А Настя теперь, когда на нее вдруг обратил внимание лучший друг ее нареченного, тоже стала опасна. И еще как! Она, видите ли, не желает его! Он ей противен! И она ничего не хочет делать ради матери и во имя нее!
Выход?! Что нужно делать, чтобы сохранить свое неожиданное счастье? Чтобы сохранить свободу, наконец?
Выход был. Он всегда у нее находился. И всегда бывал одним: нужно убрать неугодных!
Мария вздохнула в сотый раз и зажмурилась. Убить собственную дочь? Греха страшнее не совершала даже она. А на ее руках крови много.
Но тут же слабый стон со стороны кровати привел ее в чувство. Она, собственно, как хочет прожить остаток своих дней? Скрываясь под чужими именами, скитаясь из города в город, оставляя за собой метки «черной вдовы»? Или еще, чего доброго, угодить за решетку хочет? Или, может, стоило свалить уже за границу и воспользоваться уже счетами? Так не так уж там их и много, денег этих. Многие их дела заканчивались всего лишь пятизначными рублевыми цифрами. Это дети, дураки, думали, что денег много, потому что никогда не считали. Жили красиво и не считали.
Она их к тому же тратила потихоньку. Втайне от них. Любила достаток, вот и тратила. И закончатся они быстрее, чем можно себе предположить. В бизнес вложить? Так они с Настей в этом деле дуры дурами. Необразованные кровожадные дуры…
Или ей все же прожить остаток дней с любимым человеком в покое, богатстве и довольствии? Ни в чем не нуждаться, никому не кланяться, ни у кого ничего не просить? И не думать о том, что бы еще такого провернуть, чтобы дожить до следующей зимы, к примеру.
Да, это ее выбор! Она хочет так, и именно так. И если Настя ей вздумает мешать, вздумает гадить, то…
То тогда она просто не оставит матери выбора! Она избавится и от нее, и от Толика. Уложит их в одну могилу. То есть в машину. У нее все приспособления остались от одного такого крутого дела, провернутого Дэном пару лет назад. Она пошлет их куда нибудь на тачке, и они просто не вернутся, и все. Она поплачет, погорюет и продолжит жить спокойно и счастливо с мужиком, ее достойным.
– Эй, Маня, – вдруг тихо позвал с кровати ее Володечка. – Ты чего там? Иди сюда!
Она прошлепала босыми ступнями по чистому теплому полу, наслаждаясь уютом и тишиной. Присела на край кровати, незаметно пощупала шелковые простыни, это она тоже обожала. Потом тронула седые волосы любимого мужчины, шепнула со страстью:
– Ты мой! Ты только мой, милый!
– Однозначно, – пробубнил он со вздохом, откинул одеяло и требовательно шлепнул огромной ладонью рядом с собой. – Ложись, рано еще. Сегодня долгий день. Идем в гости к Насте и Володьке.
И у нее тут же снова заныло сердце. Вот бы дочка родная не подвела! Вот бы отыграла сегодняшний вечер, как надо. А ну как заупрямится, напьется и выдаст чего нибудь мерзкое?! Ох, скорее бы Толик возвращался с добрыми известиями, да уж тогда бы их обоих…
– Ну, ты чего ворочаешься, не пойму? – проворчал сонным голосом Володечка. – Спи давай, рано еще.
Она уткнулась носом в его огромное плечо, густо поросшее седыми волосами. С удовольствием втянула носом приятный запах его одеколона, погладила по груди и почти тут же отключилась под нежным шелком пододеяльника.
А он еще какое то время лежал, стиснув зубы, и невидящим от отвращения взглядом смотрел в потолок.
О чем он думал в этот момент? Да о том же, о чем и пару дней назад, и неделю назад, и месяц. О мести!!! Он должен вытерпеть присутствие этой гадины, он обязан! Потому что вердикт, который он себе вынес, был однозначным: виновен!
Он виновен в смерти Витальки, потому что не предостерег, не уберег, хотя душа болела, когда он наблюдал за его «семейным» счастьем. Он виновен в смерти Влада Сиротина, которого знал еще юным пацаном. Потому что он послал его на смерть, попросив следить за вдовой и ее окружением.
Кто же знал, что так выйдет?! Кто же мог предположить, что эта троица столь сноровиста?! В том, что они устранили журналиста, Смирнов ни минуты не сомневался. И хотя Володька возражал, ссылаясь на заключение экспертов, он был на месте аварии, и именно он подобрал мобильник, Смирнов твердо стоял на своем: Влада убили. Каким то образом ему что то удалось узнать, выследить, накопать. И они его убили.
– Они так ловко работают, Владлен Егорович! Нам их никогда не прижать, потому что они организуют все без проколов! – пытался увещевать его водитель и хороший друг – Володька, которого он накануне начала своих шашней с Машкой вывел из штата.
– Все ошибаются, – возражал он неуверенно.
– Они – нет!!!
– Тогда будем ловить их на живца! – и тут же предложил комбинацию со своей женитьбой. – От меня ей быстро захочется избавиться, уж поверь!
Володька не поверил и оказался прав. Машка сделалась с ним не просто покладистой, она сделалась шелковой. И он всерьез начал подозревать, что стал для нее объектом вожделения.
– Даже звери влюбляются, – удивлялся он. – И что делать?
– Их надо выманить. Их надо растормошить. Надо мне за дело браться, – Володька изо всех сил старался услужить, радуясь без памяти, что начальнику и другу, кажется, ничто не угрожает. – Я эту Настю…
– Что ты Настю, вот что? Заставишь написать явку с повинной?
– Я поставлю ее в такие условия, что…
Володя думал дня три. Потом доложил:
– Придумал, Владлен Егорович!
– Ну!
– Вы меня порекомендуете как своего самого лучшего друга, ради которого готовы на все. Мария, соответственно, тоже рада будет услужить. Я типа влюбляюсь в Настю и… И создаю ей такую «райскую жизнь», что она взвоет на второй день.
– И дальше что? – Смирнову идея не понравилась, все как то наивно, нелепо, ненадежно. – Она пошлет тебя, и все!
– Не-а, не пошлет. Я при вас с ней – сама любезность. Без вас – монстр. Настя ноет, жалуется матери. Та ей если и верит, то сделать ничего не может, поскольку желает вам угодить.
– Смысл то в чем, не пойму?!
– Смысл в том, чтобы их разъединить. Вместе они – страшная сила. Поврозь… Настя просто курица, насколько я понял. Она всегда делала и делает, что ей велит мать. Надо вбить меж ними клин! Будет бунт, поверьте!
– А если нет?
– Я буду стараться!
И он расстарался так, что Настя перестала вообще звонить матери. А прежде – в день раза по четыре, пять, и разговор длился минимум минут по двадцать. Потом еще Володька в день их так называемого знакомства подслушал Настин разговор с Дэном. И разговор его тоже обнадежил.
– Она на грани, Владлен Егорович! Она на грани! – радовался успеху Володька. – Что то будет! Эти стервы терпеть не привыкли. Настя бунтует. Мать бесится. А если еще и Дэн вдруг объявится, то непременно что то будет. Нам надо… Надо их растормошить. Надо заставить совершать ошибки. Надо подталкивать к тому, чтобы они начали действовать и совершать ошибки. Иначе нам их никогда не поймать! Никогда не уличить…
Дэна они по Настиному звонку с домашнего отследили. Тот отсиживался в каком то захолустье. Там же оказался еще один участник странной группы, которого Мария представляла ему прежде как своего родственника.
– Их уже четверо! – сетовал Владлен и скреб подбородок, теребил крупный нос. – Как то мы с тобой, Володька, все неправильно делаем. Может… Может, привлечь все же профессионалов?
– Ага! Они уже разбирались! И в смерти Виталика. И в смерти журналиста. Разобрались?!
Возразить было сложно. Полиция разводила руками, не находя ни в одном из случаев никакого состава преступления. Была, правда, еще одна девчушка, на которую Смирнов возлагал большие надежды, – бывшая невеста Влада. И он даже звонил кое кому, чтобы девушке не чинили препятствий. Но, по сведениям, у нее появился ухажер. Они оба ведут себя так, будто у них медовый месяц. До прежних ли почивших ухажеров ей?
Так что выбора у них с Володькой не было. Надо было просто терпеть, сжав волю в кулак, и ждать, когда эти суки проявят себя. И поймать с поличным.
– Они же как воры-карманники, Вовка! – сетовал Смирнов, с каждым днем становясь все менее терпимым и все более раздражительным. – Или, пока за руку не схватишь, не докажешь ничего. Так и этих… Только вор-карманник запускает свои руки в чужие карманы. А эти – в чужие души! Те крадут кошельки. А эти жизни… Ненавижу!!!
Конечно! Конечно, он мог бы упростить задачу и себе, и своему помощнику. И мог запросто найти человека, который устранил бы и мать, и дочь, и их приятелей. Просто и без лишнего шума. И даже искать их никто не стал бы.
– Но нет у меня твердой уверенности, Вовка! Нет!!! Не могу я на душу грех брать! А вдруг все не так?! Вдруг??? Такой вот я слюнтяй, понимаешь, – возмущался сам себе Смирнов.
Он мучился, сильно мучился. И совесть его порой так терзала, что дышать становилось невозможно. Это когда Машка особенно трепетной и послушной с ним была. И глаза ее слезами увлажнялись от нежности. И когда руки ему целовала, и тапки чуть не в зубах несла.
– И это здорово! – не понимал его чувств Володька и руки потирал. – Если она и правда влюбилась, то это вообще все упрощает. Она будет зубами землю рыть, укрепляя свои позиции. И уж конечно, не позволит дочке вставлять палки в колеса. И если понадобится, даже устранит ее.
– И это здорово! – не понимал его чувств Володька и руки потирал. – Если она и правда влюбилась, то это вообще все упрощает. Она будет зубами землю рыть, укрепляя свои позиции. И уж конечно, не позволит дочке вставлять палки в колеса. И если понадобится, даже устранит ее.
– Таки уж прямо??? – таращил глаза на своего помощника Смирнов. – Родную дочку???
– И что? – цинично хмыкал Володька. – Им, мне кажется, плевать на все! И на родство тоже. Настя тут на днях пару синяков как раз от мамочки, а не от меня поимела. И так в ее адрес зубами скрипела, что я прямо готов был ее уже к следакам вести для дачи показаний. Но она вовремя замолчала. Ладно, будет у нас время…
Смирнов прислушался. Мария дышала глубоко и ровно, значит, уснула. Брезгливо сморщившись, он выбрался из под ее руки, встал и осторожно двинулся из спальни. Он доспит в своем кабинете. Не может тут, задыхается. Как представит, что могла совершить эта женщина, клявшаяся ему в любви, так в глазах темнеет.
Или не могла?
Он обернулся на нее от дверей. Мария спала, раскинувшись на шелковых простынях. На лице, угадывающемся в темноте, застыло выражение безмятежности и покоя. Грудь спокойно вздымалась. Так спит человек, не отягощенный угрызениями совести. Она не мучается, совершая зло? Или просто зло не совершала?
Может, сегодня вечером хоть что то сдвинется с места? Он возлагал на этот званый ужин большие надежды. Надеялся, что Володька не перестарается и доведет Настю до состояния тихого бешенства, когда плохо контролируемые эмоции могут сыграть с дамами злую шутку и они проболтаются. Или как то выдадут себя. Или вообще начнут грызться, уничтожая друг друга и плотно сбитые оборонительные сооружения.
А если уж вообще карта ляжет удачно, то женщина, мирно посапывающая теперь на его подушках, захочет избавиться от своей дочери. И тогда уж они ее точно поймают за руку!
Пока не удавалось. Никак! Все телефоны в его доме были поставлены на прослушку. Результата никакого. Настя тоже не общалась ни с кем, кроме матери. Один-единственный звонок Дэну был сделан до того, как они начали прослушивать телефоны. Да и то, что слышал Володька, недостаточно для того, чтобы обвинить ее в чем то.
Как же, ну как же их прижать?! Что сделать, как спровоцировать их активность?! Хоть бы уж что то случилось такое, что ли!..
Глава 17
Иванцову жуть как не хотелось разделяться с Альбиной. Он мечтал, что они вместе проведут весь день. Когда она рядом, он готов был даже по асфальту с плугом идти.
– Сначала съездим к соседям Рыковой, а потом к этому Смирнову, чего ты, а? – канючил он, топая за ней из комнаты в комнату с перемазанной пеной для бритья физиономией.
– Нет времени, Сережа, нет времени! – Альбина была категорична. Потом взглянула на него укоризненно, вздохнула. – Побрился бы ты уже, наконец! Полчаса уже за мной ходишь. Пены наронял на пол, на тапки.
– Побреюсь, – огрызался Иванцов. – Хоть Сучкова позови, а, Альбина! Ну не хочу я, чтобы ты ехала в этот дом одна. Не хочу!
– Сучкову некогда. Он готовится к дню рождения супруги. Он не отказал бы мне, конечно, но я же не свинья! Да и почему ты так настроен? Дом в черте города. Кругом люди. Что там со мной может случиться?
– С журналистом случилось!
– Так то с журналистом! И темно было. И он опять же следил за кем? А тут вполне уважаемый человек, – принялась она загибать пальцы, попутно влезая в шкаф и роясь в вещах, понятия не имея, что нужно надевать в дом к такому человеку, как Смирнов. Хотя он при первой и единственной их встрече не особенно церемонился в подборе гардероба. Выглядел как бродяга.
Если, конечно же, этот дядька был Смирновым. Но она порылась в нескольких печатных изданиях, нашла его фотографии с каких то конференций – вроде похож.
Альбина достала брючный костюм мышиного цвета и темно-бордовую водолазку. Подержала вешалки в руках, убрала обратно. Потом та же участь постигла и джинсовый сарафан, и кремовую блузку с коричневой юбкой. И вдруг решила не церемониться. Она поедет в джинсах. Что за дела?! Она что, по приглашению? Нет. Она вообще по делу. И может одеваться практично и удобно. А практичнее и удобнее джинсов еще никто ничего выдумать не смог. Спортивный костюм исключение.
Альбина надела джинсы, толстый белый свитер в косичках с большим горлом, сверху – тонкую черную куртку, ботинки на толстой подошве и потянулась к сумке, в которую, как в спасательный трос, вцепился Иванцов.
– Ну! Сережа!
– Альбина… Ну давай вместе, а? Я тебя в машине подожду, если ты не хочешь, чтобы я присутствовал при ваших разговорах о Владе.
– О господи! – Она закатила глаза, нервно улыбнулась и выдернула сумку из его рук. – Не смей ревновать, Иванцов! Ничего личного, поверь! Только дело. Только дело. И справедливость! Я с первой минуты знакомства с этой кроткой красоткой не могу отделаться от ощущения, что нас очень искусно водят за нос.
– А если у нас ничего не получится доказать? – Он стащил с себя футболку и вытер пену с лица. – А если снова пустышка, что тогда?
– Тогда… – Она задумчиво взглянула на календарь. – От отпуска у меня осталась неделя. Тогда рванем с тобой куда нибудь отдыхать.
– Ты смиришься?! – Иванцов недоверчиво хмыкнул.
– Не совсем так, Сережа, не совсем так. Я не смирюсь, я… я усмирюсь! – И она рассмеялась. – Эта банда все равно на чем то спалится. Рано или поздно, но это случится. А я стану ждать… Сколько понадобится. Я стану дышать им в затылок, Сережа. Только ты уж тоже не подведи. Побеседуй с соседями нашей красотки. Может, кто то что то да видел тем поздним вечером?
– Видели бы, рассказали, – огрызнулся он. – Я же был там. Беседовал.
– Был!
– И результат ноль!
– Но ты пришел неофициально. И конкретно даже не знал, что спрашивать. Поблеял, потоптался да ушел. А теперь у нас с тобой вещдок на руках. И показать фото, думаю, стоит той неприятной даме с сизыми кудряшками.
– Зачем?! – Иванцов обхватил затылок ладонями. – А если она пожалуется на нас в отдел?! Нас с тобой шеф… Он просто растопчет, пыли не оставив! Плохая идея, малыш.
– Идея просто замечательная, поверь мне. – Она распахнула дверь, шагнула за порог. – Тетечка с сизыми кудряшками сто процентов любит посплетничать. А тут такое!.. Покажи фотку непременно, Сережа. Разговори ее!
– А больше то и некого разговаривать. Только из окон ее дома виден тот проулок, где журналист машину ставил, – ворчливо отозвался Иванцов и успел поймать ее за руку, прежде чем она упорхнула.
Прижал к себе, влез губами за высокий толстый воротник свитера.
– Обещай мне быть осторожной, малыш, – прошептал он со странной тоской в голосе.
– Да что ты, в самом деле! – возмутилась Альбина, принявшись вырываться, ей было жарко и неудобно в куртке и свитере. – Я иду на встречу к уважаемому человеку, а не к убийце!
– Встреча не назначена, раз, – он ее не выпускал, хотя видел, что она начинает злиться. – И любой уважаемый человек может оказаться кем угодно.
– Кем?!
Она его отпихнула, отпрыгнула. Одернула куртку и неуверенно показала язык. Вдруг стало жаль его. Иванцов выглядел каким то потерянным, встревоженным. Он хорошим был все же, заботливым. И ей было хорошо с ним, не сложно, скажем так. Не приходилось выдумывать что то, чтобы было веселее. Не нужно было заранее прокладывать маршрут вечерних прогулок, если они случались. Просто шли и шли, куда глаза глядят. Она бы и дальше согласна была с ним сосуществовать, и не только в интересах дела, и не только в отпуске.
– Прекрати накручивать, Сережа! – попросила она чуть мягче, потянулась к нему, поцеловала в щеку. – Лучше возвращайся с результатом. Я позвоню…
Позвонил он, не она. Станет он ждать целый час, как же! Он успел за десять минут побриться, умыться, одеться и влезть в машину. И доехать до района, где проживала вдова Рыкова, еще за десять. И что делать оставалось, если ее соседки не оказалось дома? Просто сидеть и смотреть в небо? Так хмуро там, облачно. Вокруг тоже не лучше. Голые деревья. Голые черные ветки на сером фоне. Красотища! Он и позвонил.
– Сережа, я еще даже не доехала! – возмутилась Альбина, ответив на третий звонок. – Ты чего?
– Так… Ты как вообще?
Он мямлил, понимая, что ведет себя глупо. Но поделать ничего с собой не мог. Он прикипел к этой девушке. Прирос костями с мясом. Он жил ее жизнью, думал ее мыслями, горевал ее печалями и расставаться с этим приобретением не собирался. Оно ему нравилось! Очень, очень!!!
– Нормально я, – вдруг смягчилась она, и слышно было, что улыбается. – Ты как?
– Мне плохо, – Иванцов снова глянул на осеннюю черно-серую палитру за окном автомашины. И повторил: – Даже хуже, чем ты думаешь.
– Что такое?
– Плохо без тебя, – Иванцов зажмурился, вспомнив сегодняшнее жаркое утро рядом с ней в кровати. – Вот ты рядом – и все отлично. Тебя нет – тоска! Наверное, Альбинка, это любовь! Как ты на это смотришь, а?