Да, она собиралась его слушаться – но не в мелких деталях. Точнее, внутренний голос подсказывал ей подстраховаться. Поэтому, как только Алена узнала, на чье имя будет ее новый документ, позвонила брату в Черногрязск. Брат ее служил в местной полиции.
Когда-то она ведь и от него сбежала из Черногрязска. Потому что не хотела повторения его судьбы – тянуть лямку, потихоньку зверея от местных пьянчуг, цыган, наркоманов. Потому что хотела доказать всем, в том числе ему, брательнику, что она, в отличие от него, способна на гораздо большее. Мать, пока жива была, обхаживала-облизывала его, первенца. Долгожданного, вымоленного. А Алена – последыш, никем особо не предвиденная и не предусмотренная (как мама признавалась), – будет строить свою жизнь одна и сама.
К нынешним временам брат дослужился аж до майора, заместителя начальника отдела. Начальником, как он говорил, мазы стать у него нет – взыскания имелись, да и пенсия вскорости маячила. Алена нечасто звонила брату. На Новый год да в день рождения поздравляла. Ну, еще, может, пару раз в год стих находил. Тепла и любви между ними никогда не было. В детстве – ревность и зависть. А теперь – слава богу, что он далеко, что она уехала!
В столице было четыре часа дня – в Черногрязске одиннадцать ночи. Брательник на звонок ответил, но был весьма нетрезв. Да он всегда, если она вечером на него нападала, языком ворочал с трудом. Если только, конечно, не на службе был. Когда дежурил – тоже казалось, что он выпивши, но было не так заметно.
Румянцева наплела ему сорок бочек арестантов. Сказала, что Зюзин намеревается бизнес делать с одной особой – а ей, Алене, эта фря подозрительна. Не пробьет ли брательник ее по своим каналам? Может, за ней уголовщина какая числится? Настояла, чтоб тот записал, и продиктовала ему новые свои фамилию-имя-отчество, дату рождения и номер загранпаспорта.
А сама забронировала себе билет на самолет на то самое имя, Марины Корзухиной. Позже всех из Шереметьева вылетал рейс в Тель-Авив – в час тридцать ночи. И стоил билет недорого, всего восемь тысяч. Пусть Израиль – далеко не Юго-Восточная Азия, скорее, Европа, а службы безопасности там, говорят, очень хороши. Зато она знала: людей оттуда в Россию выдают со скрипом. Вон, Невзлина не отдали и Гусинского тоже. Пусть наши еще докажут, что она уголовное преступление совершила. Она под политическую эмигрантку может начать косить. К тому же из тамошнего аэропорта «Бен-Гурион», она специально посмотрела, прямые рейсы по всему миру летят. Хочешь, в Аргентину, а хочешь, на Филиппины.
И настроение ее вдруг резко переменилось. Снова захотелось того, о чем ей мечталось, – свободы, свободы, свободы! Показалось, что она заперта здесь, в этой стране, в этой квартире, как в одиночке, как в клетке – и завтра, ближе к ночи, наконец, выйдет на волю!
Вечером пришел с работы Зюзин и, наверное, понять не мог, отчего она вдруг сделалась весела, порывиста, нетерпелива. И одновременно чувствительна и плаксива. И почему неожиданно вдруг стала с ним столь мила, столь обходительна. А она не могла сказать ему: это оттого, что мы расстаемся с тобой навсегда, дурачок! Даже выпила вместе с ним пива и водочкой залакировала – ей и самой требовалось расслабиться, снять стресс. И даже прощальный секс случился, чего с мужем давненько не бывало.
Наутро он уехал на работу – а она понять не могла: неужели все? Неужели она и впрямь его больше не увидит? Как и комнату эту свою? Кухню? Холодильник в магнитиках?
Алена снова брату в Черногрязск позвонила – там дело к вечеру клонилось, но брательник наклюкаться еще не успел. Горячо уверял, что о ее просьбе помнит, но по тону его она определила: забыл. Еще раз продиктовала ему данные левого паспорта, попросила, кровь из носу, пробить его сегодня: «Очень, очень тебя прошу! Это очень важно!»
С Андреем они заранее проговорили все детали операции. Поэтому она знала, хотела знать – что он делает в данный момент и почему. Рекогносцировку местности Андрей провел самостоятельно, заранее. Сегодня настало время подготовительных работ. Он отправился на своем «Лексусе» в Суворино. Не доезжая поселка, загнал машину в лес. Поставил неподалеку от пожарных ворот. Пешком вернулся на трассу, маршруткой возвратился в Мытищи, а затем электричкой в столицу. И стал ждать сигнала от Алены.
