– Да! – подскочила Сонечка, конечно же споткнувшись о стоящий рядом чемодан.
– Я Алла, – сказал «Карлсон», – пошли. – И… пошёл, не дожидаясь ответных реплик, расшаркиваний и всяких там: «Как дела?» – «Прекрасно! А у вас?» – «А у нас в квартире газ. А у вас?» – «А у нас нет утюга. Вот»…
Схватив чемодан, Соня потрусила за невысокой, плотной, но не толстой, коротко стриженной и невероятно спокойной женщиной.
Она уложила Сонину поклажу в багажник новёхонькой «Мазды», села за руль, абсолютно ровным голосом сказала: «Пристегнитесь» – и… начала движение. Иначе не скажешь. Как начала, так и продолжила. Два квартала прямо, один – наверх, ещё один – направо. Ни слова, ни полслова. Она просто ОСУЩЕСТВЛЯЛА ДВИЖЕНИЕ.
Наконец добрались до места. И в полнейшей тишине проследовали из гаража в дом.
К ним навстречу вышел высокий, некрасивый, но чем-то сразу располагающий к себе мужчина. «Соня. Валера», – констатировала Алла. Ни кивка головы, ни привычных жестов рук. Сказала два слова в пространство. «Соня» и «Валера». И ушла. Просто молча поднялась по лестнице и скрылась из вида, оставив едва друг другу представленных незнакомцев наедине.
* * *Как-то на утренней врачебной конференции Соня шепнула Джошу, что ей надоело стирать колготки в раковине, покупать новые вещи взамен испачкавшихся и чувствовать себя идиоткой, сидя в «общепароходской» прачечной за углом, ожидая, когда «заглохнет дизель на нижней палубе». Он не понял, что такое «стирать колготки в раковине» и «общепароходская». Но Соня объяснила, что это примерно то же самое, что ему стирать носки в тазике на ступенях перед State House’ом. Это был тот редкий случай, когда Джош буквально заржал, как мустанг. А почти успокоившись, спросил: «В знак протеста, что ли?» Пришла Сонечкина очередь быть мустангом. Но дотянуть удалось только до козы с «нечеловеческим голосом». «Нет, блин! Чтобы чистые были!» – смогла она выдавить в конце очередного приступа блеяния.
Если бы дело происходило в Москве – их выгнали бы нахрен из конференц-зала!
Потом, уже на перекуре, Сонина душа продолжила плакаться в пижаму Джоша о том, как ей надоело жить в гостинице. Если у вас в пользовании никогда не было красивого мужского тела с чистой большой душой, вы не поймёте, как это прекрасно – плакаться в пижаму. В рабочую ли, в домашнюю ли – не суть важно. Ключевая сентенция: «плакаться в мужскую пижаму».
«Но… Стоп! Моя душа сейчас далеко. Делает в Копенгагене татуировку на своём теле. Получается, что плачусь я как бы не совсем Джошу…»
От этой мысли Соне стало значительно легче.
На самом деле тот, кто подолгу живал в гостиницах, поймёт Сонины «рыдания и метания».
Какие бы ни случились апартаменты, не в пример общаге, вы никогда не назовёте их домом. Даже и в мыслях у вас не возникнет, что они хоть сколько-нибудь похожи на дом.
Соня устала.
От поездок в лифте с почти ежедневно обновляющимися попутчиками.
От невозможности покурить в постели и ванной.
От толстой горничной, вламывающейся с телегой швабр и моющих средств каждый день ровно в 7.30, мать его, a.m.! Несмотря на зелёный картонный ярлык «Not disturb!».
От залихватского панибратства официанта-мексиканца на «раздаче» по утрам и постоянной взвинченности его соотечественника за стойкой бара – по вечерам.
От необходимости периодически заполнять какие-то формы. И от постоянно слегка вокзальной атмосферы, имеющей место в любой гостинице. Тем более это и был пусть вполне себе приличный, но всё-таки обыденный доступный «Holiday Inn», которых полным-полно по всей Америке и чуть в худшей модификации – по всему миру.
Надо знать Джоша – Соня-то, излив «плач сердца» на его форменную пижаму, о давешнем разговоре, естественно, забыла. А вот он…
Вечером очередной пятницы во время финального перекура он сообщил Соне, что она переезжает. Утром за ней заедет некая Алла.
Попытка обрушиться лавиной встречных вопросов была остановлена неподражаемым:
– Завтра узнаешь. Это всё, что тебе нужно: время, место, имя… Have a nice weekend…
«Интересно, я когда-нибудь привыкну к его манере поведения?»
– You too…
Однако Соня осталась в том же Бруклайне. Но – в тихом, уютном и по-домашнему камерном. Такое иногда случается – бродишь в центре по оживлённому московскому бульвару и, внезапно свернув, оказываешься в тихом проулке, где лишь шум, доносящийся непонятно откуда, напоминает тебе, что за углом XXI век.
