– Ну, мать, спасибо тебе! Богатыря ты мне родила, – сказал тогда Арсений Матвеевич, поцеловав жену.
Он долго рассматривал сына и вдруг прослезился:
– На деда похож, ешкина вошь... Назовем Матвеем?
Она только кивнула, счастливая.
– Как скажешь, Сеня...
– С меня сережки. Золотые... А второй будет дочка! Алёнка. Нужно же тебе помощницу! А то как ты одна с нами, мужиками?..
Но полтора года спустя, когда Татьяна была беременна второй раз, случился пожар в доме ее сестры. Она тогда поехала к ней на именины, взяла с собой маленького Матюшу. Арсений остался присмотреть за домом и скотиной. У сестры было тогда уже двое – младшей Маринке только исполнилось шесть месяцев, старший был на год взрослее Матвея. Пьяный муж сестры, «набравшись» на радостях, запустил самогонный аппарат. Ночью аппарат взорвался, и деревянный дом вспыхнул, как спичка. Татьяна проснулась от едкого удушливого дыма. Первая мысль была о сыне: как он? Матвей спал вместе с ней на диване в горнице. Она схватила его и бросилась к выходу, ища его в темноте и дыму на ощупь...
Потом она вытащила из огня двух племянников и потерявшую сознание сестру. Всех она складывала во дворе, прямо на траве. Потом попыталась вытащить и мужа сестры, пьяного в стельку Степана, но, потеряв сознание, упала в сенях...
Очнулась Татьяна только через сутки в больнице. Ей сообщили, что с сыном ее все в порядке; он, правда, в больнице, но всего лишь наглотался дыма и теперь идет на поправку. Что сестру и старшего ее сына откачали, а вот шестимесячную Полинку – нет... Слишком тяжелой нагрузкой для малютки оказалось наглотаться едкого дыма. Степан лежал в ожоговом центре, у него было почти пятьдесят процентов поражения кожи. А вот она, Татьяна, потеряла ребенка и теперь вряд ли сможет иметь детей. Женщина разрыдалась так, что сбежались врачи, стали успокаивать ее, дали выпить каких-то таблеток, сделали укол. Но она все равно рыдала навзрыд: она потеряла своего мальчика, трехмесячного, хотя и не рожденного еще. У нее было бы два сына! А третьей точно была бы Аленка...
Татьяна Семеновна смахнула набежавшую от таких воспоминаний слезу. И почему в жизни все так несправедливо устроено? За что ей такое наказание? Кажется, она всегда честно трудилась, почитала своих родителей, работала, копейки ни у кого не украла, словом худым никого не обидела... Выйдя из больницы, она попросила мужа отвезти ее в церковь, что отреставрировали в то время в Еремеевке...
Разговор с батюшкой не сильно-то облегчил ее душевные страдания. Отец Федосий велел ей терпеть – мол, и Христос к тому же призывал. Татьяна приехала домой опустошенная. Похоронили малышку сестры. И зажили все, как и прежде: работали с утра до ночи, возились в своих огородах да на скотных дворах, но теперь пуще глаза Татьяна берегла своего единственного сыночка Матюшу...
***Владимир, Иван и двое их боевых друзей готовили шашлык. Они были в гостях у Ивана, на том участке, где был заложен фундамент будущего большого дома. Кирилл и Илья – те самые ребята, которых спас Матвей, прикрыв их отход в горах, – приехали теперь в гости к командиру. Они решили встречаться хоть раз в год и отмечать свое боевое рождение таким вот способом – на природе, с друзьями и шашлыком. Участок Иван взял себе на самой окраине города, недалеко от него зеленел лес, и рядом строились такие же коттеджи.
– Ну, командир, за твой будущий дом! – сказал Владимир, поднимая бокал с вином.
– Давай! Правда, тут пока один фундамент. – Иван повернулся и посмотрел на уложенные в яму блоки.