А она собрала вещи. Андрей категорическое поставил условие: брать с собой самый минимум. Чтобы никто, включая Зюзина, не заподозрил, что она и вправду сбежала. Пару блузок, юбку и косметику она уложила в сумку небольшого формата – так, что на первый взгляд, да и на второй тоже, она казалась просто слегка увеличенной дамской. Потом поехала к условленному с губернатором времени на метро от «Марьино» до «Чеховской», и ее бросало то в жар, то в холод. И она малодушно думала: выбежать из вагона! Перескочить платформу, сесть в поезд, что идет в обратном направлении, броситься домой. Забиться с головой под одеяло. Никого не видеть, не слышать. А потом спрашивала себя: значит, никаких перемен? Значит, все останется по-старому? Пилить, точить, наращивать ногти, а по вечерам возвращаться в душном метро к душному Зюзину в Марьино? Так она стерпела и довезла себя до центра столицы.
Алена вышла на «Чеховской» и, пока брела по подземным переходам в другой конец площади к условленному месту, снова набрала телефон брата. Он ей так и не перезвонил, скотина, а теперь номер не отвечал. По тамошнему времени час ночи – налимонился, видать, и спит. Значит, никак подстраховаться с паспортом не удалось.
Алена взяла в межнациональной котлетной простую воду. Ничего другого не могла есть, не говоря уж – пить. Когда Ворсятов подрулил на своем «мерсе» по Большой Бронной к «Макдоналдсу», ей захотелось вскочить и убежать. И никогда больше его не видеть. Ни его, ни Андрея. Ей казалось, что губернатор моментально раскусит ее. Спросит: «Ты что это такая бледная?» Или: «Что это у тебя руки холодные? Ну-ка, колись!» А то и громко вскрикнет: «Я знаю, что ты задумала, гадина!»
Но потом Алена сказала себе, что они с Андреем ничего пока дурного не сделали. И Ворсятов мысли читать не умеет. Поэтому надо взять себя в руки. Кстати, на ее новую, большую сумку губернатор никакого внимания не обратил. Может, и вовсе не заметил – или не счел нужным комментировать.
– Поедем сразу ко мне, – предложил он, когда она уселась в машину.
Она сразу подумала: «А как же Андрей заберется в багажник?» И – малодушно: «Может, отменим все – и слава богу?» А потом: «Нет, я не стерплю второй раз все повторять, Андрей ведь не отступится». И поэтому закапризничала:
– Нет, Мишенька, давай поедем куда-нибудь покушаем. Такая погода чудная, посидим на террасе, на открытом воздухе где-нибудь. Или, знаешь, куда я хочу? В ресторан «Москва под ногами», новый, на сорок третьем этаже, на всю столицу вид. Поедем, а?
– Ну, поехали, – снисходительно к бабским капризам молвил он.
Про «Москву под ногами» и подземную парковку при ресторане она сегодня нарыла в Интернете. Непросто было обнаружить, не задашь ведь в поисковике: «Парковка в Москве – настолько тихая, чтобы можно было незамеченным влезть в багажник». И непонятно до самого последнего момента, подойдет ли паркинг для их целей.
– Я покажу тебе, как ехать, – сказала Алена, когда Ворсятов тронулся по Большой Бронной. Внутри прохладного, комфортабельного авто пахло кожей. – Сейчас, найду адрес.
Сердце вернулось на место – ее любовник ни о чем не догадывался и ничего не знал.
На подземной парковке она сказала ему: «Поезжай туда, где меньше машин». Он хохотнул: «Зачем это?» А она ему: «После ужина увидишь».
Кажется, все шло по плану, но все равно: в ресторане она заказала воды и салата. И еле его ковыряла – кусок в горло не лез. Едва принесли заказ, скомкала салфетку и пошла в уборную. Отбила эсэмэску Андрею: «Торговый центр «Варяг-плаза», третий уровень парковки, место А-3. Минут через сорок».
Теперь Андрей на другой своей, арендованной на пару дней машине заедет внутрь парковки. Постарается остановиться ближе к губернаторскому «мерсу». Она выглядывала место, чтобы вокруг не было видеокамер. Андрей будет ждать в своей запасной тачке их появления. И тут ей придется разыграть пароксизм страсти.
Когда они с Ворсятовым вернулись из ресторана к его машине, ей пришлось зайти с ним далеко – так далеко, что она подумала, что теперь он вообще потеряет к ней всякий интерес и не захочет везти к себе в особняк. Потому что было стремно обеспечивать незаметную посадку Андрея в багажник. Все ей казалось, что губернатор недостаточно отключился и контролирует действительность. И лишь когда она совсем спрятала его голову на своей груди – а рукой орудовала в его ширинке, – он отрывисто задышал, и она увидела краем глаза тень: вот теперь и впрямь началось, Андрей скользнул внутрь, он в багажнике.
