— Ну как не делается? Обязательно что-нибудь делается, — авторитетно возразил Геннадий Иванович. — Законы природы не обойдешь. У них с нервами, может, еще и похуже чего-нибудь делается, чем с человеческими. Например, отмирают совсем… в результате невостребованности в процессе функционирования организма.
— Болтун, — с удовольствием сказала Александра. — Какой же ты болтун, Геннадий Иванович… Но у-у-умненький!
— В будущем году в аспирантуру пойду, — с гордостью похвастался Геннадий Иванович. Погрустнел и неохотно добавил: — Мне бы бабок немного подсобрать… Ленка в будущем году гимназию закончит. Ей тоже поступать надо будет. Может, на бесплатное поступит? Она все-таки гений у нас.
Александра согласно угукнула, но подумала совсем другое. Кому они сейчас нужны, гении? Кто вообще будет вникать — гений, не гений? На бесплатной основе будет учиться дебильный отпрыск не самых бедных родителей. Был бы не дебильный — отдали бы в Оксфорд. За Оксфорд и заплатить можно. А раз уж дебильный — так пусть и учится в отечественном ликбезе. С какой стати платить за такую ерунду? Нужное знакомство, нужный телефон, в крайнем случае — какую-нибудь мелочь нужному человеку… Дебильный отпрыск получит диплом и пойдет по папиным стопам — управлять наукой, производством, медициной, образованием… Или финансами. Они все очень любят управлять финансами.
До самого дома Александры в машине висело печальное молчание, ощутимое, как густой гвоздичный запах. Что это она вдруг о гвоздике вспомнила? Наверное, от плохого настроения.
— А гвоздика-то к завтраму вся сдохнет, — опять будто читая ее мысли, злорадно сказал Геннадий Иванович вместо прощания. — Парниковые цветочки. Изнеженные. А скоро осень. Я ж предупреждал! Так нет, обязательно надо дров наломать. В ящиках привезли! Уроды. Это ж какие бабки, мама дорогая… Александра Александровна! Глядите-ка, этот маньяк за нами прямо во двор приперся! Давайте-ка я вас до квартиры провожу, а?
— Ген, да ты что? — Александра даже развеселилась. — Этот маньяк — охрана! Забыл, что ли?
— А, ну да, — несколько смущенно согласился Геннадий Иванович. — Забыл. Все равно маньяк. В следующий раз обязательно оторвусь.
Александра вошла в подъезд и захлопнула за собой дверь с таким облегчением, будто и правда от маньяка спаслась. На свой третий этаж бежала по лестнице, не выдержав ожидания лифта, который сонно полз откуда-то из-под неба, с одиннадцатого этажа, наверное. На бегу выудила из сумки ключи, не сразу попала в замочную скважину, наконец, открыла, влетела в темное и какое-то чужое пространство квартиры, закрыла дверь, на ощупь нашаривая фиксатор замка и ручку засова, а потом уже стала хлопать по стене ладонью в поисках выключателя. Надо же, забыла, где в прихожей ее собственной квартиры расположен выключатель! Хотя если в собственной квартире бывать раз в полгода… Ага, вот он. Ух, какой яркий свет… Ух, какое пыльное зеркало… Ух, какие испуганные глаза глядят на нее из этого зеркала… И чего это вы так испугались, Александра Александровна? Привидения для особых поручений? Так он просто выполнял приказ Хозяина. Хозяин приказал ее охранять, а не… а не что-нибудь другое. Она выключила свет в прихожей, в темноте прошла в кухню и, осторожно отодвинув штору, выглянула в окно. Джип Тихони как раз выезжал со двора. Генкина клумба на колесах еще стояла на месте. Генка стоял рядом с машиной, курил. Жалко, что мама у него болеет. И было бы очень хорошо, если бы сестра в будущем году поступила на бесплатное отделение.
