– Супер!
– Ага, мне тоже нравится! Вот что, Таська, я так поняла, что твоя мама скоро уедет?
– Да, а что?
– Вот тогда мы и начнем. Контроля меньше будет, и еще, сдается мне, Даниил Аркадьич к нам переберется, Эличка с Нуцико его обожают, будут над ним хлопать крыльями, и у нас свободы побольше станет. А пока сделаем вид, что вообще эту тему забыли.
– Точно. А если мы ничего не раскопаем?
– Тогда будем думать.
– Левка, ну где же твой клиент?
– Откуда я знаю? Обещал быть ровно в три. Сейчас еще только без пятнадцати. А что, уже посидеть с родным братом тебе кисло?
– Ах вот что, ты полчаса отвел на семейное общение?
– Представь себе! Я соскучился. Мне надоели общие посиделки.
– Так может никакого клиента не предвидится, и ты просто решил расспросить меня об Але?
Лев Александрович вздрогнул.
– Об Але? С чего ты взяла?
– Левка, я что, тебя не знаю? Ты положил на нее глаз.
– А хоть бы и так, это мое дело. Марго, а что, это было так заметно? – вдруг испугался он.
– Невооруженным глазом.
– А мне показалось, Римма не заметила.
– Да заметила, заметила, только просто сама себе не поверила, что ты мог клюнуть на такую… Она и вправду не твой кадр.
– Знаешь, в ней есть что-то особенное… Ее бы немножко приодеть…
– Это уже у нас в плане.
– Да, хочу предупредить… Римка хотела собрать для нее какие-то вещи, ты же знаешь, сколько у нее тряпья…
Марго поморщилась.
– Но я сказал, чтобы она отдала их тебе… Ты это сделаешь тактичнее…
– Вещи она, конечно, пусть соберет, я найду, кому их пристроить, а Аля просто обидится, ей же достались от папы еще и деньги… Кстати, Левушка, ты не знаешь, что там конкретно вышло у папы с Сережей?
– Откуда? Я же тогда был в Америке. И потом мне никто ничего не говорит.
– Вчера девчонки вдруг за столом спросили…
– О, а вот и твой клиент! – воскликнул Лев Александрович.
– Где?
– Да вон, на мотоцикле приехал, – показал он в окно.
– Что за клиент на мотоцикле?
– А тебе обязательно нужен клиент на Роллс-ройсе?
– Желательно.
– Лев Александрович!
К столику подошел мужчина лет сорока в черной футболке и бандане на голове.
– Маргоша, позволь тебе представить – Юрий Вольник, а это моя сестра, Маргарита.
– Маргарита Александровна, надо полагать? – улыбнулся пришедший и поцеловал руку Марго, что удивило ее, учитывая его облик. Красотой он не блистал, но улыбка была хорошая.
– Вы байкер? – спросила Марго.
– Нет, просто люблю мотоциклы, но ни к какому баикерскому братству не принадлежу. Я очень рад, много слышал о вашем агентстве, мог бы и так к вам заявиться, но, как известно, по рекомендации всегда лучше.
– Пожалуй, – улыбнулась Марго.
Он вдруг очень внимательно посмотрел ей в глаза, она даже слегка смутилась. Интересно, что за бизнес у него, что он хочет рекламировать? Таких среди ее клиентов пока не встречалось. Остаться на обед он отказался, они с Марго обменялись визитными карточками, он извинился, опять поцеловал ей руку и умчался. Все произошло от силы за пять минут.
– Левка, что это за фрукт? Он псих?
– Отнюдь. Очень крутой бизнесмен.
– Что у него за бизнес? – Марго глянула на визитку. – Юрий Валентинович Вольник, генеральный директор объединения «Вест». Ничего понять нельзя.
– Он занимается трубами. Сам всегда шутит: «Мое дело труба».
– Какими трубами?
– Разными, поставляет в Европу и в Азию трубы для нефтепроводов, газопроводов и все в таком духе.
– И гоняет на мотоцикле без охраны?
– Как видишь.
– Но что же мы-то для него сделать сможем? Я хорошо представляю себе, как отрекламировать что-то необходимое широкому потребителю или даже навязать ему что-то не вполне нужное, но трубы…
– Марго, сделай одолжение, не тяни из меня то, чего я не знаю. Он появится, все выяснишь. Кстати, по-моему, ты ему глянулась.
