— Мамуля, — засмеялась счастливая встречей мама, — Алешка тогда вообще еще не ходил.
— И правильно! — бабушка рубанула воздух стеком, как саблей. — Молодец! Наша порода! Больно надо нам под стол ходить. Да еще пешком.
— Конечно, — согласился Алешка, — под стол лучше на лошади.
Бабушка рассмеялась. У нее были такие же голубые глаза, как у Алешки.
— Он всегда такой ехидный? — спросила она маму и, не дожидаясь ответа, спросила Алешку: — А ты лошадь-то видел, вживую? Или только на картинках?
— Я и на картинках-то лошадей не видел, — лукаво усмехнулся Алешка.
— Пойдем, посмотришь. — Бабушка подхватила мамин чемодан, и мы пошли к вокзалу.
Алешка, конечно, немного вредничал. Лошадей он видел не только на картинках. Возле нашей школы одно время была небольшая конюшня. Там держали верховых лошадей для конных прогулок в парке. Алешка быстренько подружился со всеми конюхами и со всеми лошадьми и «обаял», как она сама говорила, тренера Люсю.
Алешка помогал ухаживать за лошадьми, чистил, засыпал корм, поил. А ездил верхом почище самой Люси. Я думаю, лошадям очень нравилось катать его на своей спине — он невесомый и добрый. Он ни одной лошади никогда не сказал грубости. И они отвечали ему тем же. Они его носили на себе бережно и с удовольствием. Но бабушка-то этого не знала. Она думала, что Алешка — дитя городского асфальта и может ездить только на метро и на велосипеде в крайнем случае.
— Вот моя Принцесса Галльская, — гордо сказала бабушка, снимая с ветки повод. — Красавица?
— Ничего себе, — согласился Алешка. А Принцесса покосилась на него и ничего не сказала. — Я и не знал, что лошади такие большие! А это у нее копыта, да? А эта прическа не шее — грива? Ну, это хвост, я знаю. Я бы на ней прокатился.
— Давно не падал с высоты? — усмехнулась бабушка.
— Ни разу, — признался Алешка, продолжая валять дурака, — только вот эти штуки, — он указал на стремена, — эти железяки нужно повыше сделать.
И не успела бабушка открыть рот, как Алешка укоротил стремена под свой рост, я подставил ему руку, и он взлетел в седло. Бабушка ахнула. Принцесса затопталась на месте, грациозно переставляя тонкие изящные ноги, звонко стуча подковами по асфальту.
— Убьешься! — ахнула бабушка.
— Не дождетесь! — крикнул Алешка и, почти улегшись на лошадиную шею грудью, поднял Принцессу на дыбы. Это было жутко красиво. Жутко и красиво.
Принцесса его прекрасно поняла, сделала длинный скачок и, звеня копытами, помчалась вдоль вокзальной площади, перемахнула зеленую скамейку — коза шарахнулась и ошалело уставилась ей вслед. И мы тоже.
— Он всегда такой вредный? — выдохнула бабушка.
— Нет, — успокоила ее мама, — только до обеда.
— Тогда поехали скорей обедать. А то я от него уже устала. Я даже стала его побаиваться.
— Мы все его боимся, — вздохнула мама.
Алешка осадил лошадь прямо возле нас — мы едва не разбежались в стороны. Принцесса стала кивать своей красивой растрепанной головой и бить правой ногой в асфальт — аж искры из-под подковы летели. Ей, видно, здорово понравилось скакать с Алешкой на спине. Ведь наверняка бабушка не давала ей гонять по платформе. Кто знает: может, каждая лошадь об этом мечтает. Только не говорит.
— Бабушка, — Алешка спрыгнул на землю и отдал бабушке повод, — научи меня ездить верхом, ладно?
— Лучше ты меня научи, — проворчала бабушка и сказала маме: — Сейчас за вами машина придет. Отвезет по местожительству. Вы где хотите жить: на моей городской квартире или на конюшне?
— На твоей городской квартире, — поспешила заявить мама.
— На конюшне! — взвизгнул Алешка. — С лошадьми!
Но бабушка послушалась маму. И правильно сделала. Иначе мы никогда бы не разыскали неспящую красавицу и ее сокровища.
* * *
Квартира у бабушки была очень большая. И очень просторная. Такая просторная, что в ней почти ничего не было, почти никакой мебели.
На кухне — только столик, шкафчик, две табуретки и холодильник.
— Пустой! — Алешка захлопнул дверцу и с вопросительной укоризной взглянул на бабушку.
— А ты что хотел? Я была уверена, что вы, как нормальные люди, выберете конюшню.
— Ну да… Там овес, сено.
В большой комнате тоже ничего особенного из мебели не было, только паркет на полу и ковер в виде лошади на стене. А вместо обоев все стены были заклеены фотографиями лошадей. Всякой разной масти. И только одна фотография, между окон, была человеческая: какой-то молодой человек довоенного облика, в соломенной шляпе, с пятнышком усиков под носом, на фоне нарисованного озера и нарисованной лодочки, где сидела тоже нарисованная дамочка с лилией в руках, которую она нюхала, закатив в восторге глазки.
— Это мой отец, — объяснила бабушка. — Ваш прадед.
— А тетка с подсолнухом? — спросил Алешка. — Это ты?
— Это посторонняя тетка. Случайно попала в кадр.
Еще в этой комнате стоял громадный сундук, весь из темного дерева, обитый черным железом, и под здоровенным висячим замком. Я думаю, такими замками в старое время запирали города. Четыре суровых стражника. Потому что трем стражникам такой замок не поднять.
— Сундук не взламывать! — сразу предупредила бабушка Алешку. — Там все мои сокровища.
— Щаз! — фыркнул Алешка. — Такой замок сломаешь, как же. Да еще на ногу упадет, мне это надо?
В другой комнате, такой же пустой и такой же «лошадиной», стояли у стены три сложенные раскладушки.
— Это я для вас купила, — объяснила бабушка. — Я ведь здесь практически не живу.
— Конечно, — согласился Алешка. — На конюшне уютнее.
— Он всегда такой вредный?
— Только когда голодный, — сказала мама.
Они с бабушкой спохватились и пошли в магазин за продуктами. А мы с Алешкой по новой обошли всю квартиру и ничего нового в ней не нашли. Ничего в ней больше не было.
Но вода в кранах была, и газ на кухне работал.
— Бабушка одинокая, — пожалел ее Алешка. — Никого-то у нее нет, кроме табуна лошадей. — Он опять потрогал замок на сундуке. — И всяких запертых сокровищ. Там, наверное, Дим, целый сундук подков, правда? Вот бы нам столько!
— Зачем? — удивился я. — Тебе наших подков мало?
— Счастья много не бывает, — важно и задумчиво заметил Алешка.
Ишь ты, философ. Со взломом.
Алешка разыскал на кухне вилку и стал ковыряться в замке. Но тут вернулись бабушка с мамой, и Алешка быстренько сунул вилку под сундук.
Они что-то быстренько сготовили на кухне и позвали нас обедать.
Мама расставляла на столике разовые пластмассовые тарелки (посуды в бабушкиной квартире тоже почти не было), стала накладывать котлеты и вермишель, бабушка резала помидоры и огурцы.
— Эх, доча, — вдруг вспомнила она, — вилки-то мы не купили. Ну, ладно, обойдемся — у меня одна вилка есть — серебряная, фамильная.
— Это как? — спросил Алешка. — У нас в Москве ни у одной вилки фамилии нет.
— Прикидывается? — спросила бабушка маму, роясь в ящичке. — И эта куда-то делась. Мыши ее, что ли, утащили? Да у меня и мышей-то нет.
— С голода подохли, — посочувствовал Алешка.
