Она подняла кольцо.
- На самом деле, эту идею мне подкинул ты. У Лиссандры есть очень хороший ювелир, который сделал подделку. Настоящее кольцо я отрезала вместе с пальцем Валга. Если бы Аробинн снял вторую перчатку, то не обнаружил бы там одного пальца.
- Ты должна была потратить недели, планируя это.
Аэлина кивнула.
- Но зачем? Зачем беспокоится обо всем этом? Почему просто не убить его?
Аэлина опустила кольцо.
- Я должна была знать.
- Знать что? Что Аробинн чудовище?
- Что он не пытается искупить вину. Я знала, но… Это была его последняя проверка. Чтобы он показал, на чьей он стороне.
Эдион прошипел:
- Он сделал бы из тебя свою личную марионетку – он прикасался…
- Я знаю, чего он коснулся и что собирался сделать.
Она все еще чувствовала его прикосновение к ней. Но это было ничем по сравнению с весом, давившем ей на грудь. Она потерла большим пальцем царапину на ее руке.
- Так что, теперь мы знаем.
И некая ее часть не хотела этого знать.
***
Все еще в своих нарядах, Аэлина и Рован смотрели на амулет, лежащий на низком столике перед камином в ее спальне.
Она сняла амулет, как только вошла в комнату и упала на диван, стоящий напротив стола. Эдион ушел в дозор на крышу –. Рован сел рядом с ней. В течение минуты они молчали.
Амулет блестел в свете двух свечей, заженных Рованом.
- Я хочу убедиться, что это не фальшивка, что Аробинн ничего с ним не сделал, - наконец произнес Рован, его глаза сфокусировались на ключе Вэрда. - Но я это и так чувствую – проблеск находящегося внутри осколка.
Она уперлась локтями в колени,заставив черный бархат тихо зашуршать.
- В прошлом, люди должны были замечать эту силу магии, исходящую от тех, кто его носил, - сказала она. – Но ни с моей матерью, ни с Брэнноном…этого никогда не замечали.
- А твой отец и дядя? У ты говорила, что них должно было быть немного магии.
Олень из слоновой кости словно смотрел на нее, с бессмертной звездой между рогами, мерцающей, словно расплавленное золото.
- Ну, у них оно присутствовало. Разве можно найти лучше место, чтобы скрыть эту вещь, чем шеи самодовольных королей?
Рован напрягся, когда она потянулась к амулету и моментально перевернула его. Металл был теплым, а его поверхность неповрежденной, несмотря на тысячелетия, через которые он прошел после своей ковки.
Там, в точности, как она помнила, были вырезаны три знака Вэрда.
- Есть какая-то идея? - спросил Рован, подсаживаясь достаточно близко, что его бедра касались ее.
Он тут же отодвинулся на дюйм, хотя он уже не мог ничего сделать, чтобы остановить тепло, разлившееся внутри.
- Я никогда не видела...
- Этот, - сказал Рован, показывая на первый знак. - Я его видел. Он горел на твоем лбу в тот день.
- Знак Брэннона - выдохнула она. - Знак незаконнорожденного – безымянного.
- Разве никто в Террасене никогда не приглядывался к этим символам?
- Если они это и сделали, это никогда бы не выяснилось – или же они описывали такие исследования в своих личных отчетах, которые хранились в Библиотеке Оринфа, - она закусила губу. – А это было одно из первых мест, которое уничтожил Король Адарлана.
- Может быть, библиотекари тайком успели вывезти сперва летописи правителей – если им повезло.
Ее сердце слегка сжалось.
- Может быть. Но мы не узнаем, пока не вернемся в Террасен.
Она постучала ногой по ковру.
- Мне нужно спрятать амулет.
У нее был тайник под половицей в шкафу, где она прятала деньги, оружие и украшения. Этого было достаточно на данный момент. И Эдион не стал бы подвергать это сомнению, так как она не могла рисковать нося публично эту чертову вещь, в любом случае, даже под одеждой – исключено до тех пор, пока они не вернутся в Террасен. Она уставилась на амулет.
- Тогда сделай это, - молвил он.
- Я не хочу прикасаться к нему.
- Если бы это было так просто, твои предки поняли бы это.
- Возьми ты его.
Он просто посмотрел на нее.
Она наклонилась, готовясь к опустошению своего разума, и подняла амулет со стола. Рован застыл, будто готовясь, несмотря на все его заверения.
Ключ был бременем в ее руках, но первоначальный смысл был неправильным, безграничная власть… Была тихой. Спящей.
Она быстро отодвинула ковер и рывком сняла доску. Аэлина чувствовала, что сзади к ней подошел Рован, заглядывая через плечо, когда она опустилась на колени в небольшой отсек.
