В тот день, когда Судан – под огромным давлением со стороны халифа Алая – признал как Нубию, так и СНЗ, дверь кабинета Питера неожиданно открылась и вошли его родители.
– Что случилось? – спросил Питер.
– Ничего, – ответила мать.
– Мы пришли сообщить тебе, – объявил отец, – что очень тобой гордимся.
Питер покачал головой:
– Это всего лишь первый шаг на долгом пути. С нами пока нет и двадцати процентов населения мира. Кроме того, потребуется немало времени, чтобы интегрировать новые государства в СНЗ.
– Первый шаг на верном пути, – сказал отец.
– Если бы кто-нибудь год назад перечислил эти народы, – заметила мать, – и сказал, что они объединятся в одну организацию с единой конституцией, передав командование своими вооруженными силами Гегемону… вряд ли нашелся бы кто-то, кто не рассмеялся бы в ответ.
– Все случилось благодаря Алаю и Вирломи, – сказал Питер. – Зверства мусульман в Индии, огласка, которой предала их Вирломи, плюс все недавние войны…
– Повергли всех в ужас, – кивнул отец. – Но к СНЗ присоединились вовсе не те государства, которых боялись больше всего. Нет, Питер, все дело в твоей конституции. В тебе самом – в твоих прошлых достижениях, в твоих обещаниях будущего…
– Все дело в ребятах из Боевой школы, – возразил Питер. – Не имей Боб такой репутации…
– Значит, ты воспользовался орудием, имевшимся у тебя под рукой, – кивнула мать. – У Линкольна был Грант. У Черчилля – Монтгомери. Их величие в числе прочего и в том, что они не настолько завидовали своим генералам, чтобы лишать их постов.
– Похоже, вас не переубедить, – усмехнулся Питер.
– Ты уже обеспечил себе место в истории своими трудами под именем Локка, еще до того, как стал Гегемоном, – сказал отец. – Но сегодня, Питер, ты стал великим.
Оба долго молча стояли на пороге.
– Что ж, собственно, это все, что мы хотели сказать, – наконец промолвила мать.
– Спасибо.
Они вышли, закрыв за собой дверь.
Питер вернулся к своим бумагам, но вдруг обнаружил, что ничего не видит из-за застилающих глаза слез. Выпрямившись, он судорожно вздохнул. Нет, даже всхлипнул. Тело его сотряслось от негромких рыданий, будто он только что избавился от ужасного бремени. Будто только что узнал, что его смертельная болезнь вдруг излечилась сама собой. Будто к нему вернулся ребенок, которого он считал давно потерянным.
В течение всего разговора никто не произнес имени Эндер и ни разу его не упомянул.
Лишь минут через пять Питер наконец сумел взять себя в руки. Ему пришлось встать и умыться в маленькой ванной, прежде чем он смог снова вернуться к работе.
16. Джиш
От: Weaver%[email protected]
Кому: PeterWiggin%[email protected]
Тема: Разговор
Я никогда с Вами не встречалась, но восхищаюсь вашими достижениями. Приглашаю Вас нанести мне визит.
От: PeterWiggin%[email protected]
Кому: Weaver%[email protected]
Тема: Встреча
Я также восхищаюсь Вашими достижениями. С радостью обеспечу Вам безопасный транспорт в СНЗ или любую другую точку за пределами Индии. Пока Индия находится под оккупацией мусульман, я туда не поеду.
От: Weaver%[email protected]
Кому: PeterWiggin%[email protected]
Тема: Место
Моя нога не ступит на землю ни одной страны, кроме Индии. Вы в Индию не поедете. В таком случае предлагаю Коломбо, Шри-Ланка. Я приплыву на лодке. Она не слишком комфортабельна, так что если у Вас окажется судно получше, наша встреча от этого станет только приятнее.
В.
Муха Моло встретил Боба в аэропорту Манилы, изо всех сил стараясь не показывать удивления тому, насколько тот вырос.
