— Шанвури, чтоб вы скисли!
— Баас Шанвури! Я настаиваю: баас Шанвури! Или просто Папа…
— Баас Шанвури, немедленно покиньте рубку!
— И вот я засовываю руку вам под рубку…
— Легат Тумидус! Обеспечьте дисциплину на корабле!
— Папа, выйди вон. Я тебя умоляю…
Слепой карлик брел по коридорам «Бешеного» — высокоавтономного тяжелого крейсера, флагмана спасэскадры. Черные очки зажаты в кулаке, белый взгляд блуждает по сторонам. На сморщенном, как сушеная фига, лице Папы Лусэро играла ухмылка. Человек, хорошо знающий Папу, непременно отметил бы, что Папа раздосадован и даже — возможно ли?! — в смятении.
Впрочем, на «Бешеном» никто не знал Лусэро Шанвури в достаточной степени, кроме легата Тумидуса. А легат и без физиогномики отлично понимал, что творится с грозой хищных флуктуаций, лидер-антисом расы Вудун.
Впервые Папа Лусэро вновь стал тем, кем вышел из чрева матери — просто слепым карликом. Такого унижения он еще не испытывал. Наихудшим в сложившейся ситуации было то, что Папа не мог наказать обидчика — ни словом, ни делом.
Как накажешь самого себя?
Прилет эскадры застал антиса на границе Крови. Рахиль отошла к бархану, пригасив свечение, как делала при очень сложных расчетах. Коллант Тумидуса сбился в кучу, и старик-невропаст — легат звал его «маэстро Карл» — подводил базу под теорию слабости и силы. Мастерство невропаста заключалось в коррекции тонких пси-связей. Если мощный телепат мог прибегнуть к насилию над чужим рассудком, то невропаст, иначе контактный имперсонатор, без согласия клиента не сумел бы и пальцем шевельнуть — чужим пальцем, разумеется. С другой стороны, психическая мощь телепата не позволила бы ему корректировать связку колланта — мощь вступила бы в конфликт с природной агрессией помпилианца, на чьих поводках коллективный антис собирался в единое целое. Сила, слабость; преимущества и недостатки… Стариковская болтовня, зло думал Папа. Словесный понос развалины, впавшей в маразм. Вряд ли Папа был намного моложе маэстро, но сейчас речь не шла о справедливости. Какая, к бесу, справедливость, если вот антис, а вот Кровь, и первый не может войти во вторую?!
Папа орал во всю глотку. А что? Антис желает петь. Да, не ария Тартини. Да, баритон хрипит. Кому влом, заткните уши. Навигаторы, канониры, механики, офицеры — бедолаги, кого угораздило оказаться у карлика на пути, шарахались прочь. Делали вид, что ослепли (издеваются?), оглохли, утратили все пять чувств. Очень торопятся, не замечают ничего предосудительного… Не в первый раз знаменитый Папа Лусэро высаживался на борту чужого корабля, желая весело провести время. Слухи о его привычках распространялись быстрее света. И ни одна зараза даже не догадывалась, что сегодня происходит впервые…
«Что ты хочешь доказать?» — спросила Рахиль.
Ничего, ответил Папа. Он смотрел на приближающуюся эскадру. Он еще не произнес ни слова, а Рахиль уже знала, что он скажет. Умение считать заменяло гематрийке телепатию.
«Это самоубийство».
Ерунда, возразил Папа. Я буду в безопасности. Если Кровь не принимает меня в большом теле, я зайду в малом. На борту корабля, как все приличные люди. Уверен, Кровь даже не обратит внимания на такое ничтожество, как слепой карлик.
«Это вариант, — кивнул легат Тумидус. — Я не учел…»
Нахмурившись, он добавил:
«Впрочем, я бы не советовал».
Срать я хотел на твои советы, вежливо ответил Папа. Жидкой струйкой. Думаешь, твои драгоценные соотечественники выставят калеку на мороз, в открытый космос? От помпилианцев можно ждать любой гадости…
«Никто тебя не выставит. Я о другом…»
Вот-вот, перебил его Папа. Не рискнут связываться с вредным антисом. Мы же не станем рассказывать господам рабовладельцам, что антис… Ну, ты понял?
«Я понял. А ты, ты сумеешь удержаться от выхода наружу?»
Да легко, кивнул Папа.
«Пообещай мне…»
Гадом буду, бвана. Устраивает?
Спустя час крейсер «Бешеный» принял на борт коллант легата Тумидуса, а также Лусэро Шанвури, лидер-антиса расы Вудун. Спустя два часа военный трибун Красс, командующий сводной оперативной эскадрой «Гладиус», проклял тот миг, когда дал согласие на это вопиющее безобразие. Папа травил анекдоты, горланил кабацкие песни, сыпал байками, от которых покраснел бы и вышибала в борделе.
