– Пойдем.
Петра пересекла узкую улицу, прошла следом за Рэкхемом через ворота сада к двери дома, открытой солнцу ранней осени. Среди цветов в саду жужжали пчелы, но в дом не залетали – зачем, если все, что им требовалось, находилось вне его?
В гостиной ждали мужчина и женщина. Позади них стояла еще одна женщина – в штатском, но Петре она показалась похожей на солдата. Вероятно, следила, чтобы никто не попытался бежать.
Жена сидела в кресле, держа на руках новорожденную дочь. Ее муж стоял, облокотившись о стол. На лице его застыло отчаяние. Женщина плакала. Они уже все знали.
– Мне не хотелось отдавать вашего ребенка чужим людям, – заговорил Рэкхем. – Я хотел, чтобы вы увидели, что ребенок отправится домой, к своей матери.
– Но у нее уже есть ребенок, – сказала женщина. – Вы не говорили мне, что у нее уже…
– Нет, он говорил, – возразил мужчина.
Петра села на стул напротив мужчины, наискосок от женщины. Эндер слегка пошевелился, но не проснулся.
– Мы хотели сохранить других, чтобы они не родились все сразу, – сказала Петра. – Я собиралась выносить их всех сама. Мой муж умирает, и я хотела и дальше рожать его детей, когда его уже не будет.
– Но разве у вас нет еще? Неужели вы не можете оставить нам это дитя? – умоляюще проговорила женщина.
Петра возненавидела себя за то, что ей придется ответить «нет». Но Рэкхем ее опередил:
– Эта малышка уже умирает от того же недуга, который убивает ее отца. И ее брата. Потому они и родились до срока.
Женщина лишь крепче прижала младенца к себе.
– У вас будут собственные дети, – сказал Рэкхем. – У вас есть еще четыре оплодотворенных эмбриона, которые вы уже создали.
Несостоявшийся отец тупо посмотрел на него:
– В следующий раз кого-нибудь усыновим.
– Нам действительно очень жаль, – продолжал Рэкхем, – что преступники воспользовались вашей утробой, чтобы родить ребенка другой женщины. Но ребенок действительно ее, а если вы кого-то усыновите, у вас будут дети, от которых отказались родители добровольно.
Мужчина понимающе кивнул, однако женщина прижала к себе младенца.
– Не хотите подержать ее брата? – предложила Петра, вынимая Эндера из слинга. – Его зовут Эндрю. Ему месяц от роду.
Женщина кивнула.
Рэкхем взял дочь из ее рук. Петра подала ей Эндера.
– Моя… девочка… я назвала ее Белла. Моя маленькая Лоринья… – Она расплакалась.
Лоринья? Волосики у девочки были каштановые, но, видимо, цвет их не имел особого значения, чтобы получить прозвище Блондинка.
Петра взяла девочку из рук Рэкхема. Она была еще меньше Эндера, но взгляд ее был столь же умным и испытующим. Волосы у Эндера были такие же черные, как и у Боба. У Беллы же они больше были похожи на волосы Петры. Петра даже сама удивилось, насколько счастлива, что ребенок унаследовал ее черты.
– Спасибо, что выносили и родили мою дочь, – сказала она. – Сожалею о вашем горе, но надеюсь, что вы сможете и порадоваться моему счастью.
Всхлипывая, женщина кивнула и прижала к себе Эндера. Повернувшись к младенцу, она заговорила тонким детским голоском:
– Es tu feliz em ter irminha? Es tu felizinho?[12]
А потом, разрыдавшись, отдала малыша Рэкхему.
Встав, Петра уложила Беллу в слинг, где до этого был Эндер, затем взяла сына у Рэкхема и положила на грудь.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Простите, что не позволила вам оставить моего ребенка.
Мужчина покачал головой:
– Não ha de que desculpar.
– Не за что извиняться, – пробормотала стоявшая за их спиной суровая женщина, вероятно исполнявшая роль не только охранника, но и переводчика.
Горестно взвыв, женщина вскочила, опрокидывая кресло. Рыдая и что-то бормоча, она вцепилась в Беллу, осыпая ее поцелуями, но не пытаясь забрать.
Рэкхем потянул Петру к выходу. Охранница и муж удерживали продолжающую рыдать мать, пока Петра и Рэкхем не оказались на улице.
В машине Рэкхем сел на заднее сиденье вместе с Петрой и взял Эндера из ее рук.
– Они и впрямь совсем маленькие, – сказал он.
– Боб называет Эндера игрушечным человечком, – улыбнулась Петра.
– Неудивительно.
– Чувствую себя вежливой похитительницей, – призналась Петра.