– Ты говорил, у тебя личное дело, – сказал Муха. – Прости мне мою подозрительность. Ты глава Вооруженных сил СНЗ, а я – глава Вооруженных сил Филиппин, но нам все равно нечего обсудить?
– Полагаю, твои войска прекрасно обучены и хорошо снаряжены.
– Да, – ответил Муха.
– В таком случае, пока не придет время где-нибудь их использовать, пусть на официальные темы беседуют наши отделы планирования и логистики. А нам и без того найдется о чем поговорить.
– Значит, ты прилетел как друг?
– Я прилетел потому, что у меня в Маниле ребенок. Мальчик. Говорят, его зовут Рамон.
– И тем не менее ты тут первый раз? – усмехнулся Муха. – Кто мать? Стюардесса?
– Ребенка у меня украли, Муха. В виде эмбриона. Искусственное оплодотворение. Ребенок мой и Петры. Для нас это особенно важно, поскольку он первый, о котором мы точно знаем, что он не такой, как я.
– В смысле – не урод?
Боб рассмеялся:
– А ты, похоже, неплохо устроился на Филиппинах, дружище.
– Все просто. Если кто-то решит со мной спорить, мне достаточно всего лишь сказать: «Я из джиша Эндера», и они тут же замолкают и делают все, что я прикажу.
– Собственно, у меня точно так же.
– Только не с Питером.
– Особенно с Питером, – возразил Боб. – Я ведь серый кардинал, не знал? Газет не читаешь?
– Как я заметил, в газетах любят упоминать о твоих победах с нулевым счетом, когда ты был командиром в Боевой школе.
– Бывают столь выдающиеся достижения, – сказал Боб, – что вряд ли о них скоро забудут.
– Как дела у Петры? – спросил Муха.
И они заговорили о своих общих знакомых, делясь воспоминаниями о Боевой школе, Командной школе и войне с жукерами, пока не добрались до частного дома среди холмов к востоку от Манилы.
Перед домом стояло несколько автомобилей, а по обе стороны от двери – солдаты в новенькой форме СНЗ.
– Охрана? – спросил Боб.
– Не моя идея, – пожал плечами Муха.
Им не пришлось объяснять, кто они. А войдя в дом, они поняли, что их ждет вовсе не такая встреча, какой они ожидали.
Похоже, там присутствовал весь джиш Эндера – все, кого удалось собрать. По одну сторону длинного стола сидели Динк, Шен и Влад. Чокнутый Том, Карн Карби и Мочила, он же Чампи Т’ит’у, – по другую. А во главе стола – Графф и Рэкхем.
– Что ж, теперь здесь все, кого мы приглашали, – сказал Графф. – Муха, Боб, прошу садиться. Боб, надеюсь, ты расскажешь обо всем Петре. Что касается Хань Цзы и халифа Алая, они теперь главы государств и им не так-то просто путешествовать тайно. Однако все, что вы здесь услышите, доведут и до их сведения.
– Я знаю некоторых, кто с удовольствием разбомбил бы эту комнату, – заметил Влад.
– И все равно тут не все, – сказал Шен.
– Эндер в полете, и ему ничто не угрожает. Его корабль прекрасно функционирует, как и его ансибль. Не забывайте, однако, что для него едва прошел год с тех пор, как присутствующая здесь группа уничтожила королев ульев. Даже если бы вы могли с ним поговорить, он показался бы вам… слишком молодым. Мир изменился, и вы вместе с ним. – Графф посмотрел на Рэкхема. – Нас с Мэйзером крайне заботит ваша судьба, как и судьба всего мира.
– У нас все в порядке, – сказал Карн Карби.
– Возможно, все в порядке и с миром – благодаря Бобу и старшему брату Эндера, – слегка вызывающе добавил Мочила, словно ожидая возражений.
– Мне плевать на мир, – заявил Боб. – Меня шантажом вынудили помочь Питеру. Причем не сам Питер.