Унижение, думал Папа. Невозможность выйти в большое тело, когда мне захочется — в кошмарном сне я бы не вообразил унижения сильнее. Вне корабля я не просто растворюсь в Крови — я растворюсь, мать его, с радостью. Краткое сопротивление, и счастливая улыбка наркомана, засадившего смертельную дозу. Великий Н'куйя, я задыхаюсь от зависти. Я завидую колланту Тумидуса, слабому, уступающему мне во всём, кроме сущего пустяка — Кровь светлеет, исчезает в этой маленькой Ойкумене.
Невеселая песня выходила у Папы.
Совсем невеселая.
IV— К ботику я вас не пущу, — сказал Тизитль. — Уж извините.
— Почему? — спросил Марк.
Он знал, почему.
— Вы только не подумайте, — Тизитль скорчил уморительную гримасу, — будто я вам не доверяю. Я вам действительно не доверяю. Это правда, чистая как спирт. Но вы не подумайте, ладно? Продолжим играть в простаков. Скажем иначе: я опасаюсь за ваше здоровье.
Марк огляделся. Вертолеты, отметил он. Штурмовики. Самоходки. Зенитные спарки. Ракетный комплекс. Клянусь мамой, Тизитль прав. В такой компании не остается ничего, кроме опасений за свое здоровье.
— Бот излучает? Там вредный микроклимат?
— Там вредный Змей. Боюсь, при виде вас он совершит ряд резких телодвижений. Это, конечно, если вы встанете слишком близко. Близость, как сказал поэт, ослепляет, лишает разума. А в вашем плачевном состоянии резкие телодвижения противопоказаны. Спросите хоть у доктора…
Ученый журавль кивнул. Крылья его тряслись. Врачу было не по себе. Концентрация оружия на квадратный метр сильно превышала норму, допустимую для журавлей. Поэт в исполнении Тизитля говорил правду: близость лишает разума, в особенности — близость огневого конфликта.
— Вот, держите, Марчкх…
— Что это? Электромагнитный пистолет?
Странный аппарат был красным. Ярко-красным, а раструб — бежевая спираль. Чудо техники напоминало фен для сушки волос, если сушить всю голову целиком. Марк взял «фен» за ручку, повертел, прицелился в Тизитля. Нет, не оружие.
А жаль.
— Мегафон, — неожиданно сухо ответил Тизитль. — Ручной мегафон для речевого оповещения. Сюда говорят, отсюда звучит. Вы полагали, мы дадим вам посекретничать? Пошептаться на ушко? Не считайте нас дураками, приятель. Обратили внимание на полосу?
Марк кивнул. Он сразу приметил белую полосу, выведенную метрах в сорока от бота, прямо на земле, влажной и каменистой. Судя по блеску краски, полосу регулярно подновляли.
— За нее не заходите. Не советую.
— А если зайду? Случайно…
— Во-первых, я буду рядом. Рядом со мной, дражайший Марчкх, все случайности работают против вас. Во-вторых… Видите спички?
Тизитль достал из кармана картонный коробок, открыл его, демонстрируя ряд тоненьких деревянных палочек — типа зубочисток, но с бурыми головками. Спички, подумал Марк. Маленькие спицы?
— Вижу. Что это такое?
У коротышки дернулась щека. Похоже, он счел вопрос издевательством. Не вдаваясь в подробности, Тизитль закрыл коробок, подбросил на ладони: раз, другой. И внезапно швырнул спички по крутой дуге, от себя к боту. Звука выстрела Марк не услышал. Только щелчок и треск, когда пуля разнесла коробок вдребезги, устроив мелкий фейерверк.
— Снайперы, Марчкх. Имейте в виду, у них слабые нервы.
— Воняет, — с чувством произнес Марк.
— А? — коротышка принюхался. — Это от болота.
Катилина жался к Марковой ноге. Нагуаль нервничал.
— Ну что, пошли? Держитесь поближе ко мне…
Прежде чем сделать первый шаг, Марк оглянулся. У вертолетов, севших у кромки джунглей — там, куда не дотянулся излучатель Змея — стояла Ведьма. Марк помахал ей рукой и направился к боту. Тизитль шел на полкорпуса впереди, мурлыча навязчивую мелодию.
Вот и полоса.
— Опцион Змей! Как слышите меня?
Мегафон разнес голос Марка по округе. Звук пришепетывал, шел с искажением. Усиливая, аппарат и гениального оратора превратил бы в человека с дефектами речи.
— Вас слышу, командир!
