Карьера Германа быстро пошла в гору. За короткое время он вырос до начальника отдела маркетинга, затем стал ведущим бренд-менеджером компании по ресторанному направлению, сосредоточив в своих руках колоссальные рекламные бюджеты. Герман начал подворовывать не сразу. Не то чтобы он не хотел, просто на маленькой позиции у него не было такой возможности, но он не унывал. Словно заправский снайпер, он долго ждал в неприметном окопе – и дождался. Ресторанная жизнь довольно быстро превратила его в гламурного прощелыгу, высокомерно смотрящего «на быдло не из тусовки» и постоянно хлюпающего носом из-за частого употребления кокаина. Не то чтобы он был наркоманом, но никогда не отказывался от парочки жирных дорожек, предложенных владельцем ночного клуба или ресторана. Все они были его друзьями, так, по крайней мере, он считал. Ведь совместный порок сплачивает людей.
Герман получал откаты от всех и вся. Ничем не брезговал. Включение одной позиции вина или коньяка в винную карту ресторана стоило обычно около пятисот долларов. Гера брал в компании тысячу и половину оставлял себе. То же самое было с рекламными растяжками. Одна растяжка – кусок полотна с рекламой ресторана над проезжей частью – стоила обычно около четырех тысяч долларов. Герман брал шесть, а разницу опять же клал в карман. Его хорошие отношения с рестораторами позволяли спокойно откатничать и иметь в месяц тысяч десять-двенадцать долларов честного левака. Вместе с заработной платой выходило около семнадцати тысяч в месяц – совсем неплохие деньги, но аппетит приходит во время еды.
Это называют по-разному, но суть процесса всегда сводится к старинной уголовной поговорке: «Жадность фраера сгубила». Почему человек теряет осторожность и его начинает «заносить» – это вопрос криминальной психологии и предмет изучения для целого ряда разнообразных исследователей человеческих душ от писателей до судебных исполнителей. Геру «занесло» через четыре года его работы в «Пьер Рикарди». Он начал торчать, как говорили, по-взрослому. Ежедневной дозой для Кленовского стал один грамм кокаина. Затем два грамма. Затем три. Грамм этого адского счастья хорошего качества стоит в районе трехсот долларов. Говорят, что можно найти дешевле, но тогда можно нарваться на «туфту» и сжечь нос, а за ним и мозг каким-нибудь толченым удобрением на основе селитры, смешанной с героином. Дилер у Геры был один из лучших в Москве, товар у него всегда был отменного качества. Дилера звали отчего-то Джоном, и он снабжал порошком под названием Pure Columbus очень известных в Москве граждан. Среди его клиентов, любителей «двинуть по первому номеру», были известные политики, бизнесмены, эстрадные артисты, кинозвезды, рестораторы. Один из московских рестораторов и познакомил Геру с Джоном. Итак, несколько тысяч долларов у Геры уходило только на кокаин. Помимо этого он имел парочку любовниц, которые были совсем не прочь немного пополнить свой гардероб за его счет. Гера постоянно зажигал в клубах, обедал и ужинал в ресторанах, и при таком образе жизни никаких откатов ему не хватало. Тусовка, в которую он так стремился, членом которой стал и расстаться с которой не согласился бы ни за какие сокровища мира (ибо тусовка давала ему социальный статус), предполагала постоянное наличие у тусовщика денег в неограниченном количестве. Это всегда заложено в сути любого гламурного болота. Автомобилей должно быть хотя бы два: летний и зимний. И цена их должна начинаться от восьмидесяти тысяч. Одеваться, ясный день, надо постоянно во все самое передовое из последних миланских коллекций. Распродажа здесь не канает. Вещи прошлых сезонов в два счета вычислят, и станешь поводом для сплетен: «Ой, чота он в каком-то старье пришел, ваще». И Гера пустился во все тяжкие.
