными педерастами-любовниками. Напротив, оба были страстными поклонниками прекрасного пола. О внешности сотрудниц московского офиса «Marini» ходили самые невероятные легенды, но даже самые меганевероятные из них не в состоянии были передать всю прелесть этих длинноногих юных блондинок, пышногрудых брюнеток, голубоглазых пленительных шатенок и сексуальных, как сама леди Похоть, африканок. Да, да! Где нашел маэстро Базукатти этих трех копий Наоми Кэмпбелл, никто не знал. Так же, как никто не знал, чем именно занимаются эти эбеновые чаровницы в рабочие часы, кроме того, что обеспечивают жизнедеятельность личного секретариата сеньора Базукатти за задраенными дверями «президентского отсека». Прием на работу сотрудниц, который правильнее было бы назвать кастингом, сеньор Бруно осуществлял лично, частенько приглашая поучаствовать в этом эстетически приятном любому порядочному мужчине действу своего заместителя по маркетингу. Вместе с Алексеем они подолгу обсуждали внешние данные претенденток на должности торговых представителей, менеджеров направлений, бренд-менеджеров и тому подобное. Офис «Маrini», как уже и говорилось, находился на тридцатом этаже бывшего здания Совета Экономической Взаимопомощи. Обсуждение проходило или в огромном кабинете Базукатти, одну из стен которого почти полностью затеняло огромное окно, или в чуть меньшем, но не менее респектабельном кабинете Калугина, из которого также открывалась прекрасная панорама Москвы – великого города, протянувшегося до самой линии горизонта и по вечерам напоминающего перевернутое, усыпанное звездами небо августа. Беседы шефа со своим замом происходили, как правило, именно в такие вечера. Утопая в мягкости великолепных кресел «Niri», эти двое дегустировали благородный Porto и обсуждали девиц. Из-за плотно прикрытых дверей иногда доносился неприличный гогот, но три Наоми и бровью не вели. Они привыкли.
Попавшему в офис «Marini» постороннему мужчине становилось жарко от окружающих его в огромном количестве красавиц. Неискушенному могло показаться, что он ошибся дверью и попал либо на финал всемирного конкурса красоты, либо, на худой конец, в ведущее модельное агентство где-нибудь в Нью-Йорке. Мужской персонал офиса был крайне невелик. Да и назвать мужчинами тех, что представляли сильный пол в московском офисе «Marini», можно было лишь с большой долей скепсиса. Все эти молодые люди были последователями Бори Моисеева, отвратительно виляли бедрами при ходьбе и говорили характерными для такого рода личностей писклявыми голосами, растягивая гласные в окончании слов.
Итак, причина столь тесной дружбы итальянца с Алексеем была весьма прозаичной. И причиной этой были деньги. Огромные, неучтенные нигде деньги, отраженные в отчетах для штаб-квартиры в Амстердаме как «потраченные на развитие ряда целевых проектов». Суть схемы была абсолютно банальной и состояла в следующем.
Ежегодно штаб-квартира «Marini» выделяла огромный бюджет на рекламное продвижение своей всемирно известной продукции в России, сумма которого исчислялась миллионами евро. Проект бюджета, бизнес-план и приблизительный график рекламных мероприятий составлял Калугин. Вернее, сам он до такой мелочной и скучной работы не опускался, а лишь поручал «кому-то из девочек» накидать таблицу с расходными статьями. Без цифр. Цифры – это и была его работа. Он проставлял их напротив всех этих «листингов продукции в торговых сетях», «включений продукции в винную карту ведущих ресторанов» и «генерального спонсорства открытия концептуальных ночных клубов», имея в голове точную картину соотношения действительных расходов и итоговой суммы, которую должен утвердить Базукатти. После чего отчет уходил в Амстердам, там утверждался чисто автоматически, и штаб-квартира переводила деньги в Москву. Никто ничего не подозревал. Все проверки показывали абсолютную четкость в использовании выделяемых денег, ни один цент не вызывал сомнения в его целевом использовании. В этом целиком и полностью была заслуга Калугина. Человека, создавшего систему, благодаря которой множество самых разнообразных людей имели солидный месячный доход и боготворили Калугина, в лице которого видели почти что родного папу.
