— Рорк нам все уже сказал. Риккио послал туда людей из ОЭС изъять диски.
— Хорошо. Пусть перешлют мне. Мы с Рорком будем у себя в номере. Мне нужно кое-что там сделать, потом вернусь.
— А если она выдаст нам адрес Макквина? — спросила Бри, глянув в сторону двери.
Ева также обернулась:
— Не выдаст. Ваша сестра и девочка для нее — пустое место. Ее волнует только она сама и Макквин, он для нее как наркотик. Она от него зависит. Если я не права, федералы ее расколют. А пока займитесь поисками.
По лицу Бри было видно, как надежда борется в ней с отчаянием, но Ева уже отвернулась и набрала номер Рорка, внешне стараясь казаться спокойной.
— Как там с новой машиной?
— Готова.
— Мне нужно в отель, проработать кое-какие версии, потом в управление.
— Встретимся там же, где мы разговаривали.
Сев в машину, Ева откинулась в кресле и закрыла глаза.
— Подожди минутку, а?
— Сколько угодно.
«И все же болит», — подумалось ей. Теперь, когда она позволила себе чувствовать, она ощутила боль. В голове, в животе, в груди. Глубокие, открытые раны, пульсирующие с каждым ударом сердца.
— Не знаю, правильно ли я сделала. Стоило ли с ней говорить. Не знаю, ради кого я это сделала — ради их жертв или ради себя.
— Ева, ты всегда думаешь о жертвах.
— Она не раскололась. И не расколется. Она знает, кто я — не то, что у нас с ней, но то, что у меня с Макквином. Она знает, что он ненавидит меня, и жаждет преподать мне урок. Этого-то она больше всего и хочет, это для нее важней любой сделки. Наверно, так она себя и ведет: находит мужчину, к которому можно пристраститься, и подчиняется ему. Пока по той или иной причине его не бросает. Она не хотела ребенка, но родила, потому что Ричард Трой хотел подзаработать. А теперь делает то, что хочет Макквин. Вероятно, до него были и другие. Неважно, — добавила она. — Главное — шаблон поведения. Но мы из нее ничего не вытянем, дохлый номер. Даже если я ошибаюсь и ее расколют, это точно буду не я. Я для нее — лох, так она меня воспринимает. Лох и, еще хуже, коп. Я и враг, и лох. Или мы с тобой оба. Это все ради денег. Она все еще планирует на мне заработать. В этом, наверно, даже есть какая-то ирония.
— Выкуп?
— Ага. Так он ей сказал. Что хочет меня схватить, наказать, хорошенько со мной позабавиться — и параллельно выкачать из тебя море денег. Может, это даже отчасти и правда, хотя делиться с ней добычей он не собирается. Для нее это работа. Любимое дело. А Мелинда и Дарли — просто эпизодические персоны.
— Он снял деньги, значит, уже близок к цели.
— Да, да, — Ева потерла глаза, запустила пальцы в волосы. — Он рассчитывает за пару дней все закончить. Если удастся, раньше. Она нужна ему для этого, как приманка или как подсадная утка. Значит, планы мы этому гаду расстроили.
Ева сделала глубокий вход и, повернувшись, пристально посмотрела на Рорка:
— Знаешь, если бы его план сработал и он развел бы тебя на бабки, я бы адски взбесилась.
— В самом деле?
— Пустая трата денег. Он бы меня все равно убил.
— Надо же, как ты по-деловому мыслишь, — очень тихо проговорил Рорк.
— Уж как есть.
— И так ты меня, значит, ставишь в известность, что в случае, если Макквину повезет, я должен просто сидеть на своей куче денег и считать, что приговор тебе уже подписан?
Ева знала эту интонацию, такую вежливую, такую беспечную. И по-змеиному смертоносную. Но сейчас ей было плевать.
— Не слово в слово, но примерно так. И не кипятись, этого все равно не будет.
