- Псам! Псам!
И гневен был! Ибо кто я? Ярл Барраслав! Это моя Земля и мой народ, мои обычаи, небо мое, мой Хрт! Да, стар он стал, устал, и оттого и шепчет мне... Но правильно Белун сказал: "Не верь ему!" - и я не верю. И потому не делаю того, о чем он просит, а лучше докажу ему, что слишком рано он...
Вот так примерно я и рассуждал после беседы с Белуном. Так размышлял я на пиру, так размышлял я ночью после пира. А утром встал и, наскоро позавтракав, велел, чтобы ко мне призвали воевод. Когда они пришли, я вышел к ним в кольчуге, в шлеме. И сказал:
- Вчера Великий Хрт предупреждал меня. Он говорил, что честь Ярлграда пошатнулась и что нас ждут тяжелые и постыдные времена, если мы не одумаемся. И вот я думал день и думал ночь, а нынче говорю: острых мечей! храбрых врагов! и доброго мороза!
Они меня прекрасно поняли, а вам я на всякий случай объясню: зимой мы ходим на санях, а в оттепель дороги раскисают так, что по ним ни пройти, ни проехать, вот почему зимой добрый мороз нас всегда радует. Итак, я им сказал то, что хотел, потом еще два дня ушло на сборы. На третий день мы двинулись на Ровск. И мы не скрытно шли - вперед отправили гонца, чтобы он вызвал Гурволода в поле. Гурволод вышел, ждал. Не выходить к своим - это позор. Это когда нагрянут нечестивцы, Нечиппа или кто еще, тогда не стыдно укрыться за стенами. А тут, когда зовут свои, то хочешь или нет, а выходи!
Гурволод вышел, ждал. И его люди даже утоптали снег, чтобы нам удобней было биться. Я - через бирюча, конечно же, не самолично - приветствовал Гурволода и передал ему дары, а после выстроил свою дружину клином, ударил - и пробил их центр, а с флангов тут же подоспела наша кавалерия, и мы рубили их, рубили и рубили! Ну что ж, прямой таран, двойной обхват - все в точности, как в руководстве по стратегии, классический пример. И длинный Любославов меч меня порадовал, я славно накормил его. А после этим же мечом я обкорнал Гурволоду всю бороду и бросил ее в жертвенный костер, а самого Гурволода привели на веревке в Ярлград, и там уже...
Ну, скажем так, обратно к себе в Ровск он уже не вернулся. Да и не он один - Хрт был нещадно голоден! И вновь кивал мне и шептал.
И, может, он был прав. Да нет, я уже чувствовал - он прав! А я не прав - я мщу за легионы, которые легли под Ровском. Я, Барраслав - мщу за врага; позор! Я...
Нет! Навет! И я опять собрал всех воевод, опять сказал, и был добрый мороз, мы пошли на Стрилейфа и взяли его, и обкорнали ему бороду. А вот в Ярлград его не повели - я так велел, хоть было много недовольных. Вернулись и кормили Хрт, и Хрт опять шептал, но я опять его не слушал. А градским так сказал:
- Теперь - на Верослава!
И мы пошли. И взяли бы Тэнград. Но кончились морозы, сугробы пали, началась распутица, на реках ледоход, и мы остановились. Мне было стыдно возвращаться без победы, и я стоял и ждал, чтобы хоть немного подсохла земля и можно было идти дальше.
И вдруг прибыл гонец от Верослава. Тэнградский ярл прислал мне грамоту, в которой признавал мое безусловное старшинство над собой и тут же срочно призывал к себе на помощь, ибо, как он писал, на его земли идет криворотый народ, и одному ему этого свирепого и многочисленного врага не одолеть. Х-ха! Криворотые, слыхал я о таких. Когда-то это был грозный народ, их прежний ярл, дед нынешнего ярла, был весьма удачлив, многих побил и данью обложил. Однажды он даже ходил на Руммалию и взял немало крепостей. А после криворотые его то ли убили, то ли предали, потом опомнились, весьма о том жалели - и стали почитать его как бога, приписывать ему чудесное рождение, дар ясновиденья, способность к перевоплощению - как будто днем он человек, а ночью превращался в волка, ибо как будто он родился в волчьей стае и даже был якобы вскормлен волчьим молоком... Ну, и так далее. А силы у них нет! Ушел их полуволк, держава развалилась, живут они в землянках, голодают, и никого не трогают - боятся, а если вдруг и совершат набег, то тотчас же спешат обратно, восвояси. Их земли - это Шеломяни, места холмистые, непроходимые леса, глушь, беднота.
