— Что там? — с раздражением спросила госпожа Зеро.
Все время, пока легат излагал те жалкие крохи информации, которые ему удалось выяснить у Папы Лусэро и взбалмошной дочери антиса, лысый разговаривал по коммуникатору. Разговор шел «в одни ворота»: лысый слушал и мрачнел с каждым услышанным словом.
— Рабы, — доложил он. — Рабы вашего сына, господин Тумидус.
Лысый вытер пот:
— Мне звонили из «Нумэрга». У них нештатная ситуация.
Глава седьмая Астланин
I…свет.
Опять свет? Прочь! Ненавижу! Спрятаться, забиться в нору, в логово, в любую дыру; отгородиться спасительной тьмой…
Он дернулся, желая отодвинуться прочь от убийственной ласки пламени. И выяснил, что у него есть тело. Телам положено состоять из мышц и костей, кожи и органов. Эта же плоть, казалось, складывалась из сплошных оголенных нервов. Болеть нервы устали, они лишь тягуче ныли при каждом движении, вибрируя перетянутыми струнами. Кто-то застонал. Под боком фыркнули, и тело расслабилось.
Нытье угасло.
«Это я стонал. Точно, я. А фырчал кто?»
Для ответа на вопрос требовалось открыть глаза. Накатила паника: он по-прежнему ощущал на лице тепло солнечных лучей. Сейчас в мозг ворвется сияние астланского солнца, выжигая человека изнутри. Останется легкая пустая оболочка — иссохшие покровы куколки, из которой вылупилась и упорхнула огненная бабочка.
«Отставить! У тебя был бред. Галлюцинации…» И сейчас бред, добавил Марк. Унтер-центурион Кнут, идите, пожалуйста, в задницу. «Теперь ты в порядке, — упорствовал Кнут. Пользуясь слабостью Марка, он усиливал свои позиции. — Ты жив и в сознании. Солнце светит тебе в лицо. Обычное солнце; пускай чужое…» Если чужое, решил Марк, пусть погаснет. Лично я не возражаю вернуться в темноту. «Ты откроешь глаза, — строевой дятел, Кнут долбил прямо в мозжечок, — и осмотришься. Ничего с тобой не сделается…»
Веки поднимались целую вечность. Левое как приморозило. Марк был уверен, что открыл оба глаза. Он готов был поклясться в этом самой страшной клятвой, но поле зрения все равно оставалось усеченным. Мир подернулся мутью, стал искусственным, грубой подделкой из пластмассы, словно Марк глядел на плоский туземный монитор, да еще и прикрыв левый глаз ладонью.
…левый глаз.
Битва в пирамиде. Глазница вспыхивает адским пожаром. Тьма. Багровые проблески. Шея вывернута до хруста: надо успеть, выхватить располовиненным взглядом…
Что?
Воспоминание отдалось в глазнице дергающим эхом. «Все верно, — кивнул Кнут, злой циник. — Ты кривой, братец. Помнишь, что это значит: кривой? Привыкай к новому миру: узкому, плоскому». Пытаясь сфокусировать зрение на окне с пластиковой рамой, Марк дивился собственному спокойствию. После гостеприимства красотки Астлантиды, вымотавшей душу без остатка, потеря глаза волновала мало. Вернется домой — вырастят новый. Или вставят фасеточный имплантант, как у Жгуна.
Не вернется — какая тогда разница?
«Отставить пораженческие настроения!» Ага, вяло согласился Марк. Уже отставил. «Вы отсюда выберетесь, все трое, — унтер-центурион Кнут чеканил слова, как монеты. С лязгом они падали на дно утомленного рассудка. — Без вариантов!» Ну да, без вариантов. Пешком на Октуберан. «Не сметь думать иначе!» Да хоть и вовсе не думать…
Внутренний диалог утомлял.