– Это его проблемы.
– Да, я что еще хотел спросить, почему Даньки не было в субботу? Вы в ссоре?
– Нет, просто у него был эфир, а сегодня он перебирается на дачу. Мы решили попробовать пожить вместе.
– Слава богу, давно пора! Скажи, Аля ничего обо мне не говорила?
– Левка, ты еще не устал?
– От чего это я должен был устать?
– От блядства!
– Что ты, сестренка! Имей в виду, раньше считалось что много трахаться вредно, а теперь выяснилось, что если трахаться часто и регулярно, всякие старческие радости, вроде аденомы и прочего, могут и не наступить. А я теперь решил жить под лозунгом: «Аденома не пройдет!»
– Значит, ты шляешься с медицинскими целями?
– Именно! Тут главное не терять форму! Кстати, не держи своего мужа на голодном пайке, учти, что я тебе сказал.
– А с ним ты еще не поделился этой медицинской новостью?
– А что? Уже погуливать начал?
– Левка, прекрати, меня уже мутит от этого.
– Ах ты господи, какие мы нежные…
– Ладно, хватит трепаться, вот что я тебе скажу, братишка: Аля женщина с сильными чувствами, просто так, для сохранения твоей простаты трахаться с ней не стоит, она в своей глуши засиделась, ей надо начинать новую жизнь, и роман с таким типом, как ты, ей вовсе не нужен. Я уж не говорю о том, в какой ад может превратить ее жизнь твоя Римма. Трахай лучше своих секретарш, помощниц, а в семье этого не надо.
– Ты слишком любишь командовать, Марго, это не женственно.
– Мне плевать. Для тебя это будет очередная интрижка, а для нее может обернуться трагедией.
– Ладно, не бесись! Мне тоже ни к чему лишняя головная боль. Я как-то не подумал, что это внутри семьи… Ты права, Маргоша. Ты с детства была такой рассудительной, справедливой. Тебе было года четыре, и ты мне, двадцатилетнему балбесу, помню, объясняла, что нельзя шуметь, папочка спит, и если я его разбужу, то мне же будет хуже…
Лев Александрович ласково потрепал сестру по плечу и с горечью отметил, что у нее усталые и грустные глаза. Бедная девочка, она одна тащит на себе все, а я почему-то принимаю это как должное. Я уехал в Америку, думал, что навсегда, а ей было девятнадцать, когда умерла мама и все обрушилось на нее. Она молодчина, не растерялась, выдюжила, но, по-моему, она не слишком счастлива…
Часть вторая Семейные тайны
Марго любила свое детство. Оно пахло югом, солнцем, пряностями, сдобой… и любовью. Младшая дочка, поздняя, единственная после двух сыновей, младшая сестренка… Все ее любили, все баловали, старший брат Левка таскал ее на плечах, подбрасывал в воздух с криком «Держись, уроню!» Она визжала, ни секунды не веря, что он ее уронит. Еще он катал ее на раме своего велосипеда и называл почему-то «Королева Марго». Мама низким, как жужжание шмеля, и сладким, как красная чурчхела, голосом пела ей колыбельные песенки, а папа качал на ноге и шептал на ухо: «Ты у меня самая главная, мальчишки, они уже большие, противные, а ты у меня маленькая любимая девочка. Самая лучшая на свете, самая красивая, самая умная»…
Ей было пять лет, когда у отца началась новая полоса неприятностей. Советской власти не понравилась музыка, которую он написал, один раз не понравилась, два, а потом на его имя словно клеймо поставили… И родители на два года отправили Марго в Тбилиси к теткам. Эличка с мужем и сыном Гией жили в трех комнатах странной коммунальной квартиры, где двери всех комнат выходили на открытую галерею, туалет, общий с соседями, находился на черной лестнице, ванной не было, но в туалете сделали душ. Во дворе все всех знали, соседка тетя Зейнаб называла Марго на грузинский лад «Ритико» и угощала ее мацони с корицей. Гия был такой красавец, что Марго могла смотреть на него, не отрываясь. Он заменил ей