Она села, громко фыркнув, и отвернулась. Альбрехт сказал почтительно:
— Ваше высочество, вы предложили прекрасный план по нейтрализации последствий и полного искоренения даже памяти о. Однако, умоляю вас…
Я сказал грозно:
— Чего еще?
Он сказал совсем просительно:
— Давайте остальное перенесем на потом, я не смею задерживать прекрасную принцессу.
Я пробурчал недовольно:
— Ладно, но представьте мне подробный план по расчленению империи и наказанию военных преступников.
Он вышел, а я повернулся к принцессе. Она выпрямилась и посмотрела на меня уничижающе.
— Принц?
— Ваше высочество, — ответил я, — с момента вашего появления сэр Дарабос по моему приказу тут же послал несколько гонцов в направлении возможного нахождения армий Мунтвига. Вы понимаете, с каким донесением.
— Нет, — ответила она дерзко, — не понимаю!
— Я велел сообщить Мунтвигу, — терпеливо сказал я, — что вы, его невеста, такая прекрасная и вежливая, случайно захвачена моими отрядами в плен. Я жду от него сообщения, как и где передать вас в его нежные, без всякого ехидного сомнения, руки.
Она выслушала, поморщилась.
— И что, все еще нет ответа?
— Принцесса, — напомнил я, — вас перехватили год назад? Или хотя бы месяц тому?.. А мы с Мунт-вигом на приличных расстояниях друг от друга.
— А вы послали несколько гонцов? — спросила она.
— Да.
— Зачем?
— Я не знаю, — ответил я терпеливо, — где Мунтвиг, потому мои сообщения попадут разным командирам в разных землях. Кто-то доставит послание позже, кто-то раньше.
Она слушала с таким видом, словно собиралась что-то сказать еще, хотя вроде бы все сказано, я запоздало сообразил, что хочет просто побыть здесь и поговорить, очень уж необычные вещи рассказываю, а про посылку гонцов и так наверняка уже слышала от Норберта.
Полог приоткрылся, заглянул бледный и расстроенный Палант, одежда помята, лицо просто желтое.
— Ваше высочество? — проговорил он.
— Ну что? — спросил я. — Давай входи, но там и стой.
Аскланделла тут же, чувствуя его неудачу, посмотрела на меня победно.
— Ну? — повторил я.
Он поклонился.
— Ваше высочество, я приехал поздно, тот мудрец уже закрыл двери на ночь. Я стучал, кричал, бросал камни и палки в окна, но там крепкие ставни… В общем, простоял там целую ночь, а под утро, помня о вашем приказе, снова сел на коня и вернулся.
Я спросил с удовлетворением:
— Ну что, все понял?
Он вытаращил глаза.
— Ваше высочество?
— Не понял, — сказал я с сожалением. — Тогда растолкую. Когда человек хозяин в доме, к нему без приглашения не войдет сам Сатана!..
Он раскрыл рот, а когда понял, смутился, быстро взглянул на опешившую Аскланделлу, поклонился и быстро вышел. Через стенку шатра донесся его быстро крепнущий голос, слышно было, как у костров начинают подниматься люди.
Аскланделла сказала язвительно:
— Подумаешь, дали урок… Он о нем завтра же и забудет.
— Но сегодня побудет хозяином, — сказал я. — Да и не факт, что забудет.
Она пожала плечами с самым независимым видом, а я подумал, что мы как-то незаметно, продолжая враждовать и выказывать другу другу крайнюю степень неприятия, перешли на некую ступень общения, что как-то не совсем правильно и нам обоим не нужно, а с другой стороны, вполне как бы естественно, хотя так и не надо бы… почему-то, но происходит само по себе, что не нравится, не люблю, когда меня что-то ведет, будь это инстинкты, рефлексы или воля Божья.
Похоже, она тоже подумала об этом или чем-то подобном, нахмурилась и взглянула с повышенной степенью неприязни, но, думаю, это останется, обратный переход был бы слишком искусственным, и мы оба ощутили бы неестественность и воспротивились бы чисто инстинктивно, а эта гребаная интуиция в некоторых случаях лучше знает, как нам вести себя и держаться с другими.
— Надеюсь, — произнесла она холодно и красиво поднялась с лавки, — гонцы уже передали ваше послание.
— Это точно, — заверил я. — Теперь все дело в скорости, с которой уже в обширной империи Мунтвига это сообщение дойдет до его ушей.
Она кивнула с той небрежностью, как если бы слуге или конюху, и вышла.
Через полчаса я разбирал с Альбрехтом варианты сотрудничества с местными лордами, когда прогремела дробь копыт, послышались голоса, затем полог отлетел в сторону, и почти вбежал Норберт.
