– В чем дело, Надя, говори яснее…
– А то, что Соболев, как я уже и говорила вчера, был убит ядом, но не простым, а очень редким, используемым… скажем так, в ГОСУДАРСТВЕННЫХ целях. Рицин.
Юля слышала уже об этом яде. Им обрабатывают касторовые бобы. Используется рицин исключительно секретными службами. Но, разумеется, не для обработки касторовых бобов, а для ликвидации людей. Так вот почему Щукина сказала, что они ВЛИПЛИ!
– Но кому надо было убивать какого-то парнишку таким редким ядом, да еще при помощи капсулы? – Юля задавала этот вопрос прежде всего себе. – Что такого особенного он из себя представлял, чтобы его убили таким необычным способом?
– Наверное, работал либо НА контрразведку, либо ПРОТИВ нее… Ничего умнее мне в голову пока не пришло, – сказала Надя.
– Крымов, а ты ничего не собираешься нам рассказать про Полину и ее брата?
– Рицин… – Крымов курил, с каким-то отчаянием втягивая в себя дым, и нервно качал ногой, закинутой на ногу. Указательный палец его левой руки барабанил по пачке с сигаретами. – Ничего себе… Рицин…
– Женя, где была твоя девушка в ночь с 27 на 28 сентября? – спросила Юля как можно спокойнее и даже умудрилась сделать себе сложный, хотя и крохотный бутерброд из хлеба, масла, икры и лимона, который сразу же и отправила в рот.
Крымов стряхнул пепел в шампанское и пожал плечами:
– У меня, конечно… Это я хорошо помню…
– Тогда ответь, как же могло случиться, что в квартире Садовниковых обнаружены не только отпечатки ее пальчиков, волосы и следы ее обуви, но и… платье… Да что там платье… и трусики со следами спермы покойного Садовникова.
Она все же сказала это. Но сладости от своей мести не ощутила. Наоборот – ее охватило какое-то неприятное чувство гадливости.
– Она была со мной… – Крымов сжал кулак и осторожно поставил его рядом со своей тарелкой, едва сдерживаясь, наверно, чтобы не разнести к чертям собачьим весь стол…
– Но ведь я же звонила тебе в ту ночь, и ты сказал мне, что один…
– Мало ли что я тебе говорил! – зло гаркнул он, откидываясь на спинку стула. – Этого не может быть… Да, было такое, что я проснулся, а ее нет, но я подумал, что она… ушла в туалет, например, или попить воды…
– Ты не искал ее тогда?
– Зачем? Я перевернулся на другой бок и спокойно уснул…
– А утром? Рано утром? – Юля имела в виду шесть утра, время, когда она начала следить за подъездом дома, где жили Садовниковы, и увидела прогуливающуюся с коккер-спаниелем девушку в розовом платье.
– Рано утром она бегала куда-то за молоком, но потом вернулась, а что?
– Она принесла молоко?
– Нет, сказала, что опоздала.
– А что у нее было на голове, не помнишь?
– Помню. У нее есть такая узкая косынка, которой она стягивает волосы на затылке, когда они ей мешают… Но при чем здесь ее голова и косынка? Она что, уже успела кого-нибудь удушить ею?
– А что было надето на ней, тоже помнишь?
– Помню, конечно… Платье, такое открытое, легкое, розового цвета…
Юля достала из сумочки поясок от розового сарафана.
– Такое было платье?
Он взял пояс в руки и внимательно посмотрел на Юлю:
– Откуда это у тебя?
– Крымов, я не уверена, конечно, что ты сейчас в состоянии уловить мою мысль, но не могу промолчать… Это выше моих сил. Так вот. Твоя подружка, Полина Пескова, с тобой в ночь с 27-го на 28-е НЕ НОЧЕВАЛА. Вспомни, пожалуйста, в чем она пришла к тебе.
Он смотрел на нее, трезвея на глазах. Но вот в чем пришла к нему Полина, вспомнить так и не смог.
