Вирломи отмахнулась, словно одного этого жеста было достаточно, чтобы неприятный факт перестал существовать.
– Вирломи, – сказал Алай, – я люблю тебя и вовсе не хочу обидеть, но все это время ты сражалась против очень плохих командиров. Ты никогда не сталкивалась ни с кем вроде меня, или Хань Цзы, или Петры. И уж точно не с такими, как Боб.
– Звезды Боевой школы! – фыркнула Вирломи. – Древние показатели тестов и членство в клубе, президента которого перехитрили и отправили в изгнание. Что ты сделал в последнее время, халиф Алай?
– Женился на женщине со смелыми планами, – ответил Алай.
– Но за кого вышла замуж я? – спросила Вирломи.
– За человека, который хочет мирного объединения всех народов. Я считал, что женщина, построившая Великую Индийскую стену, хочет того же самого и что наш брак этому только поспособствует. Никогда не думал, что ты настолько кровожадна.
– Я не кровожадна. Я реалист. Я вижу нашего истинного врага и намерена с ним сразиться.
– Наш… соперник – Питер Виггин, – сказал Алай. – У него есть план по объединению мира, но для его успеха в халифате должен наступить хаос, а ислам должен перестать быть мировой силой. Именно в том цель статьи Мартелла – спровоцировать нас на какую-нибудь глупость в Армении. Или в Нубии.
– Что ж, по крайней мере, это ты понимаешь.
– Я как раз все понимаю, – заметил Алай. – Зато ты не понимаешь самого очевидного. Чем дольше мы будем ждать, тем ближе день, когда умрет Боб. Жестокий и ужасный факт, но когда его не станет, Питер Виггин лишится своего главного инструмента.
Вирломи бросила на него испепеляющий взгляд:
– Опять возвращаемся к результатам тестов в Боевой школе?
– В Боевой школе тестировали всех, – сказал Алай. – И тебя в том числе.
– Да, и что толку? Все они сидели в Хайдарабаде, словно безвольные рабы, пока над ними измывался Ахилл. Только я сбежала. В чем-то я была не такая, как все. Но разве хоть один из тестов в Боевой школе это показал? Кое-что они явно не тестировали.
Алай не стал говорить ей очевидного: она повела себя иначе лишь потому, что о помощи ее попросила Петра, а не кто-то другой. Не будь Петры, она не сбежала бы.
– Джиш Эндера отбирали не на основе тестов, – сказал Алай. – Мы вошли в него благодаря тому, что делали.
– Потому что вы делали нечто важное с точки зрения Граффа. А другие качества, которые он не считал таковыми, его не интересовали.
Алай рассмеялся:
– Завидуешь, что не оказалась в джише Эндера?
– Мне противно, что ты до сих пор считаешь, будто Боб непобедим, потому что он такой умный.
– Ты не видела его в деле, – заметил Алай. – Он по-настоящему страшен.
– Нет, это просто ты его боишься.
– Вирломи, – сказал Алай, – не делай этого.
– Не делать чего?
– Не принуждай меня.
– Я никого ни к чему не принуждаю. Мы ведь равные? Ты говоришь своим войскам, что им делать, а я говорю своим.
– Если ты пошлешь свои войска в самоубийственную атаку на Китай, Китай вступит в войну и со мной. Именно это означает наш брак. Так что ты вынуждаешь меня к войне, нравится мне это или нет.
– Я могу победить и без тебя.
– Не верь собственной пропаганде, любовь моя, – сказал Алай. – Ты не богиня. Ты не непогрешима. И сейчас ты ведешь себя настолько неразумно, что это меня пугает.
– Не неразумно, – возразила Вирломи. – Я вполне уверена в себе. И полна решимости.
– Ты училась там же, где и я. И ты прекрасно знаешь все причины, по которым любое нападение на Китай – безумие.
– Именно потому фактор неожиданности будет на нашей стороне. И именно потому мы победим. Кроме того, наши боевые планы составит великий халиф Алай. Ведь это он был в джише Эндера!
– Мы ведь как будто считали себя равными?
– Так оно и есть.
– Я никогда ни к чему тебя не принуждал.
– И я тебя тоже ни к чему не принуждаю.
– Даже если повторять одно и то же сто раз подряд, правдой оно от этого не станет.
– Я поступаю так, как считаю нужным, и ты тоже. Единственное, чего я хочу, – ребенка от тебя, прежде чем поведу в бой свои войска.
– Думаешь, сейчас средневековье? Свои войска в бой ты не поведешь.
– Поведу, – заявила Вирломи.
– Одно дело, когда ты командир отряда, и совсем другое – когда у тебя армия в миллион человек. Они все равно тебя не увидят, так что толку никакого.
– Минуту назад ты напомнил мне, что ты – не Александр Македонский. Что ж, Алай, зато я – Жанна д’Арк.