Он составлял левые контракты с ресторанами, ночными клубами, автозаправками, авиакомпаниями – кем угодно. Контракты свидетельствовали, что тот или иной ресторан, клуб или заправка размещает в своей винной карте ассортимент «Пьер Рикарди» и просит за это сумму со многими нулями в иностранной валюте. Частный мастер изготовил для него по опискам массу печатей действительно существующих организаций из их числа. И Гера, левой рукой подписывая контракты от лица ничего не подозревающих руководителей этих организаций, правой загребал в кассе многотысячные стопки купюр, которые прикарманивал полностью и без всякого зазрения совести. В «Пьер Рикарди» никому особенно не бросалась в глаза Герина преступная активность. Во-первых, самостоятельно продукцию в рестораны, ночные клубы, гостиницы компания не отгружала, переложив эту задачу на дистрибьюторов, следовательно, установить, ушла ли продукция в ресторан «Третьяков lounge», клуб «Мо» или авиакомпанию «Мауbe Sairlines», было затруднительно. Да никто этими вопросами себя и не утруждал. Герман работал пятый год, был на хорошем счету, ему доверяли. Он охотно пользовался этим доверием, обратив его в преступный инструмент собственной наживы. В тусовке обратили внимание, что Гера начал перебарщивать с наркотиками, и с чьей-то легкой руки все подхватили поговорку «Наш Гера стало герой».
Когда дело касается наличных денег, то доверять нельзя вообще никому. Кругом сплошь и рядом так и вьются люди, готовые облегчить карман работодателя на пару монет. Один из знакомых Геры – бывший коммерческий директор питерского водочного завода Глеб Бобрович – однажды произнес ставший впоследствии хрестоматийным монолог:
– Все жулят. Отвернулся, а тебя уж и обжулили. Ты за жуликом, ан с другой стороны залезли в карман. Ворье кругом! Факт.
Впрочем, этот Бобрович и сам оказался изрядным жуликом. Завод принадлежал какому-то не то сенатору, не то депутату, но, естественно, бизнесмену силового плана[2]. На этот завод давно зарились конкуренты, но у них ничего особенно не получалось, кроме мелких пакостей, которые этому сенатскому депутату были как слону дробина. Но однажды, катаясь на скоростном скутере на Лазурном Берегу возле Ниццы, этот депутат, перебравши кальвадоса или еще чего-то, не справился с управлением и на скорости сто сорок километров врезался в борт яхты другого депутата, скромно отдыхавшего на ней после весенней думской сессии с двумя гейшами и воображающим себя главным персонажем рекламного ролика пива «Тинькофф». Гейши и депутат-яхтсмен особенно не пострадали, а вот водочному королю дико не повезло. От него смогли найти только несколько мелких запчастей, которые никуда не годились, и голову с хитро прищуренным правым глазом. Голова еще летела над водной гладью, и не успела еще эта голова коснуться морской волны, а уж на заводе начался жесточайший передел собственности. Подобно стратегическому населенному пункту в военное время, он в течение дня переходил из рук в руки от одной группировки влиятельного бизнесмена силового плана к другой такого же харизматичного господина. Конец этим боевым действиям положили власти, которые объявили завод федеральной собственностью и установили на нем государственное управление. Бизнесменам силового плана на государство тянуть особенно не хотелось, и, поняв, что продолжать вибрации в итоге выйдет себе дороже, они, скрипя зубами от злости, ретировались. Во время всех этих пунических войн Бобрович отсиживался на даче где-то в районе Колпина, а после того, как все стихло, попытался вернуться на завод и стать угодным нынешней заводской администрации, но ничего у него не получилось. Бывший кадровый чекист, а ныне глава службы безопасности этого предприятия Максим Иванович Травин, добродушно улыбаясь в пушистые усы, выложил перед Глебом пухлую конторскую папку с его собственным, Глеба Бобровича, делом. Полистав папку, где было задокументировано решительно все вплоть до частоты ночных походов в сортир, не говоря уже о подборе дистрибьюторов за взятки, Глеб несколько раз икнул и предпочел испариться из поля зрения добрейшего Максима Ивановича. Он переехал в Москву, организовал здесь сеть салонов красоты и теперь вполне доволен жизнью. Вот только воспоминания о той папке иногда омрачают его безоблачное персональное небо.
