Андреевна…, она особенная. О ней плохое сказать - язык не повернется. Она… Нет, не смогу рассказать. Ее увидеть надо, с ней надо пообщаться. Тогда поймешь, какая она.
- В нее, раз она такая хорошая, наверное, все ваши мужчины влюблены?
- Да. То есть, не все, конечно, но…
- А она?
- Что ты имеешь в виду?
- Ну…, у вашей директрисы романы случаются?
- Да ты что? Я же говорю: Светлана Андреевна особенная. - Анфиса затушила сигарету и подозрительно взглянула на Латышева, улыбнулась лукаво: - А что это ты так активно личной жизнью моей начальницы заинтересовался. Зацепила?
- Да нет, - растерялся Никита. - Я ж вашу Корчагину даже не видел никогда. - Он почувствовал, что краснеет. - И даже не представляю…
Просто…, разговор зашел…
- Разговор зашел туда, куда ты его завел своими вопросами. -
Анфиса опять подозрительно взглянула на Латышева: - А я, кажется, фамилию Светланы Андреевны не называла. Откуда ты…
- Называла. - Никита, нагло солгав, посмотрел Анфисе прямо в глаза. Ему хотелось отвести взгляд, но он не отвел, удержался. -
Начала о ней рассказывать и назвала. Ты вспомни. Забыла, наверное.
Анфиса наморщила лобик, пытаясь вспомнить, называла она или нет фамилию своей начальницы, а Латышев стал лихорадочно соображать, как бы половчее сменить тему разговора, но тут ему неожиданно помогли.
Сначала вернулся Женька, и глухо постукивая полными банками, стоящими в сумке, проследовал на кухню, а потом и Наталья впорхнула в комнату и сразу стала распоряжаться:
- Так, мужики. Ставьте стол, раздвигайте. Вот скатерть. Пора уж за стол садиться, и старый год провожать…
Никита поспешно подскочил и пошел за Женькой, чувствуя спиной недоверчивый Анфисин взгляд.
Стали провожать старый год. Он вот-вот должен был уйти, меньше, чем через час. Уйти, уступив место молодому, новому. Уйти и стать прошлым. Никиту усадили, конечно же, рядом с Анфисой, по правую его руку, как невесту с женихом. Он механически ухаживал за женщиной - накладывал в ее тарелку лещевские закуски и салаты, наливал вина в бокал (шампанское на стол еще не поставили, оно стояло в холодильнике и, дожидаясь своего часа, охлаждалось). Изредка Никита ловил на себе Анфисин взгляд. Анфиса как-то странно, загадочно, что ли - нет, таинственно, вот правильное слово - улыбалась. Но эта таинственность была понятна Никите - Анфиса его расколола. Знаю, все я про тебя знаю, словно бы говорили и эта улыбка и эти взгляды. А
Никите было все равно. Он сидел за столом - ел, выпивал, поддерживал общий разговор, в основном, короткими репликами, краем глаза отмечал взгляды и улыбки соседки справа, даже изредка дарил ей комплименты
(в его арсенале приятных женщинам слов было предостаточно), но делал все это как-то механически. Часто обнаруживал, что не понимает смысла и сути разговора. Приходилось прислушиваться, вникать, а этого не хотелось. В какой-то момент Никита подумал, что ему лучше бы было остаться одному дома. Одному, наедине с компьютером…
- Женька! - вдруг завопила Наталья. - Посмотри на часы! Две минуты осталось! Быстро дуй на кухню за шампанским!
"Две минуты, - подумал Латышев, - слава богу!"
Пш-ш-ш-ш-ик. Шампанское переохладилось и ба-баха не вышло. Зато за окошком прогремели многократные ба-бахи и стали греметь не прекращаясь. Народ веселился, как хотел, как стало модным сейчас веселиться - поднимать бокалы с шампанским на улице и одновременно оглашать мир грохотом китайских петард.
Выпили. Поздравили друг друга, счастья пожелали. Посидели еще немного, поговорили. Потом Наталья встала и, подмигнув Анфисе, пошла на кухню. Та отправилась вслед за сестрой. Дамы удалились, а джентльмены закурили.
