– Тихо, тихо, Никанор! Что ты так разошелся? Ну, да, все ты, все ты, во всем только твоя заслуга, я ведь и не спорю... Я и говорю: ты у меня молодец и умница! Я тебя люблю и ценю...
– Ну, то-то же!.. А знаешь, Наташ, давай еще тебе за границей бизнес купим.
– Давай. А какой?
– Гостиницу. Или турфирму.
– Я ипподром свой хочу! Никанор, давай купим мне ипподром. С лошадьми, с жокеями, с ветеринаром... Чтобы все там было. Люблю лошадей, хочу кататься на своем ипподроме на своих лошадях, когда захочу и сколько захочу. Как тебе такая идея?
– А на чье имя купим?
– На имя моей сестры Маргариты.
– Она же дура!
– Почему это она дура? – обиделась женщина. – Она завкафедрой, между прочим.
– А ты забыла, благодаря кому она стала завкафедрой? – с презрением осведомился мужчина.
– Так я буду всем заведовать, ей же ничего не придется делать... А еще мы купим мне «Шевроле» с откидным верхом...
Владимир остановился. Мужчина и женщина удалялись, пока не скрылись за деревьями. Он не стал следить за ними дальше: озеро было совсем рядом. Он пошел обратно к избушке. В голове вдруг всплыл их разговор с Кириллом и Дашей, когда они провожали девушку на хутор. Она тогда рассказала, как семь лет назад погибли ее родители, сбитые машиной.
« – ...Почему-то никто не запомнил номер машины и марку, так что свидетели оказались для следствия бесполезными...
– Странно, ведь было еще не очень поздно... Десять часов вечера – да на улице должно было быть еще много народа! Неужели никто ничего не запомнил?! И кто тебе сказал, что свидетели бесполезные? Следователь?
– Да. Там все было странно... И то, что никаких следов на асфальте не нашли, и то, что свидетели совсем ничего не запомнили...»
А может, потому и не запомнили, подумал вдруг Владимир, что в это дело вмешался господин Чиндяйкин? Ведь это он был только что с женой в лесу! Он-то его не узнал сзади, но когда женщина произнесла его имя... Да и жену Чиндяйкина зовут Наташа, точнее, Наталья Георгиевна, он это знал точно: она как-то была с мужем на каком-то там светском приеме, и этот прием транслировали по телевидению. Она еще давала интервью корреспонденту...
Точно! Все сходится: жена Чиндяйкина сбила родителей Даши и скрылась с места происшествия. Вот это расклад! Вот это сведения он только что надыбал! Надо немедленно рассказать об этом Богоборцеву; такие новости достойны хорошей статьи в прессе, и это будет бомба!.. Владимир ускорил шаг.
Вечером он отвез Богоборцева в деревню Еремеевка, и тот остался там ловить попутку до города. Прощаясь, Валерий сказал:
– Мне пришла повестка: в понедельник утром я должен явиться в полицию.
– Интересно, тебя-то зачем вызывают? – удивился Владимир.
Журналист пожал плечами с грустной улыбкой:
– Наверное, что-нибудь и для меня придумали... Как вернусь из полиции, сразу займусь делом о гибели родителей Даши. Сам понимаешь, то, что ты слышал сейчас в лесу, к делу не пришьешь, это всего лишь слова. Придется все проверять, поднимать документы, задействовать кучу своих знакомых...
Владимир вернулся в избушку. Он сел на крылечке и задумался. Кирилл ушел провожать Дашу, так что Володя был сейчас один. Как всегда, в кронах деревьев пели птицы, солнце садилось, и на землю опускалась прохлада. Особенно хорошо она чувствовалась здесь, в лесу, в тени деревьев, возле маленького ручейка. Он журчал и журчал себе, пробивая дорогу среди земли и корней, стремился куда-то, а Володя смотрел на него и думал о том, как все странно устроено в этой жизни. Еще буквально десять дней назад он собирался в отпуск к морю и едва не уехал туда с Лидой, но решил перед поездкой навестить родителей друга. А вот теперь его отпуск пролетает, даже, можно сказать, уже кончается, а он все еще никак не вырвется отсюда. А Лида отдыхает на море одна.