— Но я должен запомнить на будущее. Ты высказалась предельно ясно. А теперь послушай меня: если Макквину или кому-либо еще повезет, я заплачу столько, сколько нужно, чтобы тебя вернуть. А пока плачу, буду его выслеживать. И когда найду, он сам захочет смерти. А ты бы на моем месте что сделала? — добавил он, взглянув на нее.
Ева снова отвернулась, пожала плечами:
— Это ж не мои деньги. Трать впустую, мне-то что. Ладно, чего тут обсуждать-то. Он меня не похищал. Он похитил Мелинду и Дарли и через пару часов догадается, что что-то случилось. Заляжет на дно. Может, оставит их в живых, а может, и нет.
— И ты все равно будешь у него на прицеле.
— В данный момент это единственный повод для него не убить их. Стоит ситуации измениться, все, пиши пропало.
Когда Рорк остановился у отеля, она сразу вышла и зашагала ко входу.
— Я сюда заехала, только чтоб тебе работалось лучше, только б ты не ныл. Никакие копы тебе тут мешать не будут, и я в том числе — я буду в другой комнате. И ты в мою не лезь. Макквин скоро позвонит, мне надо подготовиться. Нужно писать отчеты, анализировать факты, мне нужна тишина. Закончу, могу попросить Риккио прислать кого-нибудь с машиной, чтоб ты не отвлекался.
Но Рорк в ответ не сказал ничего, и на свой этаж они поднялись в молчании.
«Гробовом, — как он подумал. — Так что без жертв не обойдется».
* * *Остановившись на уровне, где были их кабинеты, они вышли, но прежде чем Ева успела дойти до своего, Рорк крепко схватил ее за руку:
— Тебе, вижу, не терпится затеять драку. Что ж, валяй. Только сначала прими таблетку от головной боли.
— Нет у меня времени на всякие драки.
— Тогда не накидывайся на того, кто готов дать сдачи. — Он вытащил из кармана коробочку.
Ева критически осмотрела маленькие голубые таблетки.
— Лучше сама возьми, — невинно-угрожающе нажал Рорк. — Чем мне насильно запихивать их тебе в глотку.
— Вот чего ты, а? Чего ты меня заставляешь, приказываешь мне, угрожаешь?
— Потому что у тебя все болит, и ты, упрямая твоя башка, не хочешь в этом признаваться. Потому что я, как обычно, схожу по тебе с ума, так что ты доводишь меня до бешенства и рвешь на клочки одновременно. А теперь быстро, слышишь, немедленно глотай эту чертову пилюлю!
Ева демонстративно запихнула таблетку в рот.
— На мелодрамы у меня тоже нет времени.
— Тогда не устраивай их, веля мне сидеть на заднице и ни хрена не делать, потому что тебя мне все равно не спасти. Я каждый божий день становлюсь перед фактом, кто ты и что ты можешь не вернуться со службы, и не надо еще и рожей меня в этот факт шваркать.
— Да я только…
— Молчи, — слово вырвалось, как удар хлыстом, и кончик его обжигал как лед. — Молчи и не говори мне, что ты всего лишь здраво смотришь на вещи. Ты попала в невыносимую ситуацию, стараешься спасти чужие жизни, пока часть твоей собственной разрывает тебе сердце. Это невыносимая ноша, и я пытаюсь тебе хоть как-то помочь, утешить, несмотря на то что ты отказываешь в этом и мне, и себе.
Ева пришла в ужас от осознания того, что ей хотелось плакать, просто свернуться в комочек и рыдать в голос. Одно ласковое слово, просто жест сочувствия, и она бы сломалась.
И потому она набросилась на него:
— Нет у меня времени для твоих утешений, и разбираться в собственных чувствах и исследовать глубины своего сраного подсознания тоже нет. Пока мы тут обсуждаем, чем ты недоволен, двоих людей пытают или еще чего хуже, и одной из них всего тринадцать. Так что утешениям и ущемленному самолюбию придется обождать.
