— Живы. Собирайся быстро, возьми только документы и теплые вещи. У нас пять минут, не больше.
«Где-то я уже слышала эту фразу, причем совсем недавно, — словно о постороннем, подумала Марика. — Когда же эта беготня прекратится? Как в затянувшемся сериале».
Она уже успокоилась: «Если каждый день или через день выбегать с рюкзачком из дома и прятаться на другом конце страны, пролетев тысячи километров, постепенно привыкнешь».
Громов связал руки неподвижных мужчин брючными ремнями, собрал пистолеты и мобильные телефоны, выбросив их кучей в соседнюю комнату. Достал деньги из сейфа, встроенного в книжный шкаф. Бросил в сумку пару белья и теплый свитер. Подхватив Марику под руку, он спокойно вышел на улицу. Автобус с затемненными окнами, куда вороновские планировали погрузить Марику, стоял напротив подъезда.
Петр как ни в чем не бывало посадил Марику в свой автомобиль, припаркованный почти рядом с автобусом. Он спиной чувствовал каждый шорох и в случае нападения был готов вступить в схватку. Однако интуиция подсказывала, что все обойдется.
— А где наши? — спросил водитель.
— Не знаю, — безрадостно заметил сотрудник, оставшийся в автобусе. Он уже понял, что случилось непредвиденное.
«Может, задержать этих двоих? Попробуй задержи. Если матерые опера во главе с Мартыновым не справились, то лучше не нарываться».
В машине раздалось пиликанье радиотелефона.
— Где Мартынов?
«Всем сразу понадобился, — раздраженно подумал мрачный оперативник. — Вам лучше знать. Вы его сюда посылали».
Не скрывая недовольства, коротко доложил:
— Мартынов и двое наших остались в доме. О них ничего не известно. Объекты только что вышли, спешат уехать. Может, их задержать?
— Ни в коем случае.
— Забрать наших?
— Не успеешь. Сейчас на месте будут менты из УВД. Линяйте оттуда быстро.
— Понял, — уже с большим энтузиазмом отозвался оперативник и кивнул водителю.
Автобус резко рванул с места и скрылся во дворах, подальше от места разборки. За окном мелькнул автомобиль Громова. Он спешил совершенно в другом направлении.
* * *Ратов не случайно обратился за помощью к Громову. Причиной послужило доверие, которое внушал этот умный и всегда спокойный человек, а также рассказы Бровина, что в прошлом Петр работал в научно-технической разведке. Несмотря на относительную молодость, он раздобыл для России технологические секреты, стоившие не менее полумиллиарда долларов. Потом Громов принял решение, что с него хватит испытывать судьбу, и решил полностью посвятить себя научным исследованиям, не исключая, что они будут иметь еще большую ценность.
— Наша замечательная страна нашпигована людьми, которые воевали, занимались разведкой или по меньшей мере участвовали в силовых разборках, — делился Бровин своими наблюдениями. — Невероятно, как много мужчин получили ранения, увечья, тяжелейшие травмы. Такие следы остаются после войн или стихийных бедствий. Это я знаю как хирург.
Ратов легкомысленно воспринимал сетования дяди, пока на собственном опыте не столкнулся с экстремальными ситуациями.
Ему казалось, что должны пройти десятилетия, а возможно, и века спокойной жизни, чтобы общество избавилось от шрамов, глубоко въевшейся агрессии, жестокости, паталогической подозрительности. Хотелось верить, что в принципе это возможно. Но потом случалось очередное неприятное открытие, и становилось ясно, что с этими особенностями больного общества как-то нужно уживаться, а не надеяться на излечение — даже в отдаленном будущем.
Количество войн и конфликтов то уменьшалось, то увеличивалось. Они меняли свои формы, становились более изощренными и жестокими — в общем, никакого выхода не было и не могло быть. И за каждым участником этой общенациональной трагедии стояли судьбы, друзья, пострадавшие от несправедливости родственники или возлюбленные. Они приходили на помощь друг другу, не очень-то рассчитывая на государство, которое состояло из таких же озлобленных людей, не брезгующих жестокостью.
Громов, пройдя богатую событиями жизненную школу, давно понял подобную логику, и это придавало ему спокойствия, житейской мудрости и гарантировало трезвость решений.
Отъехав от дома, Громов не обнаружил ничего подозрительного. Он оставил автомобиль в тихом переулке — пусть ищут, — а затем вышел с Марикой на шумную улицу, где без труда поймал машину до аэропорта.
