Сегодня я выбрал боевик про похищение ядерных боеголовок и ожесточенного морпеха, запятнанного сомнительными преступлениями, но потом оправданного; теперь ему поручено сбрить бороду, заново собрать свою элитарную часть, выследить террористов и не дать им взорвать Чикаго. Я пришел рано, и кинотеатр почти пуст, только какая-то женщина сидит посередине ряда в конце зала. Проходя мимо, я вижу, что это Брук Хейз, школьный психолог Расса, она тоже замечает меня, и я не успеваю скрыться.
— Ну надо же, — говорит она взволнованно, — Дуг.
— Привет, Брук.
Сидящие вокруг люди глуповато ухмыляются. Ходить в кино одному можно только, если кругом одни незнакомцы. Знакомство с кем-либо, пусть даже отдаленное, выдает тебя с головой: это все равно что наткнуться на приятеля в приемной психолога. И что мне теперь делать, сесть рядом с ней? Брук, как и я, наверняка пришла сюда посидеть в одиночестве в темноте, подальше от всех. Но если я перейду на другую сторону зала, она может обидеться и решит, что я груб и невежлив. Да и вряд ли нам удастся получить удовольствие от фильма, зная, что другой сидит неподалеку. Анонимность утрачена, и из этой ситуации нет достойного выхода.
— Неловко получилось, — говорит Брук, краснея от смущения.
— Да уж, — отвечаю. — Но думаю, что мы с этим справимся.
— Вы застали меня одну в кино. Вы поймали меня с поличным в тоске.
— Что с того, что вы тоскуете? — возражаю я. — Я хожу сюда раз в неделю.
— Раз в неделю? Правда?
— Мы с буфетчицей на «ты».
— И как ее зовут?
— Кармен.
— Вы это выдумали.
— Да. Но она похожа на Кармен. — Я переминаюсь с ноги на ногу. — Разве вы сейчас не должны быть в школе и опекать трудных подростков?
— Сегодня я сама трудный подросток, — отвечает она весело и кладет ноги на спинку переднего кресла. Расклешенные штанины ее тренировочных брюк задираются, обнажая изгибы гладких бледных икр. У Хейли тоже были красивые икры. Мне в женщинах всегда нравились ноги.
— Надеюсь, вы на меня не наябедничаете.
— Я никому не выдам вашу тайну.
— Спасибо. Хотя вы и не знаете мою тайну.
— Вы мне расскажете?
— Поживем-увидим. Может, вы сядете? Когда вы вот так стоите, это действует мне на нервы.
— Я думал, вдруг вы хотели побыть одна.
— Хотела. — В полумраке кинозала светлый блеск на ее веках сверкает и переливается, она хлопает по соседнему креслу. — Теперь не хочу. — Она бросает на меня смущенный взгляд. — Если только вы не хотите побыть один. Ну, вы ведь поэтому пришли сюда, так? Я все пойму.
— Хотел, — соглашаюсь я, проходя по ее ряду. — Теперь не хочу.
Вблизи она выглядит ниже ростом и кажется почти миниатюрной, у нее безупречная кожа. Брук смотрит на меня широко раскрытыми глазами, взгляд ее тверд. От страха ляпнуть глупость меня пробирает дрожь.
Она показывает на мой стакан с попкорном.
— С маслом?
— Ага.
— Замечательно.
Мы сидим в мирной благожелательной тишине, какая бывает только в огромных пустых местах, а на экране мелькает реклама и пробегают имена кинозвезд.
— Итак, — произносит Брук, жуя попкорн.
— Итак…
— Итак, после той нашей встречи в школе я думала, что вы пригласите меня на свидание.
Я не выплевываю газировку, которой полон мой рот, и не захлебываюсь ею, как это показывают в кино, но, вне всякого сомнения, момент именно такой, когда плюются газировкой.
— Правда? — спрашиваю я. — Извините.
— Не стоило мне это говорить, — замечает она обиженно. — Вот я всегда так, говорю, что думаю, как будто изумление искупает мою прямоту. Простите. Вы не обязаны мне отвечать.
— А вы ничего и не спросили.
— Вы правы, — она задумчиво кивает и тянется, чтобы взять еще попкорна. — Закончите фразу, предлагает она спустя минуту. — Когда я с вами познакомился..
— Что, простите?
— Это подсказка — я пользуюсь ими, чтобы заставить ребят рассказать о своих чувствах. Иногда ответить на вопрос сложно, а закончить предложение они могут.
— Значит, вы относитесь ко мне как к трудному подростку?
Она улыбается, глядя на экран.
— А почему бы и нет?
— По крайней мере, честно. Так что вы спросили?
— Это был не вопрос, а подсказка.
— Точно. Не могли бы вы ее повторить?