Гера, между тем, зарывался все больше и больше. Он чувствовал, что долго так продолжаться не может, и снимал стресс между ног красавиц полусвета. С напудренным носом и пустой головой он ненадолго забывал о скорой расплате.
Эта самая расплата, а вернее сказать, пиздец, как и водится, подкралась незаметно. Из Франции в Москву прилетели акционеры «Пьер Рикарди». Днем они ознакомились с состоянием дел в российском филиале, а вечером поехали ужинать. Французы, как известно, диету не жалуют. Взяли в отделе маркетинга список ресторанов, из которого следовало, что во многих из них продукция «Пьер Рикарди» представлена на эксклюзивной основе и напитков конкурентов там вовсе нет, за что ресторану была выплачена изрядная сумма денег. И направились в известнейшее в Москве место под названием «Esprit cafe». Усевшись поудобнее, они через переводчика попросили у официанта виски «Джейсон» 18-летней выдержки и джин «Ларсен», на что официант невозмутимо ответил: «У нас из виски только «Джоник черный» и «Джек Дэниэлс», а из «Бифитеров» только «Бифитеры» и есть, а таких напитков, как вы, мсье, просите, у нас никогда и не было».
Гера, между тем, зарывался все больше и больше. Он чувствовал, что долго так продолжаться не может, и снимал стресс между ног красавиц полусвета. С напудренным носом и пустой головой он ненадолго забывал о скорой расплате.
Эта самая расплата, а вернее сказать, пиздец, как и водится, подкралась незаметно. Из Франции в Москву прилетели акционеры «Пьер Рикарди». Днем они ознакомились с состоянием дел в российском филиале, а вечером поехали ужинать. Французы, как известно, диету не жалуют. Взяли в отделе маркетинга список ресторанов, из которого следовало, что во многих из них продукция «Пьер Рикарди» представлена на эксклюзивной основе и напитков конкурентов там вовсе нет, за что ресторану была выплачена изрядная сумма денег. И направились в известнейшее в Москве место под названием «Esprit cafe». Усевшись поудобнее, они через переводчика попросили у официанта виски «Джейсон» 18-летней выдержки и джин «Ларсен», на что официант невозмутимо ответил: «У нас из виски только «Джоник черный» и «Джек Дэниэлс», а из «Бифитеров» только «Бифитеры» и есть, а таких напитков, как вы, мсье, просите, у нас никогда и не было».
Французы впали в недоумение, а так как люди они темпераментные, то тут же это недоумение переросло у них в истерику. Стали названивать по мобильным телефонам руководителю отдела маркетинга Гере и еще кому-то, но решительно все телефоны были выключены, так как люди, которым они принадлежали, не любили, когда их беспокоят после шести часов вечера по рабочим вопросам. Тогда французы, чье истерическое недоумение стало постепенно переходить в ярость, потребовали хозяина заведения, который на Герино горе оказался в тот вечер в собственном ресторане. Он подошел, выслушал нервных французов и ответил, что никакого договора он в глаза не видел, ни о каком эксклюзивном контракте речь никогда не велась и он ничего такого не подписывал. Озадаченные французы, в которых давно уже зашевелился червь подозрения, решили посетить еще несколько заведений, указанных в списке, и везде их ждал совершенно такой же результат: недоумение хозяина ресторана по поводу какого-то контракта и ухмылочки понятливых официантов.
Туча, нависшая над Герой и давно наливавшаяся силой тропического ливня, была готова расплакаться. На следующее утро в офисе «Пьер Рикарди» очень тихо началось служебное расследование Гериной деятельности. В течение нескольких дней выяснилось, что ведущий бренд-менеджер Герман Кленовский взгрел родное предприятие на два с половиной миллиона долларов. За день до окончания расследования один из рестораторов, не имевших против Геры ничего личного, позвонил ему и предупредил, что «под него копают, и, видимо, глубоко». Гера вышел якобы «на обед» и в офисе больше никогда не появлялся.