Все закончилось, Ворсятов хохотнул: «Эк ты разгулялась!» Они поехали – с Андреем внутри авто. Дальше могло случиться все, что угодно: от прокола колеса до аварии. Стоит только губернатору заглянуть в багажник – и они будут разоблачены. Андрей уверял, что в таком случае он ее не сдаст, все возьмет на себя – но как там будет на самом деле, кто его знает?
Дальше все шло как по писаному. Сначала выпивка, потом спальня. А потом в комнате появился Андрей в маске. Особенно Алене понравилось, как изменилось лицо Ворсятова, каким стало испуганным, да и жалким, когда появился грабитель. Он сразу все понял и, как ей казалось, готов был немедленно сдать драгоценности даже безо всяких пыток.
Когда Андрей открыл сейф, в глаза полыхнуло сверкание золота и драгоценных камней. Сообщник достал из кармана и протянул Алене ампулу и запечатанный шприц. Она вскрыла шприц, сломала головку ампулы, набрала дозу. Губернатор смотрел на нее с ужасом – он думал, что это смертельная инъекция. «Не бойся, – ласково молвила она, – просто хорошо выспишься», – и уколола его в бедро. Спустя минуту Ворсятов спал.
Андрей стащил с себя маску.
– Сними с него наручники, – попросила она.
– Надо ли? – весело откликнулся подельник. – Только представь: ищут пожарные, ищет милиция – нет губернатора! Потом решают приехать сюда, находят: лежит на кровати, голый. Весь угаженный, записанный.
– Сними! – приказала она.
– Ладно-ладно.
Он отщелкнул руки Михаила. Тот лежал тихо, навзничь, спал глубоко.
Алена с Андреем заглянули в сейф. Помимо драгоценностей и золотых часов там имелось три пачки денег, аккуратно разложенных по валютам: стопка перетянутых резинками пятитысячных, несколько пачек долларов сотенными купюрами и толстая котлета пятисотевровых банкнот. Рубли Андрей взял себе. «Пригодятся, пока я тут тусуюсь». Доллары и евро поделил на две примерно равные части, протянул девушке долю. Она сунула валюту в сумочку. Получалось на первый взгляд тысяч по двадцать в европейских и американских деньгах.
– Еще возьми себе как приз, – он протянул ей кольцо с рубином и браслет, усыпанный драгоценностями. – Да надень на себя, когда сегодня будешь границу пересекать. Может, пригодится, пока ждать меня за кордоном будешь. Мало ли, задержусь. Ты куда, кстати, летишь?
– В Тель-Авив.
– Ну ты и дура!
– Почему?!
– Потому что Израиль – это тебе не Таиланд или Камбоджа. Это государство правовое, и службы безопасности там мощные.
– Зато оттуда в Россию выдачи нет.
– Смотри, как знаешь. Только я туда не полечу, встретимся в Азии или Южной Америке.
Всю остальную, сверкающую и переливающуюся гору ценностей Андрей небрежно побросал в кожаную сумку – получилось немного, около килограмма.
– А это еще что? – вопросил он. В углу сейфа лежало три флеш-карты. – На, бери себе, – сунул он их Алене. Она машинально опустила их в сумочку. – Потом, когда встретимся, разберемся. Может, там информация какая важная. Шантажнем кого, когда все успокоится. Проверь, ничего ли мы не оставили, и пошли.
Губернатор мирно спал. Грабители спустились по лестнице вниз, в гараж. Андрей уселся за руль «Мерседеса». Очень удобно: на одном брелоке у Ворсятова болталась кнопка спутниковой сигнализации, пульт открытия гаража и ворот особняка.
Они выехали на территорию поселка. Все было тихо. Ни единого прохожего, ни одной машины. Андрей достал из кармана от руки нарисованную схему. Пробормотал: «Направо, третья улица налево, до конца, налево».
Поселок выглядел совершенно безлюдным. Хотя на улице смеркалось, люстры или светильники в домах не горели. Наверное, всеми ими владели такие же провинциальные коррупционеры, как Ворсятов, или богатеи, предпочитающие проводить время в Лондоне или на Лазурке.
Они оставили машину на обочине. Впереди, в перспективе улицы, виднелись решетчатые пожарные ворота, наглухо заваренные, а за ними – лес. И тут Алену накрыло – во второй раз за сегодняшний день. Но теперь не страхом, как в первый раз, – от того, что ей только предстояло тогда совершить. Теперь все случилось, и пришло раскаяние за содеянное. Ей показалось, что она только что вляпалась в нечто настолько грязное, что ей не отмыться никогда в жизни. И то, как она жила с Зюзиным – довольно свински себя с ней ведшим, – не идет ни в какое сравнение с тем, что она сделала только что по отношению к Ворсятову.
