Интересно, что дело ЮКОСа моментально разорвало в клочья всю так называемую демократическую оппозицию. Во-первых, потому, что ушел один из основных спонсоров. Во-вторых, потому, что вдруг проявилась нероссийская природа этого спонсорства. В-третьих, потому, что постоянная апелляция к мнению Америки привела к обратной реакции у избирателей. Чувство национальной гордости не позволяет постоянно говорить: а вот они правы, они нам все время указывают. А вечные отсылки к Западу как к моральному авторитету тоже выглядят не ахти. Гигантская, конечно же, проблема для демократических партий в том, что дело ЮКОСа стоило и «Яблоку», и СПС места в Государственной Думе. Для «Яблока» — из-за близости к Ходорковскому и финансирования, а для СПС из-за того, что они так и не смогли определиться с отношением и к этому делу, и к Путину как таковому. Вся эта размытость позиций привела к тому, что демократические движения разнообразного толка так больше и не смогли договориться и каждый по отдельности не смогли преодолеть процентный барьер.
Реакция общества на дело ЮКОСа очень четко показала, что влияние средств массовой информации переоценено, что влияние внешнего мира на дела России переоценено, что при наличии воли и понимания того, как решать ту или иную задачу, любая задача в России решается. То есть все химеры 1990-х годов не выдержали четко построенной и ярко выраженной президентской воли. Вот то, что показало дело ЮКОСа. А дальше, как это часто бывает, после того как повелитель нанес удар, вокруг появляется море шавок и шакалов, которые с радостью добивают, рвут на части, терзают, показывают свою маленькую власть. Конечно, не имеет никакого отношения лично к Путину уголовник Кучма, пытавшийся откусить или отрезать Ходорковскому ухо; или, например, решение не давать Ходорковскому условно-досрочного освобождения за то, что он отказался держать руки за спиной, — ясно, что это уже избытки и излишки системы. Но, опять же, надо понимать, что это не рабочие издержки по отношению к Ходорковскому. Иллюзий быть не должно: это, к сожалению, то, как работает наша пенитенциарная система; это общее отношение в России к осужденным.
Очень любопытно рассмотреть некоторые части дела ЮКОСа. Например, как известно, Ходорковскому неоднократно предлагали уехать, но он не понимал этих намеков. А вот Невзлин намек понял, моментально уехал с деньгами и по-прежнему рассказывает, как все плохо, но уже в Израиле. Или, например, человек, который не уехал, — Василий Шахновский, орденоносец. Некоторое время он находился под следствием, тихо и незаметно дал все требуемые от него показания и очень быстро оказался на свободе, еще и деньги сберег. Но дальше уже нигде не светился, не появлялся, правда, некоторое время назад его можно было встретить в московских ресторанах, но потом он просто растворился.
Я хочу подчеркнуть еще один момент: как орали средства массовой информации, в первую очередь «демократические», о том, какой творится ужас! Настоящая истерика развернулась, в том числе и на телевизионных каналах, радиостанциях. Все это в очередной раз показало Путину (особенно учитывая, что он достоверно знал, кто и сколько за это получает) всю никчемность журналистики 1990-х годов, всю ее ангажированность и продажность. И до этого у Президента было ощущение, что вся журналистика продажная, — в частности, после избирательной кампании, когда он видел технологии в действии благодаря Березовскому и Доренко. А реакция СМИ на дело ЮКОСа вызывала у него откровенную ироничную улыбку. Потому что он видел в этом не позицию, а отработку гонораров.
Мы сидели у правозащитников, и господин Рошаль задал вопрос: если Ходорковский сделал что-то такое, хотелось бы об этом знать. И было заявлено: почему Президент не снимет трубку и не потребует у Генерального прокурора или у судей освобождения Ходорковского? На что Путин ответил: «Как вы себе это представляете? Мы, вообще, в какой стране живем и о чем говорим? Как я могу это сделать? Если мы живем в демократической стране, то я изначально не имею права это сделать. Это абсолютно неприемлемый вариант. Есть суд, и, пожалуйста, пусть суд решит». Еще раз повторю: эта искренняя вера Путина в объективность суда у людей, знающих, как в России работает судебная система, вызывает только грустную и ироничную улыбку.
Вот что я думаю по поводу дела ЮКОСа. Но то, что вокруг ЮКОСа море крови, к сожалению, правда, от которой никуда не деться.
Многие задавали вопрос: почему только ЮКОС? Почему не остальные? Ответ понятный — потому что ЮКОС был одной из самых прозрачных, но самой политически ангажированной компанией, которая решала свои задачи.