— Когда я с вами познакомился…
— Когда я с вами познакомился, мне захотелось пригласить вас на свидание.
— Так почему же не пригласили?
— Это сложно объяснить.
— Все и всегда так говорят, но на самом деле ничего сложного нет.
— Вероятно, вы правы.
— Итак, — улыбается она, — закончите фразу. Я не пригласил вас на свидание, потому что…
Кажется, у Брук что на уме, то и на языке, но со мной сейчас происходит то же, и наша встреча похожа на боксерский поединок.
— Я никогда толком не умел ухаживать за женщинами, — признаюсь я. — Я послушный ведомый, но не ведущий. Окажись вы плачущей у меня в кабинете, никто не сумел бы утешить вас лучше меня. Но начинать мне всегда было труднее. Неважно, что я говорю: вы ведь догадываетесь, что я говорю это, чтобы сделать первый шаг, а потом пригласить вас на свидание. И мы встретимся, а если все пойдет хорошо, мы займемся сексом. Го есть, по сути, из славного парня, которому толком ничего от вас не нужно, я становлюсь грязным ублюдком, жаждущим переспать с вами, едва успев познакомиться.
— А вам не кажется, что вы напридумывали лишнего?
— Так оно и есть, — соглашаюсь я. — А самое смешное, что я-то полагал, будто навсегда с этим покончил. Я думал, что в последний раз сделал первый шаг и мне уже никогда не придется так себя чувствовать. Поэтому я чертовски обиделся на покойную жену за то, что она испортила все дело и бросила меня тут одного, чтобы я снова сам о себе заботился, а потом я испытал чувство вины за то, что обиделся на нее, ведь она не специально умерла.
— Ладно, — произносит Брук. — Вы до сих пор не оправились от смерти жены. Это так понятно. Как по учебнику. Но, если честно, все это не очень сложно.
— Я только начинаю оттаивать, — говорю я. — А еще у меня в голове настоящая путаница из-за того, что со смертью Хейли открылись большие возможности.
— Что вы имеете в виду?
— Моя младшая сестра выходит замуж за моего друга, с которым она познакомилась у меня на шиве. Так что муж, еще не рожденные дети, да и все ее будущее — следствие смерти Хейли, и у меня это просто в голове не укладывается. Колонка, которую я веду, принесла мне славу, открыла передо мной многие двери. Раньше я писал о книгах, которые никому не были нужны, а теперь издатели за мной бегают. Мои профессиональные мечты могут сбыться, и все потому, что Хейли погибла. Я прославился благодаря своему горю. А еще мне заплатит авиакомпания. Мне заплатят приличную сумму за скорбь. Я разбогатею, добьюсь успеха, но если бы я мог вернуться в прошлое и как-то ее спасти, помешать ей сесть в тот самолет, я бы сделал это. Ни секунды не раздумывая.
— Ну конечно, вы остановили бы ее, — говорит Брук.
— Но ведь однажды я снова влюблюсь, так? Я начну все заново с какой-нибудь женщиной, может, на все эти мои новые деньги мы купим большой старый дом, у нас будут дети, я стану профессиональным писателем, пожалуй, даже напишу несколько книг. Я буду жить счастливо, и все это благодаря тому, что Хейли погибла в авиакатастрофе. И я даже не знаю, когда это случится, но настанет время, когда я пересеку черту, за которой, быть может, мне уже не захочется вернуться в прошлое и спасти ее, потому что я буду знать, что, если бы она не умерла, у меня не было бы этой семьи, которую я люблю, и жизнь моя сложилась бы иначе. И сама мысль о том, что я стану человеком, который не захочет вернуться в прошлое, чтобы ее спасти…
Я хочу продолжать, но что-то случилось с моим голосом: я шевелю губами, но не слышно ни звука, и я, черт подери, чувствую, как у меня по щекам бегут слезы. Брук кивает и кладет мне ладонь на руку.
— Ну, — произносит она, — у вас проблемы с причинно-следственной связью.
— Настоящее мучение, — соглашаюсь я, вытирая ладонью слезы. — Извините меня. Обычно я плачу ближе к концу фильма.
Брук мягко стискивает мою руку и отворачивается, чтобы я мог прийти в себя.
— В каком-то смысле все так и должно быть, вы не находите? — спрашивает она. — Взгляните на это вот как: обеспечив вашу жизнь после своей гибели, она навеки останется с вами. Что-то вроде эмоциональной страховки.
— Эмоциональная страховка, — повторяю я задумчиво. — Этому вас учат на психфаке?
— Я выдумала это только что, — ухмыляется она. — Вы стали свидетелем моего извращенного остроумия.
— Отлично, — говорю я. — Мне нужно будет это обдумать. Спасибо.
— Не стоит благодарности.
— Я выдумала это только что, — ухмыляется она. — Вы стали свидетелем моего извращенного остроумия.
— Отлично, — говорю я. — Мне нужно будет это обдумать. Спасибо.
— Не стоит благодарности.
Она дружески похлопывает меня по руке и убирает ладонь. Я чувствую тепло там, где была ее рука.
— Да, вы были правы, — признается Брук.
— В том, что это сложно?
— Нет, — тепло улыбается она. — В том, что вы ведомый.
Я киваю.
— А с вами что? Какова ваша печальная история?
— С чего вы взяли, что она печальная?
— Вы неоднократно на это намекнули. И у вас грустные глаза.
— Мой жених уверял, что они прекрасны.
— Жених?
— Ага.
— И что с ним случилось?
— Это сложно объяснить.
— Да ладно. Закончите фразу. У меня был жених, но…
Но тут гаснет свет и начинается фильм. В свете экрана я вижу ее радостную торжествующую улыбку.
— Время истекло, — произносит она. — У меня строгое правило: не болтать во время фильма. Спросите на следующей неделе.
— Откуда вы знаете, что мы увидимся на следующей неделе?
Она выуживает кусочек попкорна из моего стакана.
— Скажем, предчувствие.
Мы сидим в пустом кинозале в разгар рабочего дня, слегка касаясь друг друга локтями на подлокотниках, — два человека, на время сбежавшие от всех. Нас омывает льющийся с экрана мерцающий свет, мы, погруженные каждый в свое горе, смотрим, как Николас Кейдж спасает мир.
Глава 23
Вернувшись домой, я застаю на крыльце Стивена Айвза, который пытается выломать входную дверь. Он разбегается от ступенек крыльца и бросается вперед, ударяя в дверь плечом. Судя по его тяжелому дыханию и темным пятнам пота под мышками белой рубашки египетского хлопка, он ломится уже довольно долго.
— Клэр! — вопит он. — Поговори со мной!
— Иди домой, Стивен, — орет Клэр из окна над лестницей. — Ты расшибешься.
Я поднимаю голову и вижу Клэр и Расса, удобно усевшихся на подоконнике старой комнаты Расса.
— Эй, Дуг, — ухмыляется Расс. Он пьет кока-колу и явно наслаждается происходящим.
Клэр устало машет рукой и виновато поднимает брови.
— Он не уйдет.
Я поворачиваюсь к Стивену, который пытается выбить дверь ногой, как коп, но копы обычно не ходят в легких модельных туфлях за триста долларов. От ударов Стивена на двери остаются грязные полукруглые следы, но толку от его усилий маловато.
— Привет, Стивен, — говорю я. — Что новенького?
— Отойди, Дуг. Предупреждаю, — рычит он, бросая на меня грозный взгляд из-под насупленных бровей, и снова, разбежавшись, пинает дверь. На Стивена, который обычно безукоризненно выглядит, одевается, как Хьюго Босс, и потеет только на теннисном корте или в парилке загородного клуба, стоит посмотреть. Его потные волосы, слипшиеся от геля, висят сосульками на лбу, из-за чего он выглядит как Элвис — не толстый Элвис из Вегаса, но тощий киношный Элвис, который в забегаловке надрал задницы хулиганам, заставлявшим его подпевать музыкальному автомату.
— Ты расшибешься, — говорю я.
— Я зашибу тебя, если ты только ступишь на крыльцо.
— Стивен, это мой дом.
Он поворачивается ко мне лицом: его красивый подбородок дрожит от гнева, глаза широко раскрыты, взгляд сумасшедший.
— Ты думаешь, меня это колышет?
Его это явно не колышет, и я понимаю, что ему не нужен веский предлог, чтобы надрать мне задницу. Сколько я его знаю, он всегда меня ненавидел, и не только потому, что я облил его грязью в свадебной речи. По настоянию Клэр он взял меня на работу к себе в компанию, а это не могло кончиться добром. Через несколько месяцев я отличился — переспал с одной из его секретарей-референтов. Оказалось, что он собирался ее уволить, но после того, как я с ней переспал, он испугался юридических последствий, хотя, когда дело дошло до моего увольнения, его это не смутило. Я постоянно откалывал что-то в этом роде и не видел в этом ничего особенного. Сейчас я так не думаю, но не пойдешь же извиняться за то, что натворил пять лет назад. Даже если бы я и пошел, Стивен все равно ничего бы мне не забыл. Он мне помог, а я все испортил. Вскоре после этого я напился на ужине в День благодарения и заехал ему кулаком по носу. Нас растащили, прежде чем он успел мне ответить, а ничто так не раздражает мужика, как пропущенный удар от какого-то молокососа. Поэтому я остался стоять, где стоял, у подножия крыльца, и сказал: «Да хоть башку себе расшиби», а Стивен продолжал ломиться в дверь и звать Клэр.
— Черт подери, Стивен, убирайся отсюда. Я серьезно! — кричит Клэр.
— Я просто хочу поговорить с тобой! — орет он.
— Тогда надо было мне позвонить!
— Ты не отвечаешь на мои звонки!
Подожди, пока я захочу с тобой поговорить. Я не твоя подчиненная, Стивен. Ты не можешь запланировать меня, как совещание.
— Спустись и открой эту долбаную дверь!
Он снова лупит по двери, и на этот раз я слышу, как дерево трещит — едва различимый звук, предупреждающий, что дверь вот-вот поддастся, но тут у Стивена подгибаются ноги, он падает на колени и, вскрикнув от боли, хватается за плечо.
— С ним все в порядке? — кричит мне Клэр.
— Бывало и лучше, — отвечаю я. — Почему бы тебе не спуститься и не поговорить с ним?
— Дуг, отвали.
— Хорошо. Извини.
Держась за разбитое плечо, Стивен с трудом поднимается на ноги и, пошатываясь, выходит из-под козырька, спускается по ступенькам и идет мимо меня на лужайку, чтобы оттуда взглянуть на Клэр. Взгляд его полон отчаяния.
— Клэр, пожалуйста, — произносит он хрипло. — Не делай этого.
— Я вынуждена, — отвечает она мягко.
— Я люблю тебя.
— Нет. Тебе нравится мной обладать. А на самом деле тебе все равно, кто я такая. А теперь езжай домой!
— У тебя кто-то есть? В этом все дело?
— Ладно, сейчас я в тебя чем-нибудь кину, — угрожает Клэр, в отчаянии взмахнув руками, и отходит от окна.
Стивен смотрит на меня.
— Ведь в этом все дело, правда? У нее роман.
— Это не так, — возражаю я, качая головой.
Краем глаза я замечаю темное пятно, и мы оба подпрыгиваем: прямо между нами на траву с глухим стуком приземляется пара роликовых коньков.
— О господи, Клэр!
— Нет, Стивен, — орет она ему. — У меня никого нет. Во-первых, должен быть хоть кто-то, чтобы потом был кто-то еще. А у меня вообще никого нет, и поэтому я от тебя ухожу.
— Ты несешь чепуху! — кричит он, подходя к окну. Клэр заставляет его отойти, швырнув вниз бейсбольную биту «Луисвилл Слаггер», которую ей услужливо подал Расс. Бита падает на рукоять и вырывает из лужайки кусок дерна величиной с кулак.
— Черт! — орет Стивен, бросаясь к стене дома. — Успокойся хоть на минуту!
— Езжай домой, Стивен. Клянусь богом, я позвоню в полицию.
Тут мне приходит в голову, что по крайней мере один из наших многочисленных соседей, которые стоят на своем крыльце и с растущим интересом любуются зрелищем, опередил Клэр. Такое в нашем квартале случается нечасто.
А Стивен тем временем, бормоча что-то неразборчивое, отходит от стены и снова подходит под окно.
— Я люблю тебя, Клэр, — кричит он ей. — Может, я не самый лучший парень в мире, но я всегда хорошо к тебе относился и пытался сделать тебя счастливой. Если ты хочешь уйти, я не могу силой заставить тебя остаться, но я думаю, что после шести лет брака я заслуживаю хотя бы объяснения. Можешь швыряться в меня, чем хочешь.
Стивен падает на колени, как теряющий сознание боксер в последних раундах, и, тяжело дыша, глядит на Клэр. По его грязному потному лицу катятся слезы.
— Я с места не двинусь, пока ты не спустишься и не поговоришь со мной наедине. Мне надоело уворачиваться.
На мгновение воцаряется мертвая тишина. Клэр смотрит на него и швыряет из окна мое рабочее кресло. К счастью для Стивена, ему все-таки удается увернуться. Я бросаюсь влево, а он вскрикивает и отскакивает вправо. Кресло с тяжелым металлическим скрипом приземляется ровно там, где стоял Стив, колесики шрапнелью разлетаются во все стороны. Кролики спасаются бегством, и я недоумеваю, почему мне раньше не приходило в голову нападать с воздуха. Стивен падает на спину и пронзительно кричит от боли, кажется, что он будет так кричать до следующей недели. А Клэр наверху заливается слезами и скрывается в доме.
Я рывком поднимаюсь на ноги и подхожу к Стивену, который все еще лежит на спине и таращится в небо в кататоническом отупении: так бывает, когда укуришься и облака становятся похожими на героев мультфильмов и бывших девушек. Я нагибаюсь поднять колесико, а потом сажусь на траву рядом со Стивеном и от нечего делать кручу его в руках.
— Извини, что так получилось с дверью, — немного погодя произносит он.