— Значит, ущемленное самолюбие? Ну, хорошо. Иди занимайся своей работой, и я займусь своей. А когда закончим, будет тебе мелодрама. Чертова мыльная опера!
Развернувшись, он прошел в свой кабинет и захлопнул дверь.
Ева сделала шаг в его сторону, потом вернулась. Нет уж, в «давай-все-обсудим» и «давай-скорей-помиримся» она опять играть не намерена. Его личные проблемы к делу не относятся. То, что напарницей Макквина оказалась ее же собственная мать, никого, кроме нее, не касается.
Но если не найти его в ближайшие несколько часов, все их преимущество испарится. Он может захотеть избавиться от пленниц и залечь на дно.
Ева не могла взять на себя такую ответственность.
Она подошла к доске с фотографиями, заставила себя посмотреть на фотографии той, которую она когда-то знала как Стеллу. Что бы она ни натворила тридцать лет назад, для Мелинды Джонс, Дарли Морганстен, их близких и друзей это не имело никакого значения.
Сейчас она была Сильвией, и Сильвия была всего лишь средством добиться свободы для Мелинды и Дарли и заслуженного наказания для Макквина. А сама она проведет остаток жизни за решеткой.
Что бы Ева по этому поводу ни чувствовала, как бы ни преследовала ее эта мысль, к делу это не имело никакого отношения.
Ева отошла от доски к столу и села так, чтобы не видеть этих фотографий, пока она работает.
Они включила запись допроса, делая по ходу заметки, выискивая ключевые слова, места, где она могла допустить ошибку. Мелинда и Дарли еще живы, это стало ей очевидно. Стелла — нет, Сильвия, теперь она Сильвия — их ненавидела. Хотела их смерти. Хотела остаться с Макквином одна. Очевидно также, она не знала, что Макквин снял те деньги со счета.
Они включила запись допроса, делая по ходу заметки, выискивая ключевые слова, места, где она могла допустить ошибку. Мелинда и Дарли еще живы, это стало ей очевидно. Стелла — нет, Сильвия, теперь она Сильвия — их ненавидела. Хотела их смерти. Хотела остаться с Макквином одна. Очевидно также, она не знала, что Макквин снял те деньги со счета.
Ева загрузила диски службы безопасности банка.
Она узнала его с одного взгляда. Очень светлые волосы, собранная походка, безупречно сидящий костюм.
«Где ты его взял, Айзек? Сильвия его тебе купила? Или привез с собой из Нью-Йорка? „Дипломат“ и туфли тоже дорогие. Кто-то должен был их купить».
Ева наблюдала, как он говорит с кассиром, сверкает ослепительной улыбкой. Потом проследовала за ним к выходу, переключилась на камеру перед банком. Снаружи была торговая галерея с кучей народу. Ева никогда не могла понять, на кой ляд людям столько магазинов и ресторанов. Но Макквин шел мимо, прямиком к автостоянке.
Его машины не было видно из-за припаркованных перед ней пикапа и внедорожника. Ева остановила запись, дала команду увеличить часть изображения и смогла разглядеть синий седан современной модели. Пустила запись дальше, снова остановила на моменте, когда он выехал со стоянки, увеличила. Можно было опознать марку автомобиля. Номер был виден лишь наполовину, но для поиска этого было уже достаточно.
«А машину ты где взял? В городе ее выбрать времени было немного, зато заранее — предостаточно», — решила Ева и сняла трубку.
— О, Даллас! — обрадовалась Пибоди. — Как у тебя…
— Тряхни Стиббла. Он был у Макквина посредником. В Далласе тот разъезжает на новом синем «Орионе». Если это он ему устроил, выбей из него подробности. Есть часть номера: T-B-D-Z. Я запущу поиск отсюда, продублируй у себя. Если он ее не покупал, значит, угнанная. В любом случае мне нужно знать, где и когда он ее раздобыл.
