— Здорово, — сказал я. — Выходит, Дину Лобату спас…
— Не Дину, — сказал дозер. — Планы врага ценой собственной жизни сорвал Боевой Гвардии капрал Люк Паликар, внедрившийся по моему заданию сначала в международную организацию контрабандистов, а потом через неё и к диверсантам. Потому что мог летать через границу, как домой. Понятно?
— Ничего не понятно, — сказал я. — Паликарлик — подлец и предатель, и вы это хорошо знаете… Похоже, он и пристрелил этого… фермера… и другого… Когда рвануло, они уже мёртвые были.
— Мало ли что я знаю, — сказал дозер. — Но ещё я знаю, что в Боевой Гвардии не может быть предателей. Одни сплошные герои… Вношу поправку: капрал Паликар, мстя за гнусную расправу с мирными жителями, привёл в действие закреплённое на теле взрывное устройство…
— Но ведь это неправда, — сказал я. — Вы и с «отчичами» всё наврали, и сейчас… Ложь это всё! Так нельзя!
— Сынок, — сказал штаб-майор. — Разумные люди должны помогать друг другу. Время такое. Правда слишком сложна и многогранна, чтобы стать истиной. У них очертания не совпадают — вернее, не всегда совпадают.
— Не пляшет ваша версия, господин штаб-майор, — злорадно сказал я. — Если им нужна была дамба, то какого джакча они забыли в санатории?
— Ближайшая к дамбе посадочная площадка. На самой дамбе не сесть, столбы низковольтки мешают, то же самое на дороге. А здесь они намеревались взять машину… Теперь о тебе, — продолжал он. — Отважный Чак Яррик, юноша сильный физически и морально, сумел совладать…
— Снова не пляшет, — сказал я. — Во-первых, не поверят, что пацан сумел совладать со зверюгой-архи. Во-вторых — зачем архи полез в подвал?
— С целью наживы, — сказал железный дозер. — Все знают, что во время своих рейдов на Побережье архи ничем не гнушаются — даже замоченное грязное бельё прихватывают…
— Ну да, — сказал я. — На лёгком-то вертолёте…
— Значит, не бельё, — сказал дозер. — Какая разница? Неужели ты не хочешь снова стать героем? Вторая степень обеспечена…
— Не хочу, — сказал я. — Как-то не вставляет.
— Хорошо, — сказал штаб-майор. — Вношу поправку: второй диверсант в состоянии сильной контузии был захвачен местными силами ДОЗа…
— Да делайте вы что хотите, — сказал я. — Но Верхний Бештоун и вообще всё здесь спас Динуат Лобату, сын полковника Горной Стражи…
— С твоим приятелем дело гораздо сложнее, — сказал дозер. — Ну никак он не может стать героем. Отец и сын Лобату арестованы как члены монархического подполья.
— Что за джакч? — почти заорал я.
— Да вот… Перехвачен курьер с письмом к полковнику от наших политэмигрантов в Пандее. Похоже, что Пандея вкупе с архи реально готовила захват нашего региона, и полковник Лобату играл в этих планах не последнюю роль.
— Чушь, — сказал я. — Не верю. Провокация пандейев… убрать его вашими руками — что проще?
— Может быть, — сказал Рашку. — Но пока пусть посидит под домашним арестом. Хочешь — не хочешь, а проверять такие вещи мы должны досконально. Тут ещё и контрабанда… А вот младший… Героя мы из него сделать при всём желании не сможем, Департамент Пропаганды не позволит. Так что лучше тебе помалкивать, как отроку Вицу в зубах леопарда. Пока ты помалкиваешь — он живёт…
— Ну вы и сволочь, господин штаб-майор, — сказал я.
Господин штаб-майор вздохнул.
— Когда-нибудь ты поймёшь, что это не так, — сказал он. — Что иногда нужно громко творить малое зло, чтобы избежать большого. Потому что иначе кое-кто сообразит копнуть поглубже, а мы ведь этого не хотим?
Ну да. Я, по крайней мере, этого не хотел. Вдруг он всё знает про Поля? Может, доктор Мор ему всё уже давным-давно доложил?
— Значит, мы договорились, — сказал дозер, хлопнул меня по плечу и поглядел на часы.
— Кстати, — сказал он. — Где ваш гений хранил свои препараты? Время подходит…
Будешь, гад, у меня мучиться, подумал я. Как все нормальные выродки…
Но вслух сказал:
— Я вас провожу, господин штаб-майор. Только не трогайте Дину. Это будет несправедливо.
— Жизнь вообще несправедлива, — сказал дозер. — Но уговор есть уговор.
Мы поднялись на второй этаж, во владения доктора Мора.