– Когда я говорил, что я не Александр, – возразил Алай, – я не имел в виду его военное мастерство. Я имел в виду его брак с персидской принцессой.
Вирломи раздраженно взглянула на мужа:
– Я изучала его кампании, а не личную жизнь.
– Вернувшись в Вавилон, он женился на дочери старого персидского императора и заставил своих офицеров тоже жениться на персиянках. Он пытался объединить греков с персами и создать из них единую нацию, сделав персов чуть больше греками, а греков – чуть больше персами.
– К чему ты клонишь?
– Греки ответили: «Мы завоевали мир, потому что мы греки. Персы потеряли свою империю, потому что они персы».
– То есть ты не пытаешься сделать своих мусульман чуть больше индусами или моих индусов – чуть больше мусульманами? Прекрасно.
– Он пытался объединить персидских и греческих солдат в одну армию. Ничего не вышло – армия развалилась.
– Мы не совершаем подобных ошибок.
– Именно, – кивнул Алай. – Я не намерен совершать ошибки, которые разрушат мой халифат.
– Ладно, – рассмеялась Вирломи. – Если ты считаешь вторжение в Китай такой ошибкой, что намерен делать? Развестись со мной? Аннулировать наш договор? И что потом? Тебе придется отступить из Индии, и ты окажешься в еще большей жопе. А если попытаешься остаться – тогда я объявлю войну тебе. Все рухнет, Алай. Так что тебе от меня не избавиться. Ты останешься моим мужем, будешь меня любить, у нас будут дети, мы завоюем мир и будем вместе им править… и знаешь почему?
– Почему? – с тоской спросил он.
– Потому что я так хочу. Именно это я поняла за последние несколько лет. О чем бы я ни подумала – если я решу, что мне этого хочется, и сделаю все как надо, то так и случится. Я счастливая девушка, чьи мечты всегда сбываются.
Подойдя к Алаю, она обняла его и поцеловала. Он поцеловал ее в ответ, сочтя неразумным показывать, как ему тоскливо и страшно и что почти никакого желания он сейчас не испытывает.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Ты – моя лучшая мечта.
20. Планы
От: ImperialSelf%[email protected]
Кому: Weaver%[email protected],
Caliph%[email protected]
Тема: Не делайте этого
Алай, Вирломи, о чем вы думаете? Передвижения войск не скрыть. Неужели вы действительно хотите этой кровавой бани? Вам так нужно доказать, что Графф прав и никому из нас нет места на Земле?
Хана-Цып.
От: Weaver%[email protected]
Кому: ImperialSelf%[email protected]
Тема: Глупый мальчишка
Думал, Индия сможет забыть обиду, которую нанес ей Китай? Если не хочешь кровопролития – поклянись в верности Матери-Индии и халифу Алаю. Распусти свои войска и не оказывай сопротивления. Мы будем куда милостивее к китайцам, чем были китайцы к Индии.
От: Caliph%[email protected]
Кому: ImperialSelf%[email protected]
Тема: Подумай еще раз
Не предпринимай необдуманных действий, друг мой. Все пойдет совсем не так, как могло бы показаться.
Мэйзер Рэкхем сидел напротив Питера Виггина в его кабинете в Роттердаме.
– Мы крайне встревожены, – сказал Рэкхем.
– Я тоже.
– Какие силы ты привел в движение, Питер?
– Мэйзер, – ответил Питер, – я всего лишь продолжаю оказывать давление, используя те небольшие средства, которые у меня есть. Как на это реагировать – решать им. Я был готов к вторжению в Армению или Нубию. Я был готов к массовому изгнанию мусульман из некоторых или всех европейских государств.
– А война Индии с Китаем? К ней ты тоже готов?
– Это все ваши гении, Мэйзер. Ваши и Граффа. Вы их обучали. И это вы должны мне объяснить, почему Алай и Вирломи поступают столь глупо и самоубийственно, бросая плохо вооруженные индийские войска против закаленной в боях, полностью снаряженной и жаждущей мести армии Хань Цзы.
– То есть это не твоих рук дело?
– Я не такой, как вы с Граффом, – раздраженно сказал Питер, – и не считаю себя великим кукловодом. Я добился определенной власти и влияния в мире, но они мало что стоят. У меня около миллиарда граждан, которые пока не стали подлинной нацией, и мне приходится танцевать на лезвии бритвы, чтобы сохранить жизнеспособность СНЗ. У меня есть хорошо обученные и хорошо снаряженные войска, у них прекрасный боевой дух, но они столь малочисленны, что на полях сражений в Китае или Индии их даже не заметят. У меня есть личная репутация, которую я завоевал под именем Локка, и теперь уже не столь малозначащий пост Гегемона. И у меня есть Боб с его способностями и не менее выдающейся репутацией. Таков мой арсенал. Вы можете найти в этом перечне что-то, позволяющее мне хотя бы задуматься о войне между двумя ведущими мировыми державами, на которые я никак не могу повлиять?