— Ясно, займусь. Больше у тебя ничего?
Ева помедлила.
— Мы взяли его напарницу.
— Мать моя женщина! Это же круто!
— Она в молчанку играет. Пока. Пибоди, времени у нас в обрез. Если до шести она не даст о себе знать, Макквин заподозрит неладное.
— Только что сообщили из ОЭС, они начали дешифровывать стертые звонки с мобильника Стиббла и переписку с компьютера. Скоро пришлют тебе отчет. Я знаю, Рорк почти выследил все счета Макквина, он держит тут Фини в курсе. Начало положено, Даллас!
— Да уж давно пора. У Макквина — машина и деньги, так что, будь уверена, он готов рвать когти. Пронюхает, что мы взяли напарницу, так и сделает. Давай, Пибоди, выжми из Стиббла все до капли!
— Считай, сделано.
«Осталось недолго, — думала Ева, вставая и снова возвращаясь к доске с фотографиями. — Но успеем ли?»
* * *Мелинда гладила Дарли по голове. Она завернула девочку в оба одеяла, но, пробудившись от ночного кошмара, та все продолжала дрожать.
У самой Мелинды горло пересохло от жажды. Она рискнула попробовать воду из бутылки, что кинула им та женщина, но после пары глотков почувствовала головокружение.
Главное было — оставаться в сознании, не терять бдительности.
Дарли нуждалась в ней.
Женщина притащила ее позапрошлой ночью — кажется, это была ночь. Макквин предпочитал, чтобы работу по дому выполняли его женщины. Давать пленникам воду, одеяла, защелкивать на трясущихся запястьях и лодыжках наручники — для него это была всего лишь работа по дому.
Она сделала для девочки все, что в ее силах, — обнимала ее, пока та звала маму, укачивала, укрывала одеялами.
— Он снова придет? Да?
Мелинда сбилась со счету, сколько раз Дарли задавала этот вопрос, и всегда отвечала одинаково:
— Я сделаю все, что могу, чтобы он больше не делал тебе больно. Моя сестра ищет нас. Помнишь, я тебе рассказывала про мою сестру, Бри? — она старалась говорить успокаивающим голосом, гладила по голове. — Она детектив полиции. Есть еще другая. Я тебе про нее рассказывала, помнишь, Дарли? Та, которая меня спасла. Ева Даллас. Они нас найдут. Просто нужно потерпеть.
— Он сказал, я плохая девочка. Сказал, мне нравится то, что он со мной делает. Это неправда.
— Он врет, золотце мое. Врет, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Но ты ничего плохого не сделала. Ты ни в чем не виновата.
— Я пыталась ему помешать, — сказала Дарли, зарываясь лицом ей в плечо. — Я пыталась бороться, но он делал мне так больно. Я кричала, кричала, но никто не слышал.
— Я знаю, — Мелинде пришлось закрыть глаза, зажмуриться, чтобы прогнать воспоминания о том, как сама она отчаянно боролась и кричала. — Я рядом. Помощь идет.
— Он поставил на мне номер, мама теперь будет меня ругать. Она сказала — они с папой сказали — мне нельзя делать татуировки, пока мне не исполнится восемнадцать. Она ужасно разозлится, — сказала Дарли и снова расплакалась.
— Нет, детка, не разозлится, — Мелинда еще крепче обняла ее. — Обещаю, она не будет тебя ругать, ты же не виновата.
— Я ей говорила гадости. Я на нее злилась и говорила гадости. Я поступала плохо. Я плохая.
— Нет, — тверже повторила Мелинда, желая пересилить накатившее чувство вины и отчаяния. — Нет, это нормально. Все иногда злятся на родителей. Ты не плохая. Не позволяй ему внушать тебе. Что бы ни случилось, помни, кто ты и что ты ни в чем не виновата.
— Мне нельзя заниматься сексом, — пробормотала сквозь рыдания Дарли.