Лида... Владимир достал мобильник и тут только увидел, что она прислала ему СМС-ку: «Отдыхаю хорошо. Счастлива. Купаюсь. Загораю. Звонить некогда. Лида».
Ничего себе! Ей некогда звонить! Он тут извелся весь, думая, переживая за нее, а ей там, оказывается, просто некогда! Понятно. Он тут же набрал ее номер. Через несколько долгих секунд он наконец услышал ее голос:
– Слушаю тебя, Строгов.
– Лида! Лида!..
Он вдруг понял, что не знает, о чем ее спросить. Собственно, она ему уже все рассказала в СМС-ке.
– Ну, что, Строгов? Дар речи потерял от радости?
– Как ты там?
– У меня здесь новые друзья, и мы сейчас едем на экскурсию в горы. Мне некогда. Все, пока! – оттараторила Лида.
В трубке раздались гудки.
Ей некогда. Все понятно. Он убрал мобильник в карман шорт и встал. Ему хотелось ходить по лесу, бродить, трогать руками стволы деревьев... Он пошел буквально наугад.
Володя и сам не мог бы сказать, сколько времени он бродил так – час, полтора, а может, даже больше. Ему хотелось побыть одному. Ему казалось, что Лида поступила с ним как-то нехорошо, даже подло. Уехала одна – это ладно, но почему столько времени не отвечала на звонки? Разве это порядочно? И кажется, она совсем не скучает без него...
Владимиру вдруг захотелось напиться. Ну, что такое бутылка самогона на троих? Хотя нет, Богоборцев пил совсем мало, у него почки... Так что бутылку фактически они с Кириллом выпили вдвоем. Но когда это было! И потом, этот детский пузырек для двоих здоровых молодых ребят – фигня.
Так, все. Сейчас он пойдет на хутор к Арсению Матвеевичу, возьмет у него еще одну бутылку и выпьет. Один или с Кириллом – как получится. Кирюха-то, скорее всего, останется у Даши...
Он шел в сторону хутора и злился, злился на Лиду, на себя... На себя за то, что все так получилось. Он спасает хутор, но теряет любимую девушку. Черт! Почему все так хреново?..
Солнце село совсем, в лесу стало сумеречно. Ничего, он почти пришел. Вон и музыка уже слышна на озере. Компания все гуляет. Весело им! Ворюги. Наворовали народное и гуляют теперь... Пожалуй, он свернет здесь и пройдет окольным путем «на зады» дворов.
Арсений Матвеевич еще возился в огороде. Он увидел Володю и даже растерялся:
– Ты здесь? Я же видел, как ты уехал...
– Я отвез журналиста в Еремеевку.
В это время со стороны озера послышались выстрелы.
– Вон, палят охотнички, ешкина вошь! Нашли время охотиться... Пошли в дом, что ли?
– Арсений Матвеевич, а у вас еще бутылка самогона есть? – спросил Владимир.
– О, парень! Да тебе, я вижу, хреново. Душа болит? Пойдем, есть у меня бутылка. Сейчас нам Татьяна Семеновна ужин соорудит...
– Не, я не хочу есть, я шашлыка наелся...
– Да когда это было? Пойдем, посидим за бутылочкой, поговорим по душам.
Арсений Матвеевич уговаривал Владимира остаться, но тот отказался. Взял бутылку и ушел опять в лес. Он сидел в избушке, словно леший, в темноте, пил самогон, доедал остатки шашлыка и огурцов, которые остались от их пиршества, и чувствовал, что звереет. Притом в самом прямом смысле. Ему хотелось выть, рычать и кусать кого-то. Он встал из-за стола и вышел из избушки...