Внешняя акустика бота накрыла местность артналетом. Чувствовалось, что у Змея прекрасное настроение. Впору было поверить, что к болоту явился великан из сказки: посудачить с низкорослым дружком. Тизитль втянул голову в плечи, поморщился. Тонкий слух коротышки раздражала чрезмерная мощность переговоров.
— Что с глазом, командир? Издержки гостеприимства?
— Вроде того…
— Что еще не на месте? Ребра? Желчный пузырь?
— Сердце на месте! Остальное — пустяки…
— Во что они вас вырядили?
— Милитари-стайл, экспериментальная линейка. Эксклюзив от здешних Игги Добсов…
— Чей эксклюзив?!
Перед отлетом Марка вынудили переодеться. Не в пижаме же лететь? Взамен пижамы ему выдали новенький комбинезон, в некотором роде копию прежнего. Судя по намекам Тизитля, астланские психологи пришли к выводу, что так будет комфортнее Марку, а главное, Змею. Увидев командира в военном обмундировании, сшитом по лекалам далекой родины, Змей, как уверяли психологи, сразу примет ультиматум на ура. Астланские портные подошли к делу с душой, с творческой ноткой, обогатив флотскую моду Помпилии рядом приятных нюансов.
— Неважно!
— О чем вы болтаете? — вклинился коротышка.
Он был раздражен, если не разъярен.
— Спрашивает про глаз, — отчитался Марк. — Восхищается моими обновками. Интересуется, что за придурок стоит рядом со мной. Вы ему не нравитесь, Тиз.
— Хватит! Переходите к главной теме.
— Так точно! Есть перейти к главной теме!
Марк с трудом сдерживал возбуждение. Он и представить не мог, что попадет в такую выигрышную ситуацию: беседовать с соотечественником при свидетелях, по громкой связи, и не бояться, что окружающие поймут содержание беседы. Если астлане и выучили сотню слов на унилингве, то помпилианского они не знали от слова «совсем».
— Опцион Змей!
— Я!
— Примите вводную…
— Что вы ему сказали? — Тизитль толкнул Марка в бок.
— …я установил связь со своими рабами. Сообщение передано. Вся информация о безопасных нормах поведения на орбите Астлантиды и в отношении туземцев. Змей, в зонде больше нет нужды! И еще…
— С какими рабами? — возмутился коротышка. — Какой зонд?!
И могучим эхом откликнулся Змей:
— Что? Не понял вас, командир! На каком языке вы говорите?
Холодный пот прошиб Марка. Закружилась голова, намекая о блаженстве обморока. В единственном глазу потемнело, словно и его закрыли черной повязкой. Проклятье! «Вы не различаете языков, командир, — сказала Ливия Метелла, призрак трехдневной давности. — Вы машинально переключаетесь на тот, на котором к вам обратились. И даже не отдаёте себе в этом отчёта».
— Рабы, — настаивал Тизитль. — Это вы о нас, что ли?
— Да. Фигура речи…
— Вы сукин сын, друг мой. Вы — наглый фанфарон. Однажды я поучу вас хорошим манерам. Что вы имели в виду под информацией о безопасных нормах поведения?
— Ваш ультиматум.
— Еще одна фигура речи?
— Хотите, чтобы я вывалил вашу идиотскую бомбу на голову Змею без моральной подготовки? Я захожу издалека. Безопасные нормы поведения в отношении туземцев. Безопасность на орбите. Это значит: запрет на взлет. Запрет на ведение огня. Запрет на агрессию, если угодно!
Коротышка сдался, вытер платком лицо:
— Продолжайте. И не слишком вертите хвостом.
— Командир?
— Они выдвинули ультиматум, Змей…
Если раньше Марк ходил по канату, то сейчас он шел по шелковой нити: тончайшей, готовой в любой момент оборваться. Допустим, подумал он, я переключаюсь с языка на язык не всякий раз, когда Тизитль вмешивается в переговоры. Хорошо, если так. Но все равно существует реальная опасность брякнуть что-нибудь, понятное не тому адресату.
— Ультиматум?
— Ты должен покинуть бот! — заорал Марк, отчаянно радуясь, что Змей его понял. Надо было спешить, пока язык вертелся в нужную сторону. — Иначе они сбросят бомбу! Змей, зонд больше не нужен! Я связался с рабами, я сообщил все, о чем мы договаривались…
— К бесу зонд, командир! Наши здесь! Наши на орбите!
— Наши?
— Спасэскадра! Крейсер «Бешеный»…
— Вы предъявили ультиматум? — рявкнул Тизитль.
— Крейсер?
— Что за крейсер? Вы издеваетесь надо мной, Марчкх?!