— Ты и не занималась. Он тебя изнасиловал. Это не секс. Это насилие, пытка, унижение. Это не секс.
— Он снова придет?
— Я не знаю, — ответила Мелинда, но она знала, что это неправда, конечно же, знала. — Не забывай: они нас ищут. Нас все ищут. Дарли, я сделаю все, что в моих силах, но если я не смогу помешать ему…
— Пожалуйста! — Дарли в ужасе вскочила, так что цепи, которыми она была прикована к стене, зазвенели. — Нет, пожалуйста, не дайте ему снова сделать мне больно!
— Я сделаю все, что в моих силах, но… — Мелинда подсела, взяла мокрое от слез лицо Дарли в свои ладони. — Если… ты должна помнить, что ты ни в чем не виновата. Попробуй представлять, что ты где-то в другом месте. Не позволяй ему себе внушать.
— Я хочу домой.
— Тогда представь, что ты дома. Представь… — Мелинда услышала щелчок замков на двери и почувствовала, как Дарли сжалась в комочек и задрожала.
— Нет, нет, нет!
— Тихо, тихо. Не плачь, — прошептала она. — Ему нравится, когда ты плачешь.
И чудовище распахнуло дверь:
— А вот и мои плохие девочки.
Улыбка Макквина излучала благодушие и симпатию, но Мелинда заметила жаркий блеск у него в глазах.
— Дарли, пришло время следующего урока.
— Ну пожалуйста, ей нужно еще немного времени. Дай ей еще немного подумать о своем поведении, в следующий раз она справится лучше.
— Не-ет, я думаю, она и так уже все осознала. Так ведь, Дарли?
— Возьми меня! Мне нужно преподать урок.
Макквин глянул на нее.
— Тебе уже слишком поздно. Твое время прошло. А вот ей… — сказал он, делая шаг вперед.
— Я буду для тебя всем, чем захочешь. Чем угодно. Делай со мной все, что хочешь. Можешь делать мне больно. Я плохо себя вела. Я это заслужила.
— Я не тебя хочу, — Макквин с садистской легкостью ударил ее наотмашь по лицу, так что Мелинда ударилась головой о стену. — Будешь продолжать в том же духе, и она поплатится, — предупредил он.
— А поговорить ты не хочешь? Эта твоя женщина — не похоже, что у нее есть о чем с тобой поговорить. Видно, что она далеко не так умна, как ты. Мы ведь никуда отсюда не денемся, — добавила она, крепко сжав под одеялом ладонь Дарли. — Разве тебе не хотелось бы немного поговорить? Тогда, когда я к тебе приходила, ты хотел поговорить, а я тебе не дала. Прости меня. Позволь, я это исправлю.
— Надо же, как любопытно, — сказал Макквин, наклонив голову набок.
— Я не могу дать тебе то же, что она, но у меня есть кое-что еще. Что-то, чего тебе наверняка не хватало, что-то, чего она — или та женщина — тебе дать не может.
— И о чем же, скажи на милость, ты нам предлагаешь разговаривать?
— Обо всем, о чем захочешь, — Мелинда чувствовала, как, пробужденное надеждой, бешено колотится ее замершее от ужаса сердце. — Мужчину, как ты, должны тонизировать интеллектуальные усилия — разговоры, споры, дискуссии. Я знаю, что ты много путешествовал. Можешь рассказать мне о том, где побывал. Или можем поговорить о живописи, музыке, литературе.
— Любопытно, — повторил он, и Мелинда увидела, что пробудила в нем интерес, заинтриговала его.
— Аудитория у тебя просто прикована к месту.
Макквин хохотнул.
— А ты бойка на язык, — сказал он и, повернувшись, вышел из комнаты.
— Держись, — пробормотала Мелинда, выдохнув. — И не говори ни слова.
Макквин вернулся, неся с собой кресло, поставил его перед ними и уселся.