– Все получилось настолько по-твоему, что мы почти не сомневались – без тебя тут не обошлось.
– Нет, это без вас не обошлось, – возразил Питер. – Это вы свели с ума тех ребят в Боевой школе. Теперь все они – безумные короли, для которых жизни подданных – лишь пешки в примитивной игре за превосходство.
Невольно поморщившись, Рэкхем откинулся на спинку стула:
– Мы этого не хотели. И вряд ли они сошли с ума. Кто-то, вероятно, видит в начале войны некую пользу для себя, хотя даже представить пока не могу, кто именно. Ты единственный, кто от этого выигрывает, так что мы подумали…
– Хотите верьте, хотите нет, – сказал Питер, – я бы не начал подобную войну, даже если бы считал, что могу извлечь какую-то выгоду, собирая оставшиеся после нее осколки. Те, кто начинает войны, исход которых зависит от выкашиваемых пулеметами человеческих масс, – фанатики или идиоты. Полагаю, идиотизм можно со спокойной совестью отбросить. Так что… остается только Вирломи.
– Именно этого мы и боялись – что она действительно поверит в собственный образ непобедимой богини. – Рэкхем поднял брови. – Но ты же об этом знал. Ты с ней встречался.
– Она предложила мне выйти за нее замуж, – сказал Питер. – Я отказался.
– А потом она отправилась к Алаю…
– У меня такое чувство, что она вышла за Алая из мести.
– Она предлагала тебе Индию, – рассмеялся Рэкхем.
– Она предлагала мне безвыходную ситуацию. А я превратил ее в удачный шанс.
– Отказывая ей, ты знал, что она разозлится и сделает какую-нибудь глупость?
Питер пожал плечами:
– Я знал, что она сделает что-нибудь недоброжелательное. Попытается показать свою власть. Но я понятия не имел, что она попробует повторить то же самое с Алаем, и уж точно не мог представить, что он на это поведется. Неужели он не понимал, что она сумасшедшая? Не в клиническом смысле, просто опьяневшая от власти?
– Может, объяснишь мне, почему он так поступил? – спросил Рэкхем.
– Он из джиша Эндера, – ответил Питер. – У вас с Граффом наверняка столько бумаг на Алая, что вы даже знаете, когда он чешет себе задницу.
Рэкхем молчал.
– Слушайте, я не знаю, почему он так поступил, разве что, может быть, решил, будто сможет ею управлять. Когда он вернулся с Эроса, он был наивным и благочестивым мусульманским мальчиком, который с тех пор жил под колпаком. Может, он просто не был готов иметь дело с настоящей живой женщиной. Вопрос в том, что будет дальше.
– И как думаешь что?
– Почему я должен вам говорить, что я думаю? – пожал плечами Питер. – Какая мне польза от того, что вы с Граффом будете знать, чего я ожидаю и что собираюсь в связи с этим делать?
– Но ведь и вреда никакого.
– Вред есть. Если вы решите, что ваши цели не такие, как мои, вы вмешаетесь. Кое-какие моменты вашего вмешательства я высоко ценю, но сейчас у меня нет никакого желания, чтобы МФ или Министерство по делам колоний лезли не в свое дело. Слишком многими шарами мне приходится жонглировать, чтобы какой-нибудь еще циркач-доброволец ни с того ни с сего пытался мне помочь.
– Питер, а ведь Графф был прав насчет тебя, – рассмеялся Рэкхем.
– То есть?
– Когда не взял тебя в Боевую школу.
– Потому что я был слишком агрессивен, – криво усмехнулся Питер. – Ну и сами видите, кто занял мое место.
– Питер, – вздохнул Рэкхем, – подумай над тем, что ты только что сказал.
Питер немного подумал.
– Вы про жонглирование?
– Я про то, почему тебя не взяли в Боевую школу.
Питер тотчас же почувствовал себя полным дураком. Его родителям сказали, что его не приняли из-за того, что он слишком агрессивен – даже опасно агрессивен. Эту информацию он выведал у них в еще совсем юном возрасте, и с тех пор осознание собственной опасности стало бременем, которое он постоянно носил в душе. Порой это толкало его на безрассудные поступки, но чаще он не доверял собственному мнению, собственному моральному кодексу. «Поступаю ли я так потому, что это правильно? – думал он. – Поступаю ли я так потому, что это действительно пойдет мне на пользу? Или лишь потому, что по причине своей агрессивности я просто не могу сидеть и ждать?» Он заставлял себя сдерживаться, не повиноваться первому же порыву. Именно потому он использовал Валентину, а теперь Петру для написания самых опасных и демагогических статей – ему не хотелось, чтобы анализ текста указал на него как на автора. Именно потому он воздерживался от выкручивания рук странам, которые продолжали вести с ним игру вокруг вступления в СНЗ, – он не мог допустить, чтобы кто-либо воспринимал его как способного к насильственным действиям.