братьев, оставшихся в Москве, она любила его «до смерти». Сама всегда говорила: «Гиечка, я люблю тебя до смерти!» Он смеялся и тоже подбрасывал ее в воздух… У Гии была девушка с гордым именем Медея, тоненькая, с огромными глазами, нежная и воздушная как фея. Ее мама, тетя Цицино, не отпускала Медею никуда вдвоем с Гией, но если Гия брал с собой Марго, то отпускали и Медею. Они брали Марго с двух сторон за руки и шли гулять. Если у Гии были деньги, они шли на проспект Руставели и Гия угощал их сначала пончиками с заварным кремом, а потом знаменитой водой Лагидзе. Сам он пил воду с тархуновым сиропом, зелененькую, Медико пила с лимонным, а Марго больше всего любила сливочную. Иногда они поднимались на Мтацминду фуникулером, а спускались на специальном трамвайчике с открытыми вагонами и когда трамвайчик шел почти вертикально вниз, Марго что было мочи визжала от сладкого ужаса, хотя Гия ее крепко держал и все трое хохотали как сумасшедшие. А один раз денег у Гии не оказалось, и они отправились гулять в Авлабар, где в каком-то закоулке им встретилась сказочной красоты трехцветная кошка с целым выводком котят, таких же прекрасных, как мать. Марго вцепилась в одного котенка и сразу начала рыдать в голос. Гия не мог выносить ее слез и пошел узнавать, чья это кошка и нельзя ли взять одного котеночка. Разрешение было получено и счастью Марго не было предела. Но тетя Эличка, детский врач, не слишком обрадовалась приобретению. Котенка взяла себе Нуцико, у которой он прожил до глубокой старости и носил имя Марлон. Нуцико обожала Марлона Брандо. Мужа Элички, дядю Котэ, Марго почти не помнила. Он редко бывал дома, а потом и вовсе сгинул, никто не знал куда. Кто-то говорил, что видел его в Ленинграде, но тетя Эличка его не искала, видимо, знала или догадывалась, что он ее бросил ради другой. А Гия потом тоже уехал в Москву, учиться на кинорежиссера, Марго уж тогда жила дома, в Москве, и Гия нередко приходил к ним с какими-то веселыми парнями, двое из них потом стали знаменитыми режиссерами, а Гию убили в пьяной драке… Никто не хотел убивать, просто его толкнули, он неудачно упал и стукнулся виском о чугунное ограждение бульвара… А мама умерла, когда Марго было девятнадцать и она уже училась на втором курсе истфака МГУ. Левка к тому времени женился на американке и уехал с ней. Он даже не прилетел на похороны, его не пустили… Сережа, любивший мать самозабвенно и даже как-то истерически, винил во всем отца, который после смерти жены окончательно пал духом и вот тогда Марго поняла, что именно она должна спасти семью. Сережа тогда уже был женат на актрисе Театра юного зрителя, крошечного роста травести по имени Тамара, жил у нее и столь же самозабвенно, как любил мать, предавался скорби о ней. Он был Марго не помощник. Тогда она взялась за отца со всей силой любви и молодости. Она долгими часами разговаривала с ним, пытаясь убедить его в том, что жизнь еще не кончена, что пусть здесь, в Союзе, его не признают, но это ведь не так важно, если весь остальной мир объявил его гением, и кто знает, может, скоро и здесь это поймут, вон как травили когда-то Шостаковича, а потом все-таки поняли.
– Ни черта они не поняли, просто Запада испугались, – откликнулся вдруг отец и это уже было первой победой Марго, до этого момента он просто молчал.
– Папочка, вот увидишь, еще немного и они опять испугаются Запада. И потом, это же не травля даже, а просто замалчивание…
– Это еще хуже, обо мне здесь просто забыли!
– Ну и что? А там-то помнят! Это не твоя беда, это беда государства, которое лезет куда не надо! Ничего не смысля в музыке. Ты должен писать, просто обязан!
Но темы для отчаяния находились постоянно.