Она взяла амулет и бросила его в маленький отсек, тогда поток прервался – нет, не поток… ветер, будто сила Рована поддерживала ее, будто их связь была живая, и она могла чувствовать, что это была его сила.
Она бросила амулет, и он ударился один раз и упал мертвым грузом.
- Что? - спросил Рован.
Она повернулась к нему.
- Я чувствовала – я тебя чувствовала.
- Как?
Она рассказала ему каким образом, о том, что его сущность скользила в ней, чувство, как будто она оказалась в его теле, но только на мгновение.
Он не выглядел особенно довольным.
- Такого рода способности могут стать полезными позже.
Она нахмурилась.
- Типичное зверино-воинское мышление.
Он пожал плечами. Боги, как же он с этим справлялся, с таким весом силы? Он мог раздавить кости в пыль даже без магии, он мог разрушить целое здание несколькими ударами.
Она знала – конечно, она это знала – но чувствовать …. Этого мощного, чистокровного мужчину Фэ. Для обычного человека, он был столь же чужд, сколь и Валг.
- Но я думаю, что ты прав: он не может работать слепо по моей воле, - произнесла она наконец. - Или бы мои предки уничтожили Оринф в первом же приступе гнева. Я думаю, что эти вещи являются нейтральными по своей природе: это носитель, он определяет, как сила будет использоваться. В руках кого-то с чистым сердцем, он будет приносить пользу. Так и было, когда Террасен процветал.
Рован фыркнул, когда она вернула половицу на место, прижав ее ладонью.
- Поверь мне, твои предки не были абсолютно святыми.
Он предложил ей руку, и она стараясь не смотреть на него, когда приняла.
Сильный, жесткий, нерушимый – его почти невозможно убить. Но в его руках была мягкость, забота и защита только для тех, кого он любил и кем дорожил.
- Я не думаю, что каждый из них убийца, - сказала она, когда он отпустил ее руку. - Ключи могут развратить и без того черное сердце – или усилить тьму в чистом. Я ничего не слышала о сердцах, находящихся между тьмой и светом.
- Тот факт, что тебя это заботит, уже говорит о твоих намерениях.
Она прошлась вдоль всей гардеробной, дабы увериться, что никакая скрипучая половица не выдаст укрытия. Раскаты грома грохотали над городом.
- Я собираюсь делать вид, что амулета тут нет.
- Удачи тебе в этом, - он подтолкнул ее локтем, когда они вернулись в спальню. - Мы будем следить за этим – и если тебе покажется, что ты движешься в темную сторону, я обещаю, что верну тебя к свету.
- Забавно.
Маленькие часы на тумбочке пробили, и гром прогремел над Рафтхолом. Быстро движущаяся буря. Хорошо – может быть, это очистит ее голову.
Она подошла к коробке, которую привезла Лисандра, и вытащила другой амулет.
- Ювелир Лисандры, - заметил Рован, - очень талантливый человек.
Аэлина подняла копию амулета. Размер и вес почти полностью совпадали. Она самодовольно оставила его, как ненужную драгоценность.
- Только если кто-то спросит, где амулет.
Ливень уже сменился до устойчивого дождя, когда часы пробили еще один раз, и все же Аэлина не ушла с крыши. Она поднялась туда, чтобы принять дозор у Эдиона, очевидно – Рован ждал, выжидал, когда часы пробьют полночь, чтобы затем сменить ее.
Рован ждал.
Она стояла под дождем, лицом на запад – к неярко светящемуся замку, который находился справа, не к морю, позади нее, а через весь город, к замку.
Он не возражал против этого, когда она взглянула на него. Он хотел сказать ей, что его не волнует, что она знает о нем, пока это не отпугивало ее – и он все рассказал бы ей раньше, если бы он так глупо не отвлекался на то, как она выглядела.
Свет лампы отражался от гребня в ее волосах и струился вдоль золотого дракона на ее платье.
- Ты испортишь платье, если продолжишь стоять под дождем, - сказал Рован.
Аэлина обернулась к нему. Дождь оставил на лице разводы краски от теней для век, ее лицо было бледное, словно живот рыбы. В ее глазах – вина, гнев и мука – поразили его словно удар в живот. Она снова повернулась к городу.
- Я никогда не смогу надеть это платье снова.
- Сегодня вечером я могу позаботиться о нем, - сказал он, подойдя ближе, - если ты сама только не хочешь быть той, кто сделает это.
И после того, что этот ублюдок пытался сделать с ней, что он планировал сделать с ней. Им с Эдионом потребуется много времени, чтобы оборвать жизнь Аробинна. Она пристально посмотрела через весь город на Башню Ассасинов.
И после того, что этот ублюдок пытался сделать с ней, что он планировал сделать с ней. Им с Эдионом потребуется много времени, чтобы оборвать жизнь Аробинна. Она пристально посмотрела через весь город на Башню Ассасинов.
