Еще мгновение – и она проговорится, она выложит ему все. А потом бегом выскочит на улицу, сядет в свою машину и уедет к нему на край света, в его задрипанный город, в его коммуналку. И будет там жить с ним долго и счастливо и…
Нет!!!
Отрезвление наступило стремительно. Вместе с картинами захламленного неуютного быта, видом болезненных сопливых детей, глубоких корыт с грудами грязного белья, засаленных сковородок. Она уже так не сможет. Никогда, ни за что!!! Слишком много они сотворили ужасного, чтобы, выбравшись оттуда, снова вернуться.
Нет!!!
– Дэн, что мне делать? – Настя притворно всхлипнула в трубку.
Он, конечно же, тут же почувствовал ее фальшь и даже природу понял. И сделался грубым. Непозволительно грубым. Он послал ее матом далеко-далеко. И потом еще добавил много непечатного, не оставляя ей ни единого шанса сожалеть о нем.
– Значит, мы больше никогда не увидимся? – уточнила она уже совершенно спокойно.
– Нет. Надеюсь, нет, – отрезал Дэн. – Как только я получу от этой ведьмы все свои деньги, доступа то к моим счетам у меня так и не появилось! Она все обещала, обещала, сука… Короче, как только получу доступ, я сваливаю. А ты… Ты можешь снова выходить замуж. Никого там тебе твоя мамашка не присмотрела, а?
«Присмотрела», – хотелось заорать ей во все горло. И еще какого!!! Не ему – голодранцу преступному – чета! И вон он поднимается по лестнице с ищущим взглядом. Наверняка отправлен был на ее поиски.
– Настенька, милая! – Владимир Иванович широко развел руки, шагая ей навстречу. – Нельзя же так внезапно исчезать!
– Внезапно? – Она игриво стрельнула глазами.
– Ну, просто Золушка, в самом деле! Только вы даже боя курантов не дождались, исчезли!
Он взял ее под руку, прижимая локоток к своему боку. Повел напористо, но не грубо, но не к лестнице, а к одной из комнат, двери которой были гостеприимно распахнуты настежь.
– Разве мы не вернемся к гостям?
Она попыталась остановиться, хотя это и не входило в ее планы. И даже осуждающе свела бровки, когда он легонько втолкнул ее в комнату и запер за ними дверь изнутри.
– Мы? К гостям? – Он повернулся к ней от двери с самой обнадеживающей, самой сексуальной ухмылкой на свете, после которой она точно знала, что бывает. – Тебе в самом деле этого хочется?
– Ну… – Она все еще растерянно моргала, но язычок вполне заученно прохаживался по губам. – Ну, неловко как то! Наше отсутствие заметят и… И я совсем недавно овдовела, это неприлично.
– Неприлично?
Он подошел к ней, протянул руку, слегка коснулся нежной щеки. Не той, в которую вчера вцепилась мамаша и которую ей сегодня пришлось долго замазывать гримом. Потом его пальцы скользнули под волосы, нащупали затылок и потянули ее на себя.
– Хочу тебя, – шепнул он ей прямо в рот и вцепился в ее губы жадно, настырно.
Насте нужно было бы остановить его. Конечно, следовало бы! Мать завтра такого ей наговорит! А можна и по лицу от нее схлопотать! Это она тоже может. И будет орать, орать, учить, учить.
Непристойно после пяти минут знакомства стонать, прогибаться, льнуть к мужчине. Лезть к нему в ширинку, снимать с него штаны, перешагивать через свои трусики, упавшие к туфлям. Совершенно отвратительно занимать мерзкую позу похотливой самки на подлокотнике кресла и двигаться, двигаться, двигаться с хрипом и стонами.
Непристойно, мерзко, отвратительно, но… как же ей было чудесно! И плевать, что завтра скажет мамаша! Нечего было забирать у нее Дэна.
Владимир продержал ее в комнате полтора часа. Они почти не разговаривали. Раздавались лишь властные команды и хриплое согласие.
Потом они одевались с красными потными лицами, хихикая глупо и натянуто. Приглаживали волосы у большого зеркала. Осматривали друг друга. Когда спустились к гостям, то оказалось, что все уже разъехались. И даже мать с отчимом куда то подевались.
– Что станем делать, Вэлл?
Настя сидела на диванном подлокотнике, картинно выгнув спину и поигрывая туфлей, свисающей с большого пальца. Она снова была распутной, разбитной, пошлой, вальяжной. Ей это нравилось! И не потому, что это была ее лучшая роль. А потому, что это была сама ее суть. Она именно такой и была. Такой она сама себя знала. Такой ее знала мать. Такой ее знал Дэн. И она искренне надеялась, что такой ее захочет и Владимир.
Но он повел себя неожиданно. Одним прыжком он подлетел к ней. Схватил ее за волосы, заставил подняться и встать во весь рост. Глянул безумными глазами ей в лицо. И прошипел:
– Никогда так меня больше не зови, шлюшка! Никогда!!!
– Отпусти меня!
У Насти тут же от обиды задрожали губы. Что она такого сказала то?! Ничего особенного! Чего он так вызверился?!
– Отпусти! – потребовала она дребезжащим от слез голосом. – Я… Я все маме расскажу! И отчиму!!!
– Валяй! – Он все еще держал ее за волосы, не позволяя шевельнуться или хотя бы надеть туфлю как следует. – Только кто тебе поверит, шлюшка?! Чтобы я позволил себе в отношении женщины грубость? Никогда!
– Мама мне поверит, – пискнула Настя неуверенно.
– Мама поверит мне. Особенно когда я расскажу ей, как ты названивала какому то Дэну и жаловалась ему на нее.
Он освободил ее волосы, но держал теперь за шею, все так же не позволяя двинуться с места. Его глаза, которые она находила еще каких то пару часов назад удивительными, смотрели на нее жестко и грубо.
Ей сделалось по настоящему страшно. Она не понимала, во что вляпалась. И ее теперь, кажется, совершенно некому было защитить.
– Так что, сучка, скажем мамочке, с кем ты чирикала по телефону, а? Или это будет нашей с тобой маленькой тайной?
– Нет!!! – Настя почувствовала, как белеют ее щеки, синеет, сжимаясь в линию, рот. – Не надо!!! Не надо ей ничего говорить!
– Умница! – Неожиданно он провел языком по ее щеке, дотронулся до века, прошелся по лбу и вдруг цапнул зубами за губы, сделав так больно, что она заплакала. – Не надо плакать, сучка. Надо наслаждаться!
– Чем? – Она почувствовала во рту привкус крови. – Чем наслаждаться?! Болью?!
– О-о-о, через боль приходит наслаждение, разве ты не знала?! – Его взгляд сделался совершенно безумным, а вторая рука, не занятая ее шеей, больно хватала за зад и бедра. – Иногда это своя собственная боль, иногда чужая! Разве ты никогда не испытывала наслаждения, видя чужую боль, сучка?!
– Не-е-ет, нет!
Настя зажмурилась, замотала головой, хотя далось ей это нелегко.
Что за придурок?! Что за садист, мать его?! Кого ей подсунула мамаша?! Знала она или нет, кого прочит ей в ухажеры?! Нет, они с Дэном, конечно, забавлялись по всякому, не брезговали и игрушками. Но его то она не боялась никогда. А этот человек опасен!
– Я хочу домой, Володя, – шепнула она ему в ухо, когда он вдруг затих и задумался. – Пожалуйста, позволь мне уехать!
– Не вопрос! – Он как ни в чем не бывало отошел от нее, снова чуть согнулся, целуя ей руку, погладил по щеке, одернул на ней платье. – Настюша, ты просто прелесть! Домой? Хорошо, домой. Только я тебя сам отвезу, ага?
– Ага, – она поежилась, уже точно уверовав, что имеет дело с сумасшедшим. – А машина?
– Пускай твоя машина остается тут, а я тебя отвезу на своей, идет? – И Владимир самым обезоруживающим образом улыбнулся, повторив: – Ты просто прелесть, детка.
Всю дорогу он болтал о таких милых пустяках, так заразительно смеялся и нежно трогал ее за коленку, что Настя всерьез начала подозревать уже и себя в сумасшествии. Может, ей все это привиделось?! Может, он ничего такого и не делал? А у нее это… раздвоение личности?!
Но нет же, нет, у нее губа вспухла, десна побаливает. Он точно кусал ее за губы. И слова говорил нехорошие. И угрожал ей.
Господи, как она влипла!!! Как она попалась!!! Она теперь ни матери не может пожаловаться, потому что позвонила Дэну вопреки ее запретам. Ни Дэну не может пожаловаться, потому что совместно с матерью готовила его устранение и даже передавала Толику инструкции.
Что делать?! Что???
Владимир подвез ее к воротам. Галантно помог выйти из машины и даже довел до парадного входа.
– До встречи, детка, – нежно шепнул он ей на ухо, жарко и часто целуя в шею. – До встречи!
– А… мы еще увидимся? – Она судорожно глотнула и уставилась умоляющими глазами в небо.
Вот когда надобно вспомнить о всевышнем! Вот когда надобно молиться! Но не знает ведь ничего – ни молитв, ни псалмов, ни чего то еще, с чем необходимо прийти к Богу. И небо над головой раскинулось зловещее, черное, без проблесков звезд.
– О детка, конечно, мы увидимся! – удивленно отозвался Владимир голосом нежным и ласковым. – Мне так хорошо с тобой…
Ах, если бы не его минутная мерзкая выходка! Она бы теперь была абсолютно безмятежна и почти что счастлива. Если бы не ныла десна, не зудела вспухшая губа и не переворачивалось все внутри от страха. Он же хорош был, Володя, чудо как хорош!
Надо же было ему так перед ней облажаться! Может, его редко так клинит, а? Может, он выпил и…
И тут, словно желая закрепить за собой право называться великим притворщиком и засранцем, Володя просунул руки под ее пальто. Прижал ее к себе с силой и проговорил, больно стиснув ее поясницу:
– Ты ведь теперь только моя, так? Ну! Чего молчишь? Моя?!
– Да, да, твоя. – Она корчилась, морщилась, но боялась сказать, что ей больно.
– Настюша, «форева», ага?! Мы вместе навеки!!!
С дурашливым хихиканьем Володя опустил пальцы на ее бедра, с силой оттянул резинки ее чулок и тут же резко отпустил. Резинки больно щелкнули, но это было уже не важно. Внутри болело сильнее. Боль росла, как мыльная пена под струей воды в ванной. Она уже забивала легкие, рот, нос, щипала глаза. Насте хотелось броситься на землю, бить по ней руками, ногами, визжать, корчиться, орать, звать на помощь. И оттого, что сделать это было нельзя, ей становилось еще больнее.
Расплата!!! Господи, это расплата ей за все ее грехи!!! За все украденные жизни!!! И хотя она сама лично не запускала в действие смертельный механизм, она являлась одной из его пружинок. Пожалуй, самой главной.
– Чего молчишь? – сердито засопел ей в шею Владимир.
Он убрал свои мерзкие руки и теперь тщательно застегивал на ней пальто. Точно сумасшедший! Или наркоман. Нормальный человек на такое не способен. Резкие перепады настроения, поведения, это…
– Я не молчу. – Она стояла безвольной тряпичной куклой, которую он тискал, оскорблял, ласкал, делал все, что хотел.
– Как тебе видится наше будущее? – Он поправил карманы на ее пальто, высоко поднял воротник с такой силой, что у нее хрустнуло что то в шее. – Мы ведь не расстанемся, нет? Нет?!
– Нет, – прошептала она, тихонько отступая к двери. – Мы теперь вместе, Володя.
– Смотри у меня, сучка. – Он снова оскалился, сделавшись таким страшным в темноте, что она чуть не завизжала. – Если что, сдам тебя матери! С потрохами! И еще скажу, что ты…
– Что?
– Что ты наркоманка!
– Это ложь! – слабым голосом запротестовала Настя. – Я никогда не употребляла и…
– Но ведь можно попробовать, так? – Он продолжал скалить зубы, словно волк. – В следующий раз принесу тебе чего нибудь легонького. Вколю – улетишь, будь уверена! Ладно, давай топай в кроватку. Ты устала сегодня. Отдыхай до завтра. Вечером я у тебя, малышка.
Он повернул ее спиной к себе. Отпер дверь и с такой силой впихнул в дом, что Настя, пролетев метра четыре, больно упала на коленки. Она обернулась, но Владимира уже не было. Она сидела в холле на полу в доме своего покойного мужа. Свет под потолком горел. Дверь была заперта. Она была одна. Но ад, в котором она пребывала последние несколько часов, ей точно не привиделся. Он существовал. Он взялся из ниоткуда и явно имел продолжение.
Что ей делать???
Всхлипывая от боли, страха, обиды, Настя встала. Пошатываясь, добралась до сумочки, отлетевшей к стене. Достала телефон. Набрала матери.
– Чего еще?! – прошипела та злобно. – Непонятно, что у меня может быть личное время?!
– Мам… Мам… – Настя заплакала. – Откуда он взялся вообще?
– Кто? – Голос матери сделался холодным и сухим до неузнаваемости. – Володя?
– Да! Это… Это форменный придурок! Извращенец! Он…
– Он что, ударил тебя? – безо всякого интереса спросила вдруг мать, перебивая ее.
– Нет.
– Сделал с тобой что то как то не так? Так, думаю, тебя удивить сложно после Дэна. – Это имя она проговорила почти шепотом. – Что не так?
– Он… Он сумасшедший. Он говорит такие вещи!
– Какие именно?
Мысли Насти лихорадочно заметались. Что из случившегося она могла рассказать матери? Что не упиралось в ее проступок – звонок Дэну? Как сформулировать его садистский шантаж и не спалиться?
– Он… Он чудовище, мам. Я не хочу его!
– Сейчас, дорогой, минутку. Поговорю с девочкой, – промурлыкала мамаша жирной сытой кошкой, послышался шум ее тяжелых шагов, стук двери. И затем… – Слушай, сука малахольная!!! Этот Володя – уважаемый человек! Он лучший друг и партнер моего мужа. Он не последний в списке богачей! И он хочет тебя!!! И если он хочет тебя, то ты встанешь так и сделаешь так, как он тебе велит. Поняла???
– Но, мам!
По лицу Насти обильно катились слезы. Стены дома кренились, ломались, рушились прямо ей на голову. Ей было больно, невозможно было дышать. Хотелось закрыть голову руками, свернуться клубочком и забиться куда нибудь в самый дальний угол, как она делала это в детстве, когда пряталась от драк мамаши с отчимом.
Зачем ей это все?! Зачем этот огромный дом, ставший ее тюрьмой? Деньги, которыми она не может пользоваться, потому что мать не велит распылять средства, ей зачем?!
– Короче, Настя…
Мать тяжело дышала в трубку, значит, взбешена была настолько, что запросто отпинала бы ее по ребрам, окажись она здесь. А потом она начала говорить страшные вещи тихим, шипящим голосом:
– Силу моего гнева ты знаешь! Если Володя уйдет из твоих рук, то ты… Ты мне будешь больше не нужна! А ты знаешь, как я поступаю с людьми, которые мне больше не нужны!!! Найти я тебя везде сумею! Денег у тебя нет, они все у меня. Думай, детка! А еще лучше – одумайся!
– Ты обещала, что Виталик будет последним, ма… – ревела Настя, вовсю роняя слезы и сопли на дорогущий кашемир. – Что все, финиш! Как же так?!
– Володя… Сделаешь Володю – и проваливай на все четыре стороны! Да, вот еще что… Чтобы ты знала, детка… Володя – это не мой каприз. Это личная просьба моего будущего мужа. Твой ему свадебный подарок! – и мать завершила разговор.
А Володя тем временем, отъехав от дома метров на тридцать, остановил машину, достал телефон, набрал нужный номер и стал ждать.
– Да, да, это я, – затараторил он, едва ему ответили.
– Ну! И что?
– Я ее сделал! Она у меня будет крошки хватать из ладошки. – Он тихо рассмеялся. – Все под контролем! Она изолирована и очень напугана!
– А ты не перестарался?! – В голосе собеседника послышалась тревога. – Знаю я тебя, можешь и переиграть!
– Нет, все как всегда, на грани фола!..
Глава 15
Альбина сощурилась от яркого солнца, залившего комнату. «Надо было вечером запахнуть шторы, – посетовала она. – Можно было бы поспать чуть подольше, время то всего девять. Будто и не рано, но с учетом того, что легли уже сегодня, почти в три…»
Она осторожно повернула голову, вжав щеку в подушку, уставилась на спящего Иванцова. Вот кому все нипочем! Солнце может светить ему в лоб, струнный оркестр может над ухом надрываться, а он спит как младенец. И выражение лица у него, у сонного, довольно-таки безмятежное. Спит человек, просто спит. Ничто его не тревожит. Ни мысли плохие, ни сновидения. Чего нельзя сказать о ней: она всю ночь куда то бежала. То от кого то, то за кем то. Ей было жарко, потом холодно. Но одно ее преследовало точно без изменений всю ночь – это дикий страх. Она чего то или кого то боялась. А кого? Чего? Когда очнулась и поняла, что она в своей постели, а рядом мужчина, способный ее защитить, испытала нечто, похожее на счастье.
Правда, она плохо представляла себе, как оно по настоящему выглядит – счастье это. В чем оно? В спокойствии? В радости? В уверенности?
Альбина вздохнула, приподняла руку Иванцова, схватившую ее, выскользнула из под одеяла. Нашарила тапки, влезла в халат и пошла в кухню. Что то там с появлением Иванцова в ее жизни и ее кухне непременно должно обнаружиться! Она открыла холодильник, улыбнулась. Три тарелки были накрыты полотенцем, сверху лежала записка: съешь это немедленно. Под полотенцем были сыр, колбаса, тонкие ломтики ветчины. Она нарезала батон, достала сыр, шлепнула сразу два куска на ломоть, откусила и начала жевать, задумчиво рассматривая солнечное утро за окном.
Вчерашняя встреча в кафе с Сучковым взбудоражила всех троих. Они много и сумбурно говорили, что то записывали, зачеркивали, снова кивали, чертили, соединяя линиями фамилии, события, факты.
– Все ведь сходится, стрекоза, на Рыковой, а! – нехотя признал к концу встречи Михаил Иванович.
– А я вам говорила! – запальчиво воскликнула она. – Что то там не то! А теперь, после того как мы узнали, что Владлен Егорович, который представился мне Сиротиным в квартире Влада, никакой не Сиротин, а Смирнов, и является родным дядькой Рыкова, то вообще!..
– Что вообще? Ну что вообще? – Это Иванцов канючил.
Он вообще вел себя скептически вчера за обедом. Все какие то вопросы каверзные вставлял, будто палки в колеса. То ему вдруг начало казаться, что Смирнов, чью машину видела соседка Влада во дворе, вовсе не тот человек, с которым Альбина виделась в квартире. Тогда и связи никакой быть не может. То он брал под сомнение участие молодой вдовы в каких бы то ни было грязных преступлениях.
– Не могла она! Не могла! – горячился он, наворачивая крупные пельмени со сливочным соусом и аджикой. – Вы видели ее вживую? Говорили с ней?
– Видели, – кивали в унисон Сучков и Альбина.
– И?!
– Что – и?