— Ой, что вы, мне больше нельзя! Еще один кубок, и я окажусь под сэром Ховардом.
Сулливан повернулся к одному из местных.
— Эй, — сказал он властно, — вытолкайте прочь сэра Ховарда, а то из-за него леди Хилари уже не пьет!
Леди Хилари сказала капризно:
— Ладно, но только не больше одного кубка!.. Два уже слишком.
— Почему?..
— Понимаете ли, — проговорила она томно и пьяно хихикнула, — тогда я вообще могу оказаться под кем угодно, а я девушка порядочная, должна быть разборчивой, неприступной и гордой.
Палант сказал значительно:
— Господь наш говорит, что в жизни нужно попробовать все.
Сулливан произнес глубокомысленно:
— Абсолютно верно. Начинать нужно с легких закусок… но можно и сразу с жареного гуся!.. Пойду потороплю на кухню.
Он вылез из-за стола, но увидел меня в дверном проеме и круто свернул навстречу, сотрясая тяжелыми шагами весь зал.
— Герцог? — спросил я самым внимательным образом, но внутри что-то напряглось, что за, почему это всегда жду от него неприятности.
— Ваше высочество, — громыхнул он тяжелым голосом. — Тут несколько человек просятся к нам. Вроде бы достойные рыцари, жаждут, как говорит отец Геллерий, внести… эту, как ее…
— Лепту, — подсказал я.
Он в удивлении посмотрел на меня.
— И вы знаете? Поразительно. Так что им сказать?
— Если их достаточно для самостоятельного отряда, — сказал я, — пусть создают его и присоединяются.
— С нами уже идут бриттийцы, — напомнил он.
— Вряд ли эти захотят с ними, — предположил я. — Почему-то с чужаками объединяются охотнее, хотя предложить нужно.
— А если их будет всего с десяток?
— Берите к себе, — предложил я. — У вас прекрасный отряд, но пока наименьший.
Он задумался, потом кивнул.
— Спасибо. Пойду пересмотрю их еще раз…
Глава 14
Воины отсыпаются, коней усиленно кормят овсом и отборной пшеницей, а еще они гуляют по лугу и катаются на спине кверху копытами в сочной высокой траве, изредка лениво срывая и вяло пережевывая молодые стебли.
В обозе слышно, как стучат молотки и молоты, но это больше ремонтируют сами телеги, чем доспехи, крупные бои пока что все впереди.
Все помнят, что завтра с утра выступаем, потому отлеживаются, отъедаются, отсыпаются в запас.
Военачальники то и дело пытаются узнать конечную цель похода. Будь у меня обычная феодальная армия, уже разошлись бы в великом возмущении: как это король не посвящает их в стратегию. Но я, слава Богу, уже успел создать свою армию, королевскую, что со временем будет называться профессиональной, и сейчас на попытку одного из молодых рыцарей допытаться, правда ли, что граф Альбрехт знает все мои планы, я лишь покачал головой.
— Досточтимый сэр… Единственный, кто знает, что я делаю, это точно не граф Альбрехт.
— А кто?
Я подумал, ответил:
— Вас не устроит мой ответ.
— Так кто же?
— Господь, — ответил я. — Сам Господь.
Он поспешно попятился и поклонился, весьма пристыженный, я ведь еще и гордо перекрестился, словно не с Альбрехтом, а с сэром Богом обсуждаю свои планы, а я зацепился мыслью за Всевышнего и подумал, что он, давая Адаму мощного пинка из Рая, сказал ему гневно вслед: «В поте лица своего будешь зарабатывать хлеб!», из чего все конфессии заключили, что труд — это наказание и его нужно избегать, а делать только по крайней необходимости. Особенно труда избегают в странах, где закрепилась «апостольская церковь», то есть с неизменными догмами времен апостолов.
Лютер, начавший читать Библию заново, нашел в тех текстах другой смысл и объявил, что труд — самое богоугодное дело и человек, достигший вершин своей профессии, удостаивается особой Божьей благодати.
Потому в принципе лютеранское вероучение привело принявшие его страны к расцвету, там сосредоточились и наиболее квалифицированные кадры, и наука, и богатство, однако в моем случае на это уповать не только рано, но и бесполезно. Хотя да, против апостольского варианта христианства буду выступать еще непримиримее.
Епископ Геллерий обходит ряды воинов, здоровых благословляет, заболевших легко касается левой рукой, в правой крест, все вроде бы привычно, но вот этот момент, когда он касается только раненых и болеющих, а остальных просто крестит, наводит на мысль…
Я помахал ему рукой.
— Ваше преосвященство?
Он обернулся, я пошел к нему с широкой улыбкой. Он вздохнул, поинтересовался кротко:
— Да, сын мой?