А Верослав как оробел! Мои воеводы над ним насмехались. А мне сразу подумалось, что здесь что-то не так, и потому я принялся расспрашивать гонца. Однако же гонец сам толком ничего не знал, а только говорил:
- Идут они. И очень много их. Все, говорят, идут, всем народом.
- Зачем же всем?
- Здесь жить хотят. А нас всех перебить. А что мой ярл? И пятисот мечей не наберет. Вот он и говорит: пусть де приходит Барраслав и отстригает мою бороду и, если хочет, отрубает мою голову - так это же хоть свой отрубит, а не криворотый!
А сколько их, тех криворотых, и почему они вдруг поднялись, гонец не знал. А, может, не хотел нам говорить или ему было не велено. А, может, вовсе лгал - все, от начала до конца. И грамота лгала, лгал Верослав, чтобы заставить нас идти по бездорожью, завлечь в засаду и накинуться, и перебить всех до единого, и... Знаю я! Мой дед, правда, в совсем других местах, так потерял четыре легиона и сам там же погиб, но так как его тела не нашли, то мой отец был вынужден предстать перед Синклитом и за него, за своего отца, выпить чашу цикуты. А через двадцать лет я, заложив имение, за полмиллиона номисм купил себе право вернуться туда - и разбил змеегорцев! И честь вернул...
Нет, то не я был, а Нечиппа. А я - ярл Барраслав. Ярл Верослав зовет меня встать за ним заодин. И, может, он не лжет. И, может, я, подумавши, и двинулся бы на Тэнград. Но в тот же вечер был еще один гонец - ярлградский. Он краток был. Сказал:
- Белун зовет тебя. Хрт требует. Не медли, ярл!
Я не посмел ослушаться. В ночь собрались и ночью же и двинулись. В пути гонец рассказывал:
- Хрт подал голос. Что-то говорит. А что, нам не понять. А Макья плачет. Да, ярл! Из камня текут слезы. Град оробел, не знаем, что и думать. И если б это все, так нет! На Плотницком Углу было видение: как будто кто-то в белом саване... А вот еще!.. А вот...
И много он о чем еще поведал. Я слушал и молчал. А воеводы шумно ужасались. Да все они, кого ты ни возьми, как дети малые.
А шли мы напрямик, спешили. Где наводили гати, а где вброд. Пришли - и сразу к капищу. Хрт, увидав меня, кивнул... и громко и отчетливо сказал: "Убей меня!" Вот так-то вот! Прежде шептал, а тут уже не выдержал, ни от кого не стал скрывать! Тогда я посмотрел на Макью. Да, верно, в ее каменных глазах действительно стояли слезы. А Хрт опять сказал: "Убей меня! Убей!" Я, оглянувшись, посмотрел на воевод. Чурпан, весь белый от волнения, спросил:
- О чем он говорит?
Я промолчал, не зная, что ответить. А Шуба:
- Ярл, скажи!
И остальные:
- Ярл! Говори! Ярл! Ярл!
А я молчал. И бил меня озноб. Руку свело... И так, сведенную, и повело ее к мечу, и рукоять меча сама собой легла в ладонь, пальцы сцепились, сжали рукоять... И чуял я, как наливаюсь силой! И как мой меч - меч непростой! - гудит, из ножен просится. И этот меч, я в этом был уверен, одним ударом поразит Благого Прародителя - и тот развалится и рухнет. А после я ударю еще раз - и рухнет Макья. И Бессмертный Огонь их сожрет. И тотчас и себя сожрет, погаснет. А выбежит Хвакир - я зарублю Хвакира. И тогда всякий, кто б ни пожелал, сможет вступить на беззащитную кумирню, открыть дверь в Хижину, войти, увидеть колыбель, меч обнажить...
И, что ужаснее всего, Хрт этого желает! И для того он мне и говорит...