– Не стоит. Хотя они были эмбрионами, когда их у тебя украли, это можно назвать похищением. А теперь ты просто вернула свою дочь.
– Но те люди не сделали ничего дурного.
– Уверена? – спросил Рэкхем. – Вспомни, как мы их нашли.
Они переехали, вспомнила Петра. Когда сработала «аварийная кнопка» Волеску, послав сообщение, они переехали.
– Зачем им намеренно…
– Жена ничего не знала. Мы договорились с мужем, что ничего ей не скажем. Все дело в том, что он полностью бесплоден. Их попытка искусственного оплодотворения не удалась. Потому он и согласился не предложение Волеску, притворившись перед женой, будто ребенок действительно их. Именно он получил сообщение и придумал повод перебраться в этот дом.
– Он не спрашивал, откуда взялся ребенок?
– Он богатый человек, – объяснил Рэкхем. – Богатые предпочитают воспринимать как данность, когда желаемое приходит к ним само.
– И все же его жена никому не хотела плохого.
– Боб тоже не хотел, и тем не менее он умирает. Не хотел и я, и тем не менее меня отправили в полет, который забросил меня на десятилетия в будущее, лишив всего и всех. И ты потеряешь Боба, хотя и не хотела никому ничего плохого. Жизнь полна горя – ровно в той степени, в какой мы позволяем себе любить других.
– Ясно, – заметила Петра. – Вы штатный философ Министерства по делам колоний.
– Философия знает немало утешений, – улыбнулся Рэкхем, – но их никогда не хватает.
– Такое ощущение, будто вы с Граффом спланировали всю историю мира. Будто именно вы выбрали Боба и Питера на те роли, которые они исполняют сейчас.
– Ошибаешься, – возразил Рэкхем. – Целиком и полностью. Все, что делали мы с Граффом, – отбирали детей, которых считали способными выиграть войну, и пытались обучить их для победы. Раз за разом мы терпели неудачу, пока не нашли Эндера – и Боба, ставшего его опорой. И остальных из джиша, чтобы ему помочь. А когда закончилось последнее сражение и мы победили, нам с Граффом пришлось столкнуться с фактом, что решение одной проблемы повлекло за собой другую.
– Найденные вами военные гении теперь раздирают мир на части, движимые своими амбициями.
– Да – или их используют как пешки, чтобы удовлетворить чужие.
– Значит, вы решили снова использовать их в своей игре?
– Нет, – тихо ответил Рэкхем. – Мы решили найти способ дать большинству из них свободу жить нормальной человеческой жизнью. И до сих пор над этим работаем.
– Большинству из нас?
– Бобу мы ничем помочь не могли, – сказал Рэкхем.
– Догадываюсь, – кивнула Петра.
– Но потом случилось нечто, чего мы не предполагали, – продолжал Рэкхем. – И на что даже не надеялись. Он нашел свою любовь. Он стал отцом. Ты сделала то, чего не могли сделать мы, – дала ему счастье. Так что, признаюсь, мы крайне тебе благодарны, Петра. Ты вполне могла бы сейчас быть там, с остальными, играя в ту же игру. – Он усмехнулся. – Мы даже не догадывались, что такое может случиться. Когда речь заходит об амбициях, ты полностью выбиваешься из привычного круга. Не так, как Питер, но близко к тому. Однако каким-то образом ты сумела отбросить все прочь.
Петра блаженно улыбнулась.
«Если бы ты только знал правду», – подумала она.
А может, он и знает, но пытается ею манипулировать, говоря ей красивые слова…
Никто никогда не имеет в виду в точности то, что говорит. Даже если человек думает, будто говорит правду, за его словами всегда что-то скрывается.
Было уже темно, когда Петра вернулась домой, в штабной комплекс в окрестностях Кигали. Мэйзер Рэкхем не стал к ней заходить, и ей пришлось нести обоих детей: Эндера – снова в слинге, Беллу – на груди.
Боб ее уже ждал. Подбежав к ней, он забрал у нее нового младенца и прижался щекой к щеке девочки.
– Не задуши ее, болван, – предупредила Петра.
Рассмеявшись, он поцеловал ее. Они вместе сели на край кровати, держа на руках детей и передавая их друг другу.
– Осталось еще семь, – сказала Петра.
– Трудно было? – спросил Боб.
– Рада, что ты не полетел со мной, – ответила Петра. – Сомневаюсь, что тебе хватило бы сил через это пройти.
14. Гости Вирломи
От: ImperialSelf%[email protected]
Кому: [email protected]
Тема: Мы нашли Парибатру
Сурьявонг, рад сообщить, что мы нашли Парибатру, бывшего премьер-министра Таиланда. Он не вполне здоров, но при надлежащем уходе наверняка поправится – настолько, насколько это возможно в его возрасте.