– Был бы фундамент, а стены нарастут, – весело заверил командира Кирилл, высокий бравый молодец, и выпил свой бокал.
– Чтоб вам всем славно жилось в этом доме! И тебе, и жене, и детишкам вашим. – Второй парень, невысокий худощавый Илья, тоже выпил.
– М м! Шашлык почти готов. Налетай, братаны!
Вторую чарку выпили за погибшего за них Матвея и за всех ребят, кто сложил свои головы в той проклятой войне.
– Кстати, о кирпиче... – Владимир загадочно подмигнул друзьям.
– Неужели и кирпич есть дармовой? – удивился Иван.
– Есть. Условие то же: самовывоз.
– Да нет базара!
– Но есть одно препятствие: на стройке теперь сидит сторож.
– Строгач, когда это было для нас препятствием?
– Да, пацаны, но мы сейчас не на войне. Кокнуть его нельзя, сами понимаете: мирное население.
– Тогда просто оглушить, – предложил улыбчивый Кирилл.
– А потом связать – и в кусты. Ну, и глаза, понятное дело, завязать...
– Чтобы человек ничего не видел, ничего не слышал, ничего не ведал...
– Как и все остальные хуторяне...
– За это и выпьем, пацаны!
– Ура! За новую боевую операцию!
– На какой день ее назначаем?
– Только не на сегодня: сегодня гуляем по полной! За дом Ивана...
– Так к ночи ж мы все протрезвеем.
– А мы и не будем набираться так, чтобы лыко не вязать. Пить вообще надо с умом.
– Это кто же сказал такое мудрое изречение?
– Я, командир...
– Тогда следующий тост – за умного Строгача!..
* * *Владимир посмотрел на часы: ровно половина второго ночи.
– Пора, командир, – тихо сказал он, – часовой дрыхнет, как пить дать. Что еще одному делать в такой конуре?
– Пора так пора...
– Ну, я пошел...
Владимир неслышно скользнул меж кустов бузины, прошел по самой кромке воды и приблизился к забору стройплощадки. Забор доходил только до воды, и он спокойно обогнул его и пошел, неслышно ступая, к будке сторожа. Через несколько минут он уже открыл ворота. К ним тотчас подошел, хромая, Иван, за ним подбежал Кирилл.
– Все в порядке, командир: сторож «спит» вон в тех кустах, – подмигнул Владимир Ивану.
– Ну, ты его хоть несильно?
– Обижаешь. Когда и кого я вырубал сильно? Через три минуты очнется, но будет лежать, пока мы его не освободим...
К воротам подъехал кран-манипулятор, на котором работал брат Ивана.
– Где тут кирпич?
– Вон. Давай грузи...
– Помогай, мужики!
Кран ловко цеплял за веревку пачку кирпича, поднимал его и перекладывал на свою платформу. Неожиданно на площадку забежал Мишка-дурачок.
– Ура! Ура! За Родину! Наши не сдаются!.. – закричал он, бегая кругами по стройплощадке.
Все опешили, уставившись на это чудо в сатиновых семейных трусах. А Мишка, босой, взъерошенный, с вытаращенными от радости глазами, бегал по песку между кирпичом и блоками и весело размахивал палкой. Кирилл метнулся было к нему, но Владимир остановил его:
– Не трогай. Он больной.
– Так он же нас видел!
– Он все равно ничего не расскажет. У него с головой совсем того...
– А если все-таки расскажет?
– Нет, я точно знаю. Говорю же: это инвалид. Оставьте его! Все, делаем свое дело.
– Как знаешь... – Кирилл с сомнением посмотрел на резвящегося Мишку и отошел от него.
А кран поднял с земли следующую пачку кирпича.
– Ура! Кирпич летает! – кричал Мишка, радуясь еще больше.
– Слушай, ты... Иди отсюда! – цыкнул на дурачка Владимир.
– А кирпич летает? – спросил его Мишка, счастливый.