— Ваше высочество, — сказал он с ходу, — в ста милях восточнее от нас вчера-позавчера произошла большая битва между армией Мунтвига и армией Бриттии!
— Точно армией Бриттии? — переспросил я и уточнил, потому что он кивнул. — Королевской армией?
Норберт покачал головой.
— Ваше высочество, таких королевских армий, как у вас, больше нет. Там были войска ряда местных лордов.
— Однако под общим управлением короля?
— Да, — подтвердил он, — Ричмонд Драгсхолм лично водил войска в сражение.
— Только бы не погиб, — сказал я в тревоге. — Бедная Лаутергарда…
— Не погиб, — подтвердил он, и я вздохнул с облегчением. — Армии лордов сражались храбро, хоть и неорганизованно…
— Однако, — сказал я раздраженно, — армия Мунтвига, хотя такая же неорганизованная, сумела попросту задавить их числом. Верно?
Он кивнул, а Альбрехт сказал с великим почтением:
— И как вы догадались?
— Давайте без сарказма, — сказал я, — а что с армией Мунтвига?
— Остановилась, залечивая раны, — доложил Норберт. — Мои люди отслеживают передвижение разъездов, захватывают для допроса. Пока никто не знает, куда двинутся дальше.
— А сколько до Огилви точно? — спросил я. — Мы должны пройти буквально через него.
— Завтра в полдень будем там, — доложил Норберт. — Город вроде бы приличный по размерам.
— Тогда форсированный марш! — распорядился я.
Глава 8
На другой день перед обедом сперва увидели остатки разбитых армий, а потом на горизонте выросли городские стены. Остатки разбитого войска спешат к Огилви, город в самом деле большой, и стены высокие, но я представляю, что едва их впустили, страшная весть о полном разгроме пошла шириться по городу. Мало у кого возникнет желание защищаться яростно, большинство в таких случаях падают духом и начинают думать о сдаче.
Мы прибыли к городу, когда он весь оказался заполненным остатками армии лордов, вернее, той ее части, что не разбежалась вовсе по своим землям и домам, а также местным ополчением, вооруженным чем придется. К тому же часть местных стремилась убежать из города, который явно станет добычей следующей волны мунтвиговских армий, другие же, напротив, спешат укрыться в городе, и на улицах постоянно сталкиваются эти потоки, телеги сцепляются колесами, возчики лупят друг друга кнутами, нередко хватаются за ножи, а к схватке тут же подключаются взвинченные и обозленные люди с обеих сторон.
Норберт докладывал, что везде царит паника и уныние, но это я и сам видел: люди в отчаянии, солдаты разбитой армии не смеют поднять глаза на местных.
— Ладно, — сказал я, — сперва нанесем визит местному бургграфу.
Альбрехт, как вечный оппонент, возразил:
— А стоит ли? Город все равно переполнен, там и взвода не разместить. Но в пяти милях дальше к северу достаточно большой замок, почти крепость.
— Что там за места? — осведомился я.
— Для обороны?
— У нападающего, — напомнил я, — всегда больше воодушевления, чем у обороняющегося.
— Понял, — сказал он, — выберем удобное место и для контратаки. Сэр Дарабос, что слышно о том замке?
Норберт ответил неспешно:
— Чутье вас не подводит, сэр Гуммельсберг. Тот замок выстоял перед яростным штурмом войск Мунтвига, а осаждать его не стали, прошли дальше, где и встретили то злополучное войско местных лордов. Теперь из замка время от времени выезжают воинские отряды и объезжают деревни, защищая крестьян от расплодившихся разбойников.
— Прекрасно, — сказал я, — мне такие хозяева нравятся. Можем остановиться на отдых возле замка. Заодно ободрим хозяина, пусть держится и дальше.
Норберт уточнил:
— Ему уже сообщили, что в этом направлении идет наша армия. Если отнесется… ну, как нам и хочется, то выедет навстречу.
В город Огилви отправилась делегация во главе с Палантом, он должен заверить, что мы, как союзники короля Ричмонда Драгсхолма, всегда и весьма, мир и дружба, если что, только свистните, но не слишком громко, мы всегда поможем, хотя и сами мы бедные, но не проехали мимо.
Через пять миль, как Норберт и обещал, далеко впереди среди зелени появился и поплыл навстречу, медленно увеличиваясь в размерах, изящный, если смотреть издали, замок из плотно поставленных зданий, сверху видно только зеленые крыши и множество башенок с крышами, похожими на острия копий.
Солнце осветило самый верх, оставив две трети в тени, как и весь лес. И это сказочно прекрасно, когда вот так сверкает среди зелени, будто драгоценность, созданная даже не умелыми архитекторами, а ювелирами.
