— Извини, что так получилось с дверью, — немного погодя произносит он.
— Забудь, чувак. У тебя были на то причины. Прости за сестру. Непонятно, с чего это она. Правда.
— Она действительно уходит от меня, да?
— Кажется, да.
Он поворачивает голову и смотрит на меня, от волнения у него трясутся губы.
— Почему?
Я потираю ладонью холодное металлическое колесико и глубоко вздыхаю.
— Потому что это Клэр, — поясняю я. — Она такая.
С минуту он обдумывает мой ответ, а потом снова смотрит на небо, медленно кивая.
— Я и правда ее люблю, знаешь?
— Знаю.
Он медленно поднимается на ноги, постанывая от натуги. Правая рука Стивена висит плетью, как будто внутри у него отключилось что-то жизненно важное. Прихрамывая, он идет к своему черному «порше», припаркованному у обочины.
— Ты уверен, что сможешь вести машину с ручным управлением? — спрашиваю я.
Он останавливается и оборачивается.
— Нет.
— Хочешь, я отвезу тебя домой?
— Если не сложно.
Я не умею водить машину с механической коробкой передач, поэтому отвожу его на своем «саабе». За «порше» он кого-нибудь пришлет. Если у вас столько денег, сколько у Стивена, в такой ситуации всегда найдется, кого послать за машиной. Он устроился на пассажирском сиденье, закрыв глаза и прислонившись головой к окну, мурлычет что-то тихонько себе под нос, как будто поет дуэтом с двигателем. Улицы переходят в бульвары, потом в шоссе, и вот уже мы молча мчимся на север, к золотым лесам Гринвича, в самое тоскливое время суток, когда вот-вот начнет смеркаться. Стивен выглядит так, будто предпочел бы в случае аварии вылететь через ветровое стекло — мне знакомо это чувство. Я один из его первооткрывателей. Я смотрю на обессиленного, вялого Стивена, и неожиданно меня охватывает жалость к нему. Он женился на любимой женщине, заботился о ней как только мог и все-таки потерял ее. Это непостижимо и несправедливо, но и это чувство мне знакомо. Единственная ошибка Стивена была в том, что он думал, будто Клэр будет любить его всегда. Ошибка вполне понятная — ведь она тоже ее совершила.
— Мне хочется умереть, — говорит он хрипло, когда я, миновав ворота, въезжаю на дорожку, ведущую к его особняку в средиземноморском стиле.
Стивен богат, красив, хорошо сложен, и мне приходит в голову, что, наверное, его впервые бросила женщина. В его глазах стоят слезы, но как бы я ему ни сочувствовал, все-таки я последний, с кем бы он мог об этом поговорить. Потом он пожалеет, что так раскрылся передо мной, но сказанного не воротишь, и он еще больше меня возненавидит.
— Послушай, — говорю я, паркуясь, — я знаю, сейчас тебе кажется, что все из рук вон плохо. Но у тебя шок. Ну, я имею в виду, от тебя ушла Клэр, да тут еще ребенок, — слишком многое нужно осознать и принять. Со временем все уладится.
Он медленно поворачивается ко мне лицом и сверлит меня суровым взглядом.
— Какой ребенок?
Я киваю, опускаю голову на руль, и в мозгу у меня крутится одно: «О, черт!»
Глава 24
Смеркается. Мы с Рассом стоим во дворе и перебрасываемся бейсбольным мячом в последних лучах солнца, а Клэр орет по телефону на Стивена, который трезвонит каждый час по нескольку раз и требует встречи. Вся округа полна приглушенных звуков пригородного вечера — стрекота сверчков, мелодичного лязга собачьих цепей, еле слышного бренчанья воздушных компрессоров и эха шлепков кожи о кожу, когда бейсбольный мяч приземляется в плетеные ладоши наших потрепанных рукавиц. Обычно для меня это полночь — пора дня, когда меня охватывает ощущение абсолютной пустоты жизни, как правило, я сижу на крыльце, успев сделать три-четыре глотка «Джека Дэниелса».