Рядом заворчали. Из последних сил Марк прижал подбородок к груди, скользнул щекой по хрустящей, идеально чистой наволочке подушки. Это была единственная возможность увидеть того, кто спит с тобой в одной постели. В ответ на Марка уставилась пара внимательных, пронзительно-желтых глаз. Зрячий изучил кривого, и результат ему не понравился. Пятнистый комок мышц и меха оскалился, распахнув розовую пасть с острыми, влажно отблёскивающими клыками.
Ягуар!
Забыв обо всем, Марк рванулся: вскочить, отпрыгнуть! В боку колыхнулась боль: вязкая, тупая. Навалилась штамповочным прессом, приковала к месту, не позволяя двинуться. Ягуар чихнул, как показалось Марку, с укоризной:
«Чего дёргаешься, парень?»
Облизнувшись, зверь плотнее прижался к Марку. Боль напомнила о себе мощным приливом, но сразу же пошла на спад. Ягуар нетерпеливо мотнул головой, задев безвольную руку соседа:
«Эй, ты! Давай, гладь!»
Плохо соображая, что делает, Марк со второй попытки приподнял руку. Опустил — считай, уронил — ладонь на загривок зверя. Осторожно, словно боясь обжечься, повел вдоль шерсти. В ладонь, согревая линии жизни, потекло умиротворяющее тепло. Ягуар заурчал, зажмурился от блаженства: ни дать ни взять, домашний кот пригрелся под боком хозяина.
С опозданием до Марка дошло: ягуар — еще детеныш. Заметно крупнее кота, но до взрослого зверя еще расти и расти. Сколько ему? Три месяца? Пять? Как хищник оказался в постели, оставалось загадкой. Наверное, сбежал от хозяина. Миролюбив, не кусается, и хорошо. Вздумай ягуарчик проявить норов, Марку пришлось бы туго. Сейчас унтер-центурион Кнут не справился бы даже с этим молокососом.
Оставив зверя в покое, Марк предпринял попытку изучить обстановку. Затекшая шея поворачивалась с трудом, а поле зрения, сузившееся таким радикальным образом, не позволяло окинуть помещение единым взглядом. Приходилось складывать картину из доступных фрагментов.
Комната. Прямоугольная. Четыре на шесть метров. В углу, под потолком — камера наблюдения на витом кронштейне. Окно. За окном — небо. Блекло-голубое с прозеленью. В небе — солнце. Хромированная спинка кровати. Штатив с капельницей. Стойка с приборами. По экранам ползут зубчатые линии. Россыпь индикаторов, тумблеры, кнопки…
Диагност-блок. Паутина проводов.
Провода тянулись к кровати, исчезая под тонким покрывалом. Марк представил десятки датчиков, стаей пиявок облепивших его тело, и услышал шипение открывающейся двери.
— Здравствуйте, Марчкх. Хвала солнцу, вы очнулись.
Перед ним стояла Изэль: светло-бежевый халат накинут на плечи поверх охристой формы. Участие было вторым именем Изэли, самое искреннее участие; радость, сдерживаемая с большим трудом, была ее третьим именем. Марк моргнул. Нет, ему не померещилось. Отёк и неприятные багровые пятна без следа исчезли с лица женщины. Бинты исчезли тоже. Повязку-фиксатор сменила ажурная конструкция из белого пластика. При некотором воображении она могла бы сойти за экзотическое украшение в стиле «модерн».
Медицина Астлантиды творит чудеса? Или… Сколько прошло времени?!
— Лежите-лежите! — его порыв, едва заметный из-за слабости, не укрылся от черноволосой. — Вам нельзя вставать! Мы боялись, что вообще вас не вытащим. Как вы себя чувствуете, Марчкх?
Похоже, травма до сих пор беспокоила астланку. Изэль старалась говорить шёпотом, слабо артикулируя. Впрочем, речь ее была внятной. От дружелюбия, декларируемого с нарочитой ясностью, Марка — верней, унтер-центуриона Кнута — едва не стошнило.
— Как я себя чувствую?
— Надеюсь, лучше?