Не доезжая до аэровокзала, Петр отпустил «бомбилу» и пересел с Марикой на попутный микроавтобус, направляющийся в сторону грузового терминала. Там он нашел проходную, охранявшуюся военными, и вызвал по телефону своего друга Дмитрия, служившего в военно-транспортной авиации. Накануне он уже встретился с ним и предупредил, что, возможно, ему и еще одному «гражданскому лицу» потребуется срочно покинуть город.
— Что за «лицо», красивое? — с понимающей усмешкой спросил Дмитрий.
— Да, очень. Молодая девушка, — признался Петр.
— Ну не «втирай» мне, что по служебной необходимости. Хочешь сэкономить. Имей в виду, на курорт наши транспортники сейчас не летают. Может, только в Абхазию. Тебя это устроит?
— А по другим маршрутам?
Услышав, куда планируются ближайшие полеты, Громов неожиданно обрадовался.
— Вот этот рейс подойдет. Поможешь? В случае острой необходимости.
— Не вопрос. Двоих я пристрою. Особенно если «гражданское лицо» симпатичное.
— Не сомневайся, — заверил Громов.
Появившись у проходной, Дмитрий первым делом посмотрел на Марику и кивнул. Громов не обманул: «гражданское лицо» было весьма привлекательным, хотя и несколько растрепанным, если не сказать испуганным.
— Не волнуйтесь, — успокоил он Марику. — Несколько часов полета, и вы на месте.
«На каком таком месте я окажусь через несколько часов, очень бы хотелось знать, — размышляла девушка. — Но как об этом спросишь? „Простите, а куда мы, собственно, летим?“ Так, что ли? Нет уж, спасибо».
Громов сделал вид, будто не заметил вопросительных взглядов Марики, и удовлетворенно вздохнул:
— Хорошо, что успели. Вылет через час.
— Минут через сорок, — поправил Дмитрий. — Садитесь в «газик», подъедем к самолету.
Загудели запущенные двигатели. На взлетной полосе остался Дмитрий, который меланхолично разглядывал разворачивающийся для разбега «транспортник». Поднявшийся ветер бросал в лицо хлопья снега. Щеки раскраснелись. Он последний раз махнул рукой и, не дожидаясь взлета, сел в микроавтобус.
Громов налил Марике кофе из оставленного заботливым Дмитрием термоса и предложил бутерброды.
— Как я в роли стюарта?
— Международный стандарт. Чувствуется хорошая школа, — пошутила Марика. Только сейчас она почувствовала, как проголодалась. Позавтракать в квартире Громова не успели. Помешали нежданные гости.
Отхлебнув горячий кофе, Марика пришла в себя и наконец спросила:
— Я понимаю, что секрет. Но куда мы все-таки летим?
— На Сахалин, — ответил Петр. — Еще кофе?
Глава 26 Соратники
Совещание у премьера началось традиционно — с жалоб на министра финансов Кудрявцева.
— Совсем распоясался. Заявляет, что у России пятьдесят лет не будет благоприятных внешних условий. А зачем тогда работать? Для собственного удовольствия? Люди руки опускают, — возмущался вице-премьер Сазонов.
— Вообще-то нам этого не надо. Мы ни от кого не зависим. У нас достаточно ресурсов, — абсолютно спокойно заметил премьер.
— Президент, кстати, возмутился этим заявлением. Посоветовал коллегам по правительству языки поумерить. А если не можешь сдержаться, иди работать в другом месте, — дополнил картину Сазонов.
— Кому и где работать, совместно будем решать, — раздраженно заметил премьер.
* * *Сазонов знал, кому пожаловаться. В правительстве сложилось твердое мнение, что министр финансов держится на плаву только благодаря личной поддержке премьера. Основания для постоянных жалоб и стенаний, конечно же, были веские. Россия оказалась единственной страной в мире, где финансы отделили от производства. Денег не допросишься. Бизнес в открытую требовал отставки «главного счетовода».
Все напрасно. Потом случилось безобразие с «медленной и плавной девальвацией». Выдали банкам огромные деньги, а они ушли на спекулятивные операции. Зачем тогда экономили? За эти фокусы потребовали отставки председателя Центрального банка. Но премьер и его взял под защиту и тем самым фактически освободил от ответственности. А это выгодно министру финансов. «Банкир-профессор» — его человек.
Можно сколько угодно возмущаться, но если премьер не даст отмашки, то эти «счетоводы» и дальше будут рулить финансами, создавая для всех невыносимые условия. А теперь еще и пугать вздумали.
Можно сколько угодно возмущаться, но если премьер не даст отмашки, то эти «счетоводы» и дальше будут рулить финансами, создавая для всех невыносимые условия. А теперь еще и пугать вздумали.
— Когда я поступал в разведшколу, меня один добрый человек и опытный профессионал предупредил: «Будешь чувствовать себя как слепой, которому сделали операцию на глаза и вернули зрение. Не всякий выдерживает», — поделился воспоминаниями премьер. — К Министерству финансов есть конкретные претензии?
— Вагон и маленькая тележка. Кудрявцев пообещал, что резервный фонд скоро закончится. И придется латать дыры за счет кредитов на внешнем рынке. Собирается взять в долг пять миллиардов долларов.
— Сколько? — переспросил премьер таким тоном, что у Сазонова появилось желание уменьшить цифру в несколько раз.
— Уже десять миллиардов, — сообщил первый вице-премьер Шереметьев, который наблюдал за этой сценой с непроницаемым лицом.
— Для нас это копейки. Нашли из-за чего волноваться, — удовлетворенно кивнул премьер.
«Никогда не знаешь, как он прореагирует», — подумал Шереметьев. Он со злорадством воспринял неудачную попытку Сазонова «наехать» на министра финансов.
У Шереметьева тоже постоянно возникали трудности с прижимистым главой Минфина, но в глубине души он не исключал, что «хранитель кубышки» может оказаться прав. Кроме того, его либеральные взгляды были близки Шереметьеву, и он не хотел отставки главного финансиста.
— Опять правительство ставят перед свершившимся фактом. Разрабатывали стратегию, анализировали, взвешивали, спорили, бюджет просчитывали, а теперь на те же грабли наступаем. — Сазонов был не на шутку возмущен.
— Обсуждай не обсуждай, денег от этого не прибавится, — возразил премьер.
Он закончил просмотр очередной партии документов и бросил их в папку. Бумаги легли криво и кокетливо выглядывали из-под обложки с российским гербом. Премьер попытался одним щелчком пальцев загнать документы в папку, но неудачно. Бумаги недовольно вздыбились, и папка приобрела еще более запущенный вид. Поэтому он выглядел расстроенным и немного рассеянным. Ничто не вызывало у него такого острого чувства протеста, как небрежность и необязательность.
— Все жалуетесь на министра финансов. Нашелся один честный человек: говорит что думает, — так давай его клевать. Занимайтесь своим делом. Я просил доложить о состоянии мегапроекта. — Премьер изловчился и одним пальцем резко ударил по непослушной папке с документами. На этот раз удачно. Он с явным удовольствием посмотрел на Сазонова, задумался, но потом опять нахмурился. — Президент защищает Лабинского от Гранина. Мегапроект поддерживает. Кстати, нескромное название придумали. Ты совещания по этому вопросу проводишь. Складывается впечатление, что вопрос уже решен. — Премьер выразительно посмотрел в глаза Сазонову.
Он мог бы сказать еще много обидных слов, но не любил долгих разговоров. Да и собеседники моментально схватывали суть претензий. Возражать еще никто не пытался. А если пытался, то получал по полной программе.
— Мы с вами проговаривали эту тему. Я так понял, что стратегия согласована. Договорились консолидировать отрасль, — пояснил Сазонов.
— Откуда вообще взялся этот мегапроект? Кто предложил?
— С инициативой выступил Рашидов. Мы посмотрели, проект интересный.
— Странная логика. Нам предложили, а мы не хотим отказываться, — воскликнул премьер. — Твое мнение мне примерно понятно. А что скажет руководитель антикризисного штаба?
Премьер повернулся к Шереметьеву. Все это время первый вице-премьер сохранял молчание, но напряженное лицо выдавало, что это стоило ему больших сил и переживаний. Однако металлургия относилась к компетенции Сазонова, и без приглашения премьера вмешиваться было неправильно. Теперь Шереметьев не спешил с ответом. Ситуация действительно складывалась сложная. Сначала премьер поддержал проект, а сейчас высказывает недовольство. Скорее всего ему не нравится, что процесс идет без его участия. Или он хочет проверить концепцию проекта на прочность. Такое тоже бывало. Если выступить с критикой, это обидит Сазонова. Вот и крутись.
— Цель поставлена правильная. По моему мнению, ключевой вопрос в том, как будет оформлено участие государства, — дипломатично заметил Шереметьев.
— Рассматривается вариант дополнительной эмиссии акций, — пояснил Сазонов.
— За акции нужно будет платить? — быстро спросил премьер.
— Вопрос обсуждается. Привлекать бюджетные средства мы, конечно, не хотим.
— Бесплатно при коммунизме будет, — усомнился премьер.
— Рашидов озвучил цифру в десять — двенадцать миллиардов долларов, но это в предварительном плане, — сообщил Сазонов.
— Ага! И всего-навсего за двенадцать миллиардов! — с торжеством произнес премьер. — И чё делать будем?
— Оформим гарантии, выпустим облигации. Если мы заинтересованы в консолидации отрасли, то механизм можно согласовать, — уверенно заявил Сазонов.
— Ни в коем случае нельзя выделять живые деньги. Весь мир добивается закрытия офшоров. На встрече «двадцатки» эту тему поднимали не без нашей помощи. Приняты решения. Мы их поддержали. Так покажите, что реально ведем работу в этом направлении. А у нас хоть один канал увода денег в офшоры перекрыт? Очень сильно сомневаюсь. Реальные результаты — это «посадки» за нарушение законов. Где «посадки», я спрашиваю?
— Мы проследим, — заверил Сазонов и посмотрел на Шереметьева.
Тот кивнул, ограничившись молчаливым выражением солидарности. В принципе этого было достаточно. Если бы Шереметьев высказался в поддержку Сазонову, это не понравилось бы премьеру и даже вызвало у него подозрение: «Сговорились? Зачем и на каких условиях?»
— Вот это правильно, — неожиданно легко согласился премьер. — А то одни разговоры. Стоит только выделить средства, они тут же уйдут за пределы страны. Даже если не все перебросят в офшоры, то значительный процент потеряем. Это мы уже проходили. У металлургов самих денег хватит, если покопаться.
Сазонов старательно записывал. Шереметьев не мигая смотрел на премьера.
— Проследите. Я давно закончил с этой работой — следить, — сказал премьер. Он сам чувствовал, что его придирчивое отношение к мегапроекту требует пояснений. Это отчетливо читалось в глазах Шереметьева и Сазонова. — Я поначалу поддержал объединение компаний. — Премьер перешел на доверительный тон. — Думаю, пусть поработают. Но потом вижу: процесс идет не в том направлении. Мне сам принцип не нравится. Если объединить двух бедных людей, семья богаче не станет. Для этого много ума не требуется. Видели заключение Федеральной антимонопольной службы?
— Пока отрицательное, — подтвердил Сазонов.
— Мягко сказано! Да они прямо говорят: другого эффекта не будет, кроме сбрасывания долгов.
Премьер покосился на папку с документами, словно хотел извлечь из нее подтверждение своих слов, но ничего доставать не стал. Бумаги вели себя подозрительно строптиво, а заключение Антимонопольной службы он помнил дословно. Как и многие другие документы.
«Недоволен тем, что президент поддержал Лабинского. Это вмешательство в компетенцию правительства», — предположил Сазонов.
— Внимательнее к участникам объединения присмотритесь. У меня ощущение, что междусобойчик затевается. Я уже говорил: Морев у меня доверия не вызывает. Разведка вот докладывает, — премьер небрежно ткнул пальцем в папку с документами, — Морев проявляет подозрительную активность в офшорах. Прячет активы. А может, продал все и деньги заныкал.
В кабинете возникла нехорошая тишина.
— Вовремя дали указание отследить переводы в офшоры, — с удовлетворением произнес премьер. — Но это не ваша заслуга. Вы Морева покрываете. Он у вас уже в числе инициаторов проекта. Нельзя быть такими всеядными. Это уже не междусобойчик, а гораздо хуже. Организованное экономическое сообщество!
Выражение премьеру понравилось, и он с веселым озорством посмотрел на притихших подчиненных. Похоже на «организованные преступные сообщества». В самую точку.
— Проект откладываем? — воспользовавшись затишьем среди бури, спросил Сазонов.
— Зачем? Государство одним росчерком пера может поднять капитализацию компаний. Но надо доплатить государству за эту услугу, а не тянуть с него деньги. Они согласны на дополнительную эмиссию акций?
— Рашидов и Чекалин готовы, а Проскуров и Лабинский возражают, — доложил Сазонов. — Настаивают на объединении сразу всех компаний. Опасаются, что в случае дополнительной эмиссии их доли будут размыты.
— Я и говорю: «организованное экономическое сообщество с преступными замыслами», — увлеченно развивал изобретенный термин премьер. — Разбирайтесь. Вопросы я обозначил. К следующему совещанию доложите развернутые предложения.