Если проследить судьбу одного из миллионов евро, переведенных в Россию простаками из Амстердама, то можно увидеть, что к моменту своего «целевого» использования этот уважаемый дензнак сильно худел и изрядно утрачивал свое полновесное стоевроцентовое достоинство. Допустим, что этот евро должен был быть истрачен на «проведение акции по продвижению коктейлей на основе водки «Gorshkoff» в концептуальном ночном клубе «Fabula Casa». На самом деле тратилось не больше половины, а вот из оставшейся половины двадцать центов шли менеджеру этой самой «Fabula Casa», чтобы тот в случае проверки показал документы, подтверждающие, что на организацию концептуальной попойки было истрачено именно столько, сколько показано в отчетности «Marini», и ни центом меньше! Эти документы частично, за несколько центов, ему «шлепали» менеджеры фирм-поставщиков самого мероприятия, те, кто занимался поставкой всего необходимого для вечеринки, а частично фабриковал он сам. Таким образом, с каждого якобы потраченного полноценного евро в кармане менеджера «Fabula Casa» оседали десять центов, в карманах представителей поставщиков еще десять центов, Калугин забирал себе тридцать, а оставшиеся пятьдесят действительно тратились по назначению. И вот эти-то тридцать центов Алексей Калугин делил поровну, оставляя себе пятнадцать, а остальные пятнадцать принося своему дражайшему патрону сеньору Бруно «Бабукатти». Все, кто принимал участие в откусывании от несчастного евро изрядных кусков, были, разумеется, весьма довольны. Не имели эти люди привычки много болтать и давно уже обеспечили себе тихую, спокойную старость. В год, пощипав таким тривиальным образом травку на сочных лугах рекламных бюджетов, господа Базукатти и Калугин «зарабатывали» по три миллиона на брата. И были друг другом весьма довольны. Вот чем на самом деле объясняются те неистовые энергия и упорство, с которыми сеньор Бруно каждый год отстаивал своего вице-президента по маркетингу перед почтенным Советом Директоров «Marini Group».
История стыдливо умалчивает о тех обстоятельствах, при которых эти двое стали так славно, а главное – результативно, петь дуэтом. Но за пару монет и история – поджав и без того тонкие и лживые губы свои, приоткрывает свои тайны ровно настолько, насколько это нужно для того, чтобы рассказать, как однажды, в самом начале своей карьеры, Леша Калугин был натурально застигнут врасплох своим итальянцем-шефом, вызван «на ковер» и между этими двумя будущими компаньонами состоялся вот такой диалог:
– Алексей, вы – мерзавец. Надеюсь, что вы это понимаете без обиняков!
– Алексей, вы – мерзавец. Надеюсь, что вы это понимаете без обиняков!
– Да, синьор. Конечно, синьор. Разумеется, синьор, я и мерзавец, если так угодно синьору.
– Вы понимаете, что вы натворили?!
– Нет, синьор. Я ничего такого не творил. Я всего лишь добросовестный сотрудник.
– Алексей, прекратите валять дурака и прикидываться collonisto[1]. Вы воруете деньги, и я намерен положить этому конец. Никто не вправе воровать деньги у меня из-под носа. Я вызвал вас к себе и затворил двери, чтобы никто не увидел вашего позора. «Marini» не афиширует подобного. Я предлагаю вам тихо написать прошение об отставке, я его немедленно подпишу, и никто не узнает о том, какой вы негодяй.
– Синьор Бруно… В таком случае вам также придется написать прошение, но теперь уже о своей отставке. Вы достойны ее не меньше, чем я.
– Что! Да как вы… Да как вы смеете говорить со мной подобным образом!!!
– Я имею приятеля, управляющего в одном из лучших московских отелей, где вы, синьор, так часто любите проводить время в компании мистера Кокаина и нескольких путан. Уверяю вас, что фотографий, изобличающих ваши утехи, и пояснительного письма к ним, представленных в штаб-квартиру «Marini» в Амстердаме, будет более чем достаточно для того, чтобы вы прекратили занимать любые посты в этой организации, а на вашу карьеру пописала бы дворняжка.