— И здесь гады побывали, — сказал я. — Хуже хонтийцев: не украдут, так напакостят. А доктор говорил, что после войны уцелели только два ментоскопа: один в столице, другой здесь… Новых ведь не будет — их в Хонти собирали…
Наш ментоскоп был весь разбит в хлам. Как же мы будем возвращать Поля в его прошлое?
Я бросился к сейфу. Так и есть — дверца открыта, внутри пусто. Ай да безумный профессор! Вот он куда сбежал сразу-то! Он ведь здание знал получше нашего!
Обеспечил себе на крайний случай мировое открытие… Станет великим хонтийским учёным… Или парабайским. А какой был патриот, пробы ставить некуда!
— Помоги-ка мне собрать всё в ящик, — сказал дозер.
Старый негодяй нашёл то, что ему нужно. Отоварился надолго, выродок.
— А выпивка есть?
— Выпивки у нас море, — сказал я. — Сколько надо, наливай. Только с вами я пить не буду.
— А я и не спаиваю несовершеннолетних, — сказал он.
Голоса в тумане
В номере мне что-то сон не пошёл. Какой может быть сон, если на ночь не поругался с Князем? Стихов его не послушал? Это не сон, это недоразумение…
Князь, что я для тебя могу сделать? Взять скорчер и разнести гауптвахту? Ах да, ты же под домашним… Но как ты позволил себя арестовать? Зачем тебя в город понесло?
Ворочался я, ворочался, потом добыл из шкафа фермерский тулуп и пошёл ночевать на крышу.
Поглядел вниз, но ничего не увидел: с Ледянки наполз густой туман. В таком тумане к нам хоть целая армия может незаметно подойти…
Как лёг — так и отключился.
Но, видно, не суждено Чаку Яррику просыпаться просто так, по своему желанию. Его или треснет кто-нибудь, или заорёт над ухом, или загремит…
В этот раз — загремело. Тот самый тревожный жестяной лист.
Ни одна женщина в Верхнем Бештоуне не рисковала ещё появиться на людях вот так — в брюках. Потому что баба в штанах — верный признак конца Мирового Света. Отсталый мы народ.
Хотя в столице это обычное дело.
Рыба рискнула. Но это же Рыба! Штаны были кожаные, из того же материала, что курточка и сумочка. Ансамбль, джакч!
— Счастливый ты, Сыночек, — сказала она.
— Ни фига себе счастье, — сказал я и поднялся.
— Счастье твоё, что я сначала в подвал спустилась, — сказала Нолу. — А то бы не знаю, что сделала…
— Это почему?
— А почему ты Дину оставил одного? Он ведь хрупкий такой, к жизни не приспособленный, — сказала Рыба. — Как ты мог?
— Такова была его воля, — сказал я. — Надо было Охотника и Тану защитить. Что я и сделал… А чего ты за Князя так распереживалась?
— С того, — сказала она. — Может, тогда он и не побежал бы в город…
— Его бы здесь арестовали, — сказал я. — Пока я в отключке был после взрыва. Да хоть бы и не был. Не устраивать же перестрелку с дозерами! А вот что ты здесь делаешь?
— У меня назначено свидание, — сказала Рыба. — Очень важное.
— Нашла время, — сказал я. — С кем?
— С большим человеком, — сказала она. — Кто таков — знать не знаю. Меня вызвали в мэрию, и я говорила с ним по телефону.
— Ладно, я в твои тайны не лезу, — сказал я. — Что в городе?
— В городе всё известно, — сказала Рыба. — Слухи у нас опережают события. Хочешь знать, какие ещё новости? Полковник Лобату застрелился…
— Ох, — сказал я.
— …а револьвер Князя дал осечку, — продолжала Рыба. — Дину сейчас на гауптвахте. Дом опечатан. Госпожа Алька и твоя Лайта сидят в моей халупе — никто из друзей-соседей их к себе не пустил…
— По-другому у нас не бывает, — сказал я. — Семья изменника… Но как ты-то решилась ночью через лес?
— Говори тише, — сказала она. — Они все там, внизу, в большой палатке. Боятся в здании ночевать…
— Они часового должны были выставить, — сказал я.
— Они и выставили, — сказала Рыба. — Только он стоя спит. В туманную ночь хорошо спится… Даже не услышал, как я проехала.
— На чём? Автомобиль-то внизу…
— А на твоей героической коляске, — сказала она. — Угнала со двора. Потом увезу в ней Поля… А что касается страха… Чаки, я ведь только что бабушку свою в Мировую Тьму проводила. А когда умирает старая колдунья, происходит много чего пострашнее ночной дороги в лесу, уж ты мне поверь.
— Что делать будем? — спросил я.
Ужас какой: маленький смельчак все решения перекладывает на девушку… Молодец! Медаленосец! Третьей, джакч, степени…
— Молчать будем, — сказала она совсем тихо. — Внизу что-то случилось.