Александра отошла от окна, теперь уже в кухне долго искала выключатель, а потом пошла по квартире, включая свет везде. Квартира была — говорить не о чем, но всяких светильников, бра, ночников и настольных ламп в ней было великое множество. Вот Александра и включала их все. И только тогда, когда включать было уже нечего, — свет горел везде, даже в ванной, в туалете и в маленьком встроенном шкафу, — она заметила, что так и ходит по квартире с сумкой под мышкой, с ключами в руке, не переодевшись, даже не переобувшись… Вернулась в прихожую, стряхнула с ног туфли, бросила на столик сумку и ключи, машинально заглянула в зеркало. Добро пожаловать в клуб параноиков, Александра Александровна.
Потом она часа полтора лазила с мокрой тряпкой по всем углам, выискивая пыль. Пыли, как ни странно, было немного, с уборкой можно было бы и до утра подождать. Но ведь нужно было как-то оправдаться перед собой за эту иллюминацию. Не от паники, мол, а чтобы видно было… В процессе уборки лишние ночники, бра и настольные лампы постепенно выключились. Возвращалось забытое чувство дома. Покой. Защищенность. Свое место, свои вещи, своя посуда…
Только вот своей еды в своем холодильнике не было никакой. В жестяной коробке — немножко чая, пересохшего, как порох. В сахарнице — несколько окаменелых мармеладин. В открытом пакете — две галеты… Ну, это ладно, галетам положено быть сухими.
Каждый раз, собираясь домой, она забывает о том, что там нет Клавдии Васильевны с ее неизменным: «А вот у меня только что испеклось…» Варианты — «пожарилось», «сварилось», «согрелось», «остыло». В общем — сготовилось. Готово. Приготовлено для тех, кто сам себе не готовит. Живет на готовом. Александра тоже живет на готовом. И за многие годы до такой степени привыкла так жить, что, даже собираясь в свою заведомо пустую квартиру, тащит с собой эту привычку, а не какой-нибудь бутерброд, например. Завтра надо затовариться сразу на два дня. Что может понадобиться на два дня? В этом она тоже не очень ориентировалась. Отвыкла. Ничего, завтра начнет привыкать. А есть на ночь вообще вредно.
Чашка чая с усохшей до стеклянного звона мармеладкой — сейчас, еще такая же мармеладка и пару невесомых галет — на утро. Теперь обмазать гвоздичным маслом оконные рамы и открыть форточки. Теперь — под душ и… Вот тебе на! Горячей воды нет. От этого она тоже отвыкла. В тех домах, где она работала — жила! — последние тринадцать лет, никогда не было так, чтобы когда-нибудь чего-то не было. Холодный душ. Оффули, как сказала бы Настя. Зато полезно.
От окон несло приглушенным ночным шумом большого города. Тоже отвыкла. И привычным запахам гвоздичного масла. Там он ее раздражал в последние дни. А здесь — нет, здесь нравился. Хорошо, что она догадалась захватить с собой пузырек масла. Да и вообще все хорошо.
Ей приснился замечательный сон. Вся гвоздика вокруг дома завяла окончательно и бесповоротно, сухие стебли валялись в ящиках беспорядочно перепутанной грудой, а рядом с ящиками шла та пёстрая незнакомая кошка, пренебрежительно поглядывая на это сено, и время от времени чихала в его сторону. Проснувшись, Александра первым делом подумала, что незнакомая кошка — наверняка ничья. А по усадьбе повадилась гулять потому, что там собак нет. У всех соседей были сторожевые собаки. Хозяин собак не любил. Говорил: «Рабы». Интересно, как он к кошкам относится? Настя обрадовалась бы котенку…
Кажется, это называется «брать работу на дом». Не надо сейчас об этом думать. Надо думать о другом. Для начала — проверить, все ли в порядке в ее хозяйстве.
В хозяйстве все было в порядке. Телефон не отключили. Александра обзвонила коммунальные службы — деньги за квартплату, газ и электроэнергию переводятся исправно, задолженности нет. В почтовом ящике сломан замок. Но это пустяки, она все равно никогда не получала ничего, кроме бесплатных газет с рекламой не нужных ей товаров и услуг. На лестнице встретилась Раиса Алексеевна со второго этажа:
— Ах, Шурочка, здравствуйте, как я вас давно не видела! Вы прекрасно выглядите! Наверное, в отпуске были? А вас Инна искала. Знаете, которая наш подъезд моет… Говорит, вы ей за уборку должны. Звонила — звонила, а никто не открывает. Она завтра опять тут мыть будет, так уж вы, Шурочка, имейте в виду…
Нехорошо получилось. Бабушка Инна живет на копеечную пенсию и на копеечную плату за мытье подъездов. Прошлый раз Александра заплатила ей, кажется, за полгода вперед. Может быть, и должна за последний месяц. В этот раз надо отдать за год вперед, два старых полотенца, запасы стирального порошка и средство для мытья окон. Бабушка Инна всегда радуется таким вещам. А у Александры все это валяется в пустой квартире мертвым грузом…
И тряпки в шкафу — тоже мертвым грузом. Не так уж их много, но и те ведь не носит. Платья висят годами, выходят из моды. Правда, у нее сроду не было одежды, которая вообще когда-нибудь в моду входила. Почти все — в стиле униформы гувернантки. А это что такое? А это вообще мамины брюки. Наверное, она их носила лет тридцать назад. Да и не похоже, чтобы носила, совсем новые. Белый лен, очень хорошее качество. Сейчас такие опять в моду вошли. Надо же — как раз… Может быть, выйти в брюках? Никогда она в брюках не ходила, даже интересно. И футболочка подходящая есть, и даже действительно модная — она ее зимой купила, как раз в прошлые свои выходные, но забыла здесь. А босоножки старые, зато удобные, как домашние тапки.
Александра посмотрелась в зеркало, очень себе понравилась, пожалела, что нет какой-нибудь дурацкой летней шляпы, подумала и обмотала голову маминым крепдешиновым шарфом, как чалмой. Белые штаны, белая футболка, белая чалма… Черные очки. Совершенно неузнаваема. Лицо и руки казались очень смуглыми. А она всю жизнь считала, что очень белокожа. Правда, она никогда в жизни не носила ничего белого. Кажется, она вообще никогда в жизни не носила ничего, кроме карнавальных платьев гувернантки. И еще несколько раз надевала карнавальное платье для падишахских праздников тщеславного Германа Львовича.
В общем-то, и сейчас она чувствовала себя одетой в карнавальный костюм. Зато сейчас этот костюм ей нравился. Надо еще найти ту плетеную пляжную сумку, которую она чуть не выбросила в прошлом году. Не выбросила только потому, что сумка была мамина. Маминых вещей и так почти не осталось. Да Александры Комисаровы вообще особо вещами не обзаводились. В чужие дома вещи ведь не потащишь. А свой дом появился только у последней из Александр. Но привычка жить без лишних вещей перешла к ней, наверное, по наследству.
Зато у нее есть деньги. Много. И сейчас она их будет тратить. Зачем она зарабатывает такие деньги, если практически ни на что их не тратит? Вот, например, ей давно хотелось… Ей ведь чего-то хотелось? Чего-то красивого. Или очень нужного? Забыла.
Ай, ладно, потом вспомнит. Сейчас ей хочется есть. Так что сейчас она пойдет тратить деньги на пошлые пельмени, ветчину и картошку. И что-нибудь для салата. И что-нибудь из сладкого. Миндаль в шоколаде. И что-нибудь солененького. Грибы, огурчики и рыбку. И хорошего сыру. И шампиньонов, запеченных в сметане… Да, но их придется самой же и запекать. А потом все не съеденное опять выбрасывать перед тем, как уехать из дому на полгода. Проще позавтракать в соседней пиццерии, а пообедать… Ну, там видно будет.
На площадке второго этажа Александре опять встретилась Раиса Алексеевна. Не узнала. Посмотрела подозрительно, поджала губы. Александра прошла мимо, как незнакомка. Дыша духами и туманами. Ой, как интересно, оказывается. Надо купить духи. «Красную Москву». Насте они нравятся.
Внизу у входной двери топталась еще одна знакомая соседка. Неловко возилась с замком входной двери, пытаясь нажать на рычажок локтем. Больше нажимать было нечем: в одной руке она держала огромный клетчатый баул, в другой — годовалого сына.
— Привет, Алена, — подходя, сказала Александра. — Сто лет не виделись. Это у тебя Федька уже такой? Ну-ка, посторонись, я открою.
Алена оглянулась, ахнула, расплылась до ушей, вместо того, чтобы посторониться, сунула Александре Федьку и, освободившейся рукой открывая дверь, радостно зачирикала:
— Ой, Саш, привет! Тебя не узнать! Ты давно дома? Надолго? Ой, приходи к нам завтра, праздновать будем. Федьке завтра год! Представляешь? Чужих не будет, только мать с отцом придут. Ну, мой еще своих привезет… Ты приходи, а то правда сто лет не виделись! Даже поговорить не с кем, прямо тоска… Расскажешь хоть, что у тебя как. Что ж, правда, видимся раз в полгода! Соседи называется! У тебя хоть жизнь, ты в обществе, а я все время дома сижу… Если выхожу — так вон, в химчистку… Завтра свекровь припрется, а этот вредитель на покрывало какао пролил. А она мне это покрывало только в прошлом месяце подарила! Свекровь-то! Представляешь? Ну, вот и несу, чтобы завтра постелить. А то если не увидит — обязательно спросит! Хорошо, что химчистка рядом. В феврале открыли. Итальянская! Ты не была, нет? Пойдем, покажу! Тут два шага!
Алена шустро семенила рядом, часто перекладывая свой баул из руки в руку и безостановочно жестикулируя освободившейся рукой. Александра несла на руках Федьку, слушала Аленино чириканье, думала, что бы такое подарить мальчику завтра, и с любопытством посматривала по сторонам. Каждый раз, приезжая домой на выходные, она обнаруживала во дворе и вокруг дома массу изменений. При ней никогда ничего не делали. Не рыли канавы, не сажали деревья, не строили детскую площадку. Она приходила — и видела: появилась канава, выросли деревья, детская площадка расположилась прямо на пути от подъезда к троллейбусной остановке. На детской площадке всегда, летом и зимой, на крошечных лавочках, на качелях и даже на бортиках песочницы сидели взрослые дяденьки. Может быть, они сидели не всегда, а только в те дни, когда Александра приезжала домой. Но скорее всего — всегда. А иначе откуда на детской площадке такое количество продуктов их жизнедеятельности? Не считая пустых бутылок. Бутылки они забирали с собой.
— Опять кто-то пристроился, — сердито сказала Алена. — Совести у людей нет. А на вид — приличный человек… Спорим: свои чипсы сожрет, а пакет прямо под ноги бросит. И еще чего-нибудь бросит. Другого места им нет. Опять дворничиха лаяться будет. Проходной двор какой-то… Детям выйти некуда. Устроили тут бомжатник, алкаши проклятые… Не, ну ты посмотри!
Александра посмотрела. Парень, сидевший на низкой скамеечке под кустом сирени, не был похож ни на бомжа, ни на алкаша. Действительно, на вид — приличный человек. Наверное, ждет кого-то. Поглядывает в сторону дома, коротая время, неторопливо жует чипсы. Скорее всего, услышал ворчание Алены, потому что повернул голову в их сторону, внимательно посмотрел. Очень внимательно. Но без интереса. Так умели смотреть привидения из команды Сан Саныча.
— Мама! — громко сказал Федька и обнял Александру за шею.
Парень на скамейке равнодушно отвернулся и опять уставился в сторону дома. Теперь Александре казалось, что он смотрит на ее подъезд. И на ее окна тоже. И вообще она его где-то видела.
— Вот ведь мужики, — сердито ворчала Алена, перехватывая баул другой рукой, а освободившейся показывая сыну кулак. — Вот ведь изменщики… По-моему, это у них в крови. Ты смотри: без году неделя, а уже к чужим девушкам обниматься лезет. Родную мать готов забыть. Ты с ним осторожней, он сейчас лизаться начнет. Всю косметику сожрет.
При этом Алена даже не сделала попытки забрать ребенка у Александры. Это хорошо. Александре почему-то казалось, что парень на скамеечке смотрит им вслед. Ей вслед. Сквозь чалму из маминого шарфа ощущала лазерный прицел.
— Мама! — опять громко сказал Федька, ткнулся Александре в лицо и мигом обслюнявил щеку.
Ощущение лазерного прицела исчезло. Александра засмеялась.
— Ты не думай, он нас не путает, — уверила ее Алена. — Это он пока только два слова знает — «мама» и «уйди». Есть хочет: «мама». На горшок: «мама». Гулять просится: «мама»… В общем, как чего надо — так сразу: «Мама!» А все остальное — «уйди»… Ну, давай его мне, что ли… Ты ж по своим делам собралась, а мы тут тебя грузим. Федь, иди ко мне.
— Уйди, — тут же продемонстрировал Федька все свои знания и крепче вцепился в Александру.
— Изменщик, — обиделась Алена. — Я ж говорю — это у них в крови… Саш, у тебя платок есть? У меня тут где-то салфетка была… Сейчас найду… И косметичка где-то…
— Не надо, — отказалась Александра. — Я не накрашена. Да и вообще все это пустяки… Я тебя до химчистки провожу. Ты и так со своим покрывалом вон как замучилась, куда тебе еще Федьку…
— Во спасибо, — обрадовалась Алена. — Во нам повезло… Ты не думай, Саш, тут уже близко! Буквально за углом.
За углом — это хорошо. Александра никак не могла отделаться от мыслей о любителе чипсов на скамеечке.
Она даже вошла в эту химчистку за углом вслед за Аленой, и пока та спорила с приемщицей о том, можно ли считать заказ срочным, стояла с Федькой на руках у окна, осторожно выглядывала на улицу, внимательно рассматривала прохожих.
— Ну все, давай его мне, — весело сказала Алена, наконец отделавшись от своего баула. — Спасибо, Саш, здорово помогла, ты настоящий друг. Придешь завтра-то? Приходи! Я такого всякого наготовлю, что ахнешь. Сейчас еще кой-чего прикуплю — и домой… Федя, иди к маме…
— Уйди, — безмятежно отозвался Федька.
— Мне тоже в магазин надо… — Александре показалось, что мимо окна прошел парень, очень похожий на любителя чипсов… — Ален, да пусть Федька пока у меня, ладно? Ты и так все руки отмотала. И назад еще с ним пойдешь.
— Это да, — согласилась Алена. — Не хочет своими ногами. Лентяй. Это у них в крови. Как куда выходить — так прямо мука мученическая… Ты завтра приходи, я ждать буду. Крабовый салат любишь? Я крабовый делать буду. И помидоры фаршированные. И грибы с картошечкой…
И до самого магазина Алена увлеченно рассказывала, что она наготовит к завтрашнему дню рождения Федьки. Александра делала вид, что слушает, кивала, пару раз даже что-то спросила, а сама все вертела головой, будто очень интересуясь витринами. Нет, кажется, за ними не шел никто, похожий на любителя чипсов.
В магазине она отдала Федьку Алене, поднялась на второй этаж, в кафе, которое обнаружила еще в прошлые свои выходные, и долго сидела там над плоской керамической тарелкой с горой непонятного состава. Непонятная гора называлась «Салат «Греческий». Наверное, из-за трех черных маслин, водруженных на вершину горы. Больше ничего греческого в салате не было. Да и вообще есть расхотелось. Захотелось поплакать.