Он щелкнул вожжами, лошадь побежала быстрее, и вскоре за поворотом показался купол барского дома. Двуколка поднялась на горку, и перед капитаном, как на ладони, открылись сверкающий свежей побелкой главный дом, колоннада и оба флигеля. Во дворе, к его удивлению, сгрудилось больше двух десятков подвод, а у хозяйского крыльца стоял запряженный тройкой экипаж.
– И куда же это они собрались? – пробурчал заинтригованный Щеглов и, погоняя лошадь, поспешил в усадьбу. Скоро он оказался во дворе и с любопытством осмотрел телеги. Все они были доверху нагружены плотными мешками.
«Похоже, что мои барышни излишки муки продают, – прикинул он, – значит, им одна дорога – на ярмарку в Смоленск. И что же это девицы одни поедут? Да как же они покажутся на ярмарке? Это всех шокирует, тогда разговоров не оберешься. Графиня – девушка богатая, а вот Марфе в уезде все кости перемоют.
На крыльце хозяйского флигеля появились наряженные в светлые платья и шелковые шляпки Вера с Марфой, и капитан поспешил к ним.
– Добрый день, сударыни, я смотрю, вы уезжаете? – поинтересовался он.
Вера ответила на его приветствие и объяснила:
– Мы едем в Смоленск, дня на три.
– Вы считаете, что за три дня сможете продать столько муки? Богатые купцы вас сразу к себе не подпустят, будут присматриваться, потом торговаться, а лавочники много не возьмут.
– Мы не муку везем, это – соль!
– Да что вы?! Когда же вы успели солеварню поставить?
– Нам не нужна солеварня, у нас – шахта, – объяснила Вера, – вот вернемся из поездки, приезжайте к нам, мы все вам расскажем. Кстати, если хотите, можете сейчас пообедать и отдохнуть в Солите.
Щеглов отмахнулся:
– Спасибо, я уж лучше с вами отправлюсь. Как можно в такую дальнюю дорогу без сопровождения ехать?! Вот в пути все мне и расскажете.
Вера, прекрасно понимавшая, что их с Марфой поездка на ярмарку станет вызовом общественному мнению, в глубине души обрадовалась, но все-таки сочла своим долгом отказаться:
– Нет, Петр Петрович, я не смею загружать вас своими заботам. У вас в уезде дел полно!
Однако исправник от ее возражений не принял и предложил:
– Вы с обозом все равно поедете медленно, я успею заскочить домой и собраться, а потом буду ждать вас на повороте у старых вязов.
Вера вопросительно посмотрела на свою помощницу, та молча кивнула, дав понять, что знает место, о котором говорит капитан. Забавно, но Марфа в присутствии Щеглова замолкала и предпочитала объясняться жестами.
«Нужно наконец-то разобраться с ней, похоже, что здесь что-то серьезное» – решила Вера.
Она посмотрела вслед отъехавшей двуколке Щеглова и повернулась к своему экипажу. Марфа в задумчивости покусывала кончик синей шелковой ленты из пышного банта под подбородком.
– Смотри, все завязки от шляпки изжуешь, придется новую покупать, – засмеялась Вера.
– Да, действительно, – смутилась ее помощница, – такая красивая шляпка, тем более она одна у Алана была.
Бродячий торговец Алан в запряженной буланой лошаденкой кибитке появился в имении с неделю назад. Товар у него оказался никчемный – вещи скроены грубо и из самых дешевых тканей, но непритязательной Марфе понравилась темно-синяя шелковая шляпка-капор. Сегодня она ее обновила.
Вера начала разговор издалека, собираясь потом повернуть его на интересующую ее тему:
– Что, у Алана всего одна шляпка была?
– Шелковая – одна, и хорошо, что она оказалась синей, – подтвердила Марфа, любовно разглаживая смятую ленту.
– Синий тебе очень к лицу, глаза сразу засияли. – плела сети Вера. – Впрочем, не только я это заметила. По-моему, Щеглов тоже оценил твою шляпку.
– Вы все шутите! Какое ему дело до меня и моей шляпки?
Марфа запылала, как факел, и Вера отвела взгляд, чтобы не смущать ее.
– А тебе до него? – настаивала она.
– Да я что…Кому есть дело до моих чувств?
– Почему ты так думаешь? Чем ты хуже других, если так считаешь?
– Я – бесприданница, очень высокая, хожу в штанах и занимаюсь неженской работой – вот и все причины, чтобы ни один мужчина не посмотрел в мою сторону.
– Мы будем много работать и соберем тебе денег на приданое, – парировала Вера, – а все остальное, по-моему, не имеет значения. Я тоже ношу мужской костюм, ведь это удобно, и вместе с тобой занимаюсь делами. В свете не принято, чтобы женщины работали, а мне это нравится.