Французы, движимые жаждой кровавой мести, написали на Геру заявление в прокуратуру, куда Геру и вызвали, прислав ему на дом повестку. Гера позвонил своему адвокату, известному всей Москве, вынюхал грамм своего волшебного порошка и, будучи отрешенным от всего мирского, прибыл на допрос.
На допросе на Геру начали было кричать, угрожать ему и сулить страшные кары, но тот флегматично произнес:
– Предъявите мне бумаги с моей подписью, из которых бы ясно следовало, что я брал в кассе деньги для того-то и для того-то.
Следователь прокуратуры озадаченно почесала острым карандашом голову как раз под самым пучком волос. Не нашлась, что возразить, так как Гера был совершенно прав, и позвонила в «Пьер Рикарди». Там ей неохотно ответили, что таких бумаг у них нет и никогда не было. Следователь прокуратуры обозлилась, назвала рикардийцев олухами, швырнула трубку и уставилась на Геру:
– Что, вывернулся?
– Позвольте, я позвоню своему адвокату.
– Да ладно… Не надо тут никому названивать. Иди отсюда. Повезло тебе.
И Гера ушел. Он прекрасно знал, что все украденные им деньги официально в «Пьер Рикарди» не проводились, а выдавались из черной кассы, а он никогда ничего не подписывал. Вот так Герман Кленовский стал миллионером. Несмотря на то, что он много растранжирил, кое-что у него оставалось, но этого при прежнем образе жизни, который Гера менять не собирался, должно было хватить на год, а что делать потом, было непонятно. И тогда он позвонил Калугину. Совместный дилер объединяет!
«Ромашка». Адаптация
– Ну что, Герыч. Я с твоим резюме закончил. Отправлять?
– Дай хоть почитать, что ты там написал!
– Да нормально я там все написал. С таким резюме в прежние времена тебя сразу бы главой комсомольской ячейки выбрали. Так я отправляю?
– Валяй.
Калугин зачем-то подул на пальцы правой руки и нажал кнопочку SEND.
– Готово, брат. Теперь позвоним нашей девушке, узнаем, когда ее можно отблагодарить.
Позвонили. Девушка Оля прочитала резюме, сказала, что «это как раз то, что нам нужно». Показала его какому-то большому начальнику, кажется, коммерческому директору этой самой «Ромашки». Тот с многозначительным видом водрузил на нос очки, выпятил нижнюю губу, прочитал, поцокал языком и, хлопнув Оленьку по пухлой попе, подмигнул ей:
– Олга, ты сщетаешь, шьто это кароший кандидатюр?
– Уверена, мистер Мурда! Опытный менеджер, from field, серьезный, и его очень хорошо рекомендовали.
– Кито его рекомендалал?
– Вице-президент «Marini Group» господин Калугин!
– О! Это исфестний и уфашаемий тщельовьек. Карашоу, вызовите этот Гьиера на зафтра утром. Ми путем с ним кафарить.
Утром следующего дня наш Герман, проинструктированный Калугиным и скромно одетый в какой-то престарелый пиджак и ботинки с тупыми носами, сидел перед мистером Мурдой и на прекрасном английском заворачивал о себе небылицы. Впрочем, вся корпоративная культура – это небылица более чем наполовину. Любой, даже самый маленький, клерк раздувается от собственной значимости и мнит себя хозяином мира, стремясь придать себе многозначительности. Появляется этакий басок, убедительно бубнящий немыслимую ахинею и чудовищную ложь. Картина мира клерка, если взглянуть на нее со стороны, – это постоянно сталкивающиеся друг с другом в маленьком тазике запущенные туда пластмассовые утята. В тазике тесно. Утята безобидно бьются пластмассовыми клювами друг о друга почти без звука. Вода недвижима. Но клерку, переполненному корпоративным зомбированием, кажется, что он не утенок, а мощный дредноут, принимающий участие в крупнейшем сражении в составе легендарной эскадры ООО «Пиписькин». Торпедирующий корабли эскадры противника из какого-нибудь ООО «Хрентрест» и бомбящий глубинными бомбами субмарины атомного подводного флота ООО «Посадские грибки». Клерк постоянно лжет, а лгать он вынужден по долгу службы, либо сбывая лоховатым партнерам ненужный им товар в случае, если это торговая компания, либо уламывая лоховатых поставщиков заплатить за право торговать их ненужным товаром: очередным пакетом молока, коробкой конфет или телевизором под крышей «такого-то» магазина, в случае если это сеть розничных магазинов.