— Я сказал про бомбу, — Марк торопился, выкручиваясь наобум. Наши на орбите, стучало в мозгу. Тизитль не должен ничего заподозрить. — Что вы подготовили «летающую крепость». Ну, крейсер-бомбардировщик. Что вы сбросите бомбу, если он не выйдет…
— Почему крейсер? Что за бред?
— Потому что бомба! Если бомба способна уничтожить десантный бот, её должен нести борт соответствующего масштаба. Крейсерский тип, не меньше…
— Ерунда какая-то…
— Хорошо, оставим крейсер в покое. Я могу продолжать?
— Заканчивайте. И побыстрее! Если Змей чего-то не раскумекал, ему хуже.
— Командир! Никуда не улетайте!
— Что?
— Оставайтесь у бота! Любой ценой!
— Вас понял, опцион Змей!
— Ведьма с вами?
— Да!
— Все! — Тизитль решительно дернул Марка за рукав. — Уходим!
Им в спину неслось, заглушая рев ожившего тягача:
— Любой ценой, командир! Оставайтесь у бота…
VГордость и злость — гремучая смесь. А если добавить к ним колоссальную ответственность, давящую на плечи хуже четырёх «g» при форсажной перегрузке, когда компенсаторы инерции не в силах до конца погасить чудовищное ускорение корабля…
Компенсаторы инерции в мозгу легата Ульпия третьи сутки работали в режиме форсажа — и дымились, грозя отказать. Самое идиотское задание за всю его военную карьеру. Самое серьезное задание. Самое… Отправить курьером в тартарары, за край Ойкумены, целого легата! И не просто легата, а легата службы внешней разведки! Да, ему всё объяснили. У вас высшая степень допуска, легат. Вы в курсе ситуации. У вас безупречный послужной список. Боевой опыт, должность и звание, личные качества… Это высочайшая степень доверия! Миссия секретная, сверхсрочная, вы получите в распоряжение быстрейший корабль сектора. Пойдёте по кратчайшей расчётной цепочке. Кроме того, вы лично знакомы с военным трибуном Крассом, а значит, лучше других сумеете донести до него всю важность…
Подсластили пилюлю, как могли.
Консуляр-трибун Рутилий не соврал Ульпию ни единым словом. А ведь мог бы просто приказать, и Ульпий бы ответил: «Есть!». Щёлкнул бы каблуками и отправился выполнять. Рутилий хотел, чтобы он осознал, проникся, заставил экипаж «Акселерандо» выжать из жестянки последнее масло. Масла в «Акселерандо», трансер-актуарии спецназначения, хватало с избытком, в чём Ульпий вскоре получил возможность убедиться.
Легат проникся до печенок.
Когда он узнал, какой груз ему придётся сопровождать в комплекте с бесценной информацией — едва не нарушил субординацию впервые за двадцать один год беспорочной службы. Чудом сдержался, не высказал консуляр-трибуну Рутилию всё, что думает о нём, о его приказе, о грузе и об унизительном задании! Он даже не послал Рутилия по адресу, хорошо известному всей Ойкумене, хотя праведный гнев бурлил у Ульпия в глотке, грозясь прорваться наружу потоком наичернейшей брани. Героическим усилием легат обуздал порыв ярости, а консуляр-трибун еще раз убедился, что не ошибся в выборе.
— Я понимаю ваши чувства, легат. Я уважаю их. Считайте, что везете важное оборудование. Ретрансляторы связи; индикаторы жизнедеятельности. В принципе, так оно и есть. Вам все ясно?
— Так точно!
— Выполнять!
Ретрансляторы связи — двое из трех рабов унтер-центуриона Кнута, бормочущих, как в трансе: «Не стрелять на орбите! Не клеймить туземцев!» Если от унтер-центуриона поступят новые сообщения, ретрансляторы должны быть под рукой у военного трибуна Красса, командующего оперативной эскадрой. Четыре индикатора жизнедеятельности — две пары рабов: опциона Змея и обер-декуриона Ведьмы. По прибытии в систему, в непосредственной близости от хозяев, по их поведению будет ясно, живы ли Змей и Ведьма. Если рабы освободятся, значит, хозяева погибли. Если же рабы останутся под клеймом — это возможность дополнительного канала связи, пускай и односторонней…
Умом Ульпий всё прекрасно понимал. Особая миссия. Наглядная демонстрация её весомости: легат службы внешней разведки мчится через всю Ойкумену. Легат в качестве курьера? Это он переживёт. Но легат в качестве сервус-экспедитора? Захудалый рабовоз? Задание для интенданта, тыловой крысы в звании опциона?! Смириться с унижением было труднее. Впрочем, скрепя сердце и поскрипев зубами, Ульпий проглотил бы и это. Начальству виднее, а приказы не обсуждаются.