— Послушай, — прервал Драко, — ты хочешь погрязнуть в чувстве вины, я полностью за это.
Давай. Но, — он подался вперед и пристально посмотрел на Гарри, — я не буду вторым. Я не буду с ней, только потому, что она не может быть с тобой.
— Гарри? — прозвучал голос, как будто он шел из-за стула.
Гарри быстро обернулся с испуганным видом.
— Сириус! — сказал он. — Я почти забыл, что договорился связаться с ним сейчас.
Он вскочил со стула, на котором сидел, и опустился на колени перед камином. Драко последовал за ним и увидел голову Сириуса, парившую в огне. Непослушные темные волосы Сириуса были подстрижены, он был чисто выбрит и выглядел опрятней и холеней, чем каждый из них когда-нибудь видел его.
— Сириус, — сказал Гарри с удовольствием, протягивая руку как будто для рукопожатия. Когда он сделал это, Драко увидел шрам на ладони Гарри, близнец его собственного. Очевидно, он тоже не залечил его.
— Выглядишь круто, Сириус, — сказал дружески Драко, опускаясь на колени рядом с Гарри.
Выражение удовольствия при виде Драко улетучилось с лица Сириуса. Чтобы смениться на что-то вроде тревоги.
— Я не знал, что вы оба будете здесь, — сказал он Гарри.
— Прости, — сказал Гарри. — Я наложил Преграждающее Заклятье на двери, чтоб не дать комунибудь войти сюда, но оно не действует на Малфоя. Типично, — добавил он, уставясь на Драко.
— Ты просто должен учесть, что я Магид, и некоторым образом лучше тебя, учитывай это теперь, Поттер, — заявил Драко.
— Я — Магид, как и ты, придурок, — сказал Гарри, раздосадовано.
— Это ты так говоришь, — произнес Драко с видом большого превосходства. — А что ты сделал?
— Прекратите это! — сказал Сириус раздраженно. — Вы двое цапаетесь как старая женатая парочка.
Гарри и Драко одинаково вскрикнули от отвращения.
— Теперь так, — произнес Сириус. — Не имеет значения, что я собирался сказать. Я исчезаю.
Гарри, я пошлю тебе сову.
И он пропал.
— Сириус? — сказал Гарри, озадаченно. Затем он повернулся к Драко, — Большое спасибо, Малфой.
Но Драко выглядел задумчиво.
— Интересно, что он должен был сказать тебе?
Гарри оперся спиной о ножки перевернутого кресла и покачал головой.
— Вот, теперь мне придется ждать сову, — сказал он раздраженно. — Почему ты не уберешься отсюда, Малфой? У меня от тебя голова болит.
— Хорошо, — сказал Драко, вставая. — Ой. Еще кое-что, Поттер.
— Что?
— Не в моем обычае заниматься самопожертвованием, — сказал Драко прозаично. — Я не знаю, может это просто некоторое затяжное последствие того Многосущного зелья, или еще что. Но если так, и эта фаза благородства пройдет, а ты все еще будешь делать Гермиону несчастной, то я вернусь сюда и выдерну тебе грудную клетку, и одену ее как шляпу. Понял?
— Понял, — сказал Гарри, усмехаясь против своей воли. — И большую золотую звезду за воображение.
— Благодарю, — произнес Драко, и вышел сквозь проход с портретом.
На следующий день шел дождь вместе с громом и молнией, а небо имело вид мокрого черного чугуна. Это вполне отвечало настроению Гермионы. Она сидела в общей комнате, свернувшись в кресле, глядя задумчиво на потрескивающий огонь. Она думала о том, где сейчас может быть Косолап. Хорошо было бы, чтобы кот свернулся калачиком на ее коленях прямо сейчас.
Проход в портрете открылся, и в комнату шагнул Рон, стряхивая воду со своей мантии.