— Я посмотрю, — крикнул я, — что там за!
Никто и рта не успел раскрыть, как Зайчик все
понял и рванулся вперед, а через минуту его опередил оплошавший Бобик.
Мы пошли напрямик, пришлось вломиться в лес, скорость упала, я виновато подумал, что частыми выездами вперед, как ни пытаюсь сдерживаться, нервирую Зигфрида и телохранителей, раздражаю Норберта и пугаю идущие за мили от армии и по бокам конные разъезды.
Ссылка на лютого Адского Пса не помогает, мне всякий раз резонно объясняли, что этот толстый умеет только травоядных душить, а еще как-то гусей ловит и рыбу вытаскивает из озера, а драться никогда, кишка тонка.
Объяснение, что я сам запрещаю ему драться, не помогает, никто не понимает, как можно в здравом уме запрещать драться в наше драчливое время в драчливом мире, созданном, видимо, таким же Господом?
Деревья впереди распахнулись в стороны, как шикарный занавес из толстого зеленого бархата. Уже недалеко впереди снова возник залитый солнцем замок, теперь видно, что это настоящая крепость, хотя ни рва, ни защитного вала, только сама твердыня с каждой минутой выглядит все величественнее и неприступнее.
Зайчик мчится так, что ветер свистит в ушах, хотя и не на полной скорости. Первые окна идут на уровне четвертого этажа, да и то не окна, а бойницы. Из них хорошо стрелять как лучникам, так и арбалетчикам, а вот снаружи не влезть, в то время как изнутри точно получишь копьем в брюхо, когда полезешь выше.
Крепость высится над равнинным миром подобно айсбергу на глади океана. Ощущение мощи настолько сильное, что если мунтвиговцы и пытались ее взять штурмом, то так, для галочки, мол, да, пробовали, но сзади нас не поддержали соплеменные части, пришлось вот отступить и топать мимо, виноваты фланги, они всегда виноваты.
Я пустил Зайчика шагом, пусть с башен и ворот рассмотрят, сам таращил глаза в удивлении. Эту крепость точно складывали не люди, а циклопы, а то и сами глыбы укладывались, как при строительстве дворца Сулеймана, в детстве называемого просто Шломо.
Когда я приблизился на расстояние двух выстрелов из лука, из калитки рядом с воротами вышел человек, за ним лошадь в поводу. Он вскочил в седло и погнал ее в нашу сторону.
Я остановил Зайчика, а Псу велел сесть и не пугать обоих. Он посмотрел обиженно, дескать, ну когда же будет можно, все нельзя и нельзя, а это же так здорово, когда пуганешь как следует…
Всадник с легкой рыси перевел коня на шаг, я ощутил на себе взгляд очень внимательных глаз, сам тоже рассматривал его с интересом и удовольствием.
Не часто встречаешь человека, у которого нижняя челюсть настолько шире собственного лба, но это именно таков красавец. Брутальный с виду, грубо скроенный, зубы как у коня, губы сохранили следы таких ударов, словно по ним били молотом, нос кривой явно не от рождения, но взгляд тверд и прям, а когда заговорил, грубый голос звучал так же надежно, как грохот водопада, что упорно тащит тяжелые камни летом и зимой, в дождь и в засуху:
— Ваше высочество?
Я наклонил голову.
— Не знаю, велика ли честь им быть, но я в самом деле принц Ричард.
— Дункан Коллинсворд, — назвался он, то и дело зыркая в сторону Пса, что изображает статую из черного обсидиана, — барон земель Дорнхельма и этого замка Хеммерсли.
Я сказал кротко:
— Приветствую вас, барон!
— Ваше высочество, — сказал он с подъемом, — мы счастливы видеть вас на своих землях.
— Спасибо, польщен…
— Прошу вас, — договорил он, — быть моим гостем! Я сам и все мои люди в вашем полном распоряжении!..
— Спасибо, — повторил я тепло. — Если вы не против, мы разобьем лагерь поблизости. Армия нуждается в коротком отдыхе.
— Ничуть, — заверил он, — и хотя наш край разорен этим нашествием, но крестьяне вовремя убрались в леса, унеся с собой все запасы зерна и спрятав скот, так что можем и поделиться с вами, таким могучим союзником нашего короля.
— Это будет кстати, — ответил я. — Хотя мы везем с собой продовольствие, однако пусть останется в неприкосновенном запасе до поры до времени. За все продукты, сэр Коллинсворд, будет уплачено сполна.
Его глаза расширились.
— Правда? Тогда крестьянам стоит только сообщить.
— А вы собирались делиться собственными?