— Вам лечение дается легче, — сказал я, — чем мне. Мне стоит исцелить десяток, как уже весь без сил, превращаюсь в ледышку…
— Ты же не священник, — ответил он мирно. — Зато я не могу вести армии в бой за дело церкви, как делаешь ты, сын мой. Тут либо — либо. Или как у тебя, того и другого поровну.
— Даже не знаю, — признался я, — что лучше. Если бы я мог разом исцелить весь мир, я бы поклялся не брать в руки оружие!
— Гордыня, — обронил он.
— Почему? — удивился я.
Он повернулся, указал на замок.
— У сэра Коллинсворда на заднем дворе есть небольшая церковь. Приходи туда, я помогу тебе пообщаться с Господом и получить все ответы.
Я кивнул.
— Спасибо, надо бы, конечно, вы правы, святой отец. Хотя вообще-то Господь слышит нас отовсюду. Это богохульство — полагать, что для того, чтобы поговорить с Творцом, нужно идти в церковь!..
Он насупился, сказал строго:
— Это вы богохульничаете, сэр Ричард.
— Господь везде, — возразил я, — где мы ступаем… и где нас еще нет. Господь всюду. Вы это отрицаете?
— Нет, но…
— Значит, — сказал я победно, — советоваться можно отовсюду.
Он вздохнул, взгляд стал тверже, а голос прозвучал с силой и убеждением:
— Да, Господь вам ответит везде, но услышите ли?.. А услышав, поймете ли?..
— Ну не полный же я дурак!
Он сказал еще тверже:
— Даже те, кому Господь говорил ясно и четко, как Моисею или Аврааму, и то не всегда понимали обращенные к ним слова мудрости, отказывались следовать им, потому что истина была слишком… жестокой. А ты дерзаешь сказать, что поймешь то, что скажет Господь?
Я ответил раздраженно:
— А что, попы обязательно умнее меня?
— Не умнее, — проговорил он, — однако они с ранней молодости учатся понимать слова и знаки, ниспосланные Господом. И не просто учатся, а их учат те, кого научили предыдущие учителя. Ты не сможешь и победно водить войска, и уметь слушать Господа, и понимать его слова!
Я подумал, покачал головой.
— Господь вряд ли говорит на нашем языке и нашими словами. Думаю, он говорит… гм… образами, а для их понимания не требуется образования в церковной академии. Слова Господа воспринимаем тем, что он нам дал, — душой!.. А душа есть у каждого.
Он вздыхал, смотрел с укором и качал головой, а я в который раз уже ловил себя на странной мысли, что, при всем уважении к церкви и даже почтении, вижу теперь, как можно сделать ее работу еще легче и с большим коэффициентом полезного действия.
Но только церковь вряд ли обрадуется такому вмешательству.
На ночь я отправился в замок, с сэром Коллинс-вордом нужно уточнить некоторые моменты, как он будет себя вести, если вдруг появятся крупные войска Мунтвига. Да и вообще не мешает укрепить какие-то связи, он выглядит честным и добросовестным, такие люди могут быть опорой в дальних королевствах и в некотором роде якорями.
Принц Сандорин и принцесса Аскланделла в саду на заднем дворе, на этот раз на качелях устроилась принцесса, но не раскачивается, лишь чуть-чуть двигается взад-вперед, держась руками за увитые гирляндами цветов веревки и упираясь в землю ногами, укрытыми до пят длиннющим платьем, что собирает весь мусор во дворе.
Рядом с качелями стоят довольные супруги Кол-линсворды, а еще леди Конституция.
Я издали помахал рукой и сказал жизнерадостно:
— Красиво здесь, правда?.. Грустно мне такое предлагать, я так прикипел к вам обоим сердцем, так прикипел… я имею в виду вас, принцесса Аскланделла и принц Сандорин, но вам приятнее будет остаться здесь и дождаться, когда за вами прибудет новый свадебный поезд, еще пышнее прежнего.
Они уставились на меня в изумлении, наконец принц пробормотал настороженно:
— А я при чем?
— Надеюсь, — ответил я лучезарно, — принцесса возьмет вас шафером на брачную церемонию.
Принцесса поджала губы, подумала, глаза сверкнули бешенством, ответила так, что я видел, как по ее зубам стекают потоки яда:
— Нет уж, сюда мой жених доберется не скоро, а так как вы сами лезете в логово льва, то и вы получите по заслугам, и я быстрее окажусь в объятиях своего жениха!
Все разом вздохнули с облегчением, особенно Дункан и Сандра, даже принц просветлел лицом, а я с самым сокрушенным видом развел руками:
— В жизни мужчины есть два периода, когда он совершенно не понимает женщину: до свадьбы и после. Я именно тот мужчина.