– Хорошо. Тогда сделаем так. Мы с Надей сейчас выйдем, а ты в это время постараешься вспомнить, во что была одета Полина вечером 27 сентября, когда пришла к тебе, хорошо?
Надя уже и сама обо всем догадалась и, прихватив пакет, вышла вслед за Юлей из приемной.
Спустя пять минут вернулась Юля, но без Нади.
– Смотрите, кто к нам пришел… – она раздвинула планки жалюзи, и Крымов, который к этому времени раскурил еще одну сигарету, увидел стоящую на противоположном тротуаре, спиной к ним, рыжеволосую девушку в коротком зеленом платье.
– Полина?! – он даже привстал на стуле. – Ну вот! Точно! Она и в тот вечер выглядела так же, потому что мы с ней были в «Клесте» и она надела вечернее платье… Вспомнил! У меня даже в календаре на столе написано: «27 – «Клест».
Он бросился было к двери, но Юля окликнула его:
– Крымов, это не Полина, это Надя, одетая в ее платье. И это платье мы нашли в квартире Садовниковых… – Она не считала себя обманщицей, говоря так, поскольку тот факт, что оно было найдено на траве под балконом их квартиры, не противоречил тому, что оно все же БЫЛО в квартире Садовниковых. В конечном счете блеф не такое уж большое преступление по сравнению с тем, какое совершал каждый день Крымов, покрывая свою любовницу. Преступницу. Юля в этом уже не сомневалась. – Так вот, я продолжу. Полина действительно могла быть у тебя вечером 27 сентября, и даже вполне возможно, что легла с тобой спать. Но ты уснул, а она ушла к Сергею Садовникову и провела у него несколько часов, пока не вернулась его жена Лора. Полина, Лора и Сергей находились какое-то время вместе, но скорее всего Полина вынуждена была прятаться от Лоры… под кухонным столом… Во всяком случае, до тех пор, пока не почувствовала себя в безопасности. А безопасность могла заключаться в следующем: а) Лора уснула, и Сергей помог Полине выбраться из квартиры; б) Полина находилась в квартире как до убийства Садовниковых, так и ПОСЛЕ него; в) Полина присутствовала при убийстве и была либо собственно убийцей, либо соучастником, либо свидетелем. Неувязочка только в том, что она почему-то оставалась в квартире до самого утра, почти до шести часов, поскольку я ВИДЕЛА ее в это время, когда она вышла из подъезда и вытирала ноги о траву…
– Ноги о траву? – Крымов замотал головой. – Что-то я ничего не понимаю.
Пришлось объяснить.
– А она не могла подсыпать тебе снотворного, чтобы ты не проснулся, пока ее не будет?
– Могла, конечно, с нее станется, но я не понимаю, зачем ей это нужно? Ведь это не я к ней напрашивался в гости, да и в… жизнь… Это она ворвалась, словно ураган, и превратила меня в мешок с дерьмом.
– Женя… – подал голос молчавший до этого Шубин, который во время разговора внимательно слушал всех троих и что-то записывал в блокнот. – Из всех нас твоя позиция самая непонятная. Если ты и дальше будешь отлынивать, то я первый стану подозревать тебя в причастности к убийству Садовниковых… Я смотрел на тебя два последних дня, слушал, анализировал и понял: ты за Полину готов отдать жизнь. Мы все здесь свои. Мы твои друзья. Скажи, чем она тебя приворожила, конечно, если на это у тебя есть ответ?
– Наверное, она сильнее меня… Более убедительного объяснения мне не найти. Или же просто обладает даром гипноза.
– Как вы с ней познакомились и когда? – уже откровенно допрашивал Шубин, и в его голосе почувствовался металл.
– Не помню… Кажется… – Крымов повернулся и взглянул на Юлю, очищающую банан и старавшуюся не смотреть в его сторону: – Юля, не помнишь, когда ты увидела нас в городе?
– Помню, и что дальше? – Она куснула банан, и Крымов почему-то нервно дернулся, словно банан являлся частью его тела.
– За день до этого я с ней и познакомился.