Пока он дошел до озера, стало уже совсем темно. Светила луна, в ее свете он и шел, пока не вышел к хутору. На озере все еще бесновалась компания. Слышались музыка и смех, кто-то палил из ружья – похоже, по банкам; кто-то пел... Владимир приблизился к пляжу. Две машины стояли с включенными фарами, направленными на лагерь гуляющих.
«Что, весело вам? – подумал Владимир. – Сейчас я вам устрою веселье. Сейчас вы так повеселитесь, что вам станет тошно...»
Он отошел в лес на несколько шагов и завыл. Завыл по-волчьи, громко и протяжно. Так выть его научили в Чечне. Сначала на пляже на него не обращали внимания, но вот в перерыве между песнями кто-то услышал жуткий звук.
– Ой, что это? – закричал женский голос.
– Это собака воет, – объяснил кто-то.
Владимир завыл снова, более протяжно и тоскливо.
– Нет, это не собака, это волк! – закричал кто-то в ужасе.
– Волк!.. Волк!.. Значит, здесь волки?! Мама, я боюсь!.. Помогите!..
– Не бойтесь, у нас оружие, – сказал чей-то голос.
– А мы увидим, в кого стрелять? Темно же! Нет, надо быстрее уезжать отсюда...
Люди на берегу заметались, женщины визжали, кто-то побежал прятаться в машину, кто-то предлагал сильнее разжечь костер... Охрана второпях собирала походную мебель, зонты, столы, бросала это в микроавтобус...
«Что, теперь вам уже не так весело?» – со злорадством подумал Владимир. Он продолжал выть, а на хуторе ему подтягивали все собаки, выражая песью солидарность. Вскоре вся компания расселась второпях по машинам и уехала с пляжа. Только теперь он вышел на берег озера, снял шорты и майку, вошел в теплую воду и медленно поплыл, испытывая наслаждение...
***Все воскресенье и понедельник Владимир жил у Угорцевых, помогал Арсению Матвеевичу ремонтировать баню. Кирилл утром в воскресенье уехал в город, его просили подменить заболевшего на работе товарища. В понедельник после обеда Володя решил позвонить Богоборцеву. Даша тоже пришла к Угорцевым: после того как дедушку забрали, девушке было трудно вести одной хозяйство, и соседи помогали ей, а она помогала им.
– Вот нам баньку справим, потом Дашутке, – говорил Арсений Матвеевич, – у нее она тоже заваливается. Егорычу-то, поди, не под силу...
Владимир набрал номер Богоборцева, но ему сообщили, что абонент недоступен. Он позвонил через полчаса, ему ответили то же самое.
– Что за черт! – ругался Строгов. – Этот-то куда пропал?
Он решил позвонить сестре и попросить ее подняться в редакцию и узнать, не отправили ли Валерия в командировку. Настена перезвонила ему минут через десять и испуганным шепотом сообщила странную новость:
– Володь, в редакции говорят, Богоборцева твоего арестовали...
– Как?! – опешил Владимир. – За что?
– А я знаю? Так в редакции сказали... Ну, все, давай, у меня – клиенты.
Владимир сидел, оглушенный, не в силах реагировать на происшедшее.
– Что там случилось? – спросила Даша, увидев его взволнованное лицо.
Он рассказал ей, что только что услышал от сестры.
– Как арестовали?! – ахнула девушка. – А... как же теперь дедуля?
– Мне надо ехать в город. – Владимир встал.
– Значит, дедулю теперь посадят? Володя, что делать?
– Не знаю. Съезжу в город, может, что-то выясню.
– Возьми меня с собой! – попросила Даша.
– Тебе-то туда зачем? – удивился Владимир.
– Надо.
Они ехали в его «Ниве» и почти всю дорогу молчали. В городе Даша попросила высадить ее возле Центрального рынка...
* * *В конторе адвоката Пороховницкого ему пришлось высидеть очередь. Когда он наконец вошел в кабинет, Станислав узнал его.
– Здравствуйте. Вас, кажется, Владимиром зовут?
– Да. Здравствуйте, господин адвокат. У меня плохие новости.
– Что такое? Присаживайтесь..