- Я сказала Лисандре, что она может сделать это.
- Почему?
Она обхватила себя, крепко обняла.
- Потому, что у Лисандры есть больше всего прав сделать это, чем у меня, тебя или Эдиона, она заслуживает быть тем, кто совершит возмездие.
Это было правдой.
- Ей нужна будет помощь?
Она покачала головой, разбрызгивая капли дождя с ее заколок и влажных прядей волос, которые успели высвободиться. -- Шаол пошел убедиться, что все пройдет хорошо.
Рован позволил себе на мгновение взглянуть на нее – на расслабленные плечи и приподнятый подбородок, согнутые локти, изгиб ее носа напротив света фонаря, тонкую линию ее губ.
-Это неправильно, - сказала она. - По-прежнему хотеть, чтобы был другой путь.
Она нервно выдохнула, выпустив облачко пара.
- Он был плохим человеком, - прошептала она. - Он собирался поработить меня своей воле, использовать меня, чтобы захватить Террасен, возможно, чтобы сделать себя королем – возможно, чтобы произвести на свет моего… Она вздрогнула так сильно, что золото замерцало на ее платье.
- Но при этом…Я также обязана ему жизнью. Все это время я думала, что я почувствую облегчение и радость, когда его не станет. Но все, что я чувствую - это пустота. И усталость.
Она была ледяной, когда он обхватил, привлекая ее к себе. Только один раз - всего один раз он позволит себе обнять ее. Если бы его попросили убить Маэву, и один из его кадров сделал это вместо него - если бы Лоркан сделал это - он бы чувствовал тоже самое.
Она слегка повернулась, чтобы взглянуть на него, и, хотя она попыталась скрыть это, но он увидел в ее взгляде страх и вину.
- Мне нужно выследить Лоркана завтра. Посмотреть, справился ли он с моей маленькой задачкой.
Убил ли он тех вэрдовских псов. Или был убит ими. Таким образом, она сможет освободить магию. Боги. Лоркан был его врагом сейчас. Он выбросил эту мысль.
- А если потребуется устранить его?
Он наблюдал, как она сглотнула ком в горле.
- Это твой выбор Рован, делай то, что считаешь необходимым.
Он желал, чтобы она сказала ему, так или иначе, но она дала ему выбор, достаточно уважая его историю, чтобы позволить ему самому принимать решения…
- Спасибо.
Она положила голову ему на грудь, кончики гребней укололи его и он вытащил их из ее волос. Золото было гладким и холодным в его руках, и он восхищался красотой оных. Она пробормотала:
- Я хочу, чтобы ты продал их. И сжег платье.
- Как пожелаешь, - сказал он, забирая гребни.
- Хотя, такая жалость. Твои враги упали бы на колени, если они когда-либо смогли бы увидели тебя в нем.
Он почти рухнул на колени, когда впервые увидел ее сегодня. Она фыркнула от смеха, что вполне могло быть рыданием, и обвила руками его за талию, будто пыталась забрать его тепло. Ее промокшие волосы упали вперед, ее аромат – жасмина, лимонной вербены и тлеющих угольков –возвышался над запахом миндаля, лаская его нос и его чувства. Рован стоял со своей королевой под дождем, вдыхая ее запах, позволяя ей забирать столько тепла, сколько требуется.
***
Дождь шел, мягко разбрызгиваясь, и Аэлина вздрогнула там, где Рован держал ее. От того где она стояла, впитывая его силу и размышляя. Ее слегка скрутило, когда она посмотрела на сильные черты лица, его скулы были позолочены дождем и ветром с улицы. Она смотрела через весь город, в комнату, которую она знала слишком хорошо, и где как она надеялась, Аробинн сейчас истекал кровью. Надеялась, мертвым. Пустые мысли – но замок щелкнул, наконец, открываясь. Рован повернул голову, чтобы посмотреть на нее, дождь капал с его серебряных волос. Его черты немного смягчились, суровые линии стали более привлекательными – даже уязвимыми.
- Скажи мне, о чем ты думаешь? - пробормотал он.
- Я думаю, что в следующий раз, когда я захочу выбить тебя из колеи, все, что нужно сделать, это рассказать тебе, как редко я ношу белье.
Его глаза загорелись.
- Есть ли причина, по которой Вы это делаете, принцесса?
- Есть ли причина этого не делать?
Он прижал руку к ее талии, его пальцы сжались, как будто размышляя, стоит ли отпустить ее.
- Мне жаль тех иностранных послов, которые будут иметь с тобой дело.
Она усмехнулась более или менее безрассудно и затаила дыхание. Оказавшись в той темнице сегодня, она поняла насколько устала. Устала от смерти и от ожиданий, и от прощаний.