— И не поймете, — отрезала Аскланделла.
— Я, как предсказатель, — заявил я с апломбом, — могу сказать, что первая половина вашего брака с Мунтвигом будет очень удачной!.. Но потом, когда будете возвращаться со свадебной церемонии…
Конституция первой хихикнула, дальше сдержанно улыбнулась леди Сандра, только сэр Коллинсворд выдержал невозмутимость на лице и в фигуре.
Я сказал как можно добрее:
— Постарайтесь выспаться, ваши высочества. Выступаем на рассвете.
Перед сном ко мне заглянули Норберт и Сулливан, Норберт по долгу службы все знать и видеть, а Сулливан ночует во дворце, пьянствуя с местными, ему безумно нравится быть далеко за пределами Турнедо и общаться с людьми других королевств.
Мы еще раз обсудили, как двигаться дальше. Я пообещал, что тщательно помедитирую, что значит буду ждать подсказки от ангелов, а если не дождусь — от них дождешься! — то сам определюсь, как нам вести армию с наибольшим успехом.
Просчитали, сколько дней сможем идти снова форсированным маршем, потом остановка на ремонт повозок, решили, что десять дней идем, останавливаясь только на ночевки, потом снова двое суток на отдых и ремонт…
Когда все разошлись, я бухнулся на кровать лицом вниз и даже не сразу услышал, что дверь открылась, а к моему ложу приближается некто слишком легкими шажками…
Леди Конституция в ночной сорочке и с отброшенными на спину волосами, какое великолепие, почему мне так нравятся эти бесстыдно распущенные волосы, подошла ближе и молча коснулась каких-то веревочек на плечах.
Сорочка, несмотря на ее прозрачность, с такой готовностью соскользнула на пол, словно весит тонну, а там красиво расположилась покатыми, как разогретый шоколад, волнами.
— С утра в поход? — спросила она. — Знаете, я не стану ждать, когда вы наедитесь севрюжины до отвала.
Я сказал поспешно:
— Знаете, леди Конституция, я уже чувствую себя таким либералом, таким либералом!
Она улыбнулась, хоть и не поняла, но интонацию уловила, шагнула ко мне со словами:
— Такой жаркий вечер…
— Будет гроза, — подхватил я. — Всегда так жарко и душно перед грозой. Как дивно хороша ваша фигура, леди Конституция… Нет, я точно уже либерал и апологет свободных отношений с предельным равноправием и раскованностью!
— Это… что?
— Сейчас объясню подробно.
Глава 15
Утром за общим завтраком в главном зале принцесса Аскланделла смотрела на меня уничтожающе, что могло бы удивить, будь я попроще, но я знаю хоть и не все черточки человеческой психики, но «сам не гам и другому не дам» все-таки усвоил и потому ответил ей наглым взглядом простака, который живет просто и голову над вопросами мироздания и нравственных законов внутри нас не ломает, потому и бодро вот так от победы к победе над природой.
Сандорин от нее не отходит, извивается в любезностях, галантен до бесконечности, я почти увидел, как от него мощными волнами катит сладкая патока.
После завтрака мы с Альбрехтом, Норбертом и Сулливаном вышли во двор, Норберт оглянулся и сказал, понизив голос:
— Ваше высочество, у вас терпение ангельское, а вот мне этот принц… осточертел даже не знаю как.
— Что так? — спросил я.
— Войско он хоть привел и большое, — пожаловался он, — но не такое уж и боеспособное, если в первые же дни у него наш граф Альбрехт с Палан-том и Растером отняли треть территории. Но сколько гонору!..
Сулливан сказал веско:
— Ваше высочество, беда в том, что он не желает принимать от вас приказы.
— Совсем? — не поверил я.
— Вернее, принимает, — уточнил он, — но не выполняет. Или выполняет по-своему, как ему изводится.
— Все верно, — подтвердил Норберт. — Сэр Сулливан говорит все в точности. Сандорин… принц! И полагает, что подчинение вам, ваше высочество, — это умаление его достоинства! Вы принц, он принц…
— Он так считает, — подтвердил Сулливан сердито, — да оно так и есть… Может, пусть идет своей дорогой? И воюет в одиночку?
— Сомнут дурака, — сказал Норберт сожалеюще. — Молодой, гонор до небес… Оглянуться не успеет, как его отсеченную голову поднимут на пику и понесут как трофей.
— И пусть, — сказал Сулливан. — Ваше высочество?
Я подумал, отмахнулся.