— Эй, Рон, — окликнула его Гермиона, радуясь встретить его без Гарри. Но, увидев, как взволнованно и встревожено он выглядел, она остановилась. — Рон, все в порядке?
— Я не уверен, — сказал он.
Она строго взглянула на него.
— Где Гарри?
— Я пошел с Гарри на практику по Квиддичу, — сказал Рон медленно, — Но они сократили ее изза погоды. Не захочешь играть в Квиддич в грозу.
— Ясное дело, — сказала Гермиона.
— В любом случае, на полпути назад — я разговаривал с Фредом и Джорджем — я обернулся, а Гарри… и след простыл.
— Простыл? — повторила Гермиона безнадежно. — Он исчез?
— Не исчез. Алисия Спиннет сказала, что она видела его бегущим в сторону Запретного Леса.
— Ну… — сказала Гермиона, несчастно, — Должно быть у него была причина…
— Это-то и беспокоит меня, — сказал Рон. — Его причина.
Гермиона хотела спросить его, что он имел в виду, когда портрет качнулся, открываясь снова, и вошел Драко.
Рон не выглядел счастливым при виде его.
— Кстати, говоря об ужасно противной личности… — сказал он. Несмотря на все, что произошло, Рон и его братья все еще не любили Драко и никогда не полюбили бы. — Ты не можешь просто продолжать гулять туда сюда по нашей общей комнате, тебя поймают.
— Вы говорили обо мне? — сказал Драко, невозмутимо. — Потому что я слышал часть вашего разговора, и это звучало, будто вы говорите о Гарри. Который ушел и сделал опять какую-то глупость, разве не так?
— Да, и это все твоя вина, — сказал Рон, довольно беспричинно.
— Моя вина? Где здесь моя вина?
— Это все из-за… — Рон сделал охватывающий жест. — Магидовские штучки. Он не может вынести, что твоя сила работает, а его все еще нет, понял? Он делает все, что может, чтобы попытаться ее подтолкнуть. Он просил меня сбросить его с метлы…
— Что он сделал? — спросила Гермиона в шоке.
— Ты слышала меня, — сказал Рон. — И он изучал книги о Магидах и их историю, и там говорилось о том, как разные Магиды получали свою силу, и один из них, кажется Ровенна Рэйвенкло, была на улице во время грозы, и ее ударило молнией и…
Гермиона вскочила с места.
— Ты думаешь, он ушел, чтобы испробовать на себе удар молнии?
— Даже Гарри не такой болван, — произнес Драко.
— Обычно нет, — согласился Рон, — но в последнее время он сам не свой. Это из-за тебя, — сказал он, поворачиваясь к Гермиона, — ходишь с Малфоем, все эти поцелуйчики.
— Не было никаких поцелуйчиков, — сказала Гермиона, задетая его несправедливостью. — Ведь так? — обратилась она к Драко.
— К большому несчастью, да, — согласился он.
Рон не выглядел убежденным.
— Ты говоришь, что Гарри ушел во время грозы, чтоб попытаться активировать свою силу Магида, чтобы понять что-то о Драко и обо мне? — потребовала Гермиона недоверчиво.
— Он скучает по тебе, Гермиона, — сказал Рон.
— И, видимо, нет лучшего способа сказать «Я люблю тебя» лучше, кроме как превратить себя в тлеющую кучку пепла, — вставил Драко.
Гермиона повернулась к нему в ярости.
— Ты не помогаешь! — закричала она.
— Послушай, — произнес Драко, удивленный ее горячностью, — мы не ЗНАЕМ, что это то, что он отправился делать, не так ли?
— Ну, а что это еще может быть? — сказала Гермиона, теперь чуть не плача. Она встала и начала проверять, где волшебная палочка. — Я иду за ним, — заявила она. — Вы, двое, делайте, что хотите.
Она отыскала палочку и направилась к портрету. Драко последовал за ней. — Я иду с тобой, — сказал он.
Рон покачал головой.
