Пожилые записки - Игорь Губерман 11 стр.


А так как в обществе (государство – частный случай такой системы) осуществляют обратную связь чаще всего люди с разумом и пониманием, то ненормальное общество обрушивается именно на них. Вы мне, конечно, возразите, что это вовсе не глупость с точки зрения сохранности системы, но какова тогда становится там жизнь – не замечали? Любое сообщество людей – такая же система, и банально тут вдаваться в подробности. Семья, община верующих, даже просто компания – всюду опасно, если течение жизни зависит от дурака.

Кстати, услужливый дурак опаснее врага по тем же самым причинам. Враг наносит вам удары и повреждения, обиды и уроны, от которых можно защищаться, и сопротивление спасет вас или хотя бы чуть облегчит. А помощь дурака неисповедима, как его пути; его участие, опека и поддержка протекают, как стихия, и слабеющая мольба о прекращении благодеяний просто не доходит до его самозабвенного рассудка. Страшен дурак, профессионально занятый устройством чужого счастья.

А теперь давайте сделаем отступление и опровергнем сказанное ранее.

Подсознательное сравнение прогнозов делает неразумным в наших глазах как излишне розовый оптимизм, так и черную безнадежность скептика. Мы ведь просто сопоставляем свои предвиденья с чужими, и свои всегда выглядят более убедительно. Так беспечное наплевательство на очевидные грядущие неприятности заставляло братьев из сказки считать глупым их меньшого, Иванушку-дурачка. Он соглашался на худшую часть наследства, поворачивал коня туда, где надпись на камне сулила гибель, выступал там, где умный затаился бы. Но в конце концов он побеждал, богател, женился по любви и оказывался много счастливей осторожных и разумных братьев. Сказка» (которая, как известно, ложь, да в ней намек) – великолепная модель той человеческой разумности, которая всегда кажется глупостью лежачему камню, премудрому пескарю, человеку в футляре, ужу в споре с соколом и сверчку, знающему свой шесток. Стоит об этом поговорить, помня блистательное французское выражение: «Кто живет, не делая безрассудств, не так умен, как кажется».

Оценивая дерзкие и отчаянные, из ряда вон или заведомо обреченные поступки и идеи, мы снисходительно говорим: молодо-зелено, плетью обуха не перешибешь, дуракам закон не писан – и всякое прочее из бытового житейского набора. Все советы здравого разума – выживательные, охранительные, приспособительные: о молчании, осторожности, неучастии, невмешательстве, смирении, кротости и укрощении гордыни. Но вся история открытий, поворотов и свершений – это история подрыва и разрушения канонов, устоявшихся представлений и традиций, безмятежного покоя и поруки молчания, это история разрыва привычных разумных рамок. Только вы меня правильно поймите: я о бунтах и взрывах в науке и искусстве говорю, а не про всяческих революционеров. Всего две подлинно великие революции были в истории нашей планеты: ледниковое нашествие и всемирный потоп – так ничего хорошего, насколько я осведомлен, оба этих катаклизма нашей Земле не принесли. А всякие другие революции – не моя область, хотя смею думать, что всегда там в одинаковой пропорции сплетаются одержимые властолюбцы, прекраснодушные фанатики, авантюрные мерзавцы и воспаленные слепцы. Избавь нас, Господь, от этой гремучей смеси!

Но в разные времена многие замечательные идеи, гипотезы и произведения выглядели наглым и неразумным покушением на убедительную и незыблемую привычность. С точки зрения тех, кому было уютно в устоявшейся системе мыслей и образов. Они-то и называли всякую попытку перемен – кощунством, глупостью или безумием.

Так что не упустим случая назойливо заметить еще раз: именно то, что клеймится глупостью, обеспечивает прогресс человечества. Именно глупость,-доводя каноны до абсурда, подтачивает неудачное и устаревшее, и она же – руками неразумных возмутителей спокойствия – подготавливает шаг вперед. Так что прогре?сс человеческой цивилизации попросту немыслим без глупости.

***

У нашей темы оказалась неожиданная грань. Ведь, как известно, глупость часто вызывает смех. Почти всегда. И нам пока не важно – веселый это смех или горький. Но что заставляет нас рассмеяться? Чувство превосходства, мгновенное подсознательное сравнение этого нелепого поступка или мнения – с нашим, безусловно лучшим вариантом на этот случай.

Такие механизмы описал некогда Зигмунд Фрейд в своей книге «Остроумие и его отношение к бессознательному».