– Где? – упорствовал Шубин.
– Да здесь, где же еще! Она пришла ко мне и предложила свои услуги в качестве коммерческого агента…
– Коммерческого агента? – в один голос спросили Надя с Юлей.
– Да она сама потом призналась мне, что все это придумала, чтобы просто познакомиться. Она же актриса, зачем ей рекламировать наше агентство, да и в деньгах она особо не нуждается. У нее и «Сааб» имеется, и шикарная квартира с видом на набережную, и бриллианты…
– Она была любовницей Садовникова – так мне, во всяком случае, сказали подруги Лоры. Вот и ответь мне, пожалуйста, – это уже говорила Юля, – зачем ей было нужно ночевать у ТЕБЯ, если ночь она намеревалась провести с Садовниковым?
– Понятия не имею! Если честно, я и сам удивился, когда увидел ее в розовом сарафане.
– Но в этом сарафане она оставалась не так уж и долго: ровно столько, сколько ей понадобилось для того, чтобы добраться до тебя. Вспомни, когда вы прощались в то утро, она уже была в джинсах и белой блузке, так мне, во всяком случае, сказала Надя… Откуда в твоей квартире джинсы и блузка? Она что, перевезла к тебе весь свой гардероб?
– Нет, она пролила на сарафан кофе, и мне ничего не оставалось, как предложить ей свои джинсы и белую сорочку.
– И у тебя все эти переодевания не вызвали никаких подозрений: вечером – зеленое платье, ранним утром – розовый сарафан, поздним утром – джинсы… Ты не знаешь, зачем ей все это было нужно?
– Понятия не имею. Вас, женщин, не поймешь. По-моему, переодевания у вас в крови.
– А вот я смогу тебе ответить, зачем. Полине нужно было железное АЛИБИ. И она его почти получила с твоей и дьявольской помощью. Ведь ты, Крымов, директор частного детективного агентства, сам, собственной персоной был готов подтвердить под присягой, что она всю ночь провела в твоих объятиях. И если бы мы тебя сейчас не потрясли, Полина была бы просто неуязвима… А теперь ответь мне, зачем человеку вообще заботиться об алиби? Не знаешь?
– А вот я смогу тебе ответить, зачем. Полине нужно было железное АЛИБИ. И она его почти получила с твоей и дьявольской помощью. Ведь ты, Крымов, директор частного детективного агентства, сам, собственной персоной был готов подтвердить под присягой, что она всю ночь провела в твоих объятиях. И если бы мы тебя сейчас не потрясли, Полина была бы просто неуязвима… А теперь ответь мне, зачем человеку вообще заботиться об алиби? Не знаешь?
– Знаю. И что же дальше? Вы собираетесь с помощью Корнилова или Сазонова АРЕСТОВАТЬ Полину? – Крымов, похоже, и сам не верил в то, что говорил.
– Уверен, что ее арестуют не сегодня-завтра. А как же иначе? Ведь она в ночь убийства была на месте преступления!
– Но она не убийца… – голос Крымова звучал неуверенно, да и сам он сейчас представлял из себя довольно жалкое зрелище.
Юля, глядя на него, вдруг поняла причину, позволившую этому, в общем-то, сильному и волевому человеку превратиться в тряпку. «Он влюблен. Он страдает. Он ревнует. Он умирает от любви». Возможно, если бы Юля не испытала на собственной шкуре, что значит страдать от любви, она бы не поняла Крымова. Но она испытала эту боль, причем именно из-за Крымова, и теперь молила бога о том, чтобы он помог ему справиться со своими чувствами и не раскиснуть окончательно.
– Мне бы хотелось поговорить с ней… Я ведь за этим и приехала на набережную… А там этот гроб… Завтра похороны? Я думаю, что для следствия будет лучше, если мы опередим людей Корнилова и успеем увезти Полину с кладбища раньше, чем они арестуют ее… Понимаете, – Юля обращалась уже и к Наде с Игорем, – Полина заинтересовала органы не только из-за своих следов в квартире Садовниковых, не надо забывать о Германе, ее брате… Она может что-то знать о нем, а потому на Полину, возможно, уже началась охота. Где она сейчас?
