— Я поступил бы точно так же, будь на твоем месте любой другой солдат моего полка.
— Именно. Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Но я всегда верен Императору и Гвардии. Я был в долгу перед тобой и ненавидел себя за это. Поэтому я вернул тебе долг. Теперь мы квиты.
— Квиты, — негромко повторил Гаунт, стараясь прочувствовать смысл этого слова. — Или, возможно, мы на одном уровне.
Роун улыбнулся:
— Этот день еще придет, Ибрам Гаунт. Мы с тобой будем в равных условиях. На одном уровне, как ты говоришь. Вот тогда я убью тебя, и моя душа успокоится. Пока что не время.
— Я могу только поблагодарить тебя за такую честность, Роун. — Гаунт вынул из ножен свой танитский нож, подаренный ему Корбеком перед первым боем.
Майор напрягся и отстранился от комиссара. Но Гаунт развернул его рукоятью к танитцу.
— Ты потерял свой. Я слышал, что настоящий воин Танит не может считать себя таковым без этого длинного клинка на поясе.
Роун принял нож из его рук. Несколько секунд он смотрел на клинок, потом ловко перевернул его меж пальцами и убрал в пустовавшие ножны.
— Распоряжайся им, как сочтешь нужным, — сказал Гаунт, отворачиваясь от танитца.
— Так я и поступлю… рано или поздно, — ответил майор Элим Роун.
Госпиталь был довольно далеко от главного защитного периметра на Монтаксе. Как и модульный дом Гаунта, он поднимался над топкой почвой на сваях. Его длинные стены были выкрашены в серовато-зеленый цвет, а покатая крыша залита черной смолой. Тяжелые серые завесы закрывали окна и двери. По толстым связкам проводов и трубок внутрь поступал кислород из воздухоочистительных машин и энергия генераторов. На стены через трафарет были нанесены символы Империума и медицинского корпуса — наверняка для того, чтобы бойцам Хаоса, в случае прорыва периметра, было удобнее найти госпиталь. Гаунт поднялся по металлической лестнице рядом с экстренной платформой для носилок и вошел внутрь, миновав многочисленные ширмы и плотные завесы.
Внутри он, к своему удивлению, обнаружил настоящий рай. Должно быть, это было самое прохладное и приятно пахнущее место в лагере, а может, и на всем Монтаксе. Сладковатый запах древесины исходил от свежих досок пола и плетеных половиков. Пахло антисептическими средствами, медицинским спиртом и очищающими маслами, курящимися в лампадке возле полевой часовенки в западном углу. Сорок застеленных коек пустовали.
Гаунт не спеша прошелся вдоль помещения и миновал еще один занавешенный дверной проем. Коридор оттуда вел в кладовки, уборные, небольшую операционную и личную комнату старшего военврача. В маленьком чистом офисе Дордена не было, но Гаунт увидел явные свидетельства его присутствия здесь: строго упорядоченные медицинские документы и папки, идеально выстроенные ряды склянок и флаконов на полках шкафа с лекарствами.
Военврач в тот момент был в операционной. Он натирал блестящие нержавеющей сталью поверхности хирургического стола и желоба для стока крови. По углам можно было разглядеть сияющие чистотой хирургические инструменты, автоклав и реанимационный прибор.
— Комиссар Гаунт? — удивился его появлению Дорден. — Могу я вам чем-то помочь?
— Вольно. Просто дневной обход. Есть что доложить? Какие-нибудь трудности?
Дорден выпрямился, скомкал в руках полировочную тряпку и выбросил ее в керамическую плошку с дезинфицирующей жидкостью.
— Ни единой, сэр. Пришли осмотреть помещение?
— Этот лазарет гораздо лучше предыдущих помещений, в которых вам приходилось работать в последнее время.
Военврач Дорден ответил улыбкой. Невысокий человек в годах, с короткой седой бородкой и добрыми глазами, видевшими очень много боли.
— Пока что здесь пусто.
— Признаю, меня это удивило. Я слишком привык к тому, что ваше место работы всегда переполнено ранеными, храни нас Император.
— Дайте только время, — невесело отозвался Дорден. — Надо сказать, меня это даже немного нервирует. Все эти пустые койки… Я возношу хвалу Золотому Трону за то, что мне сейчас нечем заняться. Но мне не пристало пребывать в праздности. Думаю, я надраил и отполировал это место уже раз десять.
— Если это будет самой тяжелой вашей работой на Монтаксе, нам остается только благодарить за это Императора.
— Что верно, то верно. Могу я предложить вам кружку кофе? Я как раз собирался разжечь горелку.