— Выбей себе глаз — узнаешь!
На грубость черноволосая нисколько не обиделась. Улыбка Изэли вышла печальной — возможно, оттого, что ей было больно улыбаться. Интересно, ее можно хоть чем-то оскорбить? Разозлить? Вывести из равновесия?
— Полагаете, сломанной челюсти мне мало?
Великий Космос! Она ещё и шутит! У психопатов-сердцерезов есть чувство юмора! Веселые, жизнерадостные маньяки с шуточками и прибауточками вскрывают грудные клетки счастливо ухмыляющимся идиотам-дикарям…
— Я понимаю, через какой ужас вам пришлось пройти, Марчкх. Глаз, селезёнка… Вы просто не осознали: дело того стоило. Пройдет время, и вы скажете спасибо…
— Селезёнка?!
— Разрыв капсулы, — Изэль отвела взгляд. — Пришлось удалить. Поверьте, это более чем скромная плата за шанс стать астланином в земной жизни!
— Что?!
— Вы — астланин, Марчкх. Я вами восхищаюсь!
— Я? Астланин?
От хохота Марка согнуло пополам. Всё нутро сверху донизу откликнулось прострелами боли. В животе, проснувшись, взбунтовался здоровенный ёж. «Это истерика! Прекратить немедленно!» Да знаю, знаю… Сейчас… Ох, не могу… Больно-то как!.. Всё равно не могу! «Прекратить!!!» Слушаюсь… Всё, всё. Правда, всё…
В изнеможении он откинулся на подушку. Содрогаясь, поднял руку, утер испарину, выступившую на лбу. Рядом завозился ягуарчик: перебрался через ногу Марка, положил морду ему на бедро. Поёрзав на новом месте, хищник устроился с максимальным удобством и отвернулся, демонстрируя обиду: «Я тут, понимаешь, стараюсь, а ты, придурок…»
Ёж в животе угомонился, заснул.
— Вы прямо как ребёнок! — Изэль была солидарна со зверенышем. — А если бы у вас разошлись швы? И вообще, что такого смешного я сказала?
— Я — астланин!
Марк едва не расхохотался вновь.
— Не верите?
— А ты сама в это веришь? В твой бред?
— Бред? Ну да, конечно. У вас, пожалуй, давно забыли подобную процедуру. Мне даже не пришло в голову… Простите! Врач говорил, что вас нельзя волновать, а я, дура…
— Дура, — согласился Марк. — Набитая.
— Вам нужны доказательства?
Взгляд Марка был красноречив.
— Доказательств предостаточно, — в голосе Изэли звенело торжество. — Я приведу вам самое очевидное. На каком языке мы с вами говорим?
II— Это ничего не доказывает!
Минута ступора. Осознание: Изэль права. Они свободно общаются на… На астланском! — на каком же ещё? Не на унилингве же? Хотя… Что с ним сделали?! Ускоренный гипнокурс, пока он лежал без сознания? Или…
Рабы, вспомнил Марк. Рабы любой расы после того, как их заклеймят, осваивают помпилианский язык за считанные дни.
Сердце замерло в груди, готовое остановиться навсегда — или взорваться ядерной бомбой. Глубинный, подсознательный, наижутчайший ужас коренного помпилианца — быть заклейменным. Из хозяина стать рабом. Только не это! Лучше вырежьте мне сердце! Засуньте содрогающийся комок в двигатель мобиля! Сожгите меня живьем в термоядерной топке!
Лишь бы не рабом…
«Отставить панику! — рявкнул унтер-центурион Кнут, поигрывая шамберьером. — Раб не может сказать хозяину: „Выбей себе глаз!“ С рабами не беседуют. Рабам не сочувствуют. Их не пытаются ни в чём убедить…» Всё верно, осознал Марк. Астлане не умеют клеймить — режут ножами, и делу конец… Такого облегчения он не испытывал ни разу в жизни. Боль ушла, сгинула без остатка — хоть сейчас в тренажёрный зал!