– Арестован наш общий знакомый, журналист Богоборцев.
– Валерий? Как? За что?
– Понятия не имею. Так сказали в редакции. Я хотел бы, чтобы вы занялись этим делом. Если вам нужны деньги, я готов...
– Нет, нет, какие деньги?! Я должник Валерия. Я сегодня же займусь этим. Хорошо, что вы сообщили мне... Кстати, продиктуйте ваш телефон – так, на всякий случай.
– Скажите, а как дела со стариком Кучуповым?
– Занимаюсь. Большего, к сожалению, пока сказать не могу. Система такая... Все делается до безобразия медленно.
– Понятно.
Владимир вышел из кабинета адвоката и сел в машину. Он закурил и нервно потер переносицу. Все-таки он чувствовал, что будут неприятности, не зря душа ныла. Вот оно, началось! Черная полоса...
Может, съездить к маме? Проведать ее, попить с ней чай? Как она хорошо умела успокаивать его в детстве! Он подходил к ней, если у него были неприятности, жаловался, и она говорила, говорила о чем-то, и ему становилось хорошо и спокойно. И неприятности действительно отступали. Тогда верилось, что так будет в жизни всегда...
Он бросил окурок в окно и завел машину. Да, он уже давно не ребенок, и проблемы у него другие, взрослые и до невозможного серьезные. И мамино «ля-ля-ля» здесь вряд ли поможет.
Он ехал на хутор и уже почтизнал, что там его ждет еще одна неприятность. Какая? Неизвестно, но ждет, это точно. Эта чертова интуиция! Так было много раз. И тогда, когда убили Матвея, он тоже это знал. Просто встал утром и понял: сегодня случится беда. Страшная. Непоправимая. И взгляд его сам собой упал на друга, чистящего в это время зубы возле полевого умывальника...
* * *Володя приехал на хутор, когда уже был вечер. Угорцевы сидели во дворе на лавочке, отдыхали от дневных трудов. Арсений Матвеевич открыл ему калитку, пустил во двор.
– А мы, Володя, с Татьяной Семеновной моей ходили сегодня на озеро купаться. Перед обедом, да... Вода совсем теплая... Ты проходи давай, сейчас чай пить будем.
– А у меня и к чаю есть кое-что. – И Владимир достал из сумки бутылку коньяка.
– Да зачем ты потратился? – всплеснула руками хозяйка. – У нас самогон есть, а этот-то, поди, рублей триста стоит?
– Что ты, мать? Триста... Это же армянский! Полтыщи – не меньше!
Владимир не стал называть настоящую цену коньяка, промолчал, боясь, что Угорцевы не будут пить такой дорогой. Все сели за стол, Татьяна Семеновна поставила нарезанную домашнюю колбасу, хлеб и сало.
– А Даша сегодня приходила? – спросил Владимир.
– Нет еще. Подожди... Ты же в город с ней уехал!
– Я ее у рынка высадил, как она просила, а сам по делам... Так она что, не возвращалась?
Владимир насторожился и посмотрел на Угорцевых.
– Давайте выпьем, потом узнаем, возвращалась Дашутка из города или нет. – Арсений Матвеевич налил всем в рюмки. – Ну, дорогие мои, будем здоровы!
– Ваше здоровье! – Владимир медленно выпил свою рюмку, смакуя, закусил бутербродом с колбасой, пахнувшей чесноком.
– А зачем она у рынка вышла? – спросила Татьяна Семеновна, заедая свой коньяк кусочком сала.
– Не знаю, она не сказала...
Владимир вдруг почувствовал, что кусок застрял у него в горле. Что-то здесь не то, подумал он и встал из-за стола.
– Ты куда? – спросил Арсений Матвеевич.
– Я сейчас... Калитку не закрывайте...
Он быстро добежал до ее дома. Калитка была закрыта, он постучал и, не дожидаясь, когда ему откроют, перемахнул через забор. Лайка залилась так, что просто оглушила его. Собака рвалась с цепи, возмущенная таким наглым поступком вора. Не обращая на нее внимания, Володя поднялся на крыльцо и подергал ручку двери. Она не поддалась. Неужели Даша действительно до сих пор не вернулась из города?