– Летает, еще как летает!
– А ты кто? – не унимался Мишка, весело рассматривая камуфляжную форму Владимира.
– Конь в пальто! Иди домой, говорю!
– А я знаю, кто ты! Ты – Матвей!
Владимир растерянно посмотрел на друзей. В этот момент в воротах площадки появился Арсений Матвеевич. Он подбежал к Мишке и схватил его за руку.
– А ну, пошли! Домой пошли, тебе говорят! Мать вон ругается...
Угорцев старший утащил упирающегося дурачка за ворота. Ребята продолжили свою работу. Через двадцать минут на площадке совсем не осталось кирпича.
– А с фундаментными блоками что делать? – спросил Владимир. – Они их вон – опять понавезли.
– Блоки мне больше не нужны, – пожал плечами Иван.
– Мне тоже, – кивнул Владимир и повернулся к брату Ивана. – Давай-ка, приятель, закинь их в воду!
– Зачем?
– Люблю делать гадости мерзавцам! Да ты не переживай: они их потом все равно достанут.
– Ну, как скажешь...
Кран-манипулятор принялся поднимать фундаментные блоки и, подъехав к озеру, бросать их прямо в воду.
– Вот, – сказал Владимир, – это чтобы строители бездельем не маялись.
В этот момент в воротах снова появился Арсений Матвеевич. В руке у него был полынный веник.
– Здорово, сынки!
Ребята подошли к нему и обступили со всех сторон.
– Пацаны, это отец Матюши, – сказал Владимир.
Иван и Кирилл пожали руку старика.
– А мы воевали с вашим сыном... Извините, не представляемся.
– А я и не спрашиваю, как кого зовут, мне то без надобности. Спасибо, сынки, что порядок здесь наводите... А насчет Мишки не переживайте, с него спроса нет, он ничего рассказать не сможет. Я его в доме запер... Макариха, вишь ты, в Дубровино сегодня ночует у родственников, просила присмотреть за сыном, а я недоглядел...
– Здорово, сынки!
Ребята подошли к нему и обступили со всех сторон.
– Пацаны, это отец Матюши, – сказал Владимир.
Иван и Кирилл пожали руку старика.
– А мы воевали с вашим сыном... Извините, не представляемся.
– А я и не спрашиваю, как кого зовут, мне то без надобности. Спасибо, сынки, что порядок здесь наводите... А насчет Мишки не переживайте, с него спроса нет, он ничего рассказать не сможет. Я его в доме запер... Макариха, вишь ты, в Дубровино сегодня ночует у родственников, просила присмотреть за сыном, а я недоглядел...
– Арсений Матвеевич, вы извините, нам ехать пора. Сейчас светает рано...
– Да, да, сынки, вы поезжайте. А я тут веником пройдусь, чтобы, значит, никаких следов...
Иван сел в машину брата, и они поехали через деревню Песочную на участок Ивана выгружать кирпич. А Владимир подошел к связанному сторожу, пожилому мужику Гаврилычу, и, развязав ему руки, тотчас ушел по воде в лес, где его ждал Кирилл. Оба друга отправились в лесную избушку спать.
Сторож в это время, сняв с глаз повязку, долго ковырялся с веревкой, пытаясь развязать себе ноги. Наконец это ему удалось. Он выбрался из кустов, увидел, что стройплощадка опустела, выругался и принялся ощупывать свои карманы, ища мобильный. Но тот, разумеется, пропал. Бедолаге ничего не оставалось, как вернуться в свою сторожку и завалиться спать до утра, проклиная своих работодателей, из-за которых он так пострадал.