Она поднесла руку к лицу Рована. Его кожа была настолько гладкой, а скулы сильными и элегантными. Она ждала, что он отступит, но он просто смотрел – смотрел так, как всегда это делал. Друзья, но все же больше. Несколько больше, но она знала, больше, чем она хотела признать.
Осторожно, она погладила его большим пальцем по скуле, его лицо было гладким от дождя. Это поразило ее словно молния – желание. Она была дурой избегая и отрицая это, при том, что часть ее кричала по утрам, когда она тянулась к пустой половине кровати. Она поднесла другую руку к его лицу и их глаза встретились, его дыхание сбилось, когда она провела рукой по виску вдоль татуировки. Его рука слегка сжала ее талию, его большие пальцы касались ее ребер. Это была попытка не прикоснуться к изгибам ее тела.
- Рован, - выдохнула она, его имя было и молитвой, и просьбой.
Она провела пальцами вниз, по его татуированной щеке и –
Быстрее, чем она смогла увидеть, он схватил сначала одно ее запястье, затем другое, отводя их подальше от его лица и издав тихй рык. Мир разверзнулся и открылся, все еще холодный. Он отпустил ее руки, как если бы они были в огне, отступая, а зеленые глаза были безучастными и отстраненными, какими она не видела их давно. Его горло сжалось, прежде чем он сказал:
- Не делай этого. Не трогай меня так.
В ушах стоял рев, лицо горело, и трудно было даже сглотнуть.
- Прости.
О Боги… Ему было более трехсот лет. Он бессмертный. А она – она...
- Я не имела в виду… – она сделала шаг к двери на другой стороне крыши.
- Прости, - повторила она. - Ничего не было.
- Хорошо, - сказал он, направляясь к двери. - Отлично.
Рован ничего больше не сказал, спускаясь по лестнице.
Наедине, она смывала косметику со своего лица, и масло с кожи.
Не трогай меня так.
Это была четкая линия на песке. Линия – потому что ему было более трех веков, и он был бессмертен, и потерял свою безупречную пару, а она была… Она была молодой и неопытной, а так же его королевой и карранам, и он не хотел ничего больше. Если бы она не была настолько глупа, если бы она так глупо не считала, то возможно поняла бы, что хоть она и видела голод в его глазах – жажду по ней – совсем не значит что он хотел этого. Это означало, что возможно он ненавидел себя за это.
О Боги. Что она наделала?
***
Капли дождя скатывались вниз по окну, отбрасывая тени на деревянный пол, на окрашенные стены спальни Аробинна. Некоторое время Лисандра наблюдала за этим, слушая ритм дождя и дыхание человека спящего рядом с ней. Совершенно не осознающего.
Если она должна это сделать, то должна сделать это сейчас – когда его сон был достаточно глубоким, когда дождь заглушал большинство звуков. Благословение Темис, богини диких вещей, которая когда-то следила за ней, за оборотнем, и кто не забывал о том, что она была животным в клетке.
Три слова – все, что было написано на той записке, переданной Аэлиной этим вечером: записка по-прежнему была спрятана в потайном кармане ее белья. Он весь твой. Подарок, она знала – это был подарок от королевы, у которой не было ничего другого, чтобы дать безымянной шлюхе с печальной историей.
Лисандра перевернулась, смотря на голого мужчину, спящего в нескольких дюймах от нее, на его красные, шелковые волосы, рассыпавшиеся по его лицу. Он никогда бы не заподозрил того, кто проинформировал Аэлину подробностями о Кормаке. Но это всегда было ее хитростью с Аробином – кожа, которую она носила с детства. Он никогда не думал иначе о ее пресном и пустом поведении, никогда не беспокоился. Если бы он побеспокоился, то стал бы держать кинжал под подушкой и не позволил бы ей спать с ним в одной постели. Сегодня он не был нежен, и она знала, что у нее останется синяк на предплечье от того, как он схватил ее сегодня слишком сильно. Победоносный, самодовольный король, уверенный в своей короне, он даже не заметил. На ужине, она видела его выражение лица, когда он увидел как Рован и Аэлина улыбаются друг другу. Сегодня все уколы и истории Аробинна прошли мимо, потому что Аэлина была расстворена в Роване, чтобы их услышать.
Она задавалась вопросом, знала ли королева. Рован знал. Эдион знал. И Аробинн знал. Он понимал, что с Рованом она больше не боялась его: с Рованом, Аробинн был ей совершенно не нужен. Не важен. Он весь твой. После того, как Аэлина уехала, он сразу стал напыщенным, уверенным в его абсолютной власти над королевой, Аробинн призвал своих людей. Лисандра не слышала их планы, но она была уверена, что принц Фэ станет первой целью. Рован умер бы – Рован должен умереть. Она видела это в глазах Аробинна, поскольку он наблюдал за тем, как королева и принц держались за руки, несмотря на все ужасы вокруг них.