– Боб имеет в виду сделку, которую он добровольно заключил со мной, – пояснил Графф.
– Какой вообще смысл в этой встрече? – спросил Динк. – Вы больше не наш наставник. – Он бросил взгляд на Рэкхема. – И не наш командир тоже. Мы не забыли, как вы оба постоянно нам лгали.
– В школе нам так и не удалось убедить вас, что мы желаем вам только добра, – сказал Графф. – Так что, как и просит Динк, не стану тратить время на вступления. Оглядитесь вокруг. Сколько вам лет?
– Достаточно, чтобы знать, что к чему, – буркнул Карн.
– Сколько тебе, Боб? Шестнадцать? – спросил Муха.
– Я никогда на самом деле не рождался, – ответил Боб. – А все записи о том, как меня выращивали в пробирке, уничтожили, когда мне было около года. Но – да, пожалуй, около шестнадцати.
– А всем остальным должно быть около двадцати, плюс-минус, – сказал Муха. – На что вы намекаете, полковник Графф?
– Зовите меня Хайрам, – ответил Графф. – Хотелось бы считать, что мы теперь коллеги.
– Коллеги в чем? – буркнул Динк.
– Когда вы встречались в последний раз, – сказал Графф, – и когда Ахилл организовал ваше похищение в России, вы уже пользовались немалым уважением во всем мире. Все считали, что у вас есть… потенциал. С тех пор, однако, один из вас стал халифом, объединив не поддававшийся объединению мусульманский мир, а также спланировав и осуществив завоевание Китая и… освобождение Индии.
– Алай выжил из ума, вот что я скажу, – бросил Карн.
– А Хань Цзы – император Китая. Боб – командир непобедимых войск СНЗ, к тому же известен как человек, в конце концов разделавшийся с Ахиллом. В общем, то, что когда-то считалось потенциалом, теперь можно воспринимать как данность.
– И кого вы тут собрали? – спросил Чокнутый Том. – Неудачников?
– Я собрал тех, к кому обратятся национальные правительства с просьбой помешать Питеру Виггину объединить мир.
– Я собрал тех, к кому обратятся национальные правительства с просьбой помешать Питеру Виггину объединить мир.
Все переглянулись.
– Со мной пока никто не говорил, – сказал Муха Моло.
– Но ведь тебе предлагали подавить мусульманский мятеж на Филиппинах? – спросил Рэкхем.
– Мы – граждане своих стран, – заявил Чокнутый Том.
– Моя страна меня нанимает, – сказал Динк, – будто такси.
– Потому что ты всегда прекрасно ладишь с властями, – заметил Чокнутый Том.
– Вот что случится, – сказал Графф. – Китай, Индия и мусульманский мир в том или ином сочетании уничтожат друг друга. Кто бы ни вышел победителем, Боб разделается с ним на поле боя от имени СНЗ. Кто-нибудь сомневается, что он на это способен?
Боб поднял руку.
Никто не пошевелился. Затем руку поднял Динк:
– Он не голоден.
Спорить никто не стал.
– Итак, что мог иметь в виду Динк? – спросил Графф. – Идеи есть?
Похоже, идей ни у кого не нашлось.
– Если не хотите говорить – скажу я, – продолжил Графф. – Хорошо известно, что у Боба в Боевой школе были лучшие показатели, чем у кого-либо за всю историю. Никто даже близко к нему не подошел. Может, Эндер, но «близко» – понятие относительное. Скажем так, показатели Эндера были ближе всего. Но насколько – мы не знаем, поскольку Боб вышел за все возможные рамки.
– То есть? – уточнил Динк. – Он отвечал на вопросы, которые вы не задавали?
– Именно, – подтвердил Графф. – Мне это продемонстрировала сестра Карлотта. Во время тестов у него оставалась масса свободного времени. Он делал комментарии к опросам и указывал, как их улучшить. Его невозможно было остановить, и он не знал на своем пути никаких преград. Именно этим прославился Джулиан Дельфики. И тем не менее, когда мы поставили его над всеми вами на Эросе, в Командной школе, дожидаясь, пока Эндер решит, хочет ли он продолжать свое… образование, что из этого вышло?