— Я остаюсь здесь на случай, если он вернется, — сказал он.
— Хорошо, — сказала Гермиона им обоим и пустилась бежать через зал. Драко, со своими длинными ногами, почти бежал, чтобы держаться рядом.
— Гермиона, — произнес он, когда они на скорости повернули за угол, — успокойся, прошу тебя.
— Как ты не поймешь, — сказала она. — Это все из-за меня.
Они понеслись вниз по лестнице и выскочили в переднюю дверь замка.
И врезались прямо в Гарри.
Он промок до нитки, рубашка и брюки прилипли к телу, а волосы свисали капающими черными прядями на лоб, но в остальном он выглядел целым и здоровым. Он был одет в школьную мантию поверх формы для Квиддича. И он держал в руках мокрого Косолапа.
— Гарри, — сказала Гермиона, почти плача. — С тобой все в порядке? С тобой все в порядке?
Гарри обалдело посмотрел на них обоих.
— Со мной хорошо, — сказал он ей. — Твой кот ухитрился втиснуться в водосточную трубу. Я услышал, как он воет, по пути с тренировки, и вот, пошел и достал его.
Косолап заерзал в руках у Гарри, производя что-то типа мурлыканья.
— Он слишком толстый, — сказал Гарри бесстрастно. — Тебе следует прекратить кормить его так много.
Гром пророкотал над головами, и новый поток воды грозил пролиться над ними. Косолап заволновался.
— Нам следует войти внутрь, — сказал Драко, и стал подниматься по ступенькам. За ним — Гермиона и, медленнее, Гарри.
Как только они оказались внутри, Косолап, извиваясь, выскочил из объятий Гарри, приземлился на пол и отряхнулся, чтоб высохнуть. Гермиона и Драко, которые не были такими мокрыми, как Гарри, дрожали. А Гарри просто стоял, и лужица, стекающей с его мантии и туфель, воды постоянно увеличивалась в размерах.
— Почему вы, двое, так прискакали за мной? — произнес он бесцветным голосом. — И почему вы спрашивали, все ли со мной в порядке?
— Мм, — сказала Гермиона, чувствуя себя теперь на самом деле глупо. — Мы должны отвести тебя назад в Башню Гриффиндора, Гарри…ты весь мокрый…
Гарри прищурил глаза, глядя на нее, но стал подниматься по лестнице. Они следом.
— Это не ответ, — сказал он, поворачивая за угол.
— Гермиона подумала, ты уходил, чтоб подставить себя под удар молнии, — сказал Драко, растягивая слова. — Чтобы заставить твою силу Магида заработать. Я говорил, пусть, но она пожелала идти за тобой.
Гарри остановился и уставился на нее.
— Под удар молнии? — сказал он. — Каким дураком ты меня считаешь?
Она вспыхнула.
— Я не знаю, Гарри, — огрызнулась она. — Таким дураком, который пытается заставить Рона сбить себя с метлы?
— У Рона слишком длинный язык, — коротко сказал Гарри, затем остановился и уставился кудато. Гермиона повернулась, чтоб посмотреть, куда он смотрит, и увидела, что его взгляд направлен в полуоткрытую дверь темной комнаты, из которой виднелось слабое мерцание зеркала.
— Это не… — произнес Гарри. — Не может быть…
— Что? — переспросила Гермиона в замешательстве, но Гарри уже прошлепал мимо нее и распахнул дверь. Он вошел, за ним, обменявшись тревожными взглядами, последовали Драко и Гермиона.
Это была комната, которую Гермиона никогда не видела раньше. Большая и слабоосвещенная, одна стена была полностью из окон, через которые сейчас была виден грозовой полумрак снаружи.
По другую сторону стены висело что-то, что дало вспышку света, которую видела Гермиона. Это было зеркало. Круглое, в темной деревянной раме. Оно было очень чистое, настолько, что казалось, будто оно само светится в полумраке.