- Ярл! Отвечай! - кричали мне. - Ярл! Ярл!
А я по-прежнему молчал. Сперва я был в большом, очень большом смятении. Потом, немного успокоившись и помянув Всевышнего, подумал так: "Кто я такой? Я разве варвар Барраслав? Нет, я - архистратиг Нечиппа, руммалиец, патриций, сын и внук патрициев, наш род - один из самых знатных в Полумире. Так что же я теперь, словно палач, буду рубить чужого бога? И ладно, был бы он с мечом и защищался бы! А беззащитного - ну нет, увольте! Я на такое никогда..."
А Хрт все повторял и повторял: "Убей меня! Убей!" - и с каждым разом громче, громче, громче! И меч гудел, из ножен вырывался. Да и рука моя...
Нет, все же никакой я не Нечиппа! Я - Барраслав, ярл, варвар. Я...
Посмотрел на Белуна. И головою покачал - нет, не могу! И не хочу!
А Хрт опять:
- Убей меня!
А все:
- О чем он говорит? Ярл, отвечай!
Но я молчал. Долго молчал! Потом, собрав-таки все силы, пальцы разжал... и снял руку с меча... и протянул ее волхву. Волхв подошел ко мне, взял меня за руку и, обернувшись к ним, сказал:
- Хрт призывает ярла в Хижину. Хрт хочет говорить ему недобрые слова. Так, Барраслав?
- Т-так, - сказал я.
И мы, оставив их, ушли. Когда я проходил через Огонь, я думал, он сожрет меня. Потом я ждал, что на меня набросится Хвакир. Потом - что двери не откроются. Потом - что рухнет колыбель...
Но не случилось ничего! Я сел к столу, Белун сел на лежанку. Я посмотрел на Прародителей...
И онемел от ужаса! Великий Хрт сидел с закрытыми глазами, а у Макьи из глаз текли слезы. И слезы были красные! Глаза - зеленые, и зелень - это жизнь, а слезы - кровь! О, заступись!..
- И так, - глухо сказал Белун, - уже не первый день. И оттого я и призвал тебя.
- Чтоб я их зарубил?!
- Да, ты. А кто еще? Ты - ярл, и мы - твоя Земля, и Прародители твои. И потому кому, как не тебе, их убивать?!
Я помолчал. Потом сказал:
- Вот почему они меня избрали! Чтобы не свой - чужой их убивал! Чтобы свои остались чистыми, а все проклятия - на нас, на руммалийцев! Чтобы потом...
Я замолчал. Ибо не знал, а что будет потом. Белун сказал:
- И я того не знаю. Да и не знал, когда он выбирал тебя, что скоро ему смерть. Но как предрешено, так и бывает. И ни тебе, ни мне, ни всей нашей Земле ничем, никак того не изменить. Хрт хочет умереть - и он умрет. Умрет и Макья. И только от твоей руки!
- Но разве боги умирают?!
- Умирают. Сперва они, а после их народ. И так всегда, везде. И так когда-нибудь умрет и руммалийский бог, потом умрут и руммалийцы. Народу легче умирать, когда его бог уже мертв. И вот Хрт и спешит, чтобы облегчить нашу смерть. А ты неблагодарен, Барраслав! Хрт отличил тебя, избрал, Хрт подарил тебе всю нашу Землю, дал отомстить Гурволоду, укоротить Стрилейфа, и он бы дал тебе - поверь! - поставить на колени Верослава, и всех других... Но час его настал, он должен уходить. Так помоги ему уйти с почетом, от меча!
- А если, - спросил я, - я все же не убью его, то что будет тогда?
- Его убьют другие.
- Кто?
- Криворотые.
- Ха! Криворотые! - я даже засмеялся. - Если они там напугали Хрт, то я вполне могу его заверить, что их-то я легко уйму!
- Молчи! - вскричал Белун.
Я замолчал, ибо никак не ожидал, чтобы Белун посмел... А он гневно спросил:
- А много ли тебе известно о них?!
- Вполне достаточно! - с не меньшим гневом отозвался я.
- Так расскажи!