Она вышла из «мерса» и побрела за Андреем к воротам. Тот достал из сумки «болгарку». Резкий звук ударил по нервам. Из-под диска полетели искры, уже заметные в сгущающейся тьме. От шума, который производил инструмент, казалось, что немедленно появится охрана. Алена отвернулась, зажала уши и стала напряженно всматриваться в перспективу улицы. Но там было тихо – ни машин, ни людей.
Андрей отшвырнул перепиленный штырь. Скомандовал: «Вперед!» Она вылезла за ограду первой.
Через три минуты они сидели в «Лексусе», что загодя оставил здесь Андрей. И тут в ее сумочке зазвонил телефон. С самого начала, когда они с Андреем проговаривали предстоящее ограбление, было ясно, что ее участие в акции скрыть никак не удастся. Оттого они не планировали, что она будет таиться – ей даже не возбранялось взять с собой на дело собственный телефон.
Она глянула на определитель. Брат из Черногрязска. Понятно: там половина пятого утра, а у алкоголиков сон короток – да и традиционно брательник рано встает. Хоть Андрей и дернулся, и глянул на нее недовольно-вопросительно, она нажала на кнопку приема.
– Ну, ты и попала, – сказал брат со смешком, хриплым с похмелья голосом.
Она похолодела: он знает, что они только что совершили? Да нет, откуда? За семь тысяч километров! Она спросила:
– Что случилось?
– Скажи своему Зюзину, чтобы с той тетей дел никаких не имел.
– Что такое?
– В розыске Корзухина Марина Геннадьевна числится. Фамилия ее в стоп-листе.
– Почему? – довольно глупо поинтересовалась она.
– Ну, этого я тебе сказать не могу, – хохотнул он. – Информации не имею. Да только никаких дел с данной гражданкой вести не советую. Поняла?
Алена нажала на «отбой». Краем глаза глянула на Андрея: услышал ли он их диалог? Но тот был, казалось, всецело увлечен рулением. Поинтересовался, однако:
– Что случилось?
– Брательник из Черногрязска звонил, – стала вдохновенно врать она. – Жена его заболела, невестка моя.
– Тяжело? – мимоходом, как бы невзначай, а на деле по-полицейски проверяя ее, осведомился он.
– Да, есть подозрение на инсульт.
Он хмыкнул.
– Ну, тебе-то это теперь все равно.
– Я тоже так думаю, – проговорила она. И добавила твердо: – Дай мне мой новый паспорт.
Шаев залез во внутренний карман куртки, протянул ей ксиву. Она открыла: и впрямь, она не ошиблась: Марина Геннадьевна Корзухина, год рождения – восемьдесят второй. Теперь мысли Алены заработали хладнокровно, быстро и четко: «Сказать Андрею? Нет, ни в коем случае. А может, он сам не знает? Его самого подставили? Дали настолько липовый документ втайне от него? Но ведь Андрей служит в полиции. Значит, он мог десять раз проверить. И наверняка проверял. Не может быть, чтобы к новым документам он отнесся столь халтурно. Значит, тогда – что? Тогда, с его стороны, это подстава. Через пару часов она предъявит этот новый паспорт на границе. И погранец ее, вместе с пачкой ворованной валюты и браслетиком, враз повяжет. Начнется следствие. Ее быстренько признают виновной. Да, если станут допрашивать, она, конечно, сдаст Андрея – но что ему? Он спокойно, под чужим именем и с кучей награбленного уйдет в бега. И с ней ему делиться будет не нужно. И никакой совместной жизни не случится – ни у теплого моря, ни где-нибудь еще. Шаев просто подставил ее. Использовал. А теперь решил хладнокровно сдать».
Глаза ее наполнились слезами.
«Не плакать. Ни в коем случае не плакать. Надо не раскисать, а думать, как выходить из положения. Как спасаться».
Андрей вырулил с лесной дороги на трассу и ехал к Москве.
– В аэропорту светиться не буду, – бросил он. – Аэропорт – режимная зона. Камер полно. Выброшу тебя на Белорусской. Дальше ты на аэроэкспрессе.
Она не ответила. Положение ее было отчаянным. Через пару часов проснется губернатор. Алену Румянцеву станут разыскивать за разбой и грабеж. И фейковый паспорт, что у нее в сумочке, на имя Корзухиной – также числится в розыске. И что прикажете делать?
Павел Синичкин
По Сольску я решил передвигаться на своих двоих. Сольск – город, по столичным меркам, маленький – около двухсот тысяч населения. Да и потребные мне точки – в центре, в шаговой доступности.
Около десяти утра я вышел из квартиры тихого алкоголика Александра Степановича на бульвар Радищева. И немедленно, как по заказу, мой секретный мобильник зазвонил.