Глава 6
Прибывшие утром рабочие, в очередной раз обнаружив пропажу материалов, даже обрадовались вынужденному простою. Они сели покурить, переговариваясь промеж себя и вопрошая друг друга: кто это может так шутить с материалами? Перепуганный насмерть мастер Ермицкий принялся тормошить сторожа, который, проснувшись, сначала обложил мастера и по матери, и по всем остальным родственникам и лишь потом рассказал всем собравшимся около него жуткую историю, как ночью на него напала банда грабителей, все в черных масках и вот с такими ножами и кастетами! Его связали и бросили в кусты, предварительно жестоко избив и ограбив. Мастер принялся названивать кому-то, а рабочие снова сели, кто на что смог, и принялись обсуждать странные события, происходящие на этой стройплощадке.
Не прошло и полутора часов, как на берег нагрянули несколько машин. Из одной вышли следователи, из другой – серьезные дяди в костюмах и галстуках. Прибыл и участковый. Все принялись осматривать стройплощадку, как будто видели подобное в первый раз. С приехавшими было двое людей в форме полицейских. Они вместе со следователями пошли по домам. Только на этот раз они не заходили во дворы к хуторянам, а пригласили всех на берег озера. Один из следователей грозно осмотрел собравшихся крестьян и сказал:
– Ну, вот что, граждане... Я так понимаю, что и к сегодняшнему ночному происшествию вы тоже не имеете никакого отношения?
– К какому такому происшествию? – удивленно спросил Арсений Матвеевич. – Уточните, пожалуйста, товарищ... извиняюсь,господинначальник.
– К какому происшествию? А к такому, что на стройплощадке этой ночью снова были похищены материалы: кирпич и фундаментные блоки. Или вы опять будете заявлять, что «ничего не видели, ничего не слышали и знать ничего не знаете»?
– А мы и вправду ничего не знаем, господин-товарищ начальник, – сказал Арсений Матвеевич. – Мы по ночам спим...
– А я так вообще в Дубровино у матери ночевала, – сказала Макариха, – старая она у меня, девятый десяток разменяла... Можете у тамошних спросить, меня человек десять видели.
– А вы думаете, что это мы ваш кирпич украли? – спросила Татьяна Семеновна. – Так обыщите наши дворы, нам скрывать нечего.
Женщина широким жестом показала в сторону своих ворот. Следователь посмотрел на нее долгим взглядом. Только Татьяна Семеновна была не робкого десятка, она не отвела глаз; напротив, тоже смотрела с вызовом на городское начальство.
– А ты, дед, что скажешь? – повернулся следователь к Егорычу.
– Чавось? – прикинувшись глухим и оттопырив ухо, переспросил старик.
– Кирпич где? – заорал вдруг, не выдержав, следователь.
Все вздрогнули от неожиданности. А Мишка, услышав слово «кирпич», посмотрел на городских радостно и запрыгал в диком танце:
– Ура! Наши победили! Кирпич улетел!..
– Куда улетел? – подбежал к дурачку один из следователей и схватил его за грудки. – Говори, придурок: ты видел? Куда кирпич подевался?
– Улетел, улетел! – радостно кивал Мишка и показал пальцем вверх. – Туда улетел, туда!.. Ура!..
– Кто, кто поднял туда кирпич? – не унимался следователь.
– Не трогай его, не видишь: он больной, – выступила вперед Макариха.
– Отстань, тетка! – толкнул ее в плечо следователь и снова повернулся к Мишке. – Так кто забрал кирпич? Говори, кто?
– Матвей забрал, туда забрал... Матвей сказал: «Кирпич летает!.. А ты кто? – Конь в пальто!.. А ты кто? – Конь в пальто!..»
– Кто на стройку приходил? – заорал на него, тряся за грудки, следователь.
– Матвей забрал, туда забрал... Матвей сказал: «Кирпич летает!..» – твердил Мишка, счастливый, что кому-то нужны его сведения.
– Слушай, оставь его! – не выдержал напарник следователя. – Похоже, он и вправду того...
– Матвей сказал: «Конь в пальто!..» – не унимался дурачок.