Я рассказал. Я вам уже рассказывал все то, что мне о них известно, и потому повторяться не буду. Да и к тому же я уже почувствовал, что Белуну известно много больше. И не ошибся! Он сказал:
- Когда-то было так, как ты и рассказал. Теперь же... Все не так! Хрт стар и немощен. А криворотый бог юн, полон сил. А Шеломяни - бедная земля. И тесная. И потому они идут сюда. И это не война, это куда страшней! Война - это когда идет одна дружина. Ее можно остановить, разбить, а нет, ну так хотя бы откупиться от нее. А от всего народа не откупишься! Да и потом, им возвращаться уже некуда. Ты спросишь, почему, и я скажу. Они уже два года к этому готовились. А вот теперь, когда у них достаточно еды, телег и вьючного скота, когда у них, как говорят, одних лишь стрел запас в пятьсот подвод... они сожгли все свои города, все поселки, и двинулись все как один! - на нас. А почему на нас? Да потому что бог наш дряхл, Хальдер ушел, держава развалилась на уделы и мы слабы как никогда. А ведь в прошлом году, когда Земля лишилась Хальдера, а Верослав и прочие не захотели подчиняться Айге, мне тоже думалось, что еще можно все спасти! И я сделал немало: Айга бежал, Хвакир его увел, Ярлград молчал... Но Небо не обманешь! То, что должно случиться, то случается, и мы опять разрознены, слабы, и выбор пал на нас. И криворотые придут сюда и всех нас перебьют. И Хрт будет убит... И это ты, ярл Барраслав, убьешь его! Ведь так?!
Но я на этот раз смолчал, ибо что проку спорить с варваром?! Тем более, когда я сам уже наполовину варвар. Но кое-что я сохранил и от Нечиппы! И потому, поразмышляв, я так сказал:
- Возможно, ты и прав. Возможно, и убью я Хрт. Но если б он хотел, чтоб я убил его немедленно, он говорил бы так, чтоб все его услышали. А так, его пока что слышат только двое - я и ты. И потому я думаю: он просто хочет испытать меня. Что ж, я готов! И вот, - и тут я повернулся к Прародителям и продолжал: - и вот я говорю: я встречу криворотых и побью, пленю их ярла по прозванью Кнас и приведу его сюда и брошу тебе в дар, великий Хрт! А нет, так я...
И тут я замолчал, не зная, что пообещать и чем поклясться...
Как Хрт опять сказал:
- Убей меня!
А Макья молча плакала. И слезы - крупные, кровавые - катились по ее щекам. Мне стало холодно. И очень, очень страшно! И все-таки я встал из-за стола, сказал:
- Я все сказал! Как будет, так оно и будет! - и ушел.
Белун не смел меня задерживать. Хвакир не задержал. Огонь не опалил. Вернувшись в терем, я сказал:
- Я жду плохих известий из Тэнграда. Будет гонец - немедля разбудить.
И лег, и спал. Нет ничего полезнее, чем отдохнуть перед тяжелыми делами. А волноваться незачем - ведь нам дано только сражаться, а остальное все решается на Небе.
Под утро действительно прибыл гонец и рассказал, как криворотый Кнас одолел Верослава. А было это так. Криворотые не сходятся с противником для личного единоборства, а выстраиваются на возвышенном месте и начинают стрелять из луков. Стреляют криворотые отменно. И мало того, что их стрелы не знают промаха, так они еще без труда пробивают кольчуги, шлемы и щиты. А стрел пускается такое великое множество, что уже после четвертого залпа вся тэнградская дружина была повержена наземь - и криворотые сошли с холма и кинулись к Тэнграду. Тэнградский люд был до того ошеломлен, что даже не успел закрыть ворота. Люд перебили - весь. Тэнград сожгли. Назавтра дальше двинулись.
- А много ль их? - спросил я у гонца.
- Двенадцать городов, двести селений. Вся Шеломянь идет! От их обоза скрип стоит такой, что слышно за полдня пути. У них там одних стрел...
- Пятьсот подвод! - сказал я. - Это так. А что, и Верослав сражен?
- Нет, ярла жгли. У них жечь на костре - это позор. Кого сожгут, тот, говорят, уже не возвращается.
- Быстро идут?
- Не очень. Недели через две, не раньше, жди.