Калугин говорил хладнокровно, знал, что его аргументация неоспорима. С наигранным сочувствием посмотрел, как вначале побагровело, а затем стало землистым лицо итальянца. Услужливо помог тому опуститься в кресло, поднес стакан воды. Наклонился почти к самом уху и тихо, но веско продолжил:
– Синьор Бруно. Это Россия. Здесь так принято, понимаете? Вместо того, чтобы с пафосом обличать меня, вы можете дать мне шанс, и я сделаю вас обеспеченным человеком. Вы вернетесь в Европу богачом! Испокон века иностранцы приезжали в Россию за богатством. Так повелось еще со времен императора Петра! Так зачем же вы хотите нарушить эту прекрасную традицию? Ведь вы такой же наемный менеджер, как и я! К черту корпоративность! К черту лживую двуличную корпоративную мораль! Как же можно не обогатиться за счет работодателя? Что же вы молчите? Я по глазам вижу, что предложение мое вам пришлось по душе.
«Уламывать» Базукатти пришлось недолго. Вернее, его вовсе не пришлось уламывать. Он не закрывал лицо руками, не вскакивал с видом оскорбленного достоинства, не бил Калугина по голове тяжелыми настольными часами, стилизованными под бутылку рома «Джекобс». Он просто очень внимательно посмотрел Калугину в глаза. А затем жестом пригласил его сесть поближе. Погрозил шутливо пальцем. И согласился…
Со временем шероховатости шантажа сгладились, между двумя компаньонами возникла, как им казалось, вполне искренняя дружба, и схема заработала без сбоев.
Вот каков был этот «парижанин», приглашающий своего приятеля, уже не грустного, как прежде, а веселого и в изрядном подпитии «страуса», подняться в свой кабинет на тридцатом этаже.
Нескромное обаяние буржуазии
– А скажи мне, Алексей, как это все работает? У тебя есть опыт взаимодействия с людьми из этих самых розничных сетей? Как их там называют?
– С закупщиками? Ну разумеется! Взаимодействие, понимаешь ли, налажено в полной мере и представляет собой, как говорят наши уважаемые американские бизнес-теоретики, «дорогу с двусторонним движением», а говоря русским языком: «ты – мне, я – тебе». Вот так.
– А какой-нибудь пример можешь привести?
Калугин на американский манер положил ноги на свой большой стол красного дерева, закинул руки за голову, мечтательно посмотрел в потолок:
– Изволь. Вот тебе ситуация из последних. В организации «Патиссон» работает коммерческим директором некто Загребский. Фамилия, понимаешь ли, такая у него, говорящая. Даже некоторым образом обличающая. Уж больно любит старичок захватить-прихватить. Это у него в почете. Жаден, сволочь, одним словом. А у нас появляется новый товарец. Аперитивчик там один. Пустяк, но продавать надо. Мы ведь multinational company. У нас, если в Амстердаме приняли решение товар выпускать на локальный рынок, задача одна: поставить этот товар во все знаковые, а уж тем более федеральные сети. За ними, старик, будущее. «Патиссон», знамо дело, хоть и так себе сеточка, мелкая, но все же в этом списке значится. Звоню я этому плуту Загребскому. Договариваемся встретиться здесь у нас, внизу, в ресторане. Объект режимный, система пропускная строгая, посторонние особенно не шастают, так что безопасность почти полностью гарантирована. А то сам знаешь, сколько народу на таких вот ресторанных рандеву палится. В московские рестораны ходит, по сути, одна и та же публика. И среди этой публики люди попадаются, с которыми встречаться ну совершенно незачем. И вот сидишь ты с кем-нибудь, договариваешься, заинтересовываешь человечка, так сказать, а вас уже пасут. Результат понятен: увольнение и обрыв налаженного канала. А здесь у нас тихо. Так вот, приезжает этот хмырь. Я его кормлю, пою и говорю, что неплохо бы к вам в «Патиссон» наш аперитивчик на полочку поставить. Пускай, мол, стоит. Этот выжига подумал для вида и говорит: «Давай, Алексей, пятнаху». Прикинь! За какой-то аперитивчик, у которого и продаж-то никаких не будет, а так просто, для ассортимента надо поставить, он пятнадцать тысяч долларов попросил. А у меня на него бюджет всего-то пятнаха и есть! Так мне же надо и себе что-то оставить при этом! Пою я его еще больше, сулю всякие заграничные поездки халявные. Мы такие вояжи для этих сволочей организуем каждый год по нескольку раз. И в США, и в Европу – везде, где есть виноградники и наше производство. Ручку ему подарил свою как бы между делом, «Mont Blanc». Согласился на восемь штук в результате. И ему приятно, и я с земли семерик поднял. И все на доверии, понимаешь? Он понимает, что я его не сдам. Мне неинтересно! Ведь уволят его, откуда я знаю, кто на его место придет? Может, придет какая-нибудь баба, тупая, как вот эта самая лемурийка, на место которой мы тебя хотим определить. Так она и денег брать не станет, и вопрос через нее ни один решить будет невозможно. Вот так вот, за счет этих самых недалеких закупщиков мы, скромные труженики, и живем. Закупщик ворует вагонами, и в случае чего я на него все и свалю. Все равно он в чане с дерьмом по самую макушку, а я чистенький и вроде как совершенно не при делах.