И тут он увидел ее. Она шла по тропинке через огород, закутанная в халат с полотенцем на голове в виде чалмы. Должно быть, возвращалась из бани. Она запахнула халат так, словно замерзла, несмотря на то что было еще довольно жарко.
– Даша! – обрадованно окликнул ее Володя.
Девушка подняла на него глаза, но тут же опустила их, пристально глядя себе под ноги. Она подошла к крыльцу, молча вынула из кармана халата ключ.
– Даша! Ты что?
Девушка, отвернув от него лицо, прошла на веранду. Он шагнул следом за ней. Даша развесила на веревке полотенце, платье, в котором сегодня ездила в город, потом взяла было из таза еще какую-то тряпку, но, взглянув на Владимира, положила обратно в таз и зашла в комнату.
– Ты что молчишь? – идя за ней следом, спросил Владимир. – Глухая? Не слышишь, что тебя спрашивают?
– Слышу, – еле выдавила из себя девушка.
– Расскажи, что делала в городе, – настойчиво попросил он.
Даша села к столу, отвернув голову к окну. Он сел напротив, попытался рассмотреть ее лицо.
– А что это у тебя? Ну-ка, поверни голову!
– Нет! – вскрикнула она и отвернулась от него еще больше.
Он встал и подошел к ней. Взял за плечи, развернул к себе. Девушка отворачивалась, он с силой удержал ее в прямом положении, взял за подбородок. На лице Даши, на скуле был синяк, еще один был на подбородке, на шее – свежая царапина.
– Это еще что такое?! – чуть не закричал Владимир. – Кто тебя?..
Даша замотала головой и вдруг разрыдалась. Он сдернул халат с ее худенького плеча: на нем тоже был синяк и царапины. Он схватил ее руки, задрал рукава: на руках было то же самое. Страшная догадка пронзила его. Владимир бросился на веранду, взял из таза то, что Даша не стала вешать на веревку. Это были ее трусики, маленькие белые трикотажные трусики. Они были мокрые и пахли порошком, должно быть она стирала их вместе с платьем. Он повертел их в руках и нашел на них пятна крови.
– Черт! Твою мать! – выругался он и зашел в комнату с трусиками в руках.
Девушка так и сидела у окна и плакала, закрыв лицо руками.
– Кто? – только и спросил он.
Девушка всхлипывала и молчала.
– Кирилл?
Она испуганно отрицательно замотала головой. Что это я, в самом деле, подумал Владимир. На Кирюху это совсем не похоже, он никогда бы не стал...
– Тогда кто?
Он тронул ее за рукав, но она отдернула руку, еще больше отвернулась и сжалась в комок. Маленький такой комочек. Ему стало до физической боли жалко ее.
– Даша! Ты можешь мне ответить? Не молчи! Ты понимаешь, что надо заявить в полицию?
Она отрицательно покачала головой, продолжая плакать молча.
– Не хочешь говорить? Тогда я сейчас вызываю полицию из города...
Владимир достал из кармана рубашки мобильник.
– Нет, нет, не надо! – вскрикнула девушка испуганно.
– Ты что, как не надо? Совершено преступление, ты это понимаешь? Над тобой совершенонасилие. Или говори, кто это сделал, или я сейчас...
– Чиндяйкин, – тихо, сквозь всхлипывания, сказала Даша.
– Чиндяйкин?! – ужаснулся Владимир. – Тот самый?.. Как? Где ты его нашла? Я же тебя высадил у рынка!
Даша кивнула:
– Я дошла до здания администрации и пошла к нему на прием.
– Зачем? – почти закричал Владимир.
Даша вскинула на него свои испуганные огромные глаза:
– Ты же сказал, что Богоборцева посадили. Я подумала, что теперь некому будет освобождать дедулю, и пошла к Чиндяйкину попросить, чтобы он приказал его освободить...