Прежнее правительство практически довело до совершенства искусство исчезновения людей без необходимости их убивать, но мы продолжаем искать следы других тайских изгнанников. Я не теряю надежды найти и освободить членов твоей семьи.
Как ты знаешь, я возражал против любых незаконных действий в отношении Таиланда, его граждан и его правительства. И теперь я стараюсь воспользоваться первой же возможностью, чтобы исправить как можно больше последствий причиненного вреда.
По внутриполитическим причинам я не могу сейчас передать Парибатру организации Амбала, Свободному Таиланду, хотя рассчитываю, что его группа станет ядром нового правительства, и ожидаю скорого восстановления дружественных отношений.
Когда мы освободим Парибатру, передав его под опеку Гегемона, выглядит вполне разумным, чтобы его принял именно ты, приложивший столько трудов для спасения Таиланда.
Прибыв в Хайдарабад, Вирломи собственными руками построила хижину перед воротами военного комплекса, где она когда-то работала практически в плену, составляя планы войн и вторжений, в которые сама не верила.
Каждый день она ходила к колодцу набрать воды, хотя почти в любой индийской деревне имелся водопровод. Каждое утро она закапывала накопившиеся за ночь нечистоты, хотя в большинстве поселений имелась работающая канализация.
К ней приходили с вопросами сотни индийцев. Утомившись, она покидала хижину, плача и умоляя их идти по домам. Они уходили, но на следующее утро ее ждали другие.
Солдаты ее не посещали, так что мусульман в военном комплексе она открыто не провоцировала. Естественно, она контролировала индийскую армию, сила которой росла с каждым днем, с помощью шифрованных мобильных телефонов, которые ежедневно меняли на свежезаряженные ее люди, маскировавшиеся под обычных просителей.
Иногда к ней приходили иностранцы. Ее помощники шепотом сообщали им, что она не станет говорить ни с кем, если он не пришел босиком, а если они были одеты в западные деловые костюмы, она предлагала им подобающую одежду, которая им вряд ли понравилась бы, так что лучше было сразу облачаться в индийском стиле.
За одну неделю ее бдения к ней явились трое.
Первым был Тикаль Чапекар. Император Хань освободил его, как и многих других индийских пленных. Если он ожидал каких-то церемоний по возвращении в Индию, то его постигло разочарование.
Сперва он полагал, что молчание прессы вызвано наложенным мусульманскими завоевателями запретом на любые упоминания плененного премьер-министра, и отправился в Хайдарабад пожаловаться самому халифу, который теперь правил своей обширной мусульманской империей из-за стен тамошнего военного комплекса. Чапекару позволили войти на территорию комплекса, однако, пока он стоял в очереди к пропускному пункту, его внимание привлекла находящаяся в нескольких десятках метров хижина, очередь к которой была значительно длиннее, чем та, в которую выстроились желающие встретиться с правителями страны.
– Что это за хижина? – спросил он. – Прежде чем пройти через ворота, обычные граждане должны сперва зайти туда?
Часовые у ворот рассмеялись:
– Вы индиец – и не знаете, что именно там живет Вирломи?
– Вирломи? Кто это?
Часовые подозрительно взглянули на него:
– Ни один индус такого не скажет. Кто вы?
Он объяснил, что еще несколько дней назад был в плену и не слышал новостей.
– Новостей? – переспросил часовой. – Вирломи нет в новостях. Она сама творит новости.
– Жаль, что нам нельзя ее просто пристрелить, – пробормотал другой.
– И кто тогда защитит тебя, когда нас будут рвать на куски? – криво усмехнулся первый.
– Так кто она все-таки такая? – спросил Чапекар.
– Женщина – душа Индии, – сказал тот, который хотел ее пристрелить. Слово «женщина» он произнес с крайней степенью презрения, а затем сплюнул.
– Какой пост она занимает? – поинтересовался Чапекар.
– Индусы больше не занимают никаких постов, – ответил второй часовой. – Даже вы, бывший премьер-министр.
Чапекар облегченно вздохнул. Кто-то все-таки его знал.
– Потому что вы запрещаете индийскому народу выбирать свое правительство?
– Мы ничего не запрещаем, – возразил часовой. – Халиф объявил выборы, но никого не нашлось.
– Никто не пришел голосовать?
– Никто не выдвинул свою кандидатуру.
Чапекар рассмеялся:
– В Индии уже сотни лет действует демократия. Люди выдвигают свои кандидатуры. Люди голосуют.
– Только если Вирломи не просит их не занимать никаких постов, пока мусульманские властители не покинут Индию.