И все это время он исходил из ложной предпосылки.
– Я не столь уж агрессивен.
– В Боевой школе нельзя быть слишком агрессивным, – сказал Рэкхем. – Безрассудство – да, это может быть опасно. Но ведь никто никогда не обвинял тебя в безрассудстве? Впрочем, твои родители наверняка понимали, что это неправда, поскольку прекрасно видели, какой ты был расчетливой сволочью, даже в семилетнем возрасте.
– Гм… спасибо.
– Графф просмотрел результаты твоих тестов и показания монитора, потом поговорил со мной, и мы поняли: на роль командующего армией ты не годишься, поскольку люди тебя не любят. Извини, но это правда. В тебе нет теплоты. Ты не внушаешь чувства преданности. Ты мог бы стать хорошим командиром под началом кого-нибудь вроде Эндера. Но ты никогда не смог бы командовать всеми силами так, как он.
– Спасибо, но сейчас я прекрасно справляюсь.
– Ты не командуешь солдатами. Питер, разве Боб или Сури тебя любят? Готовы ли они за тебя умереть? Или они служат тебе, потому что верят в твою цель?
– Они считают, что мир, объединенный под моей властью Гегемона, будет лучше, чем мир, объединенный под властью любого другого или не объединенный вообще.
– Простой расчет.
– Расчет, основанный на доверии, которое я заслужил, черт побери.
– Но не на личной преданности, – сказал Рэкхем. – Даже Валентина никогда не была тебе предана, а ведь она знала тебя лучше, чем кого-либо еще.
– Она меня почти ненавидела.
– Слишком сильно сказано, Питер. Она тебе не доверяла. Она тебя боялась. Твой разум казался ей похожим на часовой механизм. Она всегда считала, что ты опережаешь ее на шесть шагов.
Питер пожал плечами.
– Но на самом деле это было не так, верно? – заметил Рэкхем.
– Править миром – не в шахматы играть, – сказал Питер. – А даже если и так, то это игра с тысячей могущественных фигур и восемью миллиардами пешек, причем способности пешек постоянно меняются, как и сама доска. Насколько далеко я могу заглянуть? Все, на что я способен, – занять позицию, где имею наибольшее влияние, а затем использовать любые имеющиеся возможности.
Рэкхем кивнул:
– Но одно можно сказать точно. Твоя выходящая за все рамки агрессивность, твоя страсть управлять событиями… Мы знали, что рано или поздно ты захочешь оказаться центром всего.
На этот раз рассмеялся Питер:
– Значит, меня не приняли в Боевую школу, чтобы я стал тем, кто я есть сейчас?
– Как я уже говорил, ты не годился на роль военного. Ты не слишком любишь подчиняться приказам, люди не испытывают к тебе чувства преданности, а ты не предан вообще никому.
– Кто знает – если бы я нашел кого-то, кого бы в достаточной степени уважал…
– Единственный, кого ты когда-либо уважал, сейчас на колонистском корабле, и ты никогда его больше не увидишь.
– Я бы никогда не последовал за Эндером.
– Да, не последовал бы. Но он – единственный, к кому ты относился с достаточным уважением. Проблема в том, что он был твоим младшим братом. Ты не смог бы пережить такого позора.
– Что ж, весьма неплохой анализ. Но чем это может нам помочь сейчас?
– У нас тоже пока нет плана, Питер, – сказал Рэкхем. – Мы просто расставляем по местам полезные фигуры, а другие исключаем из игры. У нас есть определенные ресурсы, как и у тебя. У нас есть свой арсенал.
– В вашем распоряжении весь МФ. Вы могли бы положить всему этому конец.
– Нет, – возразил Рэкхем. – Полемарх Чамраджнагар в этом отношении непоколебим, и он прав. Мы можем заставить армии всего мира остановиться. Им придется подчиниться – или они заплатят ужасную цену. Но кто тогда будет править миром?
– Флот.
– А из кого состоит флот? Это добровольцы с Земли. И кто после этого станет нашими добровольцами? Те, кому хочется полететь в космос? Или те, кто хочет контролировать правительства Земли? Мы превратимся в организацию, сосредоточенную исключительно на Земле. Проект по колонизации рухнет. И Флот будут ненавидеть, поскольку вскоре в нем станут преобладать те, кто любит власть.
– Вы так говорите, будто вы – какая-то компания нервных девиц.
– Так оно и есть, – согласился Рэкхем. – Кстати, довольно странное замечание от нервной девицы вроде тебя.
Питер предпочел пропустить его слова мимо ушей: