В июне союзники решились на высадку, и, к счастью, на Сицилии оказалось только две немецкие дивизии.)
Это была победа народа, пережившего неимоверные лишения и разочарования, пока «мудрый полководец» развивал «передовую советскую науку», народа, обреченного свихнувшейся на почве нацизма «расой господ» на рабство и уничтожение и потому сделавшего в 1942 году окончательный выбор в пользу «своего дракона».
«В России не было бурного ликования, но она была счастлива, — вспоминает Александр Верт, — впервые с начала войны по-настоящему счастлива. Теперь все были уверены в победе. Люди были переполнены чувством глубокой, хотя и сдержанной национальной гордости. Теперь наконец стало ясно, что все страдания, все невзгоды и потери были не напрасны. И все испытывали глубокое удовлетворение, что немцы объявили трехдневный траур — это было унижение, которое немецкое правительство и немецкий народ вполне заслужили».
Это была победа антигитлеровской коалиции, тем более «изумительная», по оценке западных союзников, что еще совсем недавно Советский Союз стоял, казалось, у самого края пропасти. Поражение Вермахта стало потрясением для всего рейха и ударом по престижу. Нейтралы и сателлиты Германии все больше теряли доверие к гитлеровской стратегии. Италия была на грани выхода из войны.
Как отметил генерал фон Бутлар: «Германия не просто проиграла битву и потеряла испытанную в боях армию, она потеряла ту славу, которую она приобрела в начале войны и которая уже начала меркнуть в боях под Москвой зимой 1941 года. Это была потеря, которая в самом скором времени должна была исключительно отрицательно повлиять на весь ход войны и в первую очередь поколебать внешнеполитические позиции Германии».
Сталинград стал символом перелома в войне. После поражения немцев под Сталинградом для всех стало понятно, что окончательная победа над Третьим рейхом — лишь вопрос времени.
Тем не менее в январе 1943 года 1-я танковая армия противника смогла в полном порядке оставить Северный Кавказ, что аукнулось нам в марте под Харьковом. Донской фронт в боях по ликвидации сталинградского котла потерял 40 тысяч убитыми и 123 тысячи ранеными. После такого кровопускания 24-я и 57.-я армии были расформированы, полевые управления 62, 66-й и 64-й армий, сдав остатки своих войск более боеспособным объединениям, были выведены в резерв Ставки и включены в состав Сталинградской группы войск генерал-лейтенанта К.П. Трубникова. 21-я и 65-я армии отправились воевать на новом направлении, но Манштейн их перед своим фронтом так и не увидел.
Решая «проблему Паулюса», Сталин предпочел перестраховаться, и это вполне понятно, учитывая и тот факт, что полное уничтожение немецкой армии само по себе являлось мировой сенсацией. Однако в дальнейшем, после убедительных побед на Верхнем Дону и территориальных успехов на Северном Кавказе, Верховный, убедив себя, что враг надломлен и помышляет только о бегстве, кинулся в другую крайность. Он решил разгромить всю группу армий «Юг». Цель хоть и ставилась с большим размахом, но была вполне достижима, учитывая тогдашнее состояние немецких войск и отсутствие у Вермахта резервов, а также возможность использования на юге высвобождавшихся армий Донского фронта. Но Сталину и его полководцам этого показалось мало. Поэтому, как сообщает маршал Василевский, в начале февраля «созрело еще одно решение: помимо операции на юге, провести ряд крупных наступательных операций, связанных единым стратегическим замыслом и планом», и разгромить группу армий «Центр», а заодно и одновременно — группу армий «Север».
Генерал-фельдмаршал Шлиффен треть жизни потратил на разработку своего знаменитого плана, но не дожил до его реализации. В предсмертном бреду, пытаясь вдолбить своим преемникам главную мысль, он не переставал повторять: «Нельзя быть достаточно сильным в решающем пункте». Сталин предпочел быть сильным везде. Если в январе он кавказскому «журавлю» предпочел сталинградскую «синицу», то в феврале погнался сразу за тремя «зайцами».
«Полярная звезда»
В духе «созревших решений» к разгрому 43 дивизий группы армий «Север», которой командовал генерал-фельдмаршал Георг фон Кюхлер, намечалось привлечь войска Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов. Согласно плану, главный удар наносили войска левого крыла Северо-Западного фронта. Первым делом намечалось концентрическими ударами изолировать и уничтожить демянскую группировку противника. Одновременно войска Ленинградского и Волховского фронтов должны были ликвидировать Мгинский выступ. На втором этапе, после прорыва немецкой обороны южнее озера Ильмень, специально созданной Особой группе войск предстояло нанести мощный удар в северо-западном направлении, выйти в район Дно — Порхов — Луга, освободить Псков и перерезать коммуникации группы армий «Север». Войскам правого крыла Северо-Западного фронта после овладения Старой Руссой предстояло во взаимодействии с 52-й армией Волховского фронта взять Новгород. Особой группе в это время предписывалось стремительно овладеть районом Кингисепп — Нарва и отсечь немцам пути отхода в Эстонию. После чего оставалось «уничтожить волховскую и ленинградскую группировки», собрать трофеи и создать предпосылки для выхода в Прибалтику.
«Оперативный замысел был интересен и обещал успех», — оценивает план маршал Н.Н. Воронов.
«Замысел был великолепный… — вспоминает маршал М.Е. Катуков. — Замысел этот по-настоящему увлек всех нас…»
Это оперативное великолепие получило кодовое наименование «Полярная звезда». Согласно директивам Ставки фронтам от 1 февраля операцию следовало начать 8 февраля, но «гладко было на бумаге». Так совпало, что именно 1 февраля командующий 16-й немецкой армией получил «добро» на оставление демянского «мешка», приступить к ретираде предполагалось в середине месяца.
Операция на окружение мгинско-синявинской группировки началась 10 февраля. Войскам Ленинградского и Волховского фронтов, атаковавших позиции 18-й немецкой армии, удалось добиться некоторых территориальных успехов — продвижение составило 3–4 километра, — но на этом дело и закончилось. Командовавший Волховским фронтом генерал М.А. Мерецков по устоявшейся привычке превращать собственные неудачи в победы доложил, что ему удалось «отвлечь на себя фашистские войска, предназначенные для прорыва к Шлиссельбургу». Командование группы армий «Север» в тот момент меньше всего думало о Шлиссельбурге, поскольку в районе Демянска перешли в наступление войска Северо-Западного фронта.
Демянский выступ возник в 1941 году, когда эту важную позицию на Валдайской возвышенности занял 2-й армейский корпус 16-й немецкой армии. В начале февраля 1942 года в ходе зимнего наступления Красной Армии войска Северо-Западного фронта — тогда им командовал генерал-лейтенант П.А. Курочкин — сумели окружить в районе Демянска шесть дивизий, впервые организовав для немцев натуральный «котел». Однако, в отличие от советских войск, державшихся в подобных ситуациях считанные дни, противник и не подумал взрывать технику и разбиваться на мелкие группы с целью просочиться к своим, а намертво встал в оборону. Силами транспортных эскадрилий Люфтваффе, совершивших за два с половиной месяца 14 500 вылетов, было организовано надежное снабжение, а в апреле встречными ударами в районе Рамушева был пробит коридор шириной 6–8 километров, через который была восстановлена связь окруженцев с основным немецким рубежом на реке Ловать. Все попытки войск Северо-Западного фронта восстановить положение и ликвидировать вражескую группировку закончились неудачей, и в мае месяце, потеряв убитыми и ранеными 245 тысяч человек, генерал Курочкин вынужден был прекратить операцию..
В начале февраля 1943 года войскам Северо-Западного фронта (1-я ударная, 27, 11, 34, 53-я общевойсковые армии — 28 стрелковых и воздушно-десантных дивизий, 17 стрелковых и 3 танковые бригады, всего 327 тысяч человек) на этом направлении по-прежнему противостояла 16-я армия под командованием генерала Эрнста Буша (15 дивизий, в том числе одна охранная, одна моторизованная и ни одной танковой, впрочем, их не было во всей группе армий «Север»). Непосредственно в «мешке» находились 12 дивизий — около 100 тысяч солдат и офицеров. Обороной в районе Демянска руководил командир 2-го армейского корпуса генерал Лаукс.
Следуя великолепному плану, 27-я армия генерал-лейтенанта С.Т. Трофименко с севера и 1-я ударная армия генерал-майора Г.П. Короткова с юга должны были сходящимися ударами перерезать рамушевский коридор, а затем во взаимодействии с 11, 34-й и 53-й армиями уничтожить демянскую группировку. Сосредоточившуюся южнее Залучья Особую группу численностью более 100 тысяч человек предполагалось ввести в прорыв в полосе 1-й ударной армии, с тем чтобы развивать наступление на Сольцы и далее на Лугу. В состав группы вошли 68-я армия генерал-лейтенанта Ф.И. Толбухина (37-я стрелковая, 1, 5, 7, 8, 10-я гвардейские воздушно-десантные дивизии, 32, 33, 137-я стрелковые, 26-я лыжная бригады) и 1-я танковая армии генерал-лейтенанта М.Е. Катукова (6-й танковый, 3-й механизированный корпуса, 100-я отдельная танковая бригада и четыре отдельных танковых полка). В танковой армии имелся 631 танк — силища!