* * *Валера, дождавшись, пока Алла скроется наверху, заговорил. На отличном русском языке. Правильном, вполне литературном и безо всяких там изысков а-ля XIX век. Скорее на языке времён «физиков-лириков».
«Эх, не выучить мне английский в Штатах», – с грустью подумала Соня, тем не менее обрадовавшись, что не вся семья глухонемая.
Они приехали в Бостон почти двадцать лет назад.
Алла в «прошлой жизни» занималась чем-то страшным и непонятным для Сони – ЭВМ. Электронно-вычислительными машинами, если кто забыл, что предшествовало компьютерам. С Валерой всё было ближе – он в «совке» трудился психиатром в старой доброй «Кащенко», совмещая лечебную деятельность с преподавательской – доцентствовал по совместительству. Он, в общем-то, не слишком стремился куда-то уезжать… Но, встретив Аллу, развёлся с женой, срочно сделал хмурой эвээмщице предложение руки и сердца и был готов идти за ней на край света, пешком и в рубище. Алла отказала. Она в тот период пребывала не в лучшем состоянии духа. Во-первых, ей уже в который раз не дали разрешения на выезд. Во-вторых, были проблемы на работе. В-третьих, взрослая дочь от первого брака. В-четвёртых, она была беременна. В-пятых – не от Валеры.
Они и познакомились-то по сугубо медицинскому поводу – знакомые порекомендовали хорошего психиатра, способного выписать такие седативные средства, на которые в обычной поликлинике не подпишутся под страхом смертной казни и комиссии из КРУ.
Но… Смелость города берёт, а страсть – добирает всё остальное. Валера Аллу получил.
Валере разрешение на выезд было выдано быстрее. Родившийся «в процессе» Давид – будущий Дэвид – получил Валерину фамилию и любовь такой силы, которой не всегда удостаиваются даже кровные дети (справедливости ради надо сказать, что дочь Валеры от первого брака тоже уже живёт в Америке, Дэвида любит как родного брата, и всякие надуманные проблемы, связанные с «дифференцированным отцовством», у них отсутствуют).
Разумеется, Алла вышла за него замуж ещё в Москве. То ли выписанные Валерой психотропные средства подействовали, то ли её прагматизм взял верх – трудно судить. С Валериной же стороны всё было проще. Это была на самом деле не просто страсть. Её Величество Любовь. В чистом виде.
Пока есть такие мужчины, у этой Планеты есть шанс.
И всё же тяжело удержаться от возможности посплетничать.
Валерина дочь от первого брака – яркая ослепительная красавица – точная копия её матери… Ну и кто поймёт этих мужиков?!
Алла, покидая советскую отчизну, приобретала. Валера – терял. И терял немало.
Алла ещё на нелюбезной родине знала, что в Израиле не задержится, а в США будет работать в компании «Polaroid». И она знала язык.
Валера же, с единственным школьным «My name is…» в багаже, должен был начинать всё сначала. Человек, уже разославший автореферат докторской диссертации, стал… санитаром в Сант-Элизабет-госпитале, проявив, на объективный взгляд, нечеловеческое упорство. Что тут скажешь:
Валера не лоховал страховые компании, не сидел – по мере возможности – на шее у государства и жены… Он в рекордно короткие для немолодого уже человека сроки – за год – сдал все экзамены: язык и требуемые предметы по программе обучения в медицинском вузе США (наши врачебные дипломы в Штатах не котируются, в отличие от технических. Вероятно, что технические тоже не котируются. Уже).
Чуть позже – ознакомившись с фактами биографии – Соня восхищалась этим человеком! Если бы ей вдруг пришлось сдавать абсолютно всю программу медицинского института на английском языке, начиная с нормальной и топографической анатомии, – она бы предпочла… получить новую профессию!
А Валера подносил и уносил утки, мыл полы и драил реструмы, попутно грызя гранит медицинской науки на совершенно не знакомом ему дотоле языке. Он менял «Дэвику» памперсы, пока его супруга зарабатывала деньги, – и никогда не позволял себе никаких истероидных самцовых ремарок на сей предмет. И ещё он завёл правило – говорить в доме только на русском, чтобы Дэвид знал этот язык и они сами не забывали.