Я прислушался. На площадке перед зданием происходила какая-то возня — стуки, тихие вскрики, ругань…
— Молчать будем, — сказала она совсем тихо. — Внизу что-то случилось.
Я прислушался. На площадке перед зданием происходила какая-то возня — стуки, тихие вскрики, ругань…
— Что всё это значит? — послышалось прямо под нами. — Кто вы такой? Почему ваши люди…
Говорил штаб-майор.
Незнакомый низкий голос ответил ему:
— Потому что мои люди подготовлены лучше ваших лопухов. Я чрезвычайный уполномоченный Совета Отцов. Вот мои документы. Достаточно?
Заглянуть вниз я даже не пытался. Тем более что потянуло ветерком — значит, туман потихоньку рассеется…
— Я подчиняюсь только своему департаменту, — сказал дозер.
— Ваш департамент, — сказал незнакомец, — подвергся некоторой э-э… реорганизации. Сверху донизу. Ваш знаменитый шеф вкупе с бандой родственников-головорезов попытались совершить государственный переворот и были уничтожены. Все права вашей конторы временно переходят ко мне и моим подчинённым — до полного оздоровления разложившихся органов безопасности…
— С каких это пор Департамент науки…
— С некоторых, — сказал чужак. — Вы, надеюсь, составили рапорт о происшествии?
— Разумеется, — сказал Рашку. — Ознакомьтесь. Вот здесь посветлее…
— Спасибо. Я прекрасно вижу в темноте, — сказал чужак.
— Значит, доигрались, козолюбы… — задумчиво сказал дозер. — Я всегда говорил, что семейственность до добра не доведёт. Южные традиции — архаика…
— Пытаетесь сохранить своё место? — сказал чужак.
— Вовсе нет, — сказал Рашку. — Самый подходящий момент уйти на пенсию. Тем более в моём положении…
— Я в курсе, — сказал чужак. — Сочувствую, но…
— Так и так бы вычистили, — сказал Рашку. — Тенденция…
— Да я бы вычистил вас за один лишь рапорт, — сказал чужак. — Таким рапортом впору подтереться…
Ого, подумал я. Разговаривать подобным образом с господином штаб-майором мог только тот, кто намного хитрей и подлей его…
— Не нравится мне этот джакчеед, — прошептал я.
— Мне тоже, — ответила Рыба. — Я уже жалею…
— О чём?
— Тихо ты! — сказала Рыба. — Слушай!
— Особенно прекрасен героический гвардеец, — сказал чужак. — Якобы внедрённый вами в стан врага…
— Позвольте, — сказал дозер. — Господин…
— Господин советник, — сказал чужак. — Имя вам ни к чему.
— Почему вы подвергаете сомнению… — начал дозер.
— Живу долго, потому и подвергаю, — сказал чужак. — Белые нитки, красные нити… Знакомо! А вот что одного взяли живьём, это вы молодец. Я его заберу с собой…
Ух, как мне хотелось крикнуть: «Это я, я взял! Отважный Чак Яррик!» Но вовремя вспомнил сказку про орла и черепаху…
— И бомба ваша не бомба, а муляж, — сказал господин советник. — Правда, весьма натурально сделанный…
— Не понимаю, — сказал Рашку. — Ведь счётчик…
— Да сунули туда фонящую железку, — сказал советник. — И всего-то…
— Не сходится, — сказал дозер. — Какой смысл?..
— Вот потому-то я и выполняю сейчас за вас вашу работу, — сказал советник. — Эти архи добросовестно установили бы устройство на дамбе. Но известно, что в зоне действия башни ПБЗ ядерные устройства не взрываются, а саморазрушаются. Поэтому была бы предпринята попытка уничтожить или захватить башню силами местных выродков-террористов, которая не удалась бы. Попробуйте догадаться, кто должен был командовать группой диверсантов? В результате мы получали повод санировать ДОЗ сверху донизу, а заодно напомнить обществу про угрозу со стороны Архипелага — потому что десанты на побережье уже мало кого интересуют. Так что не считайте себя спасителем Отечества…
— Я и так не считаю, — буркнул дозер. — Вам нужен другой отчёт?
— Правдивый отчёт, хотите вы сказать… Нет. Пусть всё остаётся как сложилось. Даже этот ваш капрал… как его?.. — очень удачно вписался в картину. Представьте его к награде, что ли. Еще есть отличившиеся? Какой-то фельдфебель-инвалид, если я ничего не путаю?
— Да. Фельдфебель Айго Дан-Дир…
— Отлично. В общем, представьте список — человек шесть, не больше, — я подпишу. И всё с этим делом. Я, собственно, прибыл по другому поводу, — сказал советник совсем другим тоном. — И вот — не успел. Я давно ищу одного человека… вернее, нашёл, светлая ему память… Поэтому сейчас мне нужна некая девочка — мы договорились с ней тут встретиться…
Представляю, какой джакч возник в мозгах у дозера!