ЮКОС можно сравнить с кланом дона Корлеоне. Может быть, это был не самый страшный клан, но зато самый политизированный. Кстати, большое заблуждение — думать о демократах «первой волны», об олигархах, что они демократы по своим воззрениям. Это вранье. Конечно, по своему прошлому они комсомольцы, а по воззрениям очень далеки от демократии. Мало того, они всегда тяготели к КГБ-шникам. Забавно смотреть, какие высокие КГБ-шные чины работали на больших должностях в ЮКОСе. По внешнему виду и по возрасту руководители ЮКОСа должны были придерживаться демократических убеждений, но, как правило, такого рода бизнес требует совсем иного подхода. По своей природе он скорее близок к тирании, к диктатуре. По крайней мере, многие сотрудники ЮКОСа рассказывают о настоящих зверствах, которые чинили службы собственной безопасности компании. Но демократически настроенная пресса предпочитает об этом не писать.
Патриоты и коррупционеры: кто есть кто
Путин — патриот. Не в квасном смысле этого слова, а в истинном. И очень остро чувствует свою ответственность за страну. Я поэтому думаю, что главный вопрос, который перед ним стоял, — как побороть олигархов. Отсюда и пошла сама модель государственного капитализма, когда было понятно, каким образом использовать прокуратуру, судебные инстанции, МВД; каким образом перехватить крупный объект у олигархов, — но не совсем ясно, как им управлять. Расставить преданных комиссаров? Конечно, идея соблазнительная. И рано или поздно ее надо было воплощать. Яркий пример такого рода комиссаров — государственные чиновники, прикомандированные в том или ином виде к крупным корпорациям. И вот здесь возникла проблема. Пришлые комиссары оказались слабыми управленцами. Конечно, существуют исключения, например, ситуация с «Газпромом» и Дмитрием Медведевым, когда члены совета директоров действительно занимаются исключительно своей консультационной работой, но не лезут в ежедневное оперативное управление. Однако зачастую назначенцы вдруг начинают слишком серьезно относиться к этой работе, уже не только наблюдая, но и перехватывая управленческую инициативу.
Но ведь они находятся не в гордом одиночестве. В тех секторах рынка, где действует подвластная им компания, есть и профессиональные управленцы. И эти профессионалы оказывают колоссальное давление, создавая конкурентную среду. При этом они хорошо образованны именно в вопросах экономики. Они сознают, какие рыночные ходы надо предпринять, и при прочих равных условиях 24 часа в сутки занимаются только тем, что управляют своими компаниями. Государственный чиновник не может себе этого позволить. У него еще есть его основная работа. Поэтому управление крупными государственными активами для него если не хобби, то по крайней мере не основное занятие. А потом, что значит управление государственными активами? Это же колоссальные деньги! Ведь не случайно постоянно идет борьба — кто получит право поставлять одежду, трубы, буровые вышки? Кому это доверить? Сотни, если не тысячи компаний-подрядчиков вьются вокруг таких гигантов, живут с невероятных денег, затраченных этими великанами. Ну неужели это можно доверить каким-то неизвестным людям?
То есть уже никто не говорит о тендерах — конечно, мы в России давно научились обходить любые тендеры. Никто не говорит о том, чтобы не доверять родному человечку. Конечно, это должны быть приближенные к компании. Поэтому такое количество новых миллионеров появилось за счет дружбы с государственными чиновниками, которые поставлены руководить крупнейшими корпорациями. Но тут возникает следующая проблема. Неэффективно управляющий чиновник, чуть более дорого, чем на самом деле это стоит, закупающий все вокруг, раз за разом делает компанию чуть менее эффективной. Особенно плохо это выглядит на фоне находящихся рядом мощных конкурентных структур, которые ориентируются только на бизнес-решения. А чем можно компенсировать нехватку управленческого потенциала? Только одним — мощным административным ресурсом. Тем более что в условиях достаточно размытого законодательства этот ресурс использовать несложно. И вот мы наблюдаем нефтяные войны, когда идет борьба не только за ЮКОС, но и за его остатки; за активы Гуцериева и «Русснефти»; за разнообразные месторождения, которые государственным компаниям кажутся более привлекательными, и потому их решено отобрать у частных компаний, даже если раньше они их получили на совершенно законном основании.