Надежды внушала также достигнутая на решающем направлении плотность полководцев на километр фронта.
Координация действий советских войск на северо-западном направлении возлагалась на маршала Г.К. Жукова.
Северо-Западным фронтом командовал ветеран 1-й Конной армии, знаменитый «прерыватель» линии Маннергейма, бывший нарком обороны маршал С.К. Тимошенко.
В качестве представителей Ставки к нему прислали артиллерийского маршала Н.Н. Воронова и без пяти минут маршала авиации А.А. Новикова.
При штабе фронта в непонятном качестве обретался бывший заместитель наркома обороны и бывший маршал, разжалованный в генерал-майоры, Г.И. Кулик.
Особую группу возглавлял бывший командующий войсками Ленинградского фронта генерал-полковник М.С. Хозин.
11-й армией командовал бывший (и будущий) командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант П.А. Курочкин.
Маршал Тимошенко (1895–1970) был твердо уверен в успехе. Семен Константинович вообще был очень уверенным человеком. «Чего греха таить, — пишет генерал армии С.П. Иванов, — были у него моменты, когда память о боевой молодости брала верх над здравым расчетом умудренного опытом военачальника… Ведь после того как он добился успеха наших войск в войне с Финляндией, Сменил Ворошилова на посту наркома обороны и по совету компетентных военачальников вернулся в ряде случаев к линии Тухачевского, Тимошенко подвергся испытанию лестью со стороны подхалимов. В результате у него сложилось преувеличенное представление о собственных способностях, которое не уменьшилось и после многочисленных неудач в начальном периоде войны. Он питал надежды стяжать лавры победителя и вернуться в Москву на должность если не наркома обороны, то хотя бы первого заместителя Верховного, потому что при всей своей преданности Сталину считал его «штафиркой», то есть сугубо штатским деятелем». Правда, поражение под Харьковом в мае 1942 года сильно подмочило репутацию маршала. «Полярная звезда» была для Тимошенко последним шансом вернуться на Олимп.
Но чем дальше Н.Н. Воронов ознакомлялся с положением дел, тем меньше в нем оставалось энтузиазма (впрочем, гораздо вероятнее, что здравые мысли посетили маршала несколько позже).
Во-первых, для противника наступательные действия советских войск на северо-западном направлении не представляли никакой неожиданности, мы здесь наступали всегда и практически беспрерывно, неустанно кого-то «сковывая». На большинстве участков немцы имели хорошо развитую, отлично организованную оборону, которая совершенствовалась ими на протяжении полутора лет. В начале февраля прифронтовые дороги были забиты нашими войсками, не соблюдавшими второпях элементарных мер маскировки, автомобильные пробки не рассасывались круглые сутки, а «противник между тем беспрепятственно вел воздушную разведку и, очевидно, точно знал о сосредоточении войск в этом районе» и нередко наносил этим войскам большие потери внезапными и точными авиационными налетами. Вышеизложенное — полбеды, вторая ее половина — наша разведка не имела никаких сведений о немецкой обороне и даже о начертании переднего края: «Уже полтора года наша авиация вела здесь фотосъемки, но ясной картины обороны противника все-таки не было… К тому же противник искусно маскировал свои огневые средства». Наземные части «занимали оборону в двух и более (!) километрах от противника, не имея с ним постоянного соприкосновения. Этот участок и был намечен для прорыва».
Во-вторых, местность, избранная для наступления и сосредоточения огромного количества войск и техники, оказалась какая-то по-особенному дикая, лесистая и болотистая. Вполне серьезно: «Трудно было выбрать более неудачное направление для использования артиллерии, танков и другой боевой техники, чем то, что намечалось в плане. В районе предстоящих действий множество болот, а там, где их нет, проступали грунтовые воды… Вина командования Северо-Западного фронта в том, что оно не знало района предстоящих действий». В этих занесенных снегом лесных дебрях почти не было дорог: «По-моему, это имеет место потому, что у нас во всех звеньях длительное время хранятся в секрете готовящиеся операции, проводятся сначала оперативные перевозки, а потом снабженческие, поздно подвозятся материальные средства, а также горючее, боеприпасы и продовольствие. Вот почему часто район будущих действий остается без дорог, без организованной службы тыла. Вот почему сталкиваемся мы с недостачей тех или иных средств к началу действий». Секретность — вещь понятная и необходимая, но что в течение полутора лет мешало Курочкину и Тимошенко озаботиться созданием линий снабжения? (Почему-то там, где появлялись немцы, споро возникала «развитая дорожная сеть». Начав еще в середине января подготовку к эвакуации, они проложили через коридор узкоколейку, вывели к ней от передовой систему радиальных бревенчатых дорог и приступили к вывозу тыловых складов и тяжелого вооружения. Одновременно, в целях дезинформации советской разведки, имитировалась подготовка к наступлению из района Демянска.)