— Да нет здесь никакой девочки, — сказал он. — У меня мышь…
— Ну-ну.
— Всё, — прошептала Рыба. — Мне пора. Я приведу его в комнату свиданий — дескать, там удобнее. Там и вправду удобнее. А ты… Ты знаешь, что делать. Мне как-то спокойней, когда ты рядом…
— У меня пистолеты забрали, — сказал я. — Пока валялся.
— Ну, натахорга-то при тебе, — сказала Рыба и, ловко обойдя жестяной лист, исчезла в чердачном окне.
Я последовал за ней. Не надеется наша ведьма на свои чары…
Человек из кошмара
Тайну комнаты свиданий санатория «Горное озеро» мы открыли уже давно. Комната свиданий — это не то, о чём вы сразу подумали. Никто там не трахался, а встречались в ней безумные богатые пациенты с разумными бедными родственниками, которые их, скорее всего, и поместили в эту роскошную дурку.
Богатых безумцев нельзя оставлять без пригляду. Поэтому рядом с большой комнатой оборудовали особую каморку. Ничего особенного — швабры, вёдра, прочий инвентарь. Но вёдра были пластиковые, чтобы не гремели. Из каморки велось наблюдение за пациентами и посетителями. На всякий случай. Даже записывающая аппаратура здесь когда-то стояла — жаль, нас не дождалась.
А отверстия в стене остались. И скрывались они за портретами каких-то солидных мужчин и женщин — то ли исцелённых психов, то ли выдающихся психиатров. Главное, что обзор хороший.
Ждать мне пришлось довольно долго. Наконец, открылась дверь, вошла Нолу Мирош, а за ней…
Это был тот самый лысый великан из моего поездного кошмара. Которого мне непременно нужно было убить, чтобы не выплачивать страховку. И одет он был в ту же самую нелепую блузу, и на ножищах у него были те же самые тяжёлые башмаки, и рожа костистая, и глаза убийцы…
Кажется, Рыба вляпалась в джакч. Хватит ли у неё ума вовремя заткнуть уши?
Хватит. Она эту натахоргу знает лучше моего, только темнит…
Разговор они начали, видимо, сразу при встрече, так что мне пришлось вникать в тему.
— Почему же вы, барышня, решили написать в Департамент научных исследований, а не обратились в тайную полицию? — сказал лысый и уселся в кресло.
Так вот почему он здесь! Нолу Мирош его пригласила за спиной доктора Мора!
Рыба расположилась напротив советника, так что её я видел только с тыла. Но ведь следить за выражением вражеского лица намного важней…
— Да это же элементарно, господин советник, — сказала она. — Кто пишет дозерам? Или обманутые жены, или соседи-интриганы. А кто пишет учёным? Любознательные гимназисты и гимназистки. Есть разница? А ваши дозеры — это банда кровососов и невежд… Они бы его тоже замучили до смерти…
Лысый аж глаза вытаращил. Знай наших!
— Впрочем, вы всё равно опоздали, — вздохнула Рыба. — А я-то думала, что внесу вклад в науку ко славе Отечества… Да и друга вашего, господин советник, мне так жалко, что слов нет… Нелепо как-то всё вышло…
— Мы с ним земляки, — сказал советник. — Из одного маленького городка, вроде вашего… Где все всех знают…
— Имя у него было странное, — сказала Рыба. — Мы звали его просто Поль…
— У нас тоже так его звали, — сказал советник.
— Вы сообщите его родным, господин советник? — сказала Рыба.
— Свою семью он создать не успел, — сказал лысый. — А родители… Они очень далеко. В экспедиции.
— Я их видела, — сказала Рыба. — По ментоскопу. Очень славные, должно быть, люди… Только городок ваш я бы не назвала маленьким. Там много интересного…
Рыба, не то говоришь. Лучше бы ты дурочкой прикинулась, а не любознательной гимназисткой!
— А ты штучка ещё та, — сказал советник.
— А то, господин советник, — сказала Рыба.
— Чего ты хочешь? — сказал советник.
— Хочу отсюда уехать, господин советник, — сказала она и даже подалась вперёд. — Уехать в столицу. Получить хорошее медицинское образование. Открыть свою практику. Может быть, заняться научной работой. И ещё… Я, господин советник, не машина для производства детей. Я женщина самостоятельная.
Лысый задумался. Потом хлопнул огромной ладонью по столу.
— Кажется, это можно устроить. И, кажется, я нашёл для тебя работу. Если ты, конечно, перестанешь делать из меня дурака и отдашь вещи, принадлежавшие Полю. Надо же что-то вручить на память родне, о которой ты так трогательно заботишься!