– Дома. Тело брата уже, наверно, привезли… Я, собственно, собирался поехать к ней и провести с нею ночь рядом с гробом.
– Было бы неплохо. Не думаю, что ее посмеют арестовать до похорон, поэтому я и говорю о том, что завтра мы должны ее перехватить и привезти или сюда, или ко мне и обо всем подробно расспросить… Все, я устала, а у меня еще масса дел… Игорь, у тебя есть что-нибудь новенькое?
– Есть кое-какая информация по Сырцову. Ведь именно его телефон был на записке, которую вы с Надей раздобыли…
– И что же ты узнал о Сырцове?
Юля заметила, как напрягся Крымов, услышав эту фамилию. Он внимательно слушал Шубина и даже забыл о сигарете, которая так и осталась нераскуренной в его пальцах.
– Он продал все свои машины. Новый «Мерседес» и новую «Волгу». Это точно. Говорят, что он собирается продать и свой загородный дом… Вы читали, наверно, статью о загородных домах сильных мира сего, которые трех-, а то и четырехэтажными дворцами заняли весь правый берег? Лично я дом Сырцова видел на снимке и просто обалдел… Красный кирпич, три этажа, зимний сад, конюшня, подземный гараж, бассейн…
– Но разве это особняк Сырцова? – не выдержал Крымов. – У Сырцова дача на тридцатом километре – хижина дяди Тома, курятник…
– Правильно, потому что этот «красный особняк», как называют его местные жители, по документам принадлежит совершенно другому лицу, подставному, если кому непонятно…
– И кто же это лицо?
– Кажется, его родной дядя, которому под восемьдесят и который, я просто уверен, ни разу не видел этого дворца… Сейчас все так делают…
– Если он все продает, значит, собирается слинять отсюда, вот что мне кажется… – Эти слова принадлежали уже вернувшейся в разгар беседы Щукиной. Юля заметила, как вздрогнул Крымов, когда перед его взором мелькнуло это золотисто-изумрудное существо, напоминающее ему его Полину.
– Надя, ты тоже знала про Сырцова? – удивилась Юля такому плавному входу Щукиной в разговор.
– Да что ты! Просто Игорь успел мне кое-что рассказать… Кстати, что же ты не спросишь меня, почему я не отвезла это платье на экспертизу?
– И почему же?
– Потому что мне помешали… – Надя сразу погрустнела. – Я собиралась было поехать к Норе, но позвонил Чайкин и сообщил пренеприятнейшую новость… Погиб его коллега, судмедэксперт Изотов.
– Изотов? Я его хорошо знал… Но что с ним?
– Его нашли на улице, неподалеку от его дома, с перерезанным горлом.
– Изотов… Что-то фамилия знакомая… – И вдруг Юля вспомнила. Это была фамилия патологоанатома, который вскрывал тело Саши Ласкиной, жертвы ее подзащитного Зименкова.
– У него осталась семья?
– Только жена.
– Он, случайно, не был миллионером? За что убивать эксперта?
– Эксперт всегда знает больше всех… – произнес с тихим вздохом Шубин. – Возможно, что вчера, к примеру, он вскрывал чей-то труп и узнал то, что ему не положено было знать…
– Он просто нищенствовал, мне Чайкин рассказывал. У него жена сильно болеет, и поэтому все деньги уходили на лекарства да на операции. Что-то по женской части.
– Так… Это уже кое-что… А что, если его кто-то подкупил? Разве не может человек в такой ситуации, в какой оказался Изотов, взять деньги за заведомо ложное заключение? Больная жена – это ли не уважительная причина?
– Юля, остановись, – попытался охладить пыл Юли Крымов и закурил, насмешливо глядя на покрасневшую от его слов девушку. – По-моему, у тебя дел и так по горло.