— Судя по карте, через девять суток войдем в Тир-гартен. Это огромный город, крупнее даже столицы. Там есть огромный собор, гордость Бриттии. Там я смиренно и подчиняясь вашей общей воле изволю принять титул и корону эрцпринца. И тогда принц Сандорин вынужден будет поклониться мне и выполнять мои приказы.
Норберт сказал с облегчением:
— Думаю, он это примет с радостью.
— Уверены? — спросил Сулливан с сомнением.
— Полностью, — сказал Норберт твердо. — Его честь и достоинство будут удовлетворены, чего еще? Он не дурак, хоть и мальчишка. Понимает, в одиночку его отряд размечут в пыль при первом же столкновении. И понимает также, что тягаться с вами, хоть и принцем, для него будет гибельно… однако честь велит тягаться!
— Тогда потерпите его чванство до Тиргартена, — решил я.
Альбрехт сказал мрачно:
— Не было меня тогда в Сен-Мари, я бы ни за что не дал вам принять это странное вице-принцство. Не говоря уже о том, что это слишком мало…
— Почему мало? — спросил я. — Это значительный шажок. Мое положение завоевателя легализовано самими сенмаринцами! Я не чужак, захвативший власть мечом и насилием, я законно избран вицепринцем.
Все молчали, только сопели и отводили взгляды, когда я смотрел в упор, только Альбрехт сказал брюзгливо:
— Знаете, ваше высочество, я не знаю, почему вы не признаете, что с этим вице-принцем перемудрили? У нас отродясь не было никаких вице. Ни в Турнедо, ни в Бриттии, ни в Мезине, ни в Фоссано… Может быть, где-то в диких краях севера?
Я хмыкнул.
— Сен-маринские лорды утвердили же?
Он покачал головой, в глазах росла укоризна.
— Насколько я знаю, вы их застали врасплох. Ситуация была опасная, выборы короля проходили… на острие меча. Все ждали от вас взрыва, клича к оружию, и когда вы вдруг предложили корону принца отдать Родриго, а себе взять вице-принца, то все тут же с облегчением согласились, даже не выясняя, что это такое. Все-таки вице-канцлер или вице-гофмейстер одно, а вице-принц…
Я отмахнулся с предельной беспечностью.
— Не стану лезть в предсказатели, но, опираясь на предыдущий опыт, могу сказать почти с полной или полуполной уверенностью, что наша кампания еще не закончится, как я стану, к примеру, королем… нет, королем не смогу, у меня нет королевства, но тогда хотя бы кронпринцем! Принцем короны. И тогда уж точно все забудут, что я был вице-принцем, как сейчас вряд ли кто-то помнит, что я был фюрстом.
Он повторил медленно:
— Кронпринцем?.. Это малость повыше, кто спорит, но все равно не понимаю, почему не объявить себя королем, скажем, Турнедо?
— Турнедо, — напомнил я, — географическое понятие. Оно разделено между антантой победителей. И хотя у меня наибольший кусок, но все равно королевством называть нельзя, иначе Барбаросса и Най-тингейл заподозрят меня в желании вернуть потерянные при разделе земли.
— Тогда, — сказал он упрямо, — если не королем, то хотя бы прямым наследником в Сен-Мари!
Я сказал сердито:
— Наследником Кейдана? Дорогой Альбрехт, вам не изменяет чутье? Как вы могли даже такое предположить?.. Нет уж, нет уж… А Родриго — пусть. Он еще маленький, и с Кейданом не цапался. К тому же начнет ускоренно приобретать опыт управления королевством. Он гораздо взрослее, чем выглядит!
Он тяжело вздохнул и промолчал, а Сулливан прогудел с неудовольствием:
— Да, но… все равно обидно.
— Какие наши годы? — ответил я бодро. — Плохо нахапать сразу много… и потом растерять. Я буду клевать по зернышку! И не столько титулы, они сами придут, сколько земли, мощь, власть, возможности…
Их лица светлели, а я подумал, что хорошо с такими бесхитростными и прямыми людьми, честными и беззаветно преданными. Пока еще нет таких понятий, как «Отечество», «нация», «партия» — потому они искренне преданы лично мне, что просто ну, Боже мой, как замечательно!
— Главное, — сказал я, — сейчас мы идем без помех.
Сулливан поинтересовался:
— А будут?
Норберт ответил коротко:
— Никаких. Мелкие отряды будем сбивать не останавливаясь.
— Даже не допуская до армии?
— Справимся, — ответил Норберт коротко. — Через девять суток, как и начертал наш общающийся с привидениями вождь, войдем в широко распахнутые ворота.
— Или уткнемся в запертые, — сказал Сулливан, но таким уверенно радостным голосом, что становилось ясно: воротам не поздоровится.