— Каких ещё граждан? — Сухов недовольно взглянул на Механика и нахмурился. — Ты только о Лешем упоминал.
— Это неважно. Считай, что помогал тебе только Леший. Сути дела это не меняет. Главное в другом: без моих доработок и постороннего контроля через имплант не стал бы ты виртуальным героем, Сухов. Ни за что не стал бы, уж извини за прямоту. А в реальности уж тем более не стал бы никем. Ну, да ладно. В прошлом всё. Идем, Павел Петрович, «прошью» заново твой имплант, чтобы Леший больше за тобой не шпионил и голову тебе всякими глупостями не забивал. А то он такой… в деле хорош, но без дела утомит кого хош. Вон туда проходи, за ширмочку… и ложись в короб, лейтенант, не бойся.
— Не вопрос, — Сухов улегся в подобие керамического саркофага.
— Во, нахватался уже, — негромко проронил Копейкин. — Отключай, Механик, его поскорее от вашей локальной сети, а то будет у нас два Леших. А это явный перебор.
— Трындеть команды не было, — пробурчал кто-то из-за ширмы.
— А это кто сказал, как думаешь? — спросил у Ивана Найдёнов.
— Леший?
— А голос как будто Сухова.
— О чем я и говорю, — Копейкин ухмыльнулся. — Сколько они на прямой связи находились, трое суток? А Леший, видишь, лейтенанту совсем мозг затрахал.
— Разговорчики в строю, — послышалось из первого саркофага. — Женщины на борту, так что ты, боец, язык прикуси.
— Согласен с предыдущим фараоном, — выбираясь из своего саркофага, сказал всем известный сталкер по прозвищу Леший. — Ты вообще что-то расслабился, Копейкин.
Троица не видела Лешего долгие восемь месяцев, и потому все уставились на сталкера с неподдельным интересом. Внешне сталкер почти не изменился, разве что волосы отросли. Парикмахером Механик работал с меньшей охотой, чем лекарем. Ироничная ухмылка и взгляд тоже остались прежними. А что там изменилось внутри у Лешего, это вопрос десятый, если кого и волновал, то Леру, да и то постольку-поскольку. Главное, что Леший вернулся в строй и чувствовал себя нормально.
— Мальчики, не ссорьтесь, — с явным облегчением в голосе сказала Лера и подошла к Лешему. — Всё хорошо. Теперь всё хорошо.
— Пока не всё, затёк весь, — Леший одной рукой обнял Леру, а другой потер шею. Затем он обернулся и ткнул пальцем в гель, которым был наполнен его саркофаг. — Трое суток в этом холодце проплавал, как космонавт в невесомости. Теперь коленки дрожат, отвык от нагрузки. Механик, когда пройдёт?
— Скоро.
— А пока ты слабый, можно я над тобой поприкалываюсь? — спросил Копейкин. — Соскучился по этому занятию.
— Совсем ты расслабился, Ванёк, факт, — Леший вздохнул, правда, без особого огорчения. — Никакого уважения к старшим. Определённо надо тебя на недельку в Узел забросить. На перевоспитание. Только без подстраховки.
— Можно к нам, — покидая свой саркофаг, сказал Сухов. Он по-прежнему хмурился, но говорил уже без вызова и обиды в голосе. — Пройдёт курс молодого бойца, станет другим человеком. Спасибо, Механик, отличная работа.
— Осознал? — Механик усмехнулся. — Ну вот и отлично. Дальше вы сами разберётесь с делами. Сухов со своими, а вы, ребятки со своими. Леший в курсе, чем вам дальше заниматься.
— Не успели остыть и снова в бой? — Копейкин покачал головой. — Круть.
— Не волнуйся, Ваня, остыть успеешь, новое дело не скоро начнётся, — Механик поднял руку и помахал сразу всем присутствующим. — До новых встреч, детки. Не поминайте лихом.
— Надолго исчезаешь? — спросила Лера.
— Как получится, — Механик вышел из палаты, сделал пару шагов и исчез в едва заметном мареве метаморфного коридора.
— До встречи, — запоздало проронила Лера, затем вздохнула и обернулась к товарищам. — Каждый раз будто навсегда уходит и…
— И возвращается с завидной регулярностью, — перебил её Леший. — Не грусти. И вообще у нас праздник. День очередной победы бабла над злом, да, Копейкин? Интересно, сколько призовых военные отвалили Механику?
— На казённых гонорарах не зажируешь, — заметила Лера.
— Думаешь? А Каспер вроде бы неплохо жил. Особняки в каждой локации, «Лексусы», часики платиновые…
— Знаю, — Лера вздохнула. — Давайте действительно не будем больше о грустном.
— О чем и речь, — Леший согласно кивнул. — Не вижу повода не выпить!
— Наконец-то! — изрядно переигрывая, воскликнул Копейкин. — Всем техасский виски с колой!
— Сам давись этой хренью, — парировал Леший. — Тоже мне, техасский сепаратист нашёлся, виски-колу ему подавай. Езжай в Штаты, записывайся в повстанцы и лакай свой «джимми» хоть по три галлона в день. А у нас свои напитки. Бодяжное пиво, например. Да, Лера? К тебе двинем?
— У меня в «Пикнике» пиво нормальное, — Лера строго посмотрела на сталкеров и вдруг подмигнула. — Для своих.
— Мне надо в часть, — поднимаясь и одергивая китель, заявил Сухов.
— В тапочках пойдешь? — ухмыляясь, спросил Копейкин.
Павел опустил взгляд. Механик, от щедрот своих, выдал новую униформу, даже носки, но почему-то забыл про «берцы». То есть «щедроты» Механика попахивали формализмом.
— Чьи говномесы? — Копейкин оказался хоть и клоуном, но не худшим представителем всей этой гоп-компании, он выудил из-за ширмы новые армейские ботинки. — Твои, лейтенант? Размерчик вроде бы подходящий… ого… сорок пятый? Слышь, Лера, у него сорок пятый!
— И что?
— Как это «что»? Учёные говорят, чем больше нога, тем больше… сама понимаешь что. Кстати, похоже, так и есть, по себе знаю.
— Угомонись, а? — Лера подняла взгляд к потолку и вздохнула. — Достал!
— А я тут при чем? Наука!
— Может, выпнуть его отсюда? — взглянув на Леру, спокойно спросил Найдёнов.
— Чего это сразу — выпнуть?! — возмутился Копейкин. — Боевого товарища и ногой под зад? Да вас за такое мало под трибунал отдать! Вас за это надо… надо… вообще! Того! Вывести в чистое поле, поставить лицом к стенке и всадить пулю в лоб! Да, лейтенант?
— Очень страшно, — снова без эмоций произнес Найдёнов. — Опасаешься за сохранность копчика, тогда сам иди отсюда. Пока обувной отдел в детском мире не закрылся. Купи себе что-нибудь тридцать восьмого размера.
Пока сталкеры препирались и сомнительно шутили, Сухов обулся. Новые «берцы» были сделаны из хороших материалов, а потому, имея вид обычных армейских «гадов», как ещё их называли чистильщики, оказались вдвое легче, удобнее и практически сразу приняли нужную форму, гелевая прослойка внутри примялась точно по ноге.
Что ж, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Барыши Механику, веселье сталкерам, а лейтенанту Сухову… новая униформа и обувь. Тоже неплохо. Впрочем… не только это. Пока мысли путались — вместе с избытком информации на Павла за короткое время обрушился и целый водопад противоречивых эмоций, всю эту кашу так сразу не переварить — но Сухов чувствовал, что есть во всём происходящем и второе дно. И на этом дне лежит сундучок с кладом. Не бог весть каким, но всё-таки. Вот только и сундучок, и содержимое откроются Сухову не сейчас, а чуть позже, когда улягутся волнения, отпустит стресс («полаять, что ли, как делала Ольга, чтобы поскорее отпустило?») и когда лейтенант Павел Сухов вновь начнёт мыслить рационально. Пока он ощущал себя клубком противоречивых эмоций. Ни о каком рациональном, трезвом мышлении речь идти не могла. Сухов будто бы опьянел, но лишь частично: способность удерживать мысль давала сбои, но самокритика и координация сохранились.
— Честь имею, — Павел вновь бессмысленно одёрнул китель и подался вперёд, собираясь двинуться к двери.
Не вышло. Прямо на пути стояла Лера, слева на койке сидел (но всё равно загораживал часть прохода) Найдёнов, справа от девушки стоял Леший, а у медицинского шкафа, явно прикидывая, как бы незаметно и без шума его вскрыть, пританцовывал Копейкин. И никто, кроме «танцующего» Копейкина, не собирался менять свою диспозицию.
— Ты не дуйся, лейтенант, — Леший усмехнулся. — Мы ведь тебе не враги. Ребята из жо… из каземата тебя вытащили. А я тебе в Узле помогал. Нет, на меня ты, конечно, можешь дуться. Имеешь полное право, но ведь, по большому счёту, я тут ни при чём. Меня, как и тебя, Механик к делу подвязал. В долг починил… в очередной раз… а долги и обещания в Зоне, сам знаешь — это святое, самая ходовая валюта. Куда там всяким евро с рублями и даже золотым юаням.
— Я в курсе.
— Ну, и чего тогда дуешься? Нет, я понимаю, чего ты дуешься, сам в твоей шкуре бывал, но ты не по адресу закусился. Я ведь такая же пешка на доске у Механика, как ты, или вон, Копейка. И ладно бы он провёл меня в ферзи! Так ведь нет. Сколько уже дел вместе провернули, а я всё пешка.
— Конь, — подсказал Копейкин.
— Ну, конь, максимум!
— Педальный.
— Засохни.
— Я слышал твою историю, — Павел кивнул. — Среди чистильщиков ходит много баек о твоих похождениях, Леший. Ты почти легенда.
— Конь, — подсказал Копейкин.
— Ну, конь, максимум!
— Педальный.
— Засохни.
— Я слышал твою историю, — Павел кивнул. — Среди чистильщиков ходит много баек о твоих похождениях, Леший. Ты почти легенда.
— О! А мы? — вновь оживился Копейкин. — А о нас что говорят?
— О тебе хорошо или ничего, — поддел товарища Найдёнов. — Хватит встревать.
— Это правда, что у тебя два главных импланта? — спросил Сухов, глядя на Лешего теперь уже без неприязни, хотя и по-прежнему мрачно.
А как ещё он мог смотреть на человека, который трое суток фактически играл Суховым, как виртуальным аватаром в компьютерной игре или, проще говоря, — марионеткой? Да, режиссером выступал Механик, а продюсировал всю эту игровую постановку Узел, но за ниточки-то дергал Леший. И все боевые сцены ставил он, и трюки проделывал, и стрелял… гораздо точнее, чем стрелял Сухов в реальности. С одной стороны, спасибо товарищу Лешему за счастливый финал, без него лейтенант Сухов провалил бы и все три предварительных этапа, и уж тем более главную операцию. Но с другой стороны… обидно! До боли душевной, до спазмов в горле обидно, что не доверили ему главную роль, что использовали как виртуальную модель, как марионетку, как балаганного петрушку!
— Был такой момент, — Леший кивнул. — Два импланта полезное дело, но утомительное до жути. Ты не представляешь, каково это — осваивать горы премудростей, имея пять классов образования и тонкий, как бумага, слой серого вещества в мозгах. Но ничего, за год всё освоил, вещество наросло, заматерел… и вдруг — нате вам в нюх! — незадача вышла. Попал в переплёт под Магнитным мостом в Академзоне. Да ещё в какой!.. А-а, ты же не знаешь, ты в это время у Механика в регенерационном саркофаге чуркой бесчувственной лежал. Короче, покромсали меня биомехи на ремешки. Так разделали, что не приведи господь. Механику даже левых биоников пришлось к делу привлекать. Но ничего, обошлось, восстановили меня общими усилиями. Вот только второй имплант им пришлось убрать. Закоротило его наглухо. Обидно, конечно, да делать нечего. Пришлось заново учиться жить. Теперь снова с одним главным компом в организме существую. А ещё пришлось отрабатывать. Не хуже тебя. А как иначе? Механик, он ещё тот фрукт. Добрый-то добрый, но не забесплатно. Такой у него метод. Подбирает безнадёжных, чинит, лечит, а потом эксплуатирует почём зря, пользуясь человеческой благодарностью.
— Человеческой? — Сухов взглянул на Лешего исподлобья.
— Ну, терминаторской, называй, как хочешь, — Леший усмехнулся. — Хотя мне больше нравится считать себя человеком. Ведь человек — это жизнь, разум, а главное — душа. В отличие, допустим, от сталтеха. Или от зомби-морбота. А из чего этот человек сделан, из кальция, белка и воды или из нанокерамики, пластика и металла… вопрос шестнадцатый. Если душе осталось, где пригреться, то и неважно, наполовину железный ты человек или целиком белковый. Так что не дуйся, Сухов, мы с тобой в одной лодке. В жестяной.
— Я не дуюсь, — Сухов перевёл взгляд на Леру.
И остановил на ней взгляд надолго. Слишком надолго. Сухова снова посетило ставшее привычным за время пребывания в Узле ощущение, что он уже видел её. Этакое дежа вю посетило. Павел понимал, что это может быть связано с эпизодом из событий, которые происходили в воображаемый третий день его пребывания в «петле», то есть в Узле. Ведь она руководила троицей виртуальных спасателей, которые между тем вполне натурально затащили Сухова в тамбур и вернули в реальность. Но всё равно его не покидало чувство, что он видел Леру ещё раньше. Или она кого-то сильно напоминала.
В лазарете повисла тишина. Ведь кроме Сухова никто не знал, отчего лейтенант так откровенно разглядывает девушку.
— «Я не дуюсь, я пялюсь», — с нотками сарказма, негромко пробормотал Копейкин. — В теле у нашего киборг-лейтенанта явно осталось, где душе пригреться, прав Леший. Где-то в районе нижнего штуцера.
— Да заткнешься ты сегодня?! — Найдёнов тут же отвесил напарнику подзатыльник.
От звонкого щелчка затрещины все разом встрепенулись. Сильнее всех встрепенулась Лера.
— Давайте все вместе к чистильщикам в часть пойдем, к подполковнику Бойкову в гости, — предложила она чересчур бодро, стараясь замять неловкость, возникшую во время паузы. — Он приглашал. По пути в спецотряд заглянем, Жору прихватим. Действительно, есть что отметить.
— С вояками отметишь, как же! — прокомментировал неугомонный Копейкин. — Спиртягой и тушенкой? Вот уж праздничные разносолы! Пир будет на весь мир, просто царский!
— Нормальная раскладка, — сказал Найдёнов, поднимаясь. — Я иду. А столичные мажоры могут выёживаться дальше. Ждать, когда им виски с колой подадут и авокадо на закусь.
— Все пойдём, — решил Леший. — Бойкову отказывать не резон. Нам ещё дела с ним иметь. Сухов, ты как?
— Меня не звали, — Павел ответил не слишком уверенно.
Перемену в его настроении мгновенно уловила Лера.
— Всех звали, — Лера вдруг взяла Павла под руку. — Вас в первую очередь. Подполковник уже поляну накрыл. Там обо всём договорим. У вас ведь ещё много вопросов осталось, верно? Не упрямьтесь, Павел, я прошу.
«Я прошу…» Когда женщины произносят эти слова, да ещё таким тоном, отказать невозможно. Вернее, возможно, но тогда эта женщина будет потеряна для тебя навсегда. Ведь многозначительное «я прошу», сказанное с придыханием, низким грудным голосом, это, по сути, их крупный калибр. А если при этом женщина ещё и берет тебя за руку, это вообще бронебойно-зажигательный выстрел. То есть, если ты не поддашься, у искусительницы опустеет магазин, и она разумно отступит с поля боя. Или взбесится, что более вероятно, и перейдёт к самым грязным, мерзким и изощренным методам партизанско-пропагандистской войны. В общем, выбора у Сухова не осталось. Лера выстрелила тандемным кумулятивным, и Павлу пришлось сделать вид, что броня пробита и он сдался. Хотя почему «сделать вид»? Он действительно сдался. Это оказалось даже приятно, сдаться женщине такого класса…
«Нет, чёрт, не класса! Что за бездушное определение?! Еще сказал бы — с такими ТТХ! Приятно сдаться женщине такого… уровня? Дьявол! Снова не то! Просто — такой женщине! Красивой, умной и… сексапильной? В рот компот, задолбали эти стерильные американские словечки! Волнующей! Вот! Более-менее. И не бездушно, как всё у янки, и в то же время без соплей, соответствует действительности».
Да, Лера именно волновала лейтенанта. Тёплые волны её обаяния омывали и разум, и душу, и… тело. Но главное, Сухову снова почудилось, что он знает Леру по каким-то давно забытым эпизодам из прошлой жизни. Очень уж она знакомо сжимала ему руку. И тепло от неё исходило какое-то знакомое. Может, это вовсе не отзвук воспоминания, а какой-то знак свыше? Или всё же воспоминание?
Попытка вспомнить (либо осознать) отняла у Сухова последние душевные силы, а заодно совершенно заблокировала извилины. И в душе, и в голове у Павла окончательно воцарилась пустота. Ему вдруг стало по большому барабану, что будет дальше. Всё, о чем теперь мог думать лейтенант, так это о тепле сжавшей его плечо руки и о тонком свежем запахе, который исходил от юной спутницы. Или не юной, а молодой спутницы. Пожалуй, даже на годик-другой постарше самого лейтенанта. Но такие детали не имели сейчас для Сухова значения.
«Для своих лет ты выглядишь отлично…» — почему-то вдруг вспомнилась Сухову глупая фраза из финального эпизода второго дня в «узловой петле». Почему-то? Ан, нет, не «почему-то»! (Мозг снова включился, но сразу же честно предупредил: «на полминуты — максимум!») Рядом с Ольгой Сухов чувствовал нечто похожее. Лера, конечно, выигрывала по всем статьям, но зато виртуальная подруга лейтенанта имела свою странную, неповторимую и очень притягательную «изюминку». Встань они рядом, выбор был бы ох как непрост!
«Гормоны играют? — Сухов устало усмехнулся. — Возможно. Не старик всё-таки. Да какой там! Салабон, три года после академии! Но почему-то внутренне я ощущаю себя затёртым до дыр, покрытым плесенью и совершенно разбитым деревянным корытом. Тем самым, из сказки Пушкина. Хотя, если точнее — деревянной марионеткой. Замшелой, потемневшей от времени и прикосновений Карабаса-Барабаса куклой на ниточках».
Сухову вдруг живо представилось, как бородатый директор кукольного театра то укладывает замызганного Буратино в сундук, то достаёт его, чтобы сыграть очередное представление для почтеннейшей публики. Сейчас он просто не стал укладывать Буратино-Сухова в сундук, а передал во временное пользование Лешему и компании. И они, не дав отдохнуть, вынудили Сухова идти играть спектакль «Солдатский пир по случаю победы». С обильной выпивкой, жирной закуской и тупыми шутками.
«Что ж, под ручку с Мальвиной можно. Не убудет. Леший-Арлекино может поколотить, конечно, но это мелочи. Разберёмся. Не вопрос».