Мне просто нужно немного времени, чтобы все обдумать! Из окна до нас доносится бесплотный голос Клэр — полуплач, полукрик.
— Звучит скверно, — произносит Расс, бросая мне мяч. Тот со звучным шлепком приземляется ко мне в рукавицу.
— Точно, — соглашаюсь я, прицеливаясь и бросая мяч обратно. Я слегка промахиваюсь, но Расс вытягивает руку и с легкостью ловит мяч.
— Есть хоть кто-то, кто еще не разошелся?
Вжик… шмяк.
— Не знаю. — Вжик… шмяк. — Похоже на эпидемию.
Стивен, прекрати со мной торговаться! Мы не в Средневековье. Брак не сделка!
— Как ты думаешь, вы с мамой остались бы вместе?
Вжик… шмяк.
— Хочется надеяться. Мы были счастливы вместе.
— Это точно. Но все-таки у вас тянулся медовый месяц.
Вжик… шмяк.
На мгновение я задумываюсь.
— Наши отношения не были идеальными. В смысле, иногда мы ссорились. Твоя мама любила, чтобы все лежало на своем месте, а я неряха и разгильдяй. Иногда ее смущало, что она намного старше меня, и мне не всегда удавалось ее успокоить. Иногда я даже подтрунивал над ней из-за этого.
— Почему?
— Потому что я скотина, — я пожимаю плечами. — Не знаю. Пожалуй, мне нравилось думать, что такая женщина, как она, боится меня потерять.
Вжик… шмяк.
— Наверное, это ее раздражало.
— Думаю, просто огорчало.
Вжик… шмяк.
— Так что еще неизвестно, что было бы дальше, — произносит Расс.
Ты думаешь, мне это нравится? Думаешь, однажды утром я проснулась и сказала себе: «Сегодня чудесный день, чтобы испортить Стивену жизнь»?
— Мне кажется, мы хотя бы попытались, — признаюсь я, бросая ему мяч. — У твоей матери уже был за плечами неудачный брак, и, казалось, она знала все подводные камни. Наши отношения могли закончиться, только если бы я все испортил.
Вжик… шмяк.
— И в этом было ваше преимущество, да? — спрашивает Расс, слегка ухмыляясь.
— Верно, — соглашаюсь я и внезапно чувствую себя так, будто из меня выпустили воздух.
Я не рассказываю Рассу, что иногда смотрел на Хейли и, к своему стыду, думал о том, каково мне будет, когда ей исполнится пятьдесят, а мне всего тридцать девять, захочется ли мне быть с женщиной старше меня, когда она состарится. Я не рассказываю ему, что время от времени — даже сейчас — я испытываю смутное облегчение от того, что мне никогда не удастся испортить наши отношения, что Хейли умерла до того, как по моей милости все неминуемо пошло бы прахом, потому что иногда мне кажется невероятным, что я ничего бы не испортил. Ведь я портил все и всегда. Я не рассказываю ему, что до сих пор изо всех сил пытаюсь забыть, как она иногда на меня смотрела, будто видела меня впервые и не могла понять, как же ее угораздило так сильно меня переоценить. Как в такие моменты я не думал, а знал, что в один прекрасный день она захочет от меня отделаться. Есть вещи, о которых не говорят вслух, даже наедине с собой — грешные мысли, которые можно лишь хранить в душе в надежде на будущее отпущение.
Все, что я сейчас могу, — побороть отчаяние, которое готово обрушиться на меня, словно внезапный ливень, и приглашающе похлопать по бейсбольной рукавице. Расс усмехается и высоко бросает мяч, который я легко ловлю; слышно только, как стрекочут сверчки, мяч шлепается о рукавицы, да время от времени закричит Клэр. Все-таки приятно перебрасываться мячом с Рассом, теперь я понимаю, почему так повелось, что отцы играют в мяч с сыновьями. Мы вместе, мы заняты интересным делом, но держим дистанцию: мы поверяем друг другу сокровенные мысли, не выдавая своих чувств, а если мы не можем о чем-то сказать вслух, мы бросаем мяч. Я слышу звонкие шлепки жесткой кожи о мягкую и знаю, что сообщение передано.