В отличие от большинства соотечественников, встреченных Соней до сих пор на просторах «обетованной», Валера и Алла говорили на родном языке без малейшего «американского» акцента. За исключением Дэвида, разумеется. Тут отец, очевидно, перегнул палку, заставляя мальчишку читать Солженицына «в подлиннике» и пересказывать прочитанное на языке исторической родины. Это ж чистой воды садизм! Зато Дэвид оказался ребёнком сообразительным, и Валера, в один прекрасный день обнаружив у сына под кроватью сокращённый вариант «Ракового корпуса» на английском, драконовые меры отменил. «Синопсис» же объёмного произведения «бородатого старца» лично у Сони вызвал приступ хохота. Представьте себе на секундочку такое, например, краткое изложение романа «Анна Каренина»: «Эта книга повествует о женщине, запутавшейся в мужчинах. Она ищет убежища в сладостном мире наркотических грёз. Последствия употребления психотропных веществ не замедлят сказаться – она закончит свою жизнь под колёсами локомотива». That’s all. В результате имеем книгу о девочке-мажоре. Чистый pop-art!
В отличие от большинства соотечественников, встреченных Соней до сих пор на просторах «обетованной», Валера и Алла говорили на родном языке без малейшего «американского» акцента. За исключением Дэвида, разумеется. Тут отец, очевидно, перегнул палку, заставляя мальчишку читать Солженицына «в подлиннике» и пересказывать прочитанное на языке исторической родины. Это ж чистой воды садизм! Зато Дэвид оказался ребёнком сообразительным, и Валера, в один прекрасный день обнаружив у сына под кроватью сокращённый вариант «Ракового корпуса» на английском, драконовые меры отменил. «Синопсис» же объёмного произведения «бородатого старца» лично у Сони вызвал приступ хохота. Представьте себе на секундочку такое, например, краткое изложение романа «Анна Каренина»: «Эта книга повествует о женщине, запутавшейся в мужчинах. Она ищет убежища в сладостном мире наркотических грёз. Последствия употребления психотропных веществ не замедлят сказаться – она закончит свою жизнь под колёсами локомотива». That’s all. В результате имеем книгу о девочке-мажоре. Чистый pop-art!
В санитарах Валера задержался ненадолго. После успешной сдачи всех экзаменов он поступил в резидентуру (что-то на манер нашей интернатуры/субординатуры) и, отучившись в ней положенные три года, – стал психиатром с полноценным американским дипломом. Как вы понимаете, он и ранее был полноценным психиатром, чьими квалифицированными советами, невзирая на статус всего лишь санитара, медицинский персонал госпиталя не брезговал с самого начала. Так что, само собой разумеется, после получения официального лицензированного врачебного статуса – они никуда не отпустили свежеиспечённого американского доктора.
Валера и Алла взяли кредит на дом, машину и всё, что положено при «коммунизме».
Отдали маленького Дэвида в муниципальную школу. Но, ужаснувшись уровню образования, спустя год перевели в частную еврейскую, где, по крайней мере, математику преподавали на должном уровне. Так что в BU тот поступил без проблем.
К настоящему времени кредиты были выплачены. В семье было две очень приличных машины. Людьми они были мобильными. Запросто могли субботним утром сесть и поехать в Канаду только и исключительно затем, чтобы купить правильную посуду для приготовления правильного французского супа. Слетать во Францию или в Израиль. Единственное, что омрачало нынешнее их существование, – банкротство компании «Polaroid». Алла пополнила ряды «несчастных американских безработных», о которых так много и славно врала когда-то советская пресса. Помните анекдот времён застоя? «Американские безработные недоедают!» – «Да? Так мы приедем, доедим!» Валеру вынужденное безделье жены абсолютно не тревожило, в отличие от неё самой. И беспокоили Аллу не столько деньги, сколько служба как таковая. Она была настоящим трудоголиком, абсолютно неприспособленным в быту, и страстно искала новую работу. Но не абы какую, а с уровнем годового дохода не ниже… Потому что – и всё-таки деньги! Одно другому не мешает, а наоборот. Тем более что Алла была очень хорошим программистом. Лично для Сони «женщина-программист» – это круче, чем женщина-космонавт. Полёт в космос девушке примерить на себя было проще простого, а вот технологии по упорядочению двоичного кода вселенной… В общем, Алла была для Сони диковинкой. Загадкой. Молчаливая женщина, отнюдь не модельной внешности. И всё же было в ней что-то такое…
На интуитивном уровне Соня понимала, почему Валера ушёл от прежней красавицы-жены. Почему готовит, стирает, убирает и лично занимается воспитанием «корпоративных» детей. Всё-таки Соня была женщиной. А женщины подобное чуют лучше собак.
Так они и жили – не тужили, во взаимном согласии, под крылом неутихающей Валериной любви.