Гарри подошел к нему и посмотрел в него так, как будто в нем таились все секреты мироздания.
Вода мерно постукивала, стекая с его волос, брюк, с кромки его промокшей насквозь мантии, но он не обращал внимания.
— Гарри? — произнесла неуверенно Гермиона и подошла к нему сзади. Он не оборачивался, казалось даже, не слышал ее приближения. — Гарри, — сказала она, — На что ты смотришь?
— На нас, — сказал он. — Я вижу тебя и меня.
Гермиона заглянула в зеркало и увидела себя и Гарри, оглядывающегося назад.
— Я тоже, — сказала она. — Большое дело, Гарри. Это просто зеркало.
— Это не… — начал он с негодованием, затем обернулся к ней. Его глаза были расширены. — Что ты сказала, ты видела?
— Тебя и меня, — сказала она, удивленно. — Там мы, — сказала она, показывая на зеркало.
Затем глянула туда. Было что-то в отражении, ее и Гарри, — что-то странное.
— А сейчас? — сказал Гарри, попятившись от нее футов на десять. — Что ты видишь?
Она взглянула назад в зеркало. И у нее перевернулось сердце.
— Все еще тебя и меня, — сказала она, начиная что-то улавливать. — Только, Гарри — в зеркале, ты сухой. И у тебя… — она оборвала фразу, поворачиваясь к нему. — Что это за зеркало?
— Прочти инструкцию, — сказал Гарри, он выглядел ошеломленным, хотя и не таким несчастным, как был.
Гермиона прочла ее.
« У джедан юун йата оцилен юаж артоя».
Так как Гермиона была на порядок сообразительней Гарри, у нее заняло всего мгновение понять, что инструкция написана задом наперед.
«Я отражаю не лицо, а тайную надежду.»
— Ты рассказывал мне об этом зеркале, — медленно сказала она, — годы назад… оно показывает тебе твою семью, Гарри…
— Оно показывало, — сказал он. — Я все еще вижу их. Только я вижу нас на переднем плане. Я понял, — произнес он, — надежды сердца человека могут меняться.
Он был очень бледен, но смотрел на нее, по-настоящему смотрел на нее, как не смотрел на нее днями.
Позади него она видела, как Драко пересекает комнату в сторону двери и выходит. Ее сердце сжалось. Но она не могла уйти. Это была ее жизнь, именно здесь, в этой комнате.
Дверь затворилась за Драко, и она повернулась к Гарри.
— Зеркало показывает то, что ты хочешь, — медленно сказала она.
Гарри кивнул.
— Но разве Дамблдор не говорил тебе, что большинство людей хотят себе самое худшее?
— Большинство, — сказал Гарри. — Но не каждый. — Он посмотрел на нее прямо. — Ты любишь меня? — спросил он.
— Конечно, я люблю тебя, — сказала она. — За всю свою жизнь я никого не любила так, как тебя.
Но ты пугаешь меня. Ты можешь ранить меня так легко. Вот почему мне нравится быть с Драко. Он не обидел бы меня, и, в любом случае, он не сможет.
Гарри быстро повернулся кругом, отошел от нее на несколько шагов, затем повернулся лицом.
— Это забавно, — сказал он, — но я беседовал с Малфоем вчера, и, вообще-то, кое-что понял. Я понял, что должен извиниться перед тобой.
Она пристально посмотрела на него. Он был бледен настолько, что, казалось, только глаза были единственным цветовым пятном на его белом лице.
Он сказал:
— Прости. Прости, что я никогда не говорил тебе, что люблю тебя. Прости, что ждал, пока не оказалось, будто я могу потерять тебя до того, как сделаю что-нибудь. Прости, что соврал тебе, когда ты меня спросила, люблю ли я. Я просто никогда не думал об этом, как о любви. Ты всегда была частью меня. Как мои собственные глаза. Или мои руки. Тебе ведь не приходит в голову подумать: «Я люблю мои глаза, я люблю мои руки»… Разве нет? — Его голос задрожал. — Я не похож на Малфоя. Я не произношу красивых речей. Но я знаю, чего я хочу.