– Да, – вдруг возмутилась она. – По горло, не то что у некоторых! Надоело! Сидит тут, выступает! Вот закончу дело с Лорой и уйду от тебя к черту… Все меня поддерживают, помогают и даже стараются не замечать моих промахов, кроме тебя! Что такого я тебе сделала? Как ты можешь вообще так обращаться со мной после всего…
Она выбежала из приемной.
* * *У Марты были заплаканные глаза. И как могло быть иначе: Рита так и не позвонила, не объявилась…
– Вы извините, что я не пришла к вам в тот вечер, я не смогла…
– Новости есть? – Марта сжимала на груди воланы голубого шелкового халата и, спрашивая Юлю, смотрела куда-то мимо нее, словно слепая. «Быть может, она боится прочитать в моих глазах известие о смерти своей дочери?»
– Мы пытаемся как-то увязать исчезновение Риты со смертью Германа…
Марта закрыла лицо руками:
– Вы хотите сказать, что и Риточку могли убить? – прошептала она, давясь слезами.
– А кто вам сказал, что кого-то убили? Насколько я помню, в нашу последнюю встречу я говорила вам, что его смерть выглядела как естественная… – теперь уже насторожилась Юля.
– Я ничего не знаю о том, убили Германа или нет, просто я последнее время вздрагиваю от каждого шороха, звонка, стука и жду, что вот сейчас откроется дверь, кто-то придет и принесет тело моей девочки…
– Но почему? Ведь до сих пор тело не нашли, поэтому вам рано терять надежду.
– Вы извините, я даже забыла пригласить вас в квартиру. Совсем потеряла голову. Идемте, вы, кажется, хотели посмотреть комнату Риты?
Марта, чтобы не мешать, оставила Юлю в комнате дочери одну.
– Я, с вашего позволения, не скажу маме о вашем приходе, она только что уснула.
– Конечно-конечно… – Юля дождалась, пока закроется дверь комнаты, и села на небольшой, покрытый синим в желтых солнцах покрывалом диван.
Комната была небольшая, но довольно уютная. Книжный шкаф, письменный стол, стул, большое кресло возле самого окна. На полочках, развешанных над столом, сувениры, безделушки, куколки, вазочки с искусственными цветами, флакончики, коробочки…
То, что она собиралась найти в этой девичьей комнате, лежало в ее руках уже через пару минут. И она спрятала пакетик в карман. «Вот тебе и Риточка Басс…»
Юля выдвинула ящик письменного стола и отметила, что, несмотря на только что сделанное ею открытие, Рита была (и есть!!!) девочка аккуратная, любящая во всем порядок. Все тетрадки, альбомы, ручки, блокноты лежали аккуратными стопками. В самом большом ящике стола Юля нашла несколько коробок с акварельными красками, хорошие художественные кисти, жировые и восковые мелки, уголь для рисования, наборы карандашей, палитру, стопку тетрадей для рисования и альбомов для черчения. Учитывая это, в комнате должны были иметься и рисунки. И Юля нашла их в большой коричневой, оклеенной дерматином папке. Это была удивительная находка, не имеющая ничего общего с тем, что Юля нашла на дне керамической вазы…
Рисунки были выполнены акварелью и своими сюжетами напоминали иллюстрации любовных романов. Какие-то барышни в пышных платьях, всадники на лошадях, парковые аллеи, дамы под зонтиками, беседки, увитые цветами… Конечно, это были ДЕТСКИЕ рисунки, но вот стихи, которые Юля обнаружила на обороте этих рисунков, поразили ее… Они были наполнены несвойственным девочке этого возраста эротизмом, сквозящим почти в каждой метафоре, и напоминали изящные копии набоковских эротических сравнений вроде: «Змея в змее, сосуд в сосуде…»
Юля перечитывала их снова и снова и каждый раз дивилась, откуда она знает эти стихи… Не все, но какую-то часть она явно где-то уже читала. Вот только бы вспомнить, где? Могло случиться и такое, что она слышала стихи, написанные примерно в том же духе и той же рукой… Но у нее не было знакомых тринадцатилетних девочек.