Стивен, я кладу трубку! Нет! Я кладу трубку!
— Спасибо, что поговорил с Джимом, — говорит Расс. — Мне намного легче, потому что я знаю, что скоро перееду сюда.
— Не за что.
— Я впервые чувствую себя чуточку лучше с тех пор как… ты знаешь.
— Я рад.
— Так что, похоже, ты теперь опять мой отчим.
— Похоже на то.
— И как тебе это?
На секунду я задумываюсь.
— Нормально, — отвечаю я.
— Вот и хорошо.
Вжик… шмяк.
Глава 25
Лейни Поттер хочет, чтобы я обсуждал с ней ее вагину. Расскажи, как ты любишь мою влажную киску. Она так и говорит, засовывая язык мне в ухо, когда мы голыми катаемся по кровати в комнате для гостей. Разговаривая о сексе, я всегда испытываю неловкость во всем, что касается вагины. Ну в самом деле, не называть же ее «вагиной». Но любые другие названия звучат грубо или как-то уж очень по-детски, так что я чувствую себя актером в дешевой порнухе. В итоге я никогда прямо о ней не упоминаю, а говорю околичностями, как раньше о теще. «Мама» — об этом и речи быть не могло. «Шарлотта» — звучало до смешного формально. Поэтому я просто кивал и говорил «Привет», как будто хотел сказать: «Привет, принести вам еще чаю?» Теперь же, занимаясь сексом, я думаю о своей бывшей теще, а ни от чего так не пропадает эрекция, как от подобных мыслей. Поэтому я просто гоню их из головы и стараюсь сосредоточиться на том, чем сейчас занимаюсь, но с тех пор, как Лейни освоилась настолько, что начала во время секса говорить сальности, это не так-то просто. Если хотите знать, она ведет себя уж слишком по-свойски.
Лейни любит поговорить. О да! — произносит она и признается: Я так по тебе соскучилась! О боже, ты такой страстный! Я хочу, чтобы ты вошел в меня прямо сейчас! — стонет Лейни. А потом, выруливая на взлетную полосу оргазма, она подробно и в красках комментирует происходящее: О боже, я кончаю! Не сейчас, не сейчас. О-о-о-о-о-о-о! Так приятно, что ты во мне, о боже, о боже, моя киска такая влажная, я истекаю соком. Да, да, не останавливайся, не останавливайся! Не убирай оттуда пальцы, о боже, да! Я кончаю! Я кончаю! Я кончаю!
Я не привык, чтобы партнерша комментировала секс, меня это отталкивает. Я задумываюсь о том, действительно ли я лежу меж ее бедер, потому что, если это так, зачем ей надо мне об этом сообщать? Почему она не может просто мычать, стонать и визжать, как взрослая?
Когда мы закончили, она обвивает меня ногами, массирует пальцами мою задницу и покусывает меня за шею.
— М-м-м-м-м, — мурлычет она и лижет мой подбородок, словно это сливочный рожок. — Я так по тебе соскучилась.
— Я тоже по тебе скучал, — говорю я.
Она улыбается и поднимает на меня глаза.
— Это ложь, — возражает она, — но ложь во благо. — Она целует меня в нос и опрокидывает на спину, мы лежим бок о бок. — Я знаю, Дуг, тебе это кажется странным. Каждый из нас получает что-то свое от того, чем мы занимаемся. Но ты красив, ты сногсшибательный любовник, и я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным мне врать. Я уже большая девочка, и я изо всех сил попытаюсь в тебя не влюбиться, ладно?
— Ладно, — соглашаюсь я и целую ее веко.
— А сейчас, — продолжает она, — я тебя все время хочу. Я ни о чем другом не думаю.
— Я тоже тебя хочу, — признаюсь я.
Она наклоняется и целует меня в губы.
— В это я верю.
Какое-то время мы лежим молча, а потом, к нашему общему удивлению, я говорю:
— Я думал о том, чтобы снова начать ходить на свидания.
— Ого! — произносит она, не в силах скрыть испуг, отразившийся на ее лице. — Ты считаешь, что готов к этому?
— Не уверен, — отвечаю я. — Я сам не знаю, к чему готов.
Она облизывает пальцы, лезет ко мне между ног и обхватывает мой член влажным кулачком.
— Я знаю кое-что, к чему ты, кажется, готов, — говорит она, опираясь на руки, и целует мой живот, опускаясь все ниже и ниже. — Знаешь, как говорят?
— Нет, — отвечаю я, перекатываясь на спину. — И как же?
Из-под одеяла доносится ее приглушенный голос; я чувствую ее груди на своих ляжках. Ее губы дрожат, и у меня снова встает.
— Зачем покупать корову, если можно доить ее бесплатно?
Потом она принимается за меня всерьез, и я закрываю глаза, подчиняясь ее влажным горячим губам, а Лейни изо всех сил старается заглотить член целиком.
Спустя некоторое время мы поднимаемся по лестнице и застаем на кухне Клэр и Расса, которые втихую едят мясной рулет Лейни прямо с противня.
— Привет, — неловко говорю я. — А я и не знал, что вы дома.
— Мы сидели тихо, — отвечает Расс. — Не то что некоторые.
— Я Клэр, — Клэр машет нам со своего места. — Сестра-близнец этого долбоеба. Наверняка он вам все обо мне рассказал.
— Приятно познакомиться, — говорит Лейни, заливаясь румянцем, характерным для рыжих; похоже, будто она сейчас самопроизвольно загорится. — Привет, Расс.
— Привет, миссис Поттер, — кивает Расс. — Отличный рулет.
— Рада, что тебе нравится.
— Поужинаете с нами? — предлагает Клэр.
— Нет, — отказывается Лейни громче, чем хотела. — Думаю, мне лучше уйти. Мне надо… идти. Спасибо за приглашение.
— Ну что ж, спасибо вам за то, что вы были моему брату таким верным другом, — произносит Клэр без малейшей иронии.
— Не стоит, — отвечает Лейни, буквально спасаясь бегством с кухни.
— Извини, что так получилось, — говорю я ей в дверях.
— Я до сих пор дрожу.
— Испортили нам всю музыку, да?
Она стремительно обнимает меня и шепчет мне на ухо:
— А мы еще сыграем.
Она выходит из дома и мчится по лужайке, как будто за ней гонится стая бешеных собак.
Вернувшись на кухню, я вижу, что для меня оставлено место, а Клэр и Расс молча едят мясной рулет.
— Ладно, — произношу я. — Она ушла.
Они продолжают есть, притворяясь безразличными; потом Клэр указывает на меня вилкой.
— Ну все, — говорит она. — С этого дня я сплю в комнате Расса.
И тут они оба теряют самообладание, стучат по столу, хохочут, как ненормальные, до слез, и мне ничего не остается, как присоединиться к ним.
— Послушай, Расс, — говорю я спустя некоторое время. — Мне жаль, что ты это видел.
— К счастью, я ничего не видел, — возражает Расс, вытирая глаза. — Но кое-что слышал.
— У меня просто уши завяли, — признается Клэр.
— Я не хочу, чтобы вы это неверно поняли.
— Я так понял, что ты натягивал миссис Поттер, которую я всегда считал самой горячей и соблазнительной домохозяйкой Нью-Рэдфорда. И что из этого неверно?
Я валюсь на стул наискосок от Расса.
— Все, — устало отвечаю я. — Все неверно.
— Если тебе так с ней плохо, отправь ее ко мне, чувак. Я тоже страдаю, ты знаешь. И такой шанс не упущу.
— Верно или неверно, но если она трахается так же, как готовит, я готова сама с ней спать, — произносит Клэр, пододвигая ко мне тарелку. — Рулет просто объеденье.
— Ты его честно заработал, — говорит Расс, и они опять заливаются смехом.
— Послушай, — спустя некоторое время продолжает Клэр, — нет ничего плохого в том, чтобы время от времени заниматься сексом, но нам с Рассом кажется, что тебе пора искать себе более подходящую партию.
— И ты тоже в этом участвуешь? — спрашиваю я Расса.
— Как она и сказала, — ухмыляется Расс и отрезает себе еще один кусок рулета.
— Итак, результаты моего масштабного исследования показали, что лучшая партия для тебя — некая Сабрина Баркли. Ты ее знаешь? — интересуется Клэр.
— Нет.
— Вот и хорошо. Тогда это будет свидание вслепую.
— Нет уж, спасибо.
— У тебя нет выбора, Дуг. Ты согласился меня слушаться, так будь добр. Просто согласись.
— А твое масштабное исследование учитывает информацию помимо той, что ты узнала из разговора с Мэнди Сивер?
— Эта женщина — риелтор. Она знает толк в деталях.
— С чего ты взяла, что эта Сабрина вообще захочет пойти со мной на свидание?
— У тебя нет бывшей жены и детей. Ты закален случившейся трагедией, отмечен Божьей волей, а не запятнан тяжелым разводом. И у тебя все волосы целы. Ты молод, строен и печален. Поверь мне, — заканчивает она, дожевывая кусок хлеба, — ты прекрасен.
— Молод, строен и печален, — повторяю я. — Кто бы мог подумать?
— И к тому же я уже с ней поговорила.
— Ты договорилась о свидании за меня?
Клэр откусывает кусок мясного рулета.
— Я веду дела, Дуги.
— Клэр!
— Я всю жизнь Клэр. Ты ничего не теряешь. В самом худшем случае, если она тебе совсем не понравится, вы быстренько поужинаете и разбежитесь в разные стороны. В лучшем случае ты сможешь переспать с незамужней женщиной, а это, мне кажется, шаг в правильном направлении, ты не думаешь?
Я вздыхаю.
— Что ты о ней знаешь?
— Она инструктор по аэробике, сложена как модель, и по договору после развода у нее осталось собственное неплохое состояние.
— В общем, толком ничего.
— Дуг, это всего лишь свидание. Я думаю, ты можешь урвать пару часов из своего напряженного графика — спать, пить, таращиться в пространство. К тому же благодаря тебе Стивен знает о ребенке, и мне теперь не будет ни минуты покоя, поэтому ты мой должник.
— Но это все равно бы случилось, тебе не кажется?
— Это и случилось.
Я вздыхаю и перевожу взгляд на Расса.
— А ты к этому как отнесешься?
Минуту он задумчиво жует, а потом решительно бьет ладонью по столу.
— Чувак, ты спас меня от Джимбо. По-моему, ты не можешь ошибаться.
— Нет, серьезно, — говорю я, — я хочу знать, как ты отнесешься к тому, что я начну ходить на свидания.
Расс откидывается на стуле и смотрит на меня, слегка зардевшись.
— Моя мать была классная, правда? Тебе понадобится немало времени, чтобы найти женщину, которая сможет хоть в чем-то с ней сравниться, так что, я думаю, пора начинать искать.
— Ты уверен?
Он кивает.
— Ага.
— Ну ладно, — говорю я Клэр. — Когда?
— В пятницу вечером.
— Договорились. В пятницу вечером.
Клэр улыбается и поднимает бокал:
— За Сабрину Баркли. Пусть она окажется сердечной, открытой, страстной и неравнодушной к печальным худым мужчинам.
Расс поднимает банку кока-колы и улыбается.
— За Сабрину Баркли, — повторяет он.