– Так, ну, ваши дворы мы, разумеется, осмотрим, – заявил один из тех, кто был в форме полицейского, – кирпич-то надо искать...
– Кирпич улетел! – заверил его Мишка с самым счастливым видом.
– Да иди ты, придурок! – рявкнул на него следователь.
– А ты, мил-человек, нашего убогого не обижай, он и так богом обиженный, – вступился за соседа Арсений Матвеевич. – На Руси никогда таких не обижали, это страшный грех!
– Грех, грех... – поддержали все соседи.
– Ты меня, батя, не учи. Ты мне лучше вот что скажи: кто такой Матвей? – спросил Угорцева-старшего тот, кто был в форме.
– Это наш сын.
– А, так тут еще и сынок имеется! – обрадовался следователь. – Так, так. Вот с этого места прошу поподробнее.
Арсений Матвеевич обвел всех присутствующих взглядом.
– Наш сын, Угорцев Матвей Арсеньевич, почти три года тому назад пал смертью храбрых в боях с бандитами в Чечне, – торжественно и гордо сказал он.
– Че, правда, что ли? – удивились следователи и в недоумении переглянулись между собой, а потом посмотрели на участкового.
Все хуторские закивали головами, а Татьяна Семеновна сказала:
– Мы можем показать бумагу.
Они прошли в дом, и следователи увидели и портрет Матвея, и извещение о его смерти, которое прислали родителям.
– Черт! – выругался один из следователей. – А чего ж тогда этот... придурок ваш говорит, что Матвей забрал кирпич?
– А ты больше слушай душевнобольного, он тебе еще не такое скажет, – мрачно выдал Арсений Матвеевич.
Следователи потоптались, смутившись, потом один из них сказал, пряча глаза:
– Вы, граждане, того... Извините нас...
И быстро вышел из избы.
* * *Владимир и Кирилл проснулись от того, что кто-то поскребся в дверь. Оба разом открыли глаза и посмотрели друг на друга. Владимир встал с лежанки и, подойдя на цыпочках к двери, прислушался. Скрябанье повторилось.
– Владимир, – донесся до него тонкий голосок, – это свои, откройте... Меня Арсений Матвеевич послал.
Владимир отодвинул щеколду и толкнул дверь. На крылечке стояла Дарья, внучка Егорыча, с корзинкой в руке. Она протянула ее опешившему Строгачу:
– Вот, тут вам картошка в мундире – горячая! И сало, и хлеб, и сливки. И еще лепешки к чаю...
Владимир автоматически взял корзинку и заглянул в нее. Провизия была накрыта кухонным полотенцем, расшитым узорами.
– Кушайте на здоровье! – Девушка повернулась и хотела было уйти, но он остановил ее.
– Подожди. Ты – Дарья, внучка деда Егорыча, да?
Девушка кивнула. Она была в ситцевом сарафане, зеленом, в белый цветочек, в каких-то почти детских сандалиях без каблука и с неизменной голубой ленточкой в косе. Она пугливо покосилась на Кирилла, сидящего у стола на лавке, и, кивнув ему головой, тихо сказала:
– Здрасьте...
– И вам не болеть, – расплылся в широкой улыбке рослый весельчак.
– Дарёна, ты его не бойся, дядя не страшный, – кивнул на Кирилла Владимир. – Ты расскажи, как там у вас?
Девушка шагнула за порог и остановилась. Владимир поставил корзину на стол, вынул из нее провизию. Они с Кириллом тут же сели обедать, так как были голодны.
– Давай и ты с нами, – пригласил девушку Владимир, но та отрицательно покачала головой.
– Нет, нет, это вам. Мы с дедулей завтракали.
– Так как там на хуторе? Да ты сядь, в ногах правды нет.
Гостья несмело опустилась на самый краешек широкой деревянной скамьи.
– Опять городские понаехали, – пожаловалась девушка ворчливым тоном, явно подражая кому-то, – нас из домов вытащили, допрос учинили...