Движения клоуна, писал Фрейд, смешат нас, ибо они нецелесообразны. Именно поэтому клоуны часто сразу после гимнастов и акробатов, жонглеров и канатоходцев повторяют их номера. Нелепость нарочитой неумелости особенно смешна после отточенной и скупой точности движений мастера. Смешна своей плохой регулировкой с обилием излишних и неверных движений.

Такое же бессознательное сравнение нашего варианта действий, нашего понимания ситуации – смешит нас при виде глупого поведения: пугает ли клоун льва, размахивая газетой со статьей о правах человека, или подбрасывает вверх башмак, забывая отойти в сторону.

Такой подход позволил Фрейду описать одну слабость разума, часто используемую в анекдотах и веселых историях, где герой говорит слова, с очевидностью (для всех, кроме него) противоречащие друг другу. Возвращает, например, глупец одолженный им у соседа котел, а через день владелец жалуется, что получил котел обратно с дырой. На что глупец (он же хитрец, что сплошь и рядом совмещается) отвечает быстро и находчиво: во-первых, он котла вообще никогда не брал, во-вторых, котел уже был продырявлен, когда он его брал, а в-третьих, он вернул котел целым.

Глупо, да? Но оттого и смешно. Тут доведено до абсурда одно очень распространенное явление. Механизм его, правдоподобный и убедительный, предложил Фрейд в своей книге.

Три варианта ответа мгновенно (и пока неосознанно) возникли в уме героя, как только его спросили о котле. Так и работает, очевидно, наше мышление: на каких-то неведомых глубинах готовит оно несколько решений любой жизненной задачи. А затем все эти варианты поверяются каким-то общим контролем – на логичность, правильность, целесообразность. И один из них (один! – ведь они противоречат друг другу) выдается в виде ответа…

Так, может быть, одна из причин глупости – именно слабость отбора и контроля, некие прорехи в системе разумного выбора – мысли, действия, оценки?

Если всё действительно так, то этот фильтр можно улучшить: образованием, воспитанием, самоконтролем. И не умней тогда становится человек, но проявляет глупости гораздо меньше, в крайнем случае – не стесняется промолчать. Так я прочел где-то замечательный совет, как отличить молчаливого умного от молчащего дурака: умному молчание не в тягость. Но воспитание и образование – такая тонкая кора! И под напором чувства она то и дело уступает.

Смотрит человек на непростую живопись, перелистывает глубокую и сложную книгу, сталкивается с незнакомой ранее культурой (традициями, ритуалами, людьми), слышит и видит нечто совершенно непривычное и непонятное. И всё в его душе ощетинивается, стрелка оценочного прибора мечется между словами отчетливыми: чушь, выпендреж, безумие, убожество, дикарство, бездуховность и бескультурье. А что виной непониманию – он сам, дурак не в силах осознать, ибо между готовностью присмотреться и надменным отвержением непонятного – лежит отчетливая граница ума и глупости. Не поленюсь повторить: недостачу ума природа щедро компенсирует осудительной агрессивностью, категоричностью, апломбом и скоропалительностью суждений.

Поскольку глупость – слово бытовое и применять его в научных разговорах неприлично, психологи ввели в обиход замечательно емкое понятие об открытости и закрытости разума.

Разум закрытый обороняется от поступающих в него новых сведений (не совпадающих с привычными), как средневековый Тибет – от иностранцев: они втекают в него и бесследно исчезают. Но реакция на них проявляется – гневная, нетерпимая, отвергающая. А люди, приносящие эти сведения, – недоумки, разно-сители мифов, злопыхатели, чудаки – обормоты. С точки зрения охраны душевного покоя это очень целесообразно, просто-таки разумно, ибо столкновение знаний чревато взрывом и душевным разладом, беспокойным сквозняком умственного неуюта, тяжкой необходимостью напрягаться, едкой докукой вроде уколов совести.

Открытость разума – это распахнутость его для новых сведений, как бы ни противоречили они устоявшимся привычным взглядам; это готовность к схватке и борению мыслей, к душевному дискомфорту, который неминуем при этом. У закрытого разума потребности в новых сведениях нет, ибо он твердо держится курса, который проложили ему признанные авторитеты, и вслед за ними он даже может безболезненно поменять воззрения – сказанное ими принимается безоговорочно и бездумно. Он начинает со скрипом и недоумением разворачивать свои замшелые механизмы, если стряслось нечто экстраординарное, а объяснение от почитаемых авторитетов – не поступило.