- Ну, как тебе наш Анфыс? - на манер шишковского Ибрагима Оглы спросил Женька.
Никита пожал плечами.
- Нормально.
- Понятно. Стало быть, не понравилась. Старовата для тебя, я так и думал.
- При чем здесь?..
- Да понятно, понятно, - отмахнулся Лещев. - У тебя ж все твои девицы едва до двадцати дотягивают.
- Нет, Женька, не в том дело. Я… - Латышев чуть не выпалил: я люблю другую женщину. Но опомнился и продолжил: - Я уж как-нибудь сам. Ладно? Зря вы с Наташкой это задумали. Нет, честно.
- Вообще-то, это она все, - скорчил недовольную гримасу Женька. -
Я ей говорил…
Женьку прервала Анфиса, вошедшая с чистыми тарелками и вилками.
Она собрала грязную посуду и снова ушла на кухню, а Женька, понизив голос, продолжил:
- Я ей говорил, да разве она послушает? Прибзделось ей тебя в хорошие руки пристроить. Это ж она к нам Анфису на Новый год вытянула. Заранее созвонились. Я, как только их телефонный разговор подслушал, ну, в смысле, услышал, сразу супружнице своей сказал - зря, мол, ты это затеяла. Она: а что такое? Дурочку из себя, понимаешь… А я говорю, мол, Никита сам в этом вопросе разберется.
Кого в жены брать. Говорю, знаешь, какие чувихи ему на шею вешаются?
Девушки из высшего общества! Молодые, стройные, красивые и не бедные. А ты ему старую курицу из тьмы тараканьей подсунуть хочешь!
Но ей… Одно слово - прибзделось. Какая, говорит, Анфиса старая?
Ну, не молоденькая, так что? Молодые-то, они ни в этом деле…, ну, в сексе, значит, ни в жизни ничего не смыслят. Говорит, мол, случись что, а тебе даже стакан воды некому подать будет…
Вдруг Женька осекся, смутился и суетливо полез в пачку за новой сигаретой. Достал, стал разминать ее в руках. Но Латышев не заметил смущения друга, он в этот момент думал о Касатке и слушал Женьку в пол уха.
- Ты еще эту не докурил, - машинально заметил он. - Вон в пепельнице дымится.
- Да? - удивился Женька, тупо взглянув на дымящуюся сигарету. -
А, да. Ну, в общем, это… Анфиса, она, вообще-то, баба-то неплохая.
Правда, бог ей детей не дал. Нет, у нее со здоровьем все в порядке, ты, Никита, не подумай чего.
- Да я и не думаю.
- Был у Анфисы мальчик, да помер. Мужик-то ее в молодости на атомной подводной лодке служил. Радиации, видать наелся досыта.
Короче, ребеночек очень больным родился. Два месяца прожил только и умер. А потом они по врачам разным ездили, но…, в общем, никак.
Бесполезно. Решили больше не рисковать. Вот и одна теперь Анфиса. Но это, может…, для вас-то, и к лучшему…
Никита удивленно взглянул на Женьку.
- А, ну да, - сказал тот, опомнившись.
- Мужики! - раздался из кухни голос Натальи. - Хватит дымить!
Бокалы, рюмки наполняйте. Горячее несу.
Женька схватился за бутылки, а через минуту Наталья торжественно вошла в зал, неся перед собой блюдо с огромным ярко-коричневым гусем. От гуся шел пар.
- Та-та-та-та! - радостно пропел Женька, а Никита понял, что гуся он совершенно не хочет, несмотря на его привлекательный, прямо-таки иллюстрационный вид. И что он вообще уже ничего не хочет. Хочет только одного - поскорей уйти.
- Каков гусяра? - спросил Женька, обращаясь к Никите. - А?
- Зверь! - с улыбкой согласился Латышев.
- А я что тебе говорил? Нам его вдвоем, если бы не вы с Анфисой, неделю есть. А сейчас мы его быстренько расчленим и слопаем. -
Женька, вооружившись вилкой и кухонными ножницами, склонился над жертвой. - Тебе чего отстричь?.. Не говори, сам знаю, что у гуся самое вкусное. А самое вкусное у гуся… - он по плавной кривой отхватил гусиный окорочок и, капая жирным соком на скатерть и в салатницы, понес его к Никитиной тарелке.