— Возможно, позже, на обратном пути. Сейчас мне еще нужно проверить склады боеприпасов. Совсем рядом была заварушка.
Гаунт кивнул и покинул помещение. Он сомневался, что у него будет время зайти на обратном пути. А еще он сомневался, что этот маленький рай надолго останется чистым и незапятнанным.
Дорден проводил комиссара взглядом. Еще несколько минут он стоял, осматривая чистую палату с пустыми койками. Как и Гаунт, он не питал иллюзий по поводу того кошмара, в который превратится это место. Это было неизбежно.
Он закрыл глаза и на мгновение представил почерневшие от крови половики, перепачканные простыни, лица, искаженные криками… и застывшие в вечном молчании…
На мгновение ему показалось, что он улавливает запах крови и паленой плоти. Но это был просто запах благовоний.
Просто запах благовоний.
8 Клятва крови
Казалось, что тела погибших, разбросанные по дороге и пустым, топким полям Накедона, облачены в блестящие черные кольчуги. Только это были вовсе не кольчуги — трупные мухи пировали. Они покрывали тела сплошным черным ковром, сотканным из сотен чешуек. Они беспрестанно копошились, будто единый организм, сверкая хитином тел.
— Санитар!
Толин Дорден оторвал взгляд от мух. Небо над торфяниками было низким и туманным. Дороги и границы земельных владений здесь некогда были разграничены частоколами и насыпями. Война стерла их в порошок многочисленными следами танковых гусениц, заменив столбами с натянутыми между ними спиралями колючей проволоки. Туман нес с собой запах термита.
— Санитар! — вновь донеслось до него. Громкий, молящий голос, откуда-то с дальнего конца дороги.
Дорден заставил себя отвернуться и уйти от оврага на обочине, заполненного на добрую сотню метров вперед изувеченными, раздавленными трупами, покрытыми роями мух.
Он двинулся к зданиям впереди. Фес, он достаточно насмотрелся на войну, на какой бы планете она ни шла. Он был измотан. Военврачу уже исполнилось шестьдесят, и он был старше любого из Призраков не меньше чем на двадцать лет. Он устал — от смерти, от битв, от вида молодых тел, которые ему приходилось собирать по кусочкам. Устал быть отцом столь многим солдатам, потерявшим своих родителей вместе с родной Танит.
День уже перевалил за половину. Небо над низинами затянули клубы черного дыма. Военврач добрался до старых зданий, чьи окна давно лишились стекол, а кирпичные стены зияли дырами. Когда-то, до вторжения, это была ферма. Феодальное поместье с особняком, хозяйственными постройками и амбарами. В полузатопленном свинарнике ржавела разбитая сельскохозяйственная техника. Весь комплекс построек подковой огибал ров и двойной забор сварных бронелистов, увенчанных колючей проволокой. С северной стороны забор прерывался, позволяя пройти внутрь. Его охраняли Призраки с оружием на изготовку. Рядовой Бростин кивком пригласил Дордена войти.
Врач миновал укрепленную точку, откуда недавно в спешке сняли орудие, и вошел в ближайшее здание, дверь которого была сорвана с петель ураганным лазерным огнем. Здесь, в дневном свете, сочащемся через окна, кружилось еще больше мух, витал запах смерти, к которому Дорден давным-давно привык. Еще пахло обеззараживающими средствами, кровью, испражнениями.
Дорден ступил на кафельный пол. Плитки по большей части были разбиты, усыпаны стеклянной крошкой и залиты радужно переливающимися лужами масла. Из тени выступил полковник Корбек, устало кивнувший врачу:
— Док.
— Полковник.
— Полевой госпиталь, — произнес Корбек, обведя жестом помещение.
Дорден уже понял это без него.
— Выжившие есть?
— Вот потому я и позвал вас.
Корбек провел его по сводчатому коридору. Многочисленные запахи здесь только усиливались. Из прорех в крыше желтый свет лился на койки, на которых размещалось не менее пяти десятков тел. Дорден прошелся до конца коридора, потом обратно.
— Почему их бросили здесь?
Корбек ответил вопросительным взглядом:
— А вы как думаете? Мы отступаем и не можем забрать с собой все. Возможно, вы могли бы… отобрать тех, у кого есть шансы?
Дорден тихо выругался.
— Откуда они?
— Аристократы. Пятидесятый Вольпонский. Помните этих засранцев по Вольтеманду? Сегодня утром их командование отступило, согласно приказу.
— Что за животные могли бросить своих раненых умирать? — бросил Дорден, принимаясь перебинтовывать ближайшего солдата.