Он улыбнулся.
— Точно. Как только мы услышали о начале войны, я сразу велел заполнить все закрома доверху. И все добавочные склады.
— Мудрое решение, — одобрил я.
Разговаривая, мы приблизились к исполинской
стене и проехали под аркой распахнутых для нас ворот. Пес смиренно трусил сзади, прекрасно зная, что если нашкодит слишком уж, в следующий раз оставлю взаперти.
Я убедился заодно, что стены не только высокие, но также неимоверно толстые. Ни один таран не разобьет и не повредит эти монолиты, а катапульты могут сколько угодно бросать камни, хотя с тем же успехом могли бы швырять в стену горохом.
В небольшом внутреннем дворике у нас взяли коней. Бобик посмотрел на меня умоляюще, но я с самым непреклонным видом покачал головой.
— Здесь хозяин, — объяснил я ему, — сэр Кол-линсворд. Пока он не разрешит тебе передвигаться здесь, как человеку, вот так и будешь сидеть тут.
Сэр Коллинсворд посмотрел на меня в изумлении.
— И что, он послушается?
— Конечно, — сказал я, — это же комнатная собачка. Милая и мягкая. Если руки, конечно, достаточно твердые.
— Тогда, — проговорил он нерешительно, — если никого не загрызет, пусть побегает?.. Зачем собачку мучить? Это же не человек, ее жалко…
— Спасибо, — сказал я и повернулся к Бобику: — Видишь? Сэр Коллинсворд разрешает тебе побегать малость…
Бобик широко распахнул пасть с ужасающими зубищами и благодарно лизнул сэра Коллинсворда в руку. Тот замер в ужасе, а когда понял смысл жеста, вздохнул с великим облегчением.
Бобик унесся со скоростью камня из катапульты, а сэр Коллинсворд, проводив его остановившимся взглядом, проговорил все еще подрагивающим голосом:
— Прошу вас в зал, ваше высочество.
— Благодарю, — сказал я, — как у вас мило, как мило…
Едва миновали холл, из боковой комнаты вышла степенная женщина, повадками и движениями похожая на холмогорскую корову, медлительная и важная.
— Моя супруга, — сказал Дункан жизнерадостно, — леди Сандра, урожденная Валенрод из династии Хирайшильдеров..
Леди Сандра в кричаще скромном платье, верх обрамлен стоячим воротником из пышных кружев, похожих на морскую пену. Они собраны в тугую гармошку, а если развернуть, то растянутся примерно на четверть морской мили. На шее и груди тонкие нити ожерелья с драгоценными камешками, настолько мелкими, что можно не сомневаться в их ценности.
Она взглянула на меня благосклонно и свысока, я понял, что иначе не умеет, в их крепости издавна не появлялся никто выше рангом, чем ее муж, и привычка стала второй натурой.
Я сказал живо:
— Леди Сандра!.. Вы восхитительны! Вашу ручку…
Говорил я уверенно и решительно, молодец, уже
и сам привык, она с некоторым колебанием протянула в мою сторону изящные длинные пальцы, я хоть и его высочество, перед которым надо бы присесть, но какое-то странное его высочество, и пока колебалась, я галантно прильнул в поцелуе к ее тонкой аристократической руке с бледной кожей, сквозь которую отчетливо видны голубые вены, называемые почему-то жилками.
— Вы великолепная пара, — сказал я с чувством. — Я сразу ощутил к вам доверие и расположение!.. Что-то в вас есть эдакое, из-за чего, признайтесь, вас все любят!
Они оба довольно заулыбались, а я в самом деле не покривил душой и почти не солгал, мне они понравились, а у меня вкусы и запросы простенькие, так что если мне кто нравится, то эти люди должны нравиться большинству.
— Ваши люди прибудут позже? — спросил сэр Коллинсворд.
— Вы проницательны, — ответил я.
— Еще бы, — сказал он, — стоит посмотреть на вашу собаку… понимаешь, что и конь той же масти… и той же скорости.
Я сказал таинственно:
— Можете поверить… я тоже!
Они засмеялись, но сэр Коллинсворд чуть посерьезнел, что-то ощутив, сказал уже чуточку другим тоном:
— Ваше высочество, я сам покажу вам вашу комнату, а потом пообедаем вместе, если вы не особенно против.
— Совсем не против, — сказал я с энтузиазмом. — Обедать — это мое второе любимое занятие!
— А первое?
— Одерживать победы, — ответил я уверенно. — Что-то в этом есть бодрящее, не находите?
— Гм, — сказал он. — Нам трудно оценить такие радости, всю жизнь просиживая в крепости. Даже налоги управители привозят сюда сами!