– Надо было, – кивнула Элен.
– Тогда это Маша Караваева! Она за первым столом сидит, где сумка стояла! У нее сколько хочешь было времени приладиться и прицелиться! – воскликнула Люда.
Маша Караваева, маленькая женщина лет тридцати пяти, самая тихая и застенчивая из всех семинаристок, – Элен, кажется, ни разу не слышала ее голоса, – вдруг тонко взвизгнула:
– Еще чего! Ты соображаешь, что говоришь! Идиотка!
Хм, вот тебе и тихоня, подумала Элен. Впрочем, она была не самой худшей из ее учениц.
– А почему бы и нет, Маша?
– Потому что это не я! Зачем мне?! И потом, когда все из класса выходят, то все тут толкутся, у моего стола, он же ближний к двери! Любая могла здесь покрутиться, прицелиться и оставить под шумок на моем столе эту стреляющую сумку, когда я уже вышла!!!
– Браво. Маша права, девушки. Любая могла под шумок присмотреться и найти нужный угол. Но самое ценное, что сказала Маша, это слово «зачем».
– То есть мотив, – отозвалась Марина Бурлак.
– Он самый.
– Чтобы вы не написали нам плохие аттестации? – хмуро предположила Ира Пискунова, безнадежная авторша двух безнадежных опусов.
– Это было бы очень глупо, поскольку предварительные оценки я уже сообщила издательству, – отозвалась Элен. – Кроме того, как бы вы ни презирали читателя, считая, что он схавает вашу халтуру, – он хавает отнюдь не все. Можно устранить негативного рецензента в моем лице – но читателей не устранишь, верно? Впрочем, нельзя исключить, что наша незадачливая убийца весьма глупа. Так что не будем отметать эту гипотезу сразу, попридержим ее. Другие идеи для мотива есть?
Начинающие писательницы молчали.
– Неужто никаких идей?
– Извините… – смущенно проговорила Люда Сенькина, – но вы стоите у всех нас на пути… Пока вы есть, нас всех будут сравнивать с вами, и мы всегда будем хуже!
– А если меня убрать, то не с чем станет сравнивать, да, Люда? И тогда вам, начинающим авторам, откроется широкая дорога без шлагбаумов в виде Элен Григ… Так?
– Я не хочу сказать, что согласна с тем, что вас надо убрать… – растерялась Люда. – Но убийца могла рассуждать так, мне кажется. Вы же сами просили идеи. Вот я и постаралась…
– Бредятина, – произнесла Марина Бурлак. – Смерть Элен только прибавила бы ей славы! И отбросила бы нас еще дальше, чем мы находимся сейчас!
– Только если убийца и впрямь клиническая дура, – сказала Оксана. – Но я не понимаю, как мы можем продвинуться в гипотезах, если мы имеем дело с клинической дурой!
– Верно, – согласилась Элен. – Оксана, у вас хорошие задатки, и я рада, что мое первоначальное мнение подтверждается. Вас я тоже аттестую.
– Но вы же… – растерялась Оксана, – вы же меня критиковали…
– Это вопрос практики, дело наживное. Главное, что мысль работает, – а у вас она работает…
– Спасибо!!! – горячо воскликнула Оксана.
– Да я тут при чем? «Спасибо» своим мозгам говорите. Другие соображения есть?
– По поводу мотива?
– Нет, вряд ли. Все, что вы могли предположить, вы уже предположили.
– Но до истины не добрались, да?
– Не добрались.
– А вы настоящий мотив знаете?
– Полагаю, что да. Но об этом после. Не забывайте, вы здесь сегодня не для того, чтобы развлечься занятной историей преступления, а заодно и его разоблачения моими стараниями. Нет, голубушки, у вас задание вычислить преступника в рамках нашего тренинга! Думайте и предлагайте гипотезы! Вы пока еще многое не учли. Вспомните, классика вычисления преступника строится на трех китах: возможности совершить преступление, наличии оружия и мотиве. С мотивом мы пока застряли; оружие нам известно, а возможность им обзавестись имелась примерно у половины класса – той, которая хорошо выполнила мое задание по Интернет-поиску. Скажу мимоходом, что вторая половина может рассчитывать только на оценку «не рекомендую» с моей стороны… Вернемся тогда к первому пункту: возможности совершить преступление. Это означает…
Она посмотрела на своих учениц вопросительно.
– Что данный человек мог находиться в данном месте! – подхватила