Гипноз? Гипнокурсы Марк проходил в училище — эффект был другой. И не клеймо. Что тогда? Факультатив «Пси-способности других рас». Телепатия. Уникальная планета Сякко. Центры по обучению особо одарённых телепатов. «Шестерёнки Сякко»…
Марк ухмыльнулся в лицо Изэли:
— Не морочь мне голову! У нас есть планета Сякко. Там обучают телепатов. Ты в курсе, кто такие телепаты?
Изэль неуверенно кивнула.
— На Сякко — особые методики. Если телепат сдает экзамен, он автоматом выучивает местный язык. От этого он не становится сякконцем! Да, мы с тобой понимаем друг друга. Но от этого я не стал астланином! Я…
С языка чуть не сорвалось: «Помпилианец!»
— …гражданин Ойкумены! Ясно?!
Пафос, оценил Марк. Глупый пафос. Ну и пусть!
Изэль вздохнула:
— Есть и другие доказательства. Но если вас не убедило это… Нет, я всё-таки попытаюсь! Вы добились того, к чему стремились всей душой, и теперь не верите, что у вас получилось! Синдром Нанауцина: последствия шока, отторжение достигнутой цели. Я просто обязана…
Марк поднял руку, останавливая поток пропагандистской чуши, который уже был готов излиться на него. От одного предчувствия, что́ ему сейчас придется выслушать, дико разболелась голова. Астланка осеклась, и Марк воспользовался заминкой, переводя беседу на другую тему. Что угодно, лишь бы не «доказательства» его чудесного перерождения!
— Тема закрыта, — предупредил он. — Цирк уехал, клоуны остались. Лучше скажи, откуда в моей постели взялся ягуар? Что он тут делает?
Звереныш чутко повел ухом: разговор зашёл о нём.
— Это ваш нагуаль, — Изэль пожала плечами. — Он вас спас.
На лице Марка отразилось всё, что он думает по поводу спасителя, и черноволосая поспешила продолжить:
— Вы умирали! Устали бороться за жизнь. У вас очень эффективные препараты, но даже они… Мы были вынуждены принять радикальные меры.
«…очень эффективные препараты… не справляются… Что вы предлагаете?.. Радикальные меры… Согласен…» Реплики из сна? Из бреда? Ослепительное сияние, куда Марка неодолимо тянуло. Тени, склонившиеся над ним…
— Радикальная мера? — взревел унтер-центурион Кнут. — Подсунуть умирающему в постель хищную зверюгу?! Вы что тут, с ума посходили?!
«Поговори мне!» — фыркнула хищная зверюга.
— В целом, да. Кстати, это еще один аргумент в пользу вашей успешной астланизации. Да, я знаю. Вы не хотите об этом слышать. Но факт остается фактом, верите вы в него или нет. У каждого взрослого астланина есть свой нагуаль…
В подтверждение сказанного, рядом с женщиной возникла знакомая ягуариха. С ленивой грацией пятнистая кошка потерлась о ноги хозяйки. Изэль продолжала говорить, но голос черноволосой долетал до Марка словно издалека, скользя по краю рассудка и уносясь прочь. Впервые программа перевода, внедренная ему в мозги, дала сбой. Нагуаль. Зверь? Да, зверь. Обратная грань значения: товарищ. Спутник. Покровитель. Разделитель судьбы. Нет, не так. Разделитель делит судьбу на две части. Режет, расчленяет. А нагуаль разделяет твою судьбу с тобой. Свои-чужие слова сплавлялись воедино; вступали в химическую реакцию, изменяя друг друга и изменяясь сами; рождали новое соединение, обладающее качествами всех исходных веществ, но сверх того — своими, уникальными свойствами…
Нагуаль.
След на песке твоей жизни — это тоже нагуаль.
— …когда мы тяжело больны или ранены. Биоэнергетика нагуаля вступает во взаимодействие с нашей: нормализует, поддерживает, восстанавливает нарушенный баланс…
— Личный доктор? — не удержался Марк. — С клыками и когтями?