Все общение клерков строится на беспросветном вранье друг другу, и вранье это при его постоянном применении уже не кажется порождающим его клеркам враньем и вскоре превращается в корпоративный свод законов. Клерки, живущие в своем ирреальном мирке, считают его единственной приемлемой для жизни средой и с подозрением и даже презрением смотрят на всех остальных участников гражданского общества, не входящих в состав эскадры пластмассовых утят. Для клерков – это непостижимые и оттого конченые люди. Еще бы! Ведь проблема выполнения ежемесячного плана отгрузки бамбуковых кресел или бананов – это проблема вселенского масштаба и важнее ее нет ничего решительно! А сдача годового баланса?! Это же гораздо важнее, чем загадка Бермудского треугольника! Весь мир для клерка сужается до размеров его офиса, все интересы – до «выполнения плана сбора дебеторской задолженности». Контакты с внешним миром происходят в четко отведенные корпоративными правилами четыре недели, когда можно поехать в Турцию и валяться там под зонтиком, насосавшись халявного и потому дрянного, как все халявное, турецкого пива, или в Таиланд и побаловать собственные усохшие чресла в цепких коммерческих объятиях местной секс-индустрии.
…Об этом подумал мимолетом Герман, смотря на хитро поблескивающие стеклышки очков Мурды. Разговор носил мирный, спокойный характер. Герман как отличный психолог понял, что лемуриец к нему расположен. Что так же, как и все иностранцы, сражен уровнем владения им, Германом, английским языком и чистотой лондонского произношения. На самом деле Гера в Лондоне действительно пару раз был, но не для учебы, а совершенно по другим делам. В Лондоне у Геры был открыт банковский счет. А язык Гера выучил самостоятельно. По каким-то старым книгам, найденным на даче приятеля и милостиво подаренных им Герману. Произношение тоже далось как-то само собой. Не прошли даром несколько лет, проведенных в районной музыкальной школе. Слух был идеален, такой подошел бы для занятий скрипкой, но Гера любил гитару. Хотел сперва стать вторым Сеговией, на меньшее не соглашался. О этот юношеский максимализм! Как быстро он проходит и как больно разочаровывает своей нереализованностью. Увлечение Сеговией прошло после того, как Гера впервые услышал Гарри Мура. Пристал к отцу: купи, мол, электрогитару, хочу стать рок-музыкантом. Отцу было не до того. Сына своего он не то чтобы не любил, он никогда не воспринимал его серьезно. Считал, что это какое-то недоразумение, так… Вон у других-то мужиков – вот это сыновья! А этот, ну, пускай уж растет, коль родился. К тому же у Гериного папы всегда были какие-то шашни на стороне. Долгое время он как-то выкручивался, но в конце концов его захомутала какая-то исключительная стерва. Гера, как он сам впоследствии не раз говорил, по-мужски понял бы отца, если бы тот ушел к молодой, красивой и бездетной девахе. Здесь любого мужика «за сорок» осудить трудно. Да и такой уход – он хоть как-то объясним. А той стерве было столько же лет, сколько и папе, она раза три успела побывать замужем, причем все ее мужья как-то странно и скоропостижно скончались, не дожив и до пятидесяти лет. От тех ушедших в мир иной страдальцев прижила эта сестренка графа Дракулы двоих дочерей. А от Гериного папы в спешном порядке родила третью. Гере было двадцать, младшей сестре его десять. Папа посмотрел на своих почти взрослых в его понимании детей, затем подержал на руках беспомощную новорожденную, стерва подлила ему сперва сладкого льстивого сиропчика, затем пригрозила, что выкинется из окна, затем еще что-то пообещала… В общем, папа ушел. И остались Гера с сестрой и с мамой втроем…