— Кончай выступать, — прервала его бабушка. — Лучше сходите в магазин и купите разовые столовые приборы. Магазин найдете? — Бабушка лукаво взглянула на Алешку и сказала, оценив его умственные способности: — Сомневаюсь. Слушайте меня: из подъезда — направо, через городской сквер, напротив памятника увидите супермаркет в виде «Копейки», хозяйственный отдел. Ясно? Или повторить?
— Городской подъезд, — повторил Алешка, — памятник в виде «Копейки», хозяйственный сквер.
Бабушка усмехнулась, взглянула на маму и с сочувствием покачала головой.
Магазин мы нашли легко. Вот только у памятника немного задержались. Он был в виде усатого мужика в старинном камзоле и со шпагой на боку. Алешке непременно надо было узнать, кто он такой и за что его здесь поставили — напротив «Копейки». И он стал приставать с вопросом к прохожим. Отвечали ему примерно одинаково:
— Отстань!
— А я знаю?
— Тебе-то что?
И только один дядька, похожий на школьного учителя, терпеливо и даже с удовольствием объяснил, что этот памятник поставили в начале прошлого века (гораздо раньше «Копейки», что Алешку очень удивило) в честь то ли губернатора, то ли основателя этого славного древнего легендарного городка…
Как называется этот городок и имя его губернатора-основателя, я вам не скажу. Скоро поймете — почему. И не пытайтесь повторить… наши приключения. Это опасно и вредно!
В хозяйственном отделе Алешка начал требовать фамильные ложки и вилки. Продавщица смотрела на него и хлопала глазами. А потом что-то сообразила и отправила нас в сувенирный отдел. Хорошо еще — не в психушку.
Она не ошиблась. Среди всего этого барахла нашлись чашки с именами (полный набор — от Аси до Ядвиги; от Алеши до Яши), но ложек и вилок с именами не было. Алешка развоевался, тогда продавец отдела — молодой хитроватый паренек — сразу поправил дело.
Она не ошиблась. Среди всего этого барахла нашлись чашки с именами (полный набор — от Аси до Ядвиги; от Алеши до Яши), но ложек и вилок с именами не было. Алешка развоевался, тогда продавец отдела — молодой хитроватый паренек — сразу поправил дело.
— Минуточку, господа, сейчас все уладим. Какие вам нужны имена на ложках?
— Бабушка, мама и два брата! — выпалил Алешка.
Продавец выбрал четыре ложки, покрупнее, и исчез. Ровно на пять минут.
— Пожалуйста! Заходите еще, мы всегда рады покупателям, которые точно знают, что им нужно. — И он выложил на прилавок «фамильные» ложки. Все четыре. На двух из них красовались красные буквы: «Бабочка» и «Мама». На двух других надписи были одинаковые: «Два брата». Хорошо — не «Два козлика». Что-то вроде переводных картинок.
Алешка остался доволен. Он точно знал, что ему нужно:
— Мы этого достойны!
— Не сомневаюсь, — улыбнулся продавец. — Приятного аппетита.
Тут опять пришлось задержаться. Потому что Алешка стал втолковывать ему, что аппетит не бывает приятным и неприятным. Он или есть, или его нет. А если он есть, то он и так приятный. А если его нет, то ничего в этом нет приятного. А если… И так далее… Самое интересное, что продавец терпеливо выслушал его и вежливо поблагодарил за разъяснения:
— Ведь я этого достоин.
— Утром, днем и вечером, — кивнул Алешка. — Помогает печени.
* * *
Пока мы ходили, мама к котлетам успела сварить и суп — раз уж мы обещали принести ложки.
Бабушка суп есть отказалась.
— Мне надо держать жокейский вес, — объяснила она. — Не обижайся, доча.