— Наверное, это животное называется «человек»? — отозвался Корбек.
Дорден резко обернулся:
— Это не смешно, Корбек. Я это даже странным назвать не могу. Большая часть этих людей при правильном уходе будут жить. Мы их не бросим.
Полковник тихо простонал. Он почесал макушку, пригладив толстыми пальцами длинные черные пряди.
— Мы не можем тут остаться, док. Приказ комиссара…
В стариковском взгляде Дордена блеснула злость.
— Я не оставлю их, — отрезал он.
Корбек сначала собирался возразить что-то. Но похоже, засомневался и решил не торопиться.
— В общем, посмотрите, чем мы сможем им помочь, — сказал он и оставил Дордена с его работой.
Дорден обрабатывал раненую ногу очередного солдата, когда услышал хруст гравия на дороге и рев мотора бронетранспортера. Он поднял взгляд в поисках источника звука только тогда, когда закончил с раной.
— Спасибо вам, сэр, — ответил молодой гвардеец, ногу которого он обрабатывал. Он был бледен и слишком слаб, чтобы подняться со своей койки.
— Как твое имя? — спросил его Дорден.
— Кулцис, сэр. Рядовой. Аристократ.
Военврач был уверен, что последнее слово Кулцис хотел сказать более торжественно, но не смог.
— А я Дорден, военврач танитского полка. Если я понадоблюсь, рядовой Кулцис, зови меня.
Юноша кивнул. Дорден покинул здание и направился к «Химере», стоящей возле покосившейся стены. Корбек разговаривал с кем-то высоким, восседающим в люке машины.
Высокая фигура спрыгнула с брони и двинулась к Дордену. Это был Гаунт. Его лицо скрывала тень от козырька фуражки, плащ развевался за спиной.
— Сэр! — поприветствовал его врач.
— Дорден. Корбек говорит, ты не хочешь уходить.
— Здесь шестьдесят восемь раненых, сэр. Я не могу и не собираюсь их оставлять.
Гаунт взял старого врача под руку и отвел его по грязному двору к углу стены, за которой виднелись разоренные поля, опустевшие свинофермы и над всем этим — заходящее солнце.
— Вы должны, Дорден. Войска противника отстают от нас всего на полдня пути. Генерал Маллер отдал приказ об общем отступлении. Мы не можем забрать раненых с собой. Мне очень жаль.
— И мне очень жаль. — Дорден стряхнул руку комиссара.
Гаунт отвернулся. В какой-то момент врач решил, что сейчас комиссар развернется и ударит его. Но комиссар этого не сделал. Только тяжело вздохнул. По своему опыту Дорден знал, что насилие не было ни главным, ни любимым способом Гаунта командовать людьми. Бесконечная война и взаимодействие с офицерами других частей на поле боя сильно подкосили веру Дордена в окружающих, чему он был совсем не рад.
— Корбек предупреждал меня, что вы откажетесь, — наконец повернулся к нему Гаунт. — Послушайте. Контрнаступление на Накедоне запланировано на завтрашний вечер. Тогда и только тогда, буде на то воля Императора, мы отбросим врага и снова займем этот район.
— Мало кто из раненых продержится еще сутки без ухода. И уж точно никто из них не выживет, если о них придут «позаботиться» выродки Хаоса!
Гаунт снял фуражку и устало провел рукой по коротким светлым волосам. Лучи заходящего солнца высветили его четкий профиль, но его тяжелые мысли оставались в тени.
— Я очень вас уважаю, доктор. И всегда уважал, с того самого момента, как встретил вас на полях Основания. Вы единственный среди Призраков, кто отказывается брать в руки оружие, и при этом единственный, кто спасает наши жизни. Призраки многим обязаны вам, в том числе своими жизнями. И я лично обязан вам. Мне бы не хотелось приказывать вам.
— Тогда не делайте этого, комиссар. Вы же знаете, что я откажусь выполнять приказ. Я прежде всего врач, и уже потом — Призрак. Дома, на Танит, я тридцать лет работал сельским врачом, помогая больным, калекам, младенцам и старикам округа Белдейн и графства Прайз. Я поступал так потому, что дал клятву в медицинском училище Танит Магны. Вы знаете, что такое верность и клятва, комиссар. Поймите же и мою клятву.
— Я хорошо понимаю, насколько значима клятва врача.
— И вы всегда чтили ее! Вы никогда не просили меня нарушить врачебную тайну, выдав вам личные проблемы солдат… алкоголизм, сифилис, психологические проблемы… Вы всегда позволяли мне поступать так, как того требует от меня моя клятва. Так позвольте же и сейчас.