Гермиона просто глядела на него, не отрываясь. Она не могла произнести ни слова. Слова даже не приходили ей в голову.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — произнес он медленно. — И если я не делаю тебя счастливой, тебе следует быть с человеком, который это сделает.
Он посмотрел на нее. Гарри. Тот, кого она любила всегда. Не за то, что он был храбрым, хотя он был, или умным, хотя и таким он тоже был, или хорошим танцором (которым он не был), а потому, что он был добрым тем типом доброты, таким редким среди большинства людей, и среди тинэйджеров в частности, — добротой, которая не просто отдает, а отдает всю себя без остатка.
— Он любит тебя по-настоящему, — сказал он. — Не как я, но…
Он замолчал, отвернулся, и пошел в сторону двери. Он собирался уйти, она знала это, потому что, если Гарри однажды решал в своей голове сделать что-то, он делал это. И, когда он говорил что-то, именно это он и имел в виду. А потом она подумала о том, что он сказал, и как бы это было, провести остаток жизни без него.
— Гарри, — сказала она, отталкиваясь от стены и делая шаг в его сторону. — Пожалуйста, вернись.
Он обернулся. Она не могла видеть его лица, он стоял в лоскутке тени. Она могла видеть только призрачную белизну его рубашки и бледность его кожи.
— Пожалуйста, вернись, — сказала она снова.
Он вернулся. И стал перед ней, не сводя с нее глаз.
А затем были руки на ее плечах, руки Гарри, и он целовал ее. А когда она обвила его, насквозь промокшего, руками, то вода пробирала ее сквозь одежду, и кожа его была холодной как лед, но руки, когда он касался ее, горели. А на вкус он был как дождевая вода и слезы.
Она оперлась спиной о стену, еще целуя его. Ее руки дрожали, и в ушах стоял какой-то гомон, который медленно усиливался, пока не превратился в музыку — самую прекрасную музыку, слышанную ей когда-либо.
Она оторвалась от Гарри, ошеломленная, и увидела по выражению его лица, что он тоже слышит ее.
— Что это? — удивленно спросила она.
— Песня Феникса, — ответил он, выглядя также потрясенно.
— Откуда она доносится? — спросила она, полу оборачиваясь, чтобы оглядеться. Было трудно увидеть что-нибудь сквозь падающий снег.
— Мм, — сказал Гарри, теперь он выглядел застенчиво. — Это я, я думаю.
— Гарри, — произнесла Гермиона чрезвычайно тихо, — идет снег.
— Я знаю, — сказал он, выглядя еще более застенчиво.
— В помещении? В июне?
— Ну, — сказал Гарри, уши которого покраснели, — Дамблдор говорил, что — сильные эмоции — активизируют мою силу Магида.
— Она работает?
— Да, — сказал он, в замешательстве, но счастливый, — я почувствовал это. Как будто переключатель легонько щелкнул. Я догадался, я только не знаю точно, как…
— Контролировать их? — она улыбнулась, когда несколько совят, ухая, упали с потолка.
— Да — улыбнулся он в ответ.
— Я не знала, что ты так любишь сов, — сказала Гермиона, когда еще несколько слетели сверху.
— Поцелуй меня еще, — предложил он, — может получаться канарейки.
— Гарри, — она поцеловала его, — а знаешь, снег — синий.
— Мне нравится синий, — сообщил он, — это мой любимый цвет.
— Синий снег?
— Почему бы нет?
— Ты всегда говорил, что снег — это так романтично, — засмеялась Гермиона.
— Радуйся, что я не Хагрид. — Гарри притянул ее для еще одного поцелуя. — А то с неба падали бы огнеплюи-мантикрабы.