– И меня ты, значит, на роль вот такого вот «сидящего в чане» определить хочешь?
– На роль такого «чана» мечтают попасть все менеджеры торговых компаний Москвы, друг мой. Причем втайне надеясь, что роль эта будет ролью не в односерийном фильме, а в сериале с астрономическим количеством эпизодов. Короче, чтобы работать подольше, а наживать побольше. У тебя все равно особенных вариантов нет. Либо дома сидеть, благо тебе есть на что, хе-хе-хе, либо вот так… Согласен?
– Да. Что же остается делать?
– Тогда я сейчас составлю тебе резюме на английском и вышлю его своей знакомой. Ей, кстати, нужно будет штуки две «зелени» подкинуть за протекцию. Ты как, не против?
– Да что ты! Нет, конечно!
– Тогда отдохни пока. Вон поди на диване поваляйся, музыку послушай. Любишь Шона Кастелло? Мне как раз приятель на днях диск забросил…
Алексей углубился в тонкости написания «Резюме кандидата». Этой обезличенной бумажки, без которой в современном мире устроиться вскоре нельзя будет никуда, включая very sexy – должности ночного вахтера в общежитии, набитом вьетнамцами, и водителя-убийцы маршрутного такси. Его приятель побрел к большому кожаному дивану, сел, вежливо снял ботинки, скинул пиджак, забросил его на спинку невдалеке стоящего стула, взял с журнального столика пульт стереосистемы В&О и лег, с душевным покряхтыванием вытянувшись во весь рост и положив голову на довольно низкий подлокотник. Вскоре из угла кабинета, где с таким комфортом расположился будущий закупщик всех времен и народов, полилась великолепная мелодия, которая так органично дополняла то пьяно-лирическое состояние, которое он сейчас испытывал. Глазами нашел за стенным шкафом выделяющийся в ряду книг белый переплет, сконцентрировался на нем и предался воспоминаниям о драматических событиях последних трех недель.
Три недели. Именно столько длилось служебное расследование против него, бренд-менеджера алкогольной бельгийской компании «Пьер Рикарди Руасси» Германа Кленовского. «Нашего Геры», как называли его во всех московских ресторанах. В тех, которые он посещал еженедельно по долгу службы, ибо в его обязанности входило продвижение продукции «Пьер Рикарди» именно через винные карты ресторанов. Начал Гера свою работу лет пять назад с должности простого маркетолога. Компания развивалась, люди были нужны позарез, а рынок труда уже который год испытывает колоссальные трудности. Работать некому, стоящих людей нет. Вместо них есть молоденькие вчерашние студентишки, насмотревшиеся сериалов про страшную девку с гнилыми зубами в очках а-ля Генрих Гиммлер и ни черта не знающие, кроме полностью оторванной от реальной жизни теории, которую им преподают в их расплодившихся лжевузах такие же теоретики. При этом полном отсутствии практического опыта и со знаниями, вынесенными из бывшего кулинарного техникума, ныне именуемого «академией», эти вчерашние студенты весьма амбициозны. Амбиции, ничем не подкрепленные, – это и есть все, что у них, собственно, за душой. Приходя на собеседование к работодателю, такой вот вчерашний выпускник факультета менеджмента кулинарного техникума-академии заявляет, что согласен работать самое меньшее руководителем отдела человек в пятьдесят с окладом тысяч в пять евро. И на меньшее этот красавец не согласен.