– Я никому не нужен… После смерти мамы я один как перст… Ее смерть – возмездие за мои грехи… Я был очень виноват перед ней… Она была талантливой певицей, из любви ко мне не пошла на сцену, родила мне таких детей, а я…
– Папочка, но ведь ты музыкант, ты должен иногда освежать свои чувства…
Эту мысль когда-то внушила ей тетя Манана, ближайшая подруга мамы. Мама пожаловалась ей, что у отца опять роман, Манана грустно улыбнулась подруге и сказала: «Этери, детка, он же музыкант, великий музыкант, и я сейчас скажу, конечно, абсолютно расхожую истину, даже вероятно, пошлость, но для музыканта легкая влюбленность просто необходима. Если взять весь путь Саши, творческий путь, то посмотри – вот ваш роман, он совсем еще юный композитор, но первый его большой успех – «Грузинская рапсодия» – это ты! А потом была эта Татьяна и какой скрипичный концерт, а?
И Манана с поразительным знанием дела указала маме на все крупные удачи отца, по ее наблюдениям связанные с его увлечениями. Марго тогда слышала этот разговор, была им потрясена, потом он как-то забылся, а теперь, когда отец пал духом, она его вспомнила.
– Боже мой, Марго, откуда у девочки подобная мудрость?
– Это не мудрость, а расхожая истина, папочка, даже, наверное, пошлая, но от этого не переставшая быть истиной.
Две недели Марго с утра до глубокой ночи вела с отцом эти беседы и она победила! Правда, сама чувствовала себя совершенно выпотрошенной… Эти сеансы бессознательной психотерапии вошли у отца в привычку, превратившуюся уже в некую психологическую зависимость от дочери. Он обожал ее неистово, ревновал к каждому молодому человеку, появлявшемуся на горизонте, а их появлялось немало, Марго была красива. Она быстро поняла, что отцу лучше не знать о ее романах. В двадцать шесть лет она забеременела от довольно случайной связи, но отец ребенка был здоров, недурен собой и неглуп, и она решилась. Правда, она его не любила, отчетливо это понимала, и даже не стала посвящать в свою тайну. Она чувствовала себя тогда сильной, в только нарождающемся в стране рекламном бизнесе достигла определенных успехов, проучившись год в Англии. И сказала себе – сейчас или никогда. Отец к тому времени был уже признан и на родной земле, у него начался, вероятно, самый счастливый период в жизни, он влюбился в Асту Гундерсон, знаменитую шведскую певицу, и не так часто нуждался в Марго. Она пошла к нему и решительно сказала:
– Папа, выслушай, что я тебе скажу!
– Ты выходишь замуж! – побледнел отец.
– Нет, муж мне ни к чему, но я… У меня будет ребенок! Срок уже большой, ничего с этим сделать нельзя, я просто ставлю тебя в известность.
Отец растерялся.
– Но как же… Без мужа…
– Ничего, я справлюсь! Я неплохо зарабатываю, найду няню…
– Марго, не думай о деньгах, я же сейчас недурно устроен, можешь рассчитывать и на меня.
– Папа, а если я возьму к нам Эличку? Ей плохо там, она на пенсии, в Тбилиси сейчас очень тяжело, еще тяжелее, чем здесь…
– Гениальная мысль! – обрадовался отец. – А Нуцико?
– И Нуцико, конечно, если она согласится…
Тетки сперва сопротивлялись, но обстановка в Тбилиси накалялась, жить стало не на что, однако все решило известие о беременности Марго. Эличка сперва была шокирована отсутствием мужа.
– Вах, генацвале, зачем ты так? Без мужа рожать – куда это годится? Что люди скажут?
– Не слушай ее Марго, ты умница, – поцеловала племянницу Нуцико. – В наше время муж совсем не обязательно, тем более в Москве. У нас в Тбилиси это еще не совсем понимают, но тут… И вообще, это не наше дело.
– Вай ме, Нуца, чему ты учишь девочку?
– Девочка уже сама всему научилась, – смеялась Нуцико.
С появлением на свет Тошки Эличка ожила, впервые после гибели сына. А Нуцико через полгода уехала во Францию, ее пригласили читать лекции в Сорбонне и пробыла там целых три года. Вернулась она оттуда постаревшая, потухшая, но сколько ее ни расспрашивали, она только смеялась:
– Ничего там со мной не случилось, просто я соскучилась по своим. Поняла, что не могу долго жить без настоящего сациви.
И действительно, она вскоре оправилась и села писать книгу об истории грузинской археологии. Маленькая Тошка побаивалась этой сухопарой высокой женщины, не выпускавшей из рук сигареты, но со временем беззаветно полюбила рассказы Нуцико об истории разных народов и раскопках. Они вдвоем придумывали сказки, где действующими лицами были исторические персонажи той или иной страны, рисовали картинки, разговаривали, разговаривали без конца, а как они вместе ликовали, когда Александр Афанасьевич отменил для Тошки уроки музыки! Тошку стали учить языкам и тут, опять-таки, Нуцико, великолепно знавшая три языка, была незаменимой помощницей. А Марго была ближе с Эличкой, та как-то смягчала ее собственную жесткость. Во время дефолта созданная ею фирма рухнула и почти одновременно у отца случился инфаркт, а через два месяца пришло известие о смерти Сергея. И в довершение всего Тошка простудилась и свалилась с жесточайшим воспалением легких, осложнившимся плевритом. Марго тогда казалось, что все вокруг рушится, у нее опускались руки, но однажды сидя у дочки в больнице она вдруг почувствовала, что только она одна может все поправить, рассчитывать не на кого и надо колотить лапками и сбивать масло. Ей не хотелось утонуть.
– Что, Тошеньке лучше? – спросила при виде ее Нуцико.
– Пока нет, но будет лучше, я знаю! И вообще, Нуца, я буду бороться!
Она сняла со стены две картины, продать которые ее давно уговаривал знакомый коллекционер, и поехала к нему. Ее ждало жестокое разочарование. Прекрасно понимая безвыходность ее положения, он назвал ей смехотворную цену, хотя еще недавно предлагал в пять раз больше.
– Пойми, Марго, у всех сейчас стесненные обстоятельства, предложи ты мне эти картины год назад, я бы с дорогой душой, но сейчас…
Знаешь, как это называется? Мародерство! – припечатала она его. Села в машину и заплакала. Но тут ей в голову пришла одна мысль… Она вспомнила еще об одном коллекционере, он тоже учился в МГУ, правда, на мехмате, и они вместе участвовали в студенческой самодеятельности. Звали его Михей Михеевич Михеев, приятели прозвали его МММ, еще не подозревая как в дальнейшем опорочит себя эта аббревиатура, Михеев сумел сказочно разбогатеть, не строя пирамид, стал банкиром, и, насколько Марго знала, его банк уцелел в бурях дефолта. Вот ему-то она и позвонила, помня, что в студенческие годы он был к ней слегка неравнодушен. Он обрадовался, не стал спрашивать, что ей от него нужно, а сразу назначил встречу в шикарном ночном клубе. Он купил у нее картины за вполне приемлемую цену, но главное, он предложил ей пока поработать на его банк в качестве пиарменеджера. Назначил ей очень высокий оклад, однако за это он хотел, чтобы она спала с ним. Он не был ей противен, скорее даже наоборот, и она решилась. Что я теряю в конце концов? Ничего. А приобретаю очень многое, плюс мужчина в постели. И я же не для себя это делаю, думала она, а для дочки, для двух старых теток, для больного отца, для Сережиной вдовы, которой тоже надо помочь, хоть изредка. И потом Михей вполне приятный мужик… Да, тут есть момент купли-продажи, но я ведь продаю только себя, даже не себя, а свое тело, которому, кстати, тоже нужен мужик, так чего разводить эту ханжескую канитель. Буду сбивать масло в постели, подумаешь, велика важность… Главное, зная Михея, не привязаться к нему, всегда помнить, что это не роман, а сделка. И она помнила. Через два года Михей положил глаз на юную певичку в ночном клубе. Приметив это, Марго пошла к нему и сказала:
– Михеич, я выполнила все твои условия и, кажется, могу считать себя свободной? Ты тоже все выполнил, и я теперь хотела бы пуститься в автономное плавание.
– Знаешь, Маргаритка, ты самая умная баба из тех, что я встречал… Пускайся в свое плавание, а я тебе помогу и давай попробуем остаться друзьями. Ты хочешь открыть свою фирму?
– Да.
– Отлично. Могу помочь с офисом, сдам помещение по минимальной цене, отличный офис, восемьдесят квадратов на Пречистенке во дворе. Для начала этого довольно, расширишься, обращайся.
Через год, когда дела у нее пошли на лад, он снова позвонил ей, они встретились, он предложил ей восстановить отношения.
– Нет, Михеич, дудки. Твоя певичка тебя кинула?
– Да ты что, просто смертельно надоела…