- Женька, надо бы с дам начать, - попытался остановить друга
Латышев, - так по этикету полагается.
- Ладно тебе, - Женька все-таки плюхнул облюбованную им порцию гуся в Никитину тарелку, - про этикет… Да я уже и отстриг. А женщинам вообще гузку грызть положено. Чтобы, значит, дома сидели и никуда не рыпались.
- Это замужним женщинам гузка положена, - подхватила Наталья байку мужа о разделке гуся, которую они наверняка каждый раз вдвоем рассказывали гостям. - Ты ее мне отстриги. А невестам крылышко положено есть. Чтобы невеста из дома к жениху летела. Положи Анфисе крылышко. И грудки кусок. А то в крыле-то и есть нечего.
- Я ей лучше вторую ножку положу. Пусть невеста наша к жениху пешком идет, - и пробурчал себе под нос: - Тут недалеко. - Еле слышно пробурчал, но Никита услышал и внутренне усмехнулся:
"Вот же… сводники! Неймется им…"
- А себе-то что положишь? - со смехом спросила Анфиса у Женьки. -
У гуся только две ножки. Он же у тебя нормальный, не мутант какой-нибудь. Одну правильно, Никите положил, а вторую себе положи.
Мужики должны мясо есть.
- Не боись. Я себя не обижу. Гусь большой, грудастый. Прямо качок. А вообще-то я любитель шею, хребтину и ребра обсасывать.
Всякие там птичьи рангоуты со шпангоутами. А вообще-то, я не мясоед, я больше по рыбе ударяю. Вот рыбу люблю, но опять же не всякую. А ту, в которой костей поболе. Вот спроси, почему я лещей люблю?..
Анфиса взглянула на Никиту и прыснула со смеху.
- А чего? - не понял Женька. - Чего ты смеешься? А, ну да, - неправильно догадался он, - ты же любой рыбе красную предпочитаешь, морскую. Не понимаешь ты Анфиса ни фига! Вот что я тебе скажу. Лещ, это такая рыбеха замечательная…
"Началось, - устало подумал Никита, - теперь лекция о преимуществах речной рыбы над морской будет, потом о рыбалке разговор потянется"
Он непроизвольно, как бы утирая несуществующий пот, провел рукой по лбу и задержался пальцами у виска.
- Что? - Женька заметил жест друга и озабоченно спросил: - Опять?
Голова?
- Да нет, - Латышев поспешно убрал от головы руку, - все нормально. - И тут же вспомнил это слово - всенормально. И легонько тряхнул головой, выбрасывая из сознания это неправильное корявое длинное слово. - Нет, правда, все хорошо. Только…, - посмотрел на часы. - Вы не обидитесь, если я домой пойду? Времени второй час. Я в последнее время не высыпался. Устал что-то. И кроме того…
- Так впереди - куча выходных! - напомнил Женька. - Чуть не до старого Нового года отдыхать будем. Выспишься. Спать - это ерунда.
Сейчас мы с тобой накатим под гуська. Потом, если хочешь, кофейку
Наташка замастырит…
- Нет, - Латышев решительно встал из-за стола, - мне надо идти.
- Тебе скучно с нами стало? - с обидой в голосе спросила Наталья.
- Да ты, что, Наташа? - улыбнулся Никита. - Вовсе нет. Мне с вами всегда хорошо. Хорошо и спокойно. Но…, понимаешь, я, правда, что-то устал за последнее время, а мне еще надо парочку новогодних поздравлений по электронной связи отправить… - "Эх! Врать, так до конца, - подумал Никита, - Бог простит! Главное, не обидеть друзей".
И добавил: - Своим компаньонам из Норвегии. - Он вдруг увидел, что
Анфиса согласно кивнула, словно была в курсе его бизнеса и все знала о его компаньонах.
- Так отправь с компьютера моих пацанов, - предложил Женька. - У нас этот, как его? Интернет тоже имеется.
Латышев отрицательно покачал головой.
- Я пойду.
- Ну раз решил… А вот что! - вдруг обрадовался Женька неожиданно и вместе с тем закономерно появившейся мысли, - мы все тебя проводим.
- Да тут же недалеко, - подмигнул Никита, памятуя о Женькином недавнем бормотании.
- Все равно проводим. Заодно прогуляемся. А то погуляем, а ты возьмешь, да передумаешь своим норвежским корешам по компьютеру письма слать.
На улицах Полынограда царили шум и веселье. Казалось, из своих уютных теплых квартир в снег и мороз высыпали все жители поголовно.
Нет, конечно, людей было меньше, чем в разгар дня, но, темнота, своровавшая у города и у мира часть пространства, создавала иллюзию запруженности улиц и дворов. Все вокруг визжало, бабахало и взрывалось, в сугробы сыпались искры бенгальских и прочих огней, в черное звездное небо одна за другой уходили ракеты. Они уходили с визгом и взрывались там, в вышине, освещая крыши домов, шапки снега на козырьках и карнизах, счастливые, радостные лица людей на Земле.
Каждый взвизг и взрыв петарды сопровождался дружными криками: "Ура!
С Новым годом! Ура-а-а!"
Супруги Лещевы с Анфисой довели Никиту до самого крыльца его подъезда. Женька крепко пожал другу на прощание руку, долго тряс ее и настаивал на обязательной скорой встрече в новом году, только обязательно еще до рождества. А с рождеством определимся, сказал он.
Определимся, пообещал Никита. Потом Женька полез обниматься. Он был немного пьяненький; опьянел как-то вдруг и сразу. Пока шли до
Латышевского подъезда, Женька постоянно прикладывался к прихваченной им из дома плоской бутылочке коньяка. Предлагал Никите, но тот отказывался; что-то сегодня ему вообще пить не хотелось. А Женьке видать хотелось, вот он и набрался. А когда высвободил Никиту из своих объятий, его куда-то резко повело в сторону, и Наталья, как верная и добрая супруга кинулась за ним и, цепко ухватив за шкирку, удержала нетрезвого мужа на ногах.
- Ну ладно, Никита, - повернулась она к Латышеву, - поведу моего
"рыбака" баиньки. Дойти бы…
- А что? Я нормальный, - пьяно возразил Женька.
- Нормальный, нормальный, - ворчливо согласилась Наталья, - как всегда нормальный. Пошли уже! Смотри, только не падай, держись на ногах. - И, повернувшись к Никите, бросила ему на прощанье: - А ты давай, действительно, приходи к нам. Не теряйся, хорошо?
- Хорошо, не потеряюсь, - пообещал Никита.
- Жалко… - Наталья посмотрела на него, на Анфису, махнула рукой: - Жалко у пчелки. - И повела Женьку домой, крепко взяв его под руку.
Анфиса стояла рядом с Латышевым и грустно на него смотрела.
- А ведь ты ее знаешь… - сказала она тихо.
Никита тоже посмотрел на Анфису и промолчал. Не стал спрашивать:
"кого ее?". И так было понятно.
- И любишь. Вижу, любишь. Конечно…, ее невозможно не любить.
Повернувшись, Анфиса побежала догонять Лещевых. Наталья крепко и надежно фиксировала мужа, но он и сам практически не шатался. Втроем они исчезли за углом.
За спиной Никиты громко рванула петарда, но он даже не вздрогнул.
А может, не услышал. Он улыбался и о чем-то думал. Он что-то решил для себя, на что-то решился.
20.
Светлана проснулась. На часах было десять. Десять утра. Еще рано, можно спать, да спать. Легли-то в седьмом часу.
Но что-то заставило ее проснуться. Что? Ведь так хорошо спалось, сон какой-то приятный смотрела. Он закончился? Сон? Она не помнила.
Проснулась и тут же забыла свой сон. Осталось только что-то теплое в груди. И поняла, сон был приятным. И не важно, что она не помнит, о чем он…
…Вчера все-таки пришлось идти в гости. Кабиров, гад, уговорил.
Приехал часов в девять вечера и с порога заявил:
- Светка! Если вы с Егором быстренько-быстренько соберетесь и поедете прямо сейчас со мной, то я на вас не обижусь совершенно!
- А если не очень быстренько?
- Ничего, я подожду. Времени у нас еще целых три часа. Правда на одну только дорогу не меньше получаса уйдет, пробки откуда-то взялись. И это перед самым Новым годом! Но ничего. Успеем.
- А если я отклоню твое предложение?
- Ты станешь моим лютым врагом на всю жизнь и вынуждена будешь уволиться. Вместе работать мы не сможем. Ни за что! И ни при каких обстоятельствах.
- Кабиров! - наигранно возмутилась Светлана. - А ты ничего не путаешь?
- В смысле?
- Кому из нас двоих увольняться придется.
- А, ну, да. Перепутал маненько… Ну, не обессудь. Голова кругом. Не мудрено и перепутать. Я ж практически с работы за тобой, то есть за вами с Егором заехал. Весь предпраздничный день как белка в колесе крутился… Так что, собираетесь?
- Я вообще-то…, - начала Светлана.
Она вдруг засомневалась, правильно ли решила, что никуда не пойдет, ни в какие гости, что они с Егором будут сидеть дома и смотреть телевизор. Она будет пить шампанское, а Егор что-то безалкогольное. Веселенький будет Новый год, нечего не скажешь.
Но…, она так решила. И за себя и за мужа. Решила и все. Она привыкла решать в одиночку. Всегда решала сама, никогда не пряталась за чужой спиной, а уж за спиной Егора тем более. И никогда ее не мучили сомнения по поводу правильности принятого решения. Ну…, почти никогда. Редко. И теперь, видимо, был тот самый редкий случай.
А может, лучше, вдруг подумала она, встретить Новый год в шумной, но в приятной и веселой компании, чем сидеть вдвоем? Два чужих человека в пустой холодной квартире, молчаливых и молчащих…
- Свет, а может, примем Серегино приглашение?.. Привет, Серега! -
В дверях, за спиной Светланы появился Егор. Она обернулась и смерила мужа критическим взглядом. Одет как всегда по-домашнему, выглядит каким-то помятым, не выспавшимся что ли. И выбрит плохо. Впрочем,
Кабировы Егора всяким видали. Большей частью вообще небритым и в довесок пьяным.
- Хорошо. Переодевайся. И побриться не забудь.
- Да я вроде…, - Егор с жестким шелестом провел рукой по щеке.
- Хорошо. Я мигом.
У Кабировых была полная квартира людей. Благо квадратные метры позволяли. Совсем недавно Сергей приобрел новую четырехкомнатную квартиру в доме, стоящем практически по соседству с тем, в котором
Светлана купила однокомнатную своему Павлику. Но Кабировский дом был круче. Кроме Сереги, его супруги Кати и долговязого шестнадцатилетнего сына Артема, были Серегины тесть с тещей, соседи
- супружеская пара, Андрей и Алена - какой-то дальний родственник
Денис из Раздольного, девушка Дениса Элла, потрясающая длинноногая блондинка с пухлыми губами и неожиданно карими глазами, и еще одна супружеская пара Кабировских друзей. (Правда эти двое только встретили Новый год и тут же умчались к кому-то своим, к родителям, кажется). Да еще и они с Егором. Причем, Егор - единственный совершенно непьющий человек в этой компании, а непьющий человек всегда создает некую неловкость и напряженность в общении. Либо на это обстоятельство плюют и стараются не замечать, или действительно не замечают и вскоре забывают о нем. И тогда этот непьющий чувствует себя изгоем.
Но как ни странно, никакой напряженности не случилось. Напротив, было весело, даже очень весело. У Кабировых всегда весело. Сергей был душой компании. И не только этой, он всегда становился душой любой компании и самозвано брал на себя роль тамады. Почему-то у него это получалось. Вот и сегодня он балагурил, часто не давая кое-кому из присутствующих и рта раскрыть, а потом, по мере всеобщего легкого опьянения и наступления состояния расслабленности, понемногу снизил собственные обороты, давая инициативу другим. И гости погрузились в непринужденную атмосферу всеобщего веселья и единения. Смеялись, шутили, рассказывали анекдоты. Потом, встретив