Дом был уютный. Стандартный двухэтажный, с гаражом, подвалом и всем что надо. И ещё (Джош fo-rever!) – Алла курила!!! У них в доме было специально оборудованное место для курения с чашкой кофе – стоило лишь выйти из кухни через заднюю дверь в уютный палисадничек. Уютное кресло. На столике всегда – чистая пепельница и действующая зажигалка. Вы даже не можете себе представить, какое это счастье – выйти утром в пижаме, с чашкой горячего кофе на заднее крыльцо, любуясь рассветом – ме-е-едленно, блаже-е-е-енно затянуться и спокойно, слушая, как щебечут пташки, выкурить сигарету (лучше – две)! А не сползать на лифте в гараж, чтобы воровато затянуться разок-другой. Да ещё и прыгая, как мартовский заяц, с места на место, дабы не доставлять неудовольствия некурящим гражданам, без конца дефилирующим вокруг тебя туда-сюда с таким видом, будто ты – накрывшийся медным тазом ядерный реактор и они, пройдя невдалеке от тебя, умрут в течение максимум получаса. Причём не только от лучевой болезни, но ещё и от чумы, сибирской язвы и, разумеется, молниеносного рака лёгких. Или – куда лучше пускать дым в рассветное утро над частным владением, чем, например, курить в санузле гостиничного номера, выдыхая дым прямо в унитаз, с ужасом ожидая, что сработает противодымная, противопожарная или какая другая противочеловеческая сигнализация и обслуга выведет тебя за ухо из номера и сдаст в «милицию» за «хулиганство».
Соне у Валеры с Аллой сразу глянулось. Это были очень тактичные и по-настоящему интеллигентные люди. Дэвид в настоящее время жил в Ирландии по программе обмена студентами, и хозяева поселили гостью в его комнату. Сказали, чтобы запросто и в любое время делала, что ей нужно, и не стеснялась. И Соне, несмотря на то что она была человеком, не очень-то любящим жить под одной крышей с кем бы то ни было, кроме пьянствующего ныне в Копенгагене мужчины, с первого же мгновения стало в этом американском доме спокойно и комфортно.
Любимым местом совместного времяпрепровождения, включая также многочисленных уикендовских друзей их семьи, – стала гостиная и кухня. Алла, что правда, на публике появлялась редко. Валера, придя с работы, приготовив и сервировав стол (со свечами-салфетками-цветочками, но всегда изысканно), пинками извлекал жену из Интернета и усаживал со всеми.
Алла в такие моменты слегка напоминала чумную сомнамбулу. Она механически поедала всё вкусное и здоровое питательное эстетическое великолепие. Хотя могла внезапно встать на полуложке и переместиться к ближайшему компьютеру в гостиной. Компьютеры, к слову, стояли везде. Пять или шесть. Валера еле-еле отбился от установки ещё одного на кухне. А Соне было очень интересно, нет ли «умной печатной машинки» в ванной комнате супружеской спальни. Честное слово, ей очень хотелось заглянуть! Но…
А ещё все Аллины PC-шки были объединены в локальную сеть. У Валеры кабинета не было, и компьютером он практически не пользовался, разве что изредка переписывался по электронной почте с Дэвидом и дочерьми, терпеливо настукивая текст двумя пальцами. В текстовом редакторе. Отправляла письма Алла. Он не умел. И, что странно, не хотел учиться. А ведь это значительно проще, чем сдать экзамены на врачебный диплом в Америке за год!
Кстати, о дочерях.
Дочь Аллы от первого брака жила в Израиле и была замужем за «правоверным» хасидом. Валера здорово беспокоился за неё из-за постоянных военных конфликтов и звал их в Штаты. В отличие от него, кровная мама никогда ничего подобного не демонстрировала. Соня впервые в жизни встретила абсолютного клинического интроверта. Диагноз поставил ей сам Валера, так что Соня со своими собственными выводами – вне подозрений.
Девушка прожила у этих гостеприимных людей достаточно долго. У Валеры с Аллой даже была какая-то пустяшная налоговая льгота, связанная с её размещением в их доме. «Выбил» её для них – вы, конечно, догадались – именно Джош. Хотя Соня, признаться, «объела» и «обпила» их на гораздо большую сумму. Но, как ни странно, ей было приятно осознавать, что есть люди с фамилиями, заканчивающимися на «-ович», для которых подобные вещи далеко вторичны.
Соня – полурусская-полумордвинка – была, что называется, «званым гостем» в этом доме. А посему с огромным удовольствием приняла участие в праздновании Пурима. Это было что-то!
В гости тогда пришёл некий Макс (к слову сказать – бывший москвич, даже как-то раз постоявший в смокинге в качестве номинанта на церемонии вручения Нобелевки за какие-то достижения в области выращивания не то синтетических овощей, не то фруктов немыслимым методом космической гидропоники или ещё чего-то в этом роде). Валера читал Тору на русском, периодически путая лево и право. Макс каждое предложение сопровождал глубокомысленным ехидным резюме по поводу «древних» арабо-израильских отношений, сохраняя при этом чрезвычайно серьёзный вид. Кипу он залихватски сдвинул на затылок, и не хватало только ромашки за ухом и баяна, чтобы он выглядел хулиганом из рязанской деревеньки. Все крутили «трещотки» и громко чего-то там кричали. И ели всё только очень правильное…