Ко всему прочему начало февраля ознаменовалось снежными буранами и резким понижением температуры, а некоторые армии еще только предстояло создать. Так, 1-я танковая армия формировалась на основании Постановления ГКО от 4 января 1943 года в сжатые сроки, в глухих лесах в тылу Северо-Западного фронта, на базе полевого управления 29-й общевойсковой армии, имея ближайшую базу снабжения в 250 километрах и установленный срок готовности 17 февраля. Кроме 3-го механизированного корпуса из состава Калининского фронта и 6-го танкового корпуса из состава Западного фронта, в нее должны были войти две воздушно-десантные дивизии, шесть лыжных бригад, артиллерийская противотанковая бригада, зенитная артиллерийская дивизия, артиллерийские и минометные полки.
«Формирование и сосредоточение армии, — вспоминает маршал А.Х. Бабаджанян, командовавший 3-й механизированной бригадой, — осуществлялось в исключительно тяжелых условиях, в том числе и метеорологических, лесисто-болотистой местности, бедной даже грунтовыми дорогами. Высота снежного покрова достигала человеческого роста. Лютый сорокаградусный мороз внезапно чередовался со снегопадами и метелями… Красноармейцы были измучены до предела, но героическими усилиями всего личного состава 1-я танковая армия постепенно сосредоточивалась в районах назначения». 68-я армия официально возникла 3 февраля. Для ее создания было использовано прибывшее из-под Сталинграда управление 57-й армии, а половину боевого контингента должны были составить воздушные десантники.
В недрах Наркомата с довоенных времен существовало Управление воздушно-десантных войск, а в его подчинении и в непосредственном подчинении Ставки всегда имелся десяток воздушно-десантных корпусов и отдельных бригад. Бойцы туда набирались отборные, и подготовку они получали специфическую. «Подготовка корпусов проводилась применительно к боевым задачам, решаемым в тылу противника, — сообщается в кратком очерке истории ВДВ. — Главное внимание уделялось одиночной подготовке, сколачиванию подразделений, частей и соединений и вопросам взаимодействия с войсками, наступающими с фронта… Каждый десантник, от бойца до генерала включительно, совершил от трех до десяти прыжков с парашютом с самолета». После этого, как правило, парашюты сдавали на склад, а десантников использовали как простую пехоту, бросая их под танки в Сталинграде или на защиту перевалов Кавказа.
В декабре 1942 года в Московской области на базе восьми воздушно-десантных корпусов и трех отдельных маневренных бригад было создано десять гвардейских воздушно-десантных дивизий, новое пополнение вновь учили тому, как с неба — и в бой. «Еженедельно проводились сложные комбинированные прыжки с парашютами и тактические учения, — вспоминает полковник М.А. Гончаров. — Все мы с нескрываемым волнением ожидали дня, когда десантные корабли поднимут нас в воздух и высадят где-то в глубоком тылу для выполнения сложного и ответственного задания».
Но и на этот раз крылатой пехоте «оборвали крылья» ради реализации «интересного оперативного плана». В начале февраля все десять воздушно-десантных дивизий были направлены на Северо-Западный фронт и включены в состав 1-й ударной, 1-й танковой и 68-й общевойсковой армий в качестве стрелковых соединений. Большинство из них все еще находилось в пути (к примеру, 4-ю воздушно-десантную дивизию подняли по тревоге 5 февраля, а в район Осташкова она прибыла 21 февраля).
Проверка Особой группы представителями Ставки показала, что, «хотя на картах все изображалось красиво и правильно», группа Хозина «не подготовлена к боевым действиям. Она еще не закончила даже свое формирование, сколачивание и обучение».
Поэтому наступление начали не те армии и не там, где планировалось. Первыми 15 февраля перешли к вяло-активным действиям и поиску противника соединения 11-й армии генерал-лейтенанта П.А. Курочкина и 53-й армии генерал-майора Е.П. Журавлева. 16 февраля генерал Хозин получил директиву Ставки «на разгром Ленинградско-Волховской группировки противника», которая требовала завершить сосредоточение Особой группы в исходном районе с тем, чтобы к утру 19 февраля быть в полной готовности к вводу в прорыв с ближайшей целью «захватить и удерживать город Псков». Однако основные ударные группировки Северо-Западного фронта, которые должны были перерезать рамушевский коридор и этот самый прорыв совершить, продолжали бездействовать.