Речь идет, разумеется, о крайних проявлениях разума. Кроме того, в уютной гавани закрытости пребывает множество светлых и глубоких умов. И наоборот – возможен настежь распахнутый, обдуваемый всеми ветрами времени дурак, но на этом вихревом полюсе долго жить немыслимо, и, пометавшись, он с облегчением переходит в состояние иное, где покой, безветрие и благолепие небес над душевным горизонтом. Я обрел твердую точку зрения, говорит (и чувствует) он. Только давно уже и грустно замечено, что ничто так не мешает видеть, как точка зрения.?

***

Насколько сложной и глубокой оказалась глупость, почтительно думал я, начиная благоговеть перед этим непостижимым повсеместным чудом. Одна случайная мысль отвлекла меня совсем в иную сторону.

Есть на планете нашей замечательный весенний праздник: первое апреля, День вранья. Первое апреля – это единственный день, когда люди обманывают друг друга бескорыстно. Как интересно сообщить человеку о какой-нибудь ложной неприятности (о приятности нельзя, чтоб разочарование не омрачило удовольствие) и наслаждаться, если он поверил.

Но почему он поверил? Поверил в нелепую, шитую белыми нитками неожиданную неприятность. Может быть, он глуп? Нет, очень умен и прозорлив. Но именно поэтому и поверил. Поскольку как раз умный человек всегда готов в нашем печальном мире к любой нечаянной житейской невзгоде.

Но эти мысли я отогнал. Они неразумно уводили меня из благоухающих долин чистой психологии. А я уже созвонился еще с одним человеком, грамотным в этой области.

Мой собеседник и многолетний приятель Веня Пушкин (уже умер он, светлая ему память) рано стал доктором психологических наук, был широко и неназойливо образован, а среди коллег своих слыл чудаком. Из-за пристрастия к исследованиям, в те годы не академическим: он увлекался телепатией и ставил эксперименты, ища нервную систему у растений. В Институте психологии он заведовал лабораторией мыслительных процессов. А так как думают без исключения все (а полагать, что думаешь, – уже мышление), то и вопрос о глупости здесь был весьма уместен. Однако же профессор Пушкин сильно огорчил меня.

Глупости на свете нет и быть не может, сухо сказал он. Снижение умственных способностей нигде не переходит за отчетливый предел, где можно обоснованно ввести слово «дурак». Оно перетекает в патологию, такое снижение, но мы ведь ищем не болезнь, а вполне здоровую глупость, а ее нет. Хочешь, сказал профессор, я покажу это прямо на твоем примере? Ты ведь в умственном отношении, слава Богу, пока что безнадежно здоров, но сколь огромно количество людей, правомерно считающих тебя недотепой, обалдуем, шутом гороховым, олухом царя небесного и даже просто идиотом, – не правда ли? Правда, это правда, взмолился я, давай лучше поговорим обобщенно. Как раз именно глупость склонна всё обобщать, неумолимо сказал профессор. Не обобщай, и обобщен не будешь, добавил он, разрешая мне в виде исключения курить у него в кабинете.

Ибо глупость, сказал он, – это всего лишь мнение одного (или группы) о разуме и поступках другого (или нескольких). Глупость – это точно такое же понятие, как юридическое понятие вины. Всегда отыщутся люди, которые готовы будут доказывать невиновность (разумность) или виновность (глупость) обсуждаемого человека.

Или выявится невозможность осуждения даже при наличии вины (неизбежно было совершение глупости). Ибо сложность возникшей жизненной проблемы оказалась выше уровня умственных способностей обвиняемого. Вынужденный решать, человек в подобной ситуации совершит глупость. Но – лишь по мнению тех, кто имеет больше опыта, способен осмыслить проблему тоньше и глубже и поступить разумней. Да еще оценка эта ставится уже с оглядкой на последствия, и не очевидно, как поступили бы сами судьи, доведись им решать мгновенно. Кстати, в таких случаях всегда правомерно (юридическое слово) обсудить разум тех, кто навязал эту проблему человеку, споткнувшемуся на ней. У Антуана де Сент-Экзюпери замечательно говорит король Маленькому Принцу: если я прикажу своему министру обернуться морской чайкой, или порхать с цветка на цветок, или написать трагедию, а он приказа не выполнит, – кто в этом будет виноват? С каждого надо спрашивать, говорит разумный король, только по его возможностям, это главное для разумной власти.