Чапекар все понял. Она была харизматичной личностью, как Ганди столетия назад. Причем личностью достаточно печальной, ибо имитировала примитивный индийский образ жизни, давно уже не являвшийся правилом в большей части страны. И все же в старых образах имелась некая магия, а поскольку на Индию обрушилось множество катастроф, люди искали кого-то, кто мог бы захватить их воображение.
Ганди, однако, никогда не был правителем Индии. Для этого хватало более практичных людей. Если бы только Чапекар мог как-то сообщить о своем возвращении… Наверняка халиф нуждался в законном индийском правительстве, которое могло бы помочь в поддержании порядка.
После некоторого ожидания его провели в здание. Подождав еще немного, он оказался в приемной. И наконец его пригласили в кабинет.
Вот только увидел он перед собой своего старого врага Гаффара Вахаби, премьер-министра Пакистана.
– Я рассчитывал увидеть халифа, – сказал Чапекар, – но рад, что первым вижу вас, мой старый друг.
Вахаби улыбнулся и кивнул, но вставать не стал, а когда Чапекар попытался шагнуть к нему, его удержали чьи-то руки. И все же ему не помешали сесть на стул без подлокотников – что было не так уж плохо, поскольку Чапекар в последнее время быстро уставал.
– Рад, что китайцы вняли голосу разума и освободили своих пленных. Их новый император – слабак, всего лишь мальчишка, но слабый Китай лучше для всех нас, вам не кажется?
Чапекар покачал головой:
– Китайский народ его любит.
– Ислам втоптал Китай в грязь, – сказал Вахаби.
– Разве ислам не втоптал в грязь и Индию? – спросил Чапекар.
– При прежнем военном руководстве случались эксцессы. Но халиф Алай, да хранит его Аллах, не так давно положил этому конец. Теперь предводительница индийских мятежников сидит за нашими воротами и ее с ее последователями никто не трогает.
– Значит, теперь мусульманское правление милостиво, – сказал Чапекар. – И все же когда возвращается индийский премьер-министр – по телевидению ни слова, никаких интервью. Его не ждет ни автомобиль, ни кабинет.
– Мой старый друг, – покачал головой Вахаби, – неужели вы не помните? Когда китайцы окружили и разбили ваши войска, прокатившись волной по всей Индии, вы выступили с публичным обращением. Если я правильно помню, вы сказали, что никакого правительства в изгнании не будет и что правителем Индии теперь… говорю без ложной скромности… становлюсь я.
– Естественно, я имел в виду – только до моего возвращения.
– Нет, вы высказались вполне ясно, – возразил Вахаби. – Наверняка можно найти видеозапись. Могу за кем-нибудь послать, если вы…
– Вы хотите оставить Индию без правительства, потому что…
– В Индии есть правительство. От устья Инда до устья Ганга, от Гималаев до волн, омывающих побережье Шри-Ланки, над объединенной Индией развевается флаг Пакистана. Под божественно вдохновленным руководством халифа Алая, хвала Аллаху.
– Теперь я понимаю, почему вы скрываете новость о моем приезде, – сказал Чапекар, поднимаясь на ноги. – Вы боитесь потерять то, что имеете.
– Что я имею? – рассмеялся Вахаби. – Мы – правительство, но Индией правит Вирломи. Думаете, это мы скрываем новости о вас? Это Вирломи попросила народ Индии не смотреть телевизор, пока мусульманские захватчики остаются на земле Матери-Индии.
– И ее слушаются?
– Общенациональное потребление электроэнергии заметно упало. Никто не брал у вас интервью, друг мой, потому что репортеров просто нет. А даже если бы и были, какое им до вас дело? Вы не правите Индией, и я не правлю Индией, а если хотите иметь к Индии какое-то отношение, снимайте ботинки и становитесь в очередь к хижине за воротами.
– Да, – кивнул Чапекар, – так и сделаю.
– Возвращайтесь и расскажите, о чем она вам сказала, – одобрил Вахаби. – Я тоже подумывал о том же самом.
Выйдя из военного комплекса, Чапекар встал в очередь. Когда после заката небо начало темнеть, из хижины вышла Вирломи, плача от горя, что не может выслушать и поговорить с каждым лично.
– Идите домой, – сказала она. – Я молюсь за вас всех. Чего бы ни желала ваша душа, пусть боги исполнят ваше желание, если оно не вредит другим. Если вы нуждаетесь в пище, работе или крове – возвращайтесь в свой город или деревню и скажите, что Вирломи молится за этот город и эту деревню. Скажите им, что молитва моя такова: пусть боги благословят людей на помощь голодным, безработным и бездомным. И помогите им сделать эту молитву благословением, а не проклятием. Попытайтесь найти кого-то, кто не столь счастлив, как вы, и помогите ему. Помогая, вы возвыситесь сами.