Гаунт снова надел фуражку:
— Я не могу бросить вас здесь на смерть.
— Но можете бросить умирать этих людей?
— Они не Призраки, старший военврач! — выпалил Гаунт и замолчал.
— Врач обязан помогать всем раненым. Да, я клялся именем Императора служить ему, вам и Имперской Гвардии. Но до этого я уже дал обет Императору спасать жизни. Не заставляйте меня нарушить эту клятву.
— Наши славные войска были обращены в бегство в дельте при Лохенихе, — попробовал рассуждать логически Гаунт. — Мы отступаем перед лицом огромной армии Хаоса, преследующей нас по пятам на расстоянии в полдня пути. Вы не солдат. Как вы собираетесь защищать это место?
— Словами, если потребуется. С помощью добровольцев, если таковые найдутся и вы позволите им остаться. В конце концов, это всего на сутки, до следующего вечера, когда ваша контратака позволит нашим войскам вновь занять этот район. Или это все ложь? Пропаганда?
Гаунт ничего не ответил. Стоя в лучах заката, он поправил свой запачканный грязью плащ, выдержал паузу и обернулся к старому врачу:
— Нет, это не ложь. Мы отобьем эту землю и пойдем дальше. Они придут к нам, и мы отбросим их обратно. Но оставлять вас здесь, на вражеской территории, даже на одну ночь…
— Не думайте обо мне. Подумайте о раненых вольпонцах там, в госпитале.
Гаунт подумал, и это совсем не повлияло на его мнение.
— Они хотели всех нас перебить…
— Не начинайте! — предупредил его Дорден. — Ненависть не должна вставать между союзниками. Они — люди, солдаты, ценные бойцы. Они могут выжить, чтобы снова сражаться, привести войну к благому завершению. Позвольте мне остаться и позаботиться о них. Оставьте со мной всех, кого можете. Уходите и возвращайтесь за нами.
Гаунт выругался.
— Я дам вам отделение. Десяток добровольцев. Хотя ожидаю, что желающих будет больше. Маллер оторвет мне голову, если узнает, что я оставляю своих людей на территории противника.
— Готов принять всю доступную помощь, — отозвался Дорден. — Спасибо вам.
Комиссар резко отвернулся и сделал несколько шагов прочь. Потом вернулся и с силой сжал руку Дордена:
— Вы храбрый человек. Не дайте им взять вас живым… и не дайте мне пожалеть о вашей храбрости.
Гаунт и отступающие колонны Призраков прошли, оставив его одного. Дорден работал в длинном коридоре госпиталя. Он заметил, сколько времени прошло, только когда солнечный свет перестал падать на него и сгустились сумерки. Тогда военврач зажег лампы, расставленные на ящиках между коек, и вышел во двор. В лиловом небе блестели чужие звезды.
Поначалу он увидел троих Призраков: Леспа, Чайкера и Фоскина, которые обычно работали его ассистентами и санитарами на поле боя. Они распределяли медикаменты, оставленные Гаунтом. Дорден надеялся, что именно они вызовутся добровольцами. Вид его помощников, работающих в обычном ритме, был весьма ободряющим. Военврач подошел к гвардейцам, собираясь будничным тоном поинтересоваться, какими медикаментами они располагают, но, вместо деловых вопросов, принялся благодарить их. Санитары улыбались ему, пожимали руку, кивали в подтверждение своего решения остаться. Дорден преисполнился гордости за них.
Он начал раздавать им инструкции по распределению лекарств, перечислять потребности больных в порядке срочности, когда увидел остальных Призраков. Маколл, старший разведчик полка и ближайший друг Дордена, а также рядовые Бростин, Клейг, Каффран и Гатис. Они только что закончили обход периметра и собирались начать окапываться на ночь.
Дорден поприветствовал Маколла.
— Тебе не обязательно было оставаться.
— И бросить тебя тут одного? — рассмеялся Маколл. — Я не хочу видеть в хронике полка запись «Доктор Дорден погиб, и где же в этот момент был его друг, воин Маколл?» Комиссар искал добровольцев, и мы согласились.
— Я буду помнить это, сколько бы мне ни осталось жить, — ответил Дорден.
— Мы прочно держим фланги, — Маколл указал военврачу на ограждение. — Все десять гвардейцев.
— Десять?
— Полковник-комиссар не разрешил пойти больше никому. Пятеро нас, трое твоих санитаров и еще пара солдат. Ты ведь знал, что все Призраки спорили, кому оставаться? Все вызвались добровольцами.
— Прямо все? Кроме майора Роуна, наверное.