К сожалению, жизнь (или судьба) эту повесть мудрого француза не читала и постоянно вынуждает нас то порхать бабочкой, то трепыхаться морской чайкой, то сочинять невесть что безо всякой к тому склонности и подготовки – вот мы дураками и выглядим. Но не расстраивайся, кто-то из великих поэтов сказал, что дурак, признавший, что он дурак, – уже наполовину гений.

Только ведь и эта половина сомнительна. Глубокий и талантливый мыслитель, свободно блуждающий разумом по любым лабиринтам мироздания и развязывающий мертвые узлы сложнейших проблем, будучи неосторожно послан женой на рынок, покупает на первом же попавшемся лотке мелкую пожухлую картошку – к снисходительной ухмылке продавца и недоуменному огорчению жены. И как бы ни был ты умен, и прозорлив, и проницателен – всегда найдется некто, кто сумеет обвести тебя вокруг пальца и переиграть на своем поле.

Так что не спеши осуждать глупость. На любом поступке властно сказываются собственная, личная прикидка соразмерности средств и цели, свой спектр интересов и предпочтений, своя система нравственных и прочих резонов. У каждогЬ свои соображения и доводы, своя шкала плюсов и минусов, и слово «глупость» возникает лишь от несхожести двух измерительных линеек. Сколько тому примеров!

Заметно и значительно глупеют влюбленные. Так это же их счастье! А заодно и общественное: ведь человечество должно плодиться.

Глупо лелеять надежды и питать иллюзии. Но что тогда питать и что лелеять?

Глупо, но прекрасно и сладостно хотеть невозможного – а кто держит мечтателей за умников?

Наше время уважает прагматиков и реалистов – это действительно разумная жизненная позиция. Однако же насколько тягостно и скучно (а порою – пакостно и гнусно) общаться с ними и какими явно недалекими и плоскими выглядят они людьми. Ренуар замечательно сказал однажды: «Какая это гадость – голый разум!»

А вот категорическое утверждение, найденное мной случайно и недавно, – это сказал знаменитый рабби Иехуда Бен-Йехезкель еще в третьем веке: «Тот, кто подчиняет всю свою жизнь строжайшему и буквальному исполнению заповедей, – дурак».

Глупо думать, что ты умнее, стройнее и красивее, а главное – привлекательнее других. Но откуда тогда черпать женщинам энергию и уверенность в себе?

Всем известно, что неразумно плевать против ветра. А если есть уверенность, что переплюнешь, и упрямая решимость попытаться? А если этого требует чувство чести, человеческого достоинства и просто порядочности?

А сколько глупостей мы делаем из благородных побуждений!

А как умнеет прямо на глазах дурак, который нас похвалит!

Глупо браться не за свое дело. А если очень хочется и кажется, что сумеешь? Вообще без этого благостного заблуждения человечество гораздо меньше продвинулось бы вперед.

А расхождение жизненных ценностей по крупному счету – создает уже просто несовпадающие миры. Дон Кихот совершает поступки, глупые только в восприятии его современников и отчасти нас – читателей, похожих по приземленному разумению на Санчо Пансу. Но ведь и рыцарь печального образа невысокого мнения об уме своего растительного оруженосца. Князь Мышкин – чистый идиот в глазах окружающих, но сам он жалеет многих из них именно за неразумность. Бравый солдат Швейк безнадежно туп и наивен по мнению пьяницы фельдкурата и прочих чинов армии, но мы-то ясно видим, кто из них действительно дурак. Интересы, знания, мировоззрение, ум и характер сообща вырабатывают свои понятия о глупости, и полностью эти понятия мало у кого совпадают.

(Тут я припомнил, как мой сын писал некогда в школе сочинение по пьесе «Горе от ума» и нашел – к пугливому восхищению учительницы – точную и грустную формулировку: «Тех, кто искренне болеет душой за общество, общество искренне считает душевнобольными» .)

Задним числом потомки находят много глупости в поступках и мнениях отцов и предков. Умудренные временем и знанием последствий, потомки часто бывают правы. Но тогда это вовсе не было глупостью! А было естественным проявлением взглядов на мир, на смысл существования, на границы добра и зла, на справедливость, жажда которой пожизненно гложет человеческую душу. И никак не поручиться заранее, что именно покажется разумным следующим поколениям. В жизни постоянно возникает множество чисто игровых ситуаций, а предусмотреть все вероятности и случайности не удалось бы никакому гениальному уму. Похоже, что играет сам Творец. И насмешливая история рушит самые безупречные прогнозы. Так что не предсказать ни будущую оценку нас потомками, ни их собственные неминуемые глупости.

Назад Дальше