Все молчали.
– Что было, то было. Какой смысл притворяться, будто было иначе? – заметил Графф.
– Нам это не понравилось, – сказал Динк. – Он был моложе всех нас.
– Эндер тоже, – возразил Графф.
– Но Эндера мы знали, – сказал Чокнутый Том.
– Мы любили Эндера, – добавил Шен.
– Все любили Эндера, – кивнул Муха.
– Могу перечислить тех, кто его ненавидел. Но вы его любили. И не любили Боба. Почему?
Боб расхохотался. Остальные уставились на него – кроме тех, кто в замешательстве отвернулся.
– Никогда не умел быть милым мальчиком, – сказал Боб. – В приюте бы меня за это полюбили, но на улице просто убили бы.
– Ерунда, – заметил Графф. – Впрочем, тут бы тебе это ничем не помогло.
– А ты и впрямь был милый, – сказал Карн. – Без обид. Но и крутой в придачу.
– Ну, если это подходящее название для маленького наглеца… – негромко бросил Динк.
– Спокойно, спокойно, – сказал Графф. – Вы не испытывали личной неприязни к Бобу, по крайней мере большинство из вас. Но вам не нравилось служить под его началом. И вряд ли потому, что вы считали себя чересчур независимыми, чтобы кому-то подчиняться, – вы с радостью служили под началом Эндера. Вы отдали Эндеру все, что имели.
– Даже больше, – заметил Муха.
– Но не Бобу, – произнес Графф так, будто это что-то доказывало.
– Это что, групповая терапия? – спросил Динк.
– Конечно, – подал голос Влад. – Он хочет, чтобы мы пришли к тому же выводу, к которому уже пришел он сам.
– И к какому же? – спросил Графф.
Влад глубоко вздохнул:
– Полковник… Хайрам считает, что мы не пошли за Бобом так, как пошли за Эндером, потому что знали про Боба нечто, неизвестное всем остальным. И потому весьма вероятно, что мы бросим ему вызов в бою, в то время как весь остальной мир просто сдастся и капитулирует перед ним из-за его репутации. Не в этом ли дело?
Графф безмятежно улыбнулся.
– Но это же глупо, – заявил Мочила. – Боб действительно хороший командир. Я видел, как он распоряжался своими руандийцами во время нашей кампании в Перу. Да, перуанскую армию не назовешь хорошо обученной, и ее командование оставляет желать лучшего, но руандийцы просто поклонялись Бобу. Они бы промаршировали с обрыва, если бы он их попросил. Стоило ему дать знак, и они сразу же бросались в бой.
– И на что ты намекаешь? – спросил Динк.
– На то, – ответил Мочила, – что, хоть мы и не пошли за ним, за ним идут другие. Боб – первоклассный парень. И он до сих пор лучший из всех нас.
– Я не видел его руандийцев, – сказал Муха, – но видел его с бойцами, которых он обучал вместе с Сурьявонгом. Еще когда все силы Гегемона составляли сотня парней и два вертолета. Мочила прав. Даже у Александра Македонского не было столь преданных и действенных солдат.
– Спасибо за похвалу, ребята, – улыбнулся Боб, – но вы так и не поняли, что имел в виду Хайрам.
– Хайрам, – буркнул Динк. – Какая теплая атмосфера…
– Просто скажите им, – предложил Боб. – Они все знают, только не догадываются.
– Скажи сам, – посоветовал Графф.
– У нас что, китайский лагерь перевоспитания? Стоит ли ударяться в самокритику? – горько усмехнулся Боб. – Динк еще в самом начале верно сказал: я не голоден. Может, это и кажется глупым, поскольку в детстве я едва не умер голодной смертью. Но я не жажду власти. В отличие от всех вас.