– И где же ваш жених? – уточнила Марфа. – Пока вы снова шелковое платье не наденете и в гостиной с пяльцами не сядете, вряд ли кто-нибудь из мужчин решится к вам посвататься.
Ее помощница произнесла вслух то, о чем Вера думала сама, пришлось ей признаваться:
– В этом ты, наверное, права, но я и не собираюсь выходить замуж. Мое сердце занято, а я выйду лишь за того, кого люблю, и других женихов мне не нужно.
– Ну, и мне не нужно, – совсем тихо сказала Марфа.
Вот и прозвучало признание! Вера улыбнулась и потянула за ниточку:
– Значит, я права, ты влюблена в Щеглова? И давно это случилось?
Марфа опустила глаза, сомневаясь, стоит ли откровенничать, но, решившись, объяснила:
– Сразу, как он здесь появился, я еще девочкой была. Только он никогда меня не замечал. Все знают, что он жену и сына похоронил, а теперь на женщин не глядит.
– Совсем? – удивилась Вера, – что, так никого рядом с ним и не видели?
– Никого не было…
– Видишь, какой благородный человек, не зря он сразу мне понравился, – призналась Вера, но, заметив, как вздрогнула Марфа, уточнила: – Я имею в виду, что он – прекрасный человек, я не говорю о Щеглове как о мужчине. Успокойся и не ревнуй, я же сказала, что мое сердце занято.
Дочка управляющего виновато улыбнулась, и Вера поняла, что сказанный ею комплимент насчет шляпки – истинная правда. Марфа стала очень хорошенькой – настоящая русская красавица. Ее большие глаза под синими шелковыми полями мягко сияли, а уже отросшие до середины шеи каштановые кудри выбивались пушистыми завитками на щеках и надо лбом.
– А почему ты не хочешь его завоевать? – осторожно поинтересовалась Вера. – Шляпка и платье у тебя есть, можно и пяльцы раздобыть.
Лицо Марфы стало не просто задумчивым, а даже отрешенным.
«Думай, думай, – мысленно посоветовала своей помощнице Вера, – может, ты и есть та женщина, которая возродит его к жизни».
Вслух она это произносить не стала – побоялась оказаться слишком навязчивой.
Лес остался позади, и экипаж повернул с проселочной дороги на столбовую. Чуть в стороне росли старые вязы, там уже стояла двуколка Щеглова. Сам исправник приветственно помахал им рукой и тронул лошадь. Впереди Веру ждал главный экзамен – ярмарка. Интересно, кто же купит ее соль?
Ярмарка на рыночной площади оказалась на удивление многолюдной. Телеги стояли впритык, и Вере пришлось выставить на продажу лишь один воз, а остальные оставить пока в сараях постоялого двора на окраине. Она возблагодарила Бога, что Щеглов поехал с ними. Исправника здесь знали и уважали так же, как и в уезде, а благодаря ему, и к девушкам отнеслись почтительно. Петр Петрович уже познакомил Веру со всеми богатыми перекупщиками. Бородатые купцы в жестких суконных поддевках низко кланялись графине Чернышевой, но товар ее брать не спешили, ссылаясь на уже существующие большие запасы. Вера подозревала, что хитрецы сговорились за ее спиной. Дело было не в ее соли и даже не в цене, причина оказалась в ней самой – никто из купцов не хотел связываться с барышней-аристократкой. Ее выстраданное дело грозило обернуться полным крахом, и после всех многочисленных переговоров Вера предложила Щеглову:
– Петр Петрович, я чувствую, что мы стучимся в глухую стену. Давайте попробуем сменить тактику. Вы видите, что со мной здесь не хотят иметь дела. Я так понимаю, что все купцы договорились между собой. Только первый не смог скрыть изумления, когда меня увидел, а остальные казались абсолютно невозмутимыми, значит, их предупредили.
– Похоже, что вы правы, – согласился Щеглов. – Я это тоже подметил – все они выглядели слишком спокойными и, не раздумывая, отказывали.
– Неужели в таком большом городе абсолютно все купцы повязаны? Нет ли у этой шайки конкурентов? Нам нужен самый беспощадный враг этих бородачей.
Капитан усмехнулся.
– Есть здесь один откупщик, Горбуновым зовут. Его в городе очень не любят, да у того связи в самой Москве. Он богаче, чем все наши несостоявшиеся покупатели вместе взятые. Только он солью не занимается, его интерес – хлебное вино.
– А вы с ним можете поговорить? Сначала без меня, ведь нужно подготовить почву для нашей встречи. Скажите ему, что я на четыре копейки за пуд цену снижу, если он возьмет все и сделает заказ на следующий обоз. Сейчас цена для меня не так важна, я оборотом возьму.
– Ну, Вера Александровна, никогда такого от дамы не слыхивал, – хмыкнул исправник. – Уж насколько ваша Марфа Васильевна деловая барышня, но ей до вас далеко.
– Деловитость – хорошее качество, особенно если у хозяйки семья большая, – невозмутимо заметила Вера. От ее внимания не укрылась тень, скользнувшая по лицу Щеглова, и чуть заметная пауза перед его ответом.
– Мне трудно судить, – напомнил тот, – у меня нет семьи.
Вера решила не лезть напролом и не заводить разговор о Марфе, пусть та сама решает свою судьбу. Сменив тему, она напомнила собеседнику о своей просьбе:
– Как мы поступим с Горбуновым? Он согласится поговорить с вами?
– Обижаете, Вера Александровна, – фыркнул Щеглов. – Нет в этом городе человека, который откажется поговорить с исправником при исполнении обязанностей.
– Так вы же занимаетесь моим делом. При чем тут ваши обязанности?
– Обязанности ни при чем, да остальные этого не знают, а вот форма всегда при мне, – подмигнул ей Щеглов.
Вера расхохоталась:
– Я об этом не подумала. Не известно еще, кто из нас лучший коммерсант – я или вы.
Впрочем, шутки – шутками, но и дело надо делать. Вера взяла капитана под руку и попросила:
– Проводите меня, пожалуйста, к Марфе, а сами уж поищите этого Горбунова.
– Сделаем по-другому: заберем Марфу Васильевну с ярмарки, и я отведу вас обеих в гостиницу, а сам пойду к откупщику.
– Ну, хорошо, – согласилась Вера, – вам виднее.
Они дошли до рыночной площади и стали пробиваться к тому месту, где у подводы с солью стояла Марфа. Девушку они увидели издалека: яркая синяя шляпка возвышалась над толпой почти в центре площади.
– Замечательный рост у Марфы Васильевны, – почтительно оценил Щеглов, – ее всегда видно.
Наконец они пробрались сквозь толпу. По расстроенному лицу своей помощницы хозяйка поняла, что ничего не продано. Действительно, телега по-прежнему прогибалась под грузом мешков с солью.
– Ничего не берут, – чуть не плача, сообщила Марфа. – Ни одного мешка, как наваждение какое-то!
– Может, наваждение, а может, и сговор, – пытаясь скрыть досаду, заметила Вера. – Пойдем в гостиницу. Осип постоит здесь, а мы немного отдохнем.
– Да уж, Марфа Васильевна, вам пора на покой, вон ведь какая сегодня жара, а вы на самом солнцепеке стояли, – поддержал графиню Щеглов.
Марфа молча кивнула, взяла хозяйку под руку и стала протискиваться сквозь толпу. У нее это получалось даже лучше, чем у их единственного кавалера, и спустя четверть часа вся компания оказалась в гостинице. Исправник проводил девушек до их номеров на втором этаже и поспешил обратно, искать Горбунова. Вера сняла шляпку, потом тальму и подошла к окну. Она распахнула створки, впуская нагретый за день воздух, и опустилась в кресло, подставив лицо теплым лучам.
– Не обгорите? – поинтересовалась Марфа, – солнце в мае коварное, не успеете оглянуться, как кожа потемнеет.
– Да и пусть темнеет, мне на балы не ездить, а в шахте всем безразлично, какого цвета у хозяйки кожа. Это не у меня под носом жених неприкаянный ходит.
– А у кого?
– У тебя, у кого же еще, – не открывая глаз, сообщила Вера. – Он и ростом твоим восхищается, и тем, что ты очень деловая.
– Не может быть! Кому могут нравиться «синие чулки»?
– Не считает он тебя никаким чулком, так что все от тебя самой зависит. Хоть раз в его присутствии открой рот. Я-то знаю, что ты – умная девушка, а он об этом не подозревает, ведь ты все время молчишь как рыба.
– Я не молчу, – слабо оправдывалась Марфа, – я просто не знаю, о чем с ним говорить.
– А ты просто слушай его, и отвечай, – посоветовала Вера и замолчала, решив не нагнетать обстановку. Она поднялась и прикрыла окно – солнце спряталось за тучи, и с улицы сразу же потянуло прохладой. Захотелось согреться, и она предложила: – Давай закажем чай.
– Лучше я сама принесу поднос из чайной, – решила Марфа, – коридорного не докличешься. Вы, как мои шаги услышите, дверь откройте, а то руки у меня будут заняты.