При этом как государство может использовать свой ресурс? Очевидным образом — натравить разнообразные агентства, дабы обвинить компании в неправильном недроиспользовании и, оказав давление на судебные инстанции через систему референтов, узаконить более чем странный наезд. Посмотрите на борьбу за месторождения на Севере, где государственные компании, не заявляя напрямую о своем интересе, пытаются отозвать у частной компании лицензию, используя для этого ведомства, агентства и посылая Олега Митволя на спецзадание. Хотя после этого все суды были проиграны, да и сам Олег хорошо понимал высшую степень условности такого рода решений.
Борьба за «Русснефть» — это, конечно, отдельная тема. Здесь появляется фигура Олега Дерипаски, человека, который, по крайней мере у многих, ассоциируется с предыдущим олигархическим правлением и семьей Бориса Николаевича Ельцина. Он активно через разнообразные структуры пытается создать впечатление, что покупка активов «Русснефти» — это не его воля, а ему так поручили в Кремле. Хотя очевидность борьбы с Гуцериевым свидетельствует о том, что Дерипаска выдает желаемое за действительное, потому что господин Сечин и «Русснефть» явно недовольны таким развитием сценария. И опять встает в полный рост фигура Игоря Ивановича Сечина, человека, прикрепленного к «Русснефти», и его роль как в процессе над ЮКОСом и развенчании Ходорковского, так и теперь в преследовании Гуцериева. Ни в коей мере не обеляя Гуцериева, замечу, что по западным понятиям такого рода ведение бизнеса, вежливо говоря, портит репутацию. Поэтому у господина Дерипаски возникают реальные проблемы.
Ну и вообще, когда мы после этого начинаем говорить о разнице, стоит заметить, что в списках известных рейдеров оказываются либо вчерашние олигархи, либо люди, достаточно близкие к Путину и к разнообразным крупным группировкам. Показателен арест Кумарина-Барсукова, человека из Питера, многие годы бывшего довольно тесно связанным с различными структурами, так или иначе общавшимися с Путиным. Его активное вовлечение в рейдерство привело к тому, что пришлось его жестко остановить. Ведь что происходит? Происходит перерождение комиссаров, и в этом и есть трагедия государственного капитализма. Это совершенно новый уровень коррупции. Безумные деньги, проходящие через этих людей, невольно приводят к изменениям как в их самооценке, так и в мотивации их решений. Когда от желания государственного чиновника зависят судьбы людей — станут они миллионерами, даже миллиардерами или нет — очень сложно оставаться скромным человечком на зарплате.
Игорь Иванович Сечин — человек, известный личным мужеством, очень близкий Путину, занимающий одну из самых важных позиций благодаря тому, что он определяет общий график встреч Президента, — вошел в одну историю...
Я не был близким другом Анатолия Собчака, но так получилось, что в последние годы его жизни я очень интенсивно с ним общался. К счастью, Анатолий Александрович не дожил до безмерной популярности своей дочери. Собчак был очень необычным человеком, обладал исключительно тонкой нервной организацией и какие-то вещи замечательно чувствовал, хоть и не всегда мог их сформулировать. Но предчувствия у него были очень верные...
Незадолго до своей смерти Анатолий Александрович пришел в кабинет к одному известному политическому деятелю и сказал: «Знаете, я тут написал для Владимира Владимировича некоторые свои мысли, которые могут быть ему полезны». И протянул листочек бумаги, исписанный от руки, — это были советы Президенту еще во время Президентской кампании. А человек, к которому он пришел, был хорошо знаком с Путиным и дружил с ним. Он с удивлением заметил, что написано от руки, и спросил об этом. Собчак ответил: «У меня нет компьютера, негде напечатать. Я пытался зайти к Владимиру Владимировичу, но этот Сечин — он же хуже Коржакова!»
Собчак интуитивно предвидел, кем в конечном итоге станет Игорь Иванович, хотя, конечно, он не мог ожидать такого расцвета. Он и сам не знал, насколько справедливыми оказались его слова. Он не знал, что высокоэффективный, тонкий, бесспорно преданный и обожающий Путина человек такими сетями оплетет подход к уху Владимира Владимировича, что станет реально самым сильным и самым влиятельным деятелем в стране и создаст свою, параллельную структуру управления великой Россией. Ни Роман Аркадьевич Абрамович, ни Михаил Маратович Фридман, ни Михаил Борисович Ходорковский даже в годы своего расцвета и близко не находились на таком фантастически недосягаемом, опьяняющем запахом денег Олимпе, как этот тихий, скромный военный переводчик. Думаю, многие никогда и не слышали об этом человеке, потому что настоящая власть и сила не нуждается в свете, она боится света, боится публичности, не хочет, чтобы ее избирали. Она не хочет быть подотчетной, она хочет быть лично преданной — прижаться всем телом, задушить в объятиях, зажать уши, поцелуем закрыть глаза, чтобы только через нее шла важная информация, и эту информацию модифицировать, преподносить чуть-чуть по-другому, говорить «вот сюда не надо смотреть, а туда — надо». Ведь Президент не обладает возможностью Господа Бога увидеть и услышать все происходящее на Земле. Президент всего лишь человек, у которого в сутках, как и у всех, 24 часа, а ведь он еще должен спать, есть, справлять естественные потребности, у него мало времени, чтобы что-то услышать и увидеть, и он может почерпнуть информацию, когда ему подготовят отчетик. Кто отвечает за эту часть? Алексей Алексеевич Громов, пресс-секретарь. А кто сверстает график встреч Президента, кто даст возможность Президенту почувствовать вибрацию жизни, как делал в свое время страшный тиран, враг человечества и абсолютно обожаемый лидер Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин, который каждую субботу на даче проводил встречу с парт- и хозактивом отдельных отраслей? Собиралось до полутора тысяч человек, и часов по восемь продолжалось более чем странное действо, когда Сталин с бокалом обходил всех, начиная от министров и заканчивая директорами производств, и о чем-то шептался. И министр трясся от страха: вдруг в этот момент в ухо вождю поступала информация от его зама о чем-то недостойном? А Коба снимал отпечаток страны, и неожиданно молодые люди выдвигались на самый верх, а министры теряли головы. Нынешний Президент другой, у него нет возможности встретиться с кем-нибудь, с кем он хочет, — он несвободен в своем графике. Но возможность прийти к Путину решает все.
В свое время знаменитый горнолыжник Михаил Прохоров увлекся девчонками. В общем-то, его право. Взрослый человек, неженатый. Но он не учел, что у него есть друзья и недруги, и вот как-то раз был он во Франции, без горных лыж, его нимфы плескались в бассейне, а рядом купалась девочка, и у девочки был папа, Леонид Белунов, очень уважаемый человек. Папа подошел и сказал: «Мишанечка, ты убери этот свой зверинец отсюда, он очень раздражает, ведите себя прилично». На что Михаил ответил: «Ну, Леня, слушай, ну мы же заплатили денег». — «Ах, денег... Ну смотри».
После этого на зимний курорт нагрянула полиция. Кто воспринял этот сигнал как самый важный, как прекрасную возможность преуспеть? Это близкий друг Михаила Прохорова, Владимир Олегович Потанин. Полетел человек к кремлевской двери: «Это не я, я не такой, я был без девчонок, я приличный, разрешите забрать «Норникель».
Получилось так, что абсолютная власть если не скоррумпировала и не развратила, то уж точно изменила сознание людей. Они, будучи не избранными, не назначенными премьер-министром и не подотчетными народу, вдруг почувствовали сосредоточение в своих руках колоссальной власти. Но их бизнес-интересы вступили в конфликт с представлением других сторонников Путина о том, что хорошо и что плохо для государства. Поэтому внутри ближайшего окружения Путина незаметно наметился если не раскол, то, по крайней мере, глубокое напряжение, которое носит и принципиальный, и идеологический характер. Причем все окружение, конечно, государственники. Но часть этих людей считает, что государство — это они, а другая часть понимает, что все-таки государство — это народ.
К слову о коррупции: хорошо известно, что в начале третьего тысячелетия кое-кто из близких к Путину людей решил, что именно от их желания зависит существование или несуществование тех или иных крупнейших объектов. Одним из таких объектов был выбран аэропорт «Домодедово» и компания «Ист Лайн», против которых была спланирована и проведена целая операция. И она закончилась бы успехом, если бы не ряд счастливых случайностей, в частности, просто грубейшее нарушение, допущенное ФСБ в организации всей схемы. Но этот объект тоже мог перейти в управление отдельных государственных людей. Причем ужас состоял в том, что использовались могущественные связи в ФСБ, которые сосредоточены сейчас в руках у Игоря Ивановича Сечина и Виктора Петровича Иванова. Следственное управление ФСБ в определенный момент выступило как абсолютно бандитская структура, осуществляя самые настоящие наезды. Чтобы составить дело, выкрадывали людей из Китая и по три с половиной года держали их в СИЗО даже без предъявления обвинений, оказывали колоссальное давление на свидетелей. И вся эта история прошла через мои руки (об этом чуть ниже).