– В том и состоит великая тайна тестов, – сказал Графф. – Сестра Карлотта давала использовавшийся нами стандартный набор тестов. Но был и еще один, дополнительный, который давал я или кто-то из самых доверенных моих помощников. Тест на тщеславие. На соперничество. И все вы показали очень хорошие результаты – за исключением Боба.
– Боб не тщеславен?
– Бобу нужна победа, – ответил Графф. – Ему нравится побеждать. Ему необходимо побеждать. Но он не хочет, чтобы кто-то проигрывал.
– Мы все работали в одной команде с Эндером, – сказал Карн. – Нам это было не нужно.
– Но вы знали, что он приведет вас к победе. А тем временем вы соперничали друг с другом. Кроме Боба.
– Лишь потому, что он оказался лучше всех нас. Зачем соперничать, если победишь и так? – заметил Муха.
– Если бы кто-то из вас сошелся с Бобом в бою – кто бы победил?
Некоторые закатили глаза, другие усмехнулись.
– Зависит от местности, – предположил Карн Карби, – от погоды и знака зодиака. На войне никогда ничего не знаешь заранее.
– Какая может быть погода в Боевом зале? – улыбнулся Муха.
– Но все-таки Боба можно представить побежденным, не так ли? – настаивал Графф. – И это вполне реально, поскольку Боб превосходит всех остальных из вас только при прочих равных. Вот только так никогда не бывает. А один из самых важных факторов в войне – тот самый голод, который заставляет вас рисковать, поскольку вы интуитивно чувствуете путь к победе и вынуждены ему следовать, так как не можете вообразить ничего другого, кроме победы. Иное для вас просто невыносимо.
– Весьма поэтично, – заметил Динк. – Романтика войны.
– Вспомните Ли, – сказал Графф.
– Которого? – спросил Шен. – Китайца или американца?
– Генерала Ли из Виргинии, – ответил Графф. – Когда враг пришел на землю Виргинии, Ли одержал победу, пойдя на необходимый риск. Он послал Джексона по лесной тропе в Чанселорсвилль, разделив свои силы и опасно открывшись перед Хукером, который в силу своего безрассудства наверняка воспользовался бы возможностью, если бы ее осознавал.
– Хукер был идиотом.
– Мы так говорим лишь потому, что он проиграл, – сказал Графф. – Но проиграл бы он, если бы Ли не пошел на рискованный шаг? Речь не о том, чтобы еще раз воспроизвести битву под Чанселорсвиллем. Речь о…
– Энтитеме и Геттисберге, – вставил Боб.
– Совершенно верно. Как только Ли покинул Виргинию и вступил на территорию северян, он больше не испытывал голода. Он считал правым делом защиту Виргинии, но не считал таковым рабство, хотя и знал, что именно из-за этого идет война. Он не хотел, чтобы его штат потерпел поражение, но не хотел и победы южан. И все это на подсознательном уровне. Он сам о том не догадывался, но это именно так.
– И превосходящие силы северян тут совершенно ни при чем?
– Ли проиграл битву при Энтитеме второму по глупости и самому робкому командиру из всех, что были у северян, – Маклеллану. А Мид при Геттисберге не отличался особо богатым воображением. Мид увидел возвышенность и занял ее. А что сделал Ли? Чего, по-вашему, следовало ожидать от Ли, основываясь на его действиях во время всех его кампаний в Виргинии?
– Что он откажется сражаться на этой местности, – ответил Муха. – Совершит маневр. Переместится вправо. Пройдет тайным маршем, чтобы оказаться между Мидом и Вашингтоном. Найдет подходящее поле боя, где войска Союза могли бы попытаться форсировать его собственные позиции.
– У него заканчивались припасы, – сказал Динк, – и он не получал сведений от своей кавалерии.
– Это все оправдания, – возразил Влад. – На войне нет места оправданиям. Графф прав. Покинув Виргинию, Ли вел себя совсем не так, как ему подобало. Но при чем тут вообще Ли? Какое это имеет отношение к Бобу?