Прикрыв за собой дверь, она вышла. Не было Марфы так долго, что Вера начала беспокоиться. Наконец в коридоре раздались шаги. Вера распахнула дверь, но ее помощницы в коридоре не оказалось, зато, повернувшись к ней спиной, у двери соседнего номера возился с замком высокий мужчина в синем сюртуке. Вера успела заметить темно-русые волосы и обтянутые тонким сукном широкие плечи. Щелкнул ключ, и мужчина толкнул дверь. Прежде чем войти в номер, он обернулся за своим саквояжем, и Вера увидела знакомое лицо с квадратным подбородком. В темном коридоре маленькой провинциальной гостиницы во всем блеске столичного шика стоял князь Платон Горчаков.
Глава 15
Впервые в жизни Платон Горчаков понял, что значит «онеметь». Он смотрел на замершую в дверях соседнего номера девушку – и не знал, что сказать. Самым интересным было то, что во время всего долгого путешествия из столицы он постоянно думал о графине Чернышевой, а когда наконец ее встретил, замер столбом, не находя слов. Он видел, что Вера тоже его узнала – взгляд ее заметался, а щеки вспыхнули. Девушка отступила в глубину комнаты, собираясь захлопнуть дверь, и это привело Платона в чувство. Он шагнул за ней и успел перехватить створку двери прежде, чем та захлопнулась.
– Вера Александровна, погодите минутку, у меня для вас есть письмо от вашей сестры, – выпалил он первое, что пришло в голову.
Это сработало, дверь приоткрылась пошире, и он вновь увидел все еще пылающее лицо. Губы Веры подрагивали, но она мужественно выдержала взгляд Горчакова и, гордо вздернув подбородок, осведомилась:
– Разве вы знакомы с моей сестрой? Кстати, с которой? У меня их две.
– Я имел честь быть представленным графине Надежде Александровне. Перед отъездом из Санкт-Петербурга я посетил Кочубеев, а ваша сестра и бабушка тоже были там. У нас состоялся очень хороший разговор. Кстати, я и не знал, что мы с вами стали соседями. Мария Григорьевна сообщила мне, что Солита теперь принадлежит вам, а когда дамы узнали, что я собираюсь в свое имение, то попросили захватить для вас письмо.
Похоже, он смог убедить красавицу: та полностью открыла дверь, мгновенье помедлила, решая, пригласить ли его войти, но потом сама вышла в коридор.
– Очень любезно с вашей стороны захватить для меня письмо, – заметила она, и Платон услышал заученные интонации светской дамы. Стало жаль – смущенная и растерянная Вера Чернышева была гораздо милее величественной и прекрасной графини из дома на набережной Мойки.
– Конверт лежит в саквояже, разрешите мне его достать, подождите минутку, – попросил он.
– Да, конечно, я побуду здесь.
Платон зашел в свой номер и, не разбирая, вывалил содержимое саквояжа на кровать. Кожаный мешок с документами, где лежало и драгоценное письмо, он положил на самое дно, и сейчас тот выпал последним. Платон развязал шнурки и достал маленький конверт с ярко-алой сургучной печатью. На нем крупным, но изящным почерком четко, без единой помарки были выведены титул и имя Веры. Надин Чернышева оказалась умной и деловой (в чем князь успел убедиться лично), но всеми повадками сильно напоминала боевой таран.
«Ну и сестрицы, – успел подумать Платон, – и как с ними только обращаться? Как бы впросак не попасть».
Он вернулся в полутемный коридор. Вера по-прежнему ждала у своей двери. Она уже взяла себя в руки, лицо ее стало невозмутимо-спокойным, а взгляд фиалковых глаз – холодновато-любезным. Она протянула руку за письмом:
– Нашли? Благодарю вас.
– Да, вот оно, но, пожалуйста, не уходите. Ваша бабушка и сестра обнадежили меня, что я смогу обратиться к вам с просьбой.
Он замолчал, ожидая ответа. Девушка замерла от неожиданности, но потом откликнулась: – Слушаю вас.
– Дело в том, что в Хвастовичах меня ждут сестры. Они должны были приехать туда еще неделю назад. Я отправил их в имение вместе с гувернанткой, надеясь, что мадам Бунич не откажется присмотреть за ними до моего приезда. Но при встрече ваша бабушка сообщила, что наша соседка скончалась, вот мне и пришлось срочно выехать в поместье, чтобы устроить девочек самому. Вы разрешите мне привезти их в Солиту и представить вам?
– Конечно, привозите, – согласилась Вера, – мы пробудем здесь еще пару дней и вернемся в имение. Я буду рада видеть ваших сестер.
«Только сестер, – отметил Платон, – а мне она не будет рада – так, видимо, нужно понимать ее приглашение».
Он постарался не выдать своего разочарования и как можно равнодушнее спросил:
– Вы здесь с родными?
– Я приехала с исправником нашего уезда и своей помощницей. Родных у меня здесь нет.
Подтверждая ее слова, в конце коридора показались высокая девушка с чайным подносом в руках и несущий небольшой медный самовар мужчина в мундире.