— Не просто доктор. Не только доктор. Вы меня не слушали? Нагуаль связан с астланином до конца жизни. Он лизал вашу кровь…
«Психи! Натуральные! Не планета, а дурдом! Додуматься только: дать ягуару попробовать моей крови! Дед уверял: хищник, отведавший человеческой крови, смертельно опасен… Мою селезёнку они тоже ему скормили?!»
— …теперь вы — в некотором роде одно целое. Он — ваш друг и защитник. Он будет верен вам до конца жизни. Не бросит, не предаст. Защитит от болезни, от опасности. По крайней мере, попытается. Сам погибнет, но сделает всё…
Изэль шагнула ближе, желая присесть на край кровати. Ягуарчик вскинулся, зашипел, грозно топорща шерсть на загривке и оскалив клыки. Изэль отступила назад, но звереныш успокоился далеко не сразу. Показывал характер, сверкал злым янтарём кошачьих глаз. Чихать он хотел на ягуариху Изэли, способную разорвать его в клочья легким движением лапы. Впрочем, ягуариха тоже не делала ничего, что помешало бы щенку вызвериться на ее хозяйку.
— Ты начинаешь мне нравиться, — одними губами, чтоб не разобрала черноволосая, прошептал Марк. — Так её, молодец!
И зверь успокоился. Это произошло настолько естественно, что Марк даже не удивился: иначе и быть не могло.
— Ваш нагуаль молодой и глупый, — рассмеялась Изэль. Смех был скованным, но искренним. — От меня не исходило угрозы. Скоро он начнет различать: от кого вас действительно нужно защищать, а кто не представляет опасности. Мне кажется, Марчкх, что вы этого тоже пока не различаете. Будете учиться вместе, друг у друга. А теперь, увы, я вынуждена вас покинуть. Ваш лечащий врач делает мне знаки, чтоб я прекратила утомлять вас разговорами. Поправляйтесь! Я загляну к вам, как только разрешит доктор.
Марк отвернулся.
Дверь с шипением открылась и закрылась. Выждав пару минут, Марк уставился в окно. С ненавистью, разросшейся хуже злокачественной опухоли, он глядел, как багровое светило, перевалив зенит, клонится к горизонту. Ладонь поглаживала урчащего нагуаля, который вновь перебрался к Марку под бок. Врач, прогнавший Изэль из палаты, медлил войти. Лишь когда Марк вновь услышал шипение двери, до него с опозданием дошло: все это время он смотрел на астланское солнце, не моргая.
— Я буду звать тебя Катилиной, — сказал Марк ягуарчику. — Понял? Ты Катилина. Ты же не виноват, что здешние придурки…
Доводить мысль до логического конца он счел излишним.
IIIВизит врача — сухопарого журавля в хламиде — прошел как в тумане. Деловитые вопросы: общее самочувствие? боли? головокружение? тошнота? чувство голода? жалобы? Скупые ответы Марка. После каждого ответа журавль педантично сверялся с показаниями приборов и клевал авторучкой раскрытый блокнот, делая пометку. Примите пилюльку. Выпейте порошочек. Сейчас вам принесут ужин. И сразу баиньки, без возражений. Вставать? Ходить? Зависит от динамики выздоровления…
Жидкий бульончик с редкими блестками жира. Вязкая кашица; на вкус — отруби. Диетический хлебец. В награду за насилие над организмом — фруктовый фреш с упоительным ароматом. На время трапезы Катилина куда-то исчез и вернулся, довольно облизываясь: тоже успел поужинать. Легко запрыгнул на кровать, умостился поверх одеяла. Мысли путались, ускользали и возвращались; Марк сам не заметил, как заснул.
…солнечный луч гладит щеку. Пальцы луча тёплые, охристые. Солнце! Ненавижу… Спокойно, без паники. Это уже было. Déjà vu. Всё в порядке…