Я ждал. Ров, стены подновил. Погнал гонцов к Стрилейфу, Владивладу, Судимару, в Ровск и в Печальные Болота. Я говорил: "Придете - может, вместе и выстоим, а нет - поодиночке перебьют; сами решайте!"
И решили: не то что не пришли - даже гонцами не откликнулись. Вот до чего был страх!
И страх был и в Ярлграде. И я, как мог, их успокаивал. Я объяснял, что нам бояться нечего, что здесь, за стенами, с таким запасом продовольствия, мы можем продержаться целый год. Я говорил:
- Что есть у криворотых? Только стрелы. Но стрелы действенны только в открытом поле и то лишь днем, а ночью стрелы не страшны. И по ночам, - я говорил, - мы будем делать вылазки и резать их, словно свиней, а после уходить за стены и наблюдать, как с каждым днем они будут все меньше, меньше разводить костров, и как у них потом начнется голод, как среди них пойдет раздор...
Ну, и так далее. Я много говорил. И еще больше делал: ров рыл, землю носил, на стенах плотничал, учил, как правильно стрелять из камнемета - то есть как брать прицел и делать упреждение, ветер учитывать, дождь, боковое освещение... И проклинал тот час, когда они во славу Хрт сожгли все наши огнеметы. Да было бы у меня сейчас хотя бы десяток этих чудесных машин, уж бы тогда я бы Кнаса поучил!
Бы, бы! Кабы! Совсем я стал как женщина! И нервничал. Не верил никому.
Да как тут можно было верить? И кому?! Что ни прикажешь, ничего они не сделают. А сделают, так лучше бы не делали. И я кричал:
- Х-ха! Мне-то что! Сел на коня, меч в руки - и ушел, и все свое унес! А вы? Ведь ваше-то пожгут - добро, дома! Да и самих не пощадят. Живее, мухи сонные! Жи...
А! Махнешь рукой, уедешь. И сядешь в тереме, не ешь, не пьешь, а так смотришь в окно и ждешь прихода криворотых. И думаешь: а, может, прав Белун, и что должно случиться, то случается, Хрт хочет умереть - и он умрет, и с ним умрет и весь его народ. Народ как человек: приходит ему срок - и он ложится, умирает. Ну а другой народ, напротив, входит в силу и покидает колыбель, идет - и занимает дом того, кто уже лег. Вот и идут они, вот и ведет их Кнас. Вот и лежит Ярлград.
А стены ведь крепки! Припасов ведь достаточно! Да и дружина хоть куда - вот только что, этой зимой, я дважды приводил ее к победе. А нынче тьфу! Глаза бы не смотрели. И уши бы того не слышали!
Чего? Вот, например, они так говорят, что будто криворотые - это совсем не криворотые, а казнь, которую наслал на нас Подкидыш. И оттого, мол, криворотые так хороши в стрельбе, что их учил Подкидыш. И он же подучил их, криворотых, идти походом на Ярлград; он говорил: "Хочу вернуться в отчий дом, а тех, кто там сейчас сидит - под корень всех!"
И были и другие слухи, еще безумнее, не стану даже пересказывать.
Но слухи - это что! - когда уже сам Хрт не говорил, кричал: "Ярл Барраслав! Убей меня! Убей!" И этот крик был слышен даже в тереме, и этот крик не замолкал ни днем, ни ночью. Я спать не смог, ходил из угла в угол. Я гневался! Я знал - кругом все шепчутся: "Пять дней до смерти нам. Четыре. Три!" Ибо теперь уже все слышали, все ясно различали, чего же хочет Хрт.
А в первый раз он четко прокричал это тогда, когда мы собрались на капище, чтоб закалить мечи на криворотых, я думал выступать и встретить их на Засеках, и я в тот день был щедр как никогда - бросал в огонь все ценное, что только было в тереме - и восклицал:
- Великий Хрт! Я, Барраслав, твой верный сын, еще раз и еще раз говорю: я смел и я силен, удачлив и хитер - и это все благодаря тебе! И вот я подношу тебе дары - все, что нашел по терему, то и собрал, сложил, а что и ободрал со стен - и все тебе! И ничего не жаль! А мало - дам еще! Только скажи, чего еще тебе - и я...