Мы, однако, суп тоже не стали есть, хотя и не собирались держать жокейский вес. Мама безжалостно опорожнила наши тарелки в унитаз. Потому что, когда мы окунули ложки в суп, наши «фамильные» наклейки по-подлому отклеились и всплыли. Мама ахнула. Бабушка усмехнулась. Алешка строго пообещал:
— Он за это ответит. «Мечты сбываются. Газпром».
— Пусть сбываются, — сказала бабушка, — а мне к моим питомцам пора. Вы отдыхайте.
— Мы лучше по городу походим. Достопримечательности посмотрим.
— Разумно, — согласилась бабушка. — К Гремячей башне обязательно сходите.
— А чем она гремит? — спросил Алешка. — Пушками, что ли?
— Ничем она не гремит. — Бабушка уже была в прихожей. — Памятник седой старины. Легенда города. Раньше она здорово гремела нечистой силой. Что ты рот распахнул? Легенда такая. Будто в этой башне всякие черти и вампиры поселились. Отстань, Лешка, некогда мне. — И бабушка упорхнула.
Мама помыла разовые тарелки, стала разбирать вещи и расставлять раскладушки. А мы пошли в город.
Он был симпатичный, старинный, с узкими улочками, с низкими домами, с высокими деревьями. Недалеко от памятника, на булыжной площади, стояла старинная церквушка, и было видно через окна, как внутри светятся перед иконами лампадки.
Алешка покружил вокруг памятника, остановился, разглядывая шпагу на боку монумента.
— Нравится? — послышалось у нас за спиной.
Мы обернулись — это был тот самый дядька, похожий на учителя, который нам про этот памятник уже рассказывал.
— Нравится? — повторил он.
— Дядька ничего себе, — ответил Алешка, — а шпага лучше.
— То-то и оно-то, — засмеялся похожий на учителя. — Она всем нравится. Это уже пятая по счету.
— А где остальные четыре?
— А их украли. Все время крадут. Коллекционеры. И каждый раз наш скульптор делает новую шпагу.
— Не смешно, — сказал Алешка.
— Грустно, — согласился дядька. — Давайте знакомиться. Меня зовут Мефодий Кирилыч. Можете называть меня дядя Мифа.
— Алексей. Можете называть меня Алексом. А это Дмитрий. Можно называть его Димой. Он очень интересуется Гремячей башней. Всякой ерундой вроде нечистой силы.
— И никакая это не ерунда! — вспыхнул дядя Мифа. — Гремячая башня потому так и названа, что там, в глубоком подземелье, гремит и бушует нечистая сила. Уже много веков.
— Живучая какая! — похвалил Алешка нечистую силу. — А где эта Гремучая башня?
— Пойдемте, друзья. — Дядя Мифа был очень доволен, что приехавшие из Москвы сорванцы интересуются нечистой силой его родного города.
Глава III. ГРЕМЯЧАЯ БАШНЯ
Мы прошли через весь город. Это было не долго, минут пятнадцать. А после рощи вышли на пригорок, и перед нами возникло высокое строение. Похожее на старинную крепостную башню. Да это и была старинная крепостная башня. Самая настоящая. С бойницами, в которых курчавились березки — и что им там понадобилось? С полуразрушенными зубцами. С дырищей в одной стене, где, наверное, были когда-то крепостные ворота.
— Вот! — гордо протянул вперед свою костлявую руку дядя Мифа. — Гремячая башня! Вы знаете, когда она была построена? Она была построена в 1525 году…
— До новой эры? — ахнул Алешка.
Но дядя Мифа не обратил внимания на его вопрос, дядя Мифа был увлечен собственным рассказом.
— …Здесь, вокруг города, была крепость. Она отражала набеги всяких врагов. На ее стенах отважные жители защищали родной город. И вы знаете, крепость ни разу не пала под натиском осаждавших ее полчищ.
— И где ж она теперь? — огорчился Алешка. — Кто же ее разрушил?
— Отчасти в Отечественную войну ее разрушили немцы, а то, что не смогли сделать враги, сделало беспощадное время. И вот от всей крепости осталась только Гремячая башня, красиво освещенная заходящим солнцем.
Башня и правда была красиво освещена заходящим солнцем.
— Но почему — Гремящая-то? — нетерпеливо спросил Алешка. — Чем она гремит-то? Своими седыми камнями, что ли?
— Всему свое время, отрок. Сейчас расскажу. Давайте присядем вот на эту травку, и я продолжу свой рассказ.
— Я лучше вот на эту травку присяду, — сказал Алешка. — На той травке муравьи. И собачья кучка.
Но дядя Мифа не услышал его слов. И сел там, где стоял. Он вообще, по-моему, никого, кроме себя, не слышал. Видно, по жизни такой.
Мы сели с ним рядом, но подальше от муравьев, и, глядя на седые камни башни, красиво освещенные заходящим солнцем, выслушали драматическую историю. Которая началась неразделенной любовью, а закончилась… впрочем, еще не закончилась… жуткой легендой.
— …Сто, двести или триста лет назад жил в нашем городе славный боярин Ставр. И у него была любимая дочь Марфа… Марфуша…
— Красивая? — деловито уточнил Алешка.
— Необычайно! Молодые бояре из других городов специально приезжали в наш город, чтобы только взглянуть на Марфушу. И увозили в вотчины свои разбитые сердца. Потому что Марфуша никому из них руки не отдавала. Потому что любила папиного конюха Ивана. А этот конюх Иван любил папину кухарку Марью. На Марфушу же не обращал никакого внимания. И Марфуша стала чахнуть. Боярин Ставр делал все, чтобы развеселить ее. Каждый день на его подворье были всякие пляски и песни. Кувыркались скоморохи, веселились шуты и шутихи. Водили хороводы красны девицы и добры молодцы. Каждый день боярин Ставр дарил своей печальной доченьке драгоценные украшения и прекрасные наряды… Но все было напрасно. Марфуша складывала драгоценности в сундук и продолжала чахнуть. Ах! — дядя Мифа вскочил и подпрыгнул.
— Как вы переживаете, — посочувствовал ему Алешка.
— Я не переживаю. Меня муравей укусил. Ай! — и он стал «айкать» и хлопать себя по ногам и сзади… по спине. Немного ниже.
— Придется штаны снимать, — сказал Алешка. — Так вы их не перебьете.
— Отвернитесь, отроки.
Мы отвернулись. Дядя Мифа снял штаны, перетряс их как следует и стряхнул с себя муравьев. Оделся и сел… Снова на то же место. Хорошо еще — не на собачью какашку.
— Так на чем я остановился, отроки?
— На чаханье, — напомнил Алешка.
— Ах, да! Тогда боярин позвал к себе в гридницу…
— А это что за фишка?
— Ну… Такая главная, парадная комната в боярском тереме.
— Понял. Там пируют и слушают вещего Баяна, под гусли.
— Верно… Позвал Ивана и приказал ему: «Женись на Марфуше. Получишь полцарства». «Не неволь, батюшка боярин, — отвечал конюх Иван. — Не люба мне твоя дочь. Люба мне твоя кухарка…»
— И он велел отрубить ему голову? — спросил Алешка.
— Нет, еще хуже. Он велел его выпороть на конюшне! И когда Марфуша об этом узнала, она еще больше зачахла…
— Что-то она долго у вас чахнет. — Алешке, пожалуй, стало скучновато.
Дядя Мифа обиделся и по-детски спросил:
— А я виноват? Сколько надо — столько и чахла. Но потерпи, скоро совсем зачахнет… Боярин был в великом горе. Собрал со всего света врачей и знахарей. Но никто из них не смог вылечить Марфушу…
— И он всем им рубил головы?
— А как же! Плохим врачам надо рубить головы. По-другому никак!.. Но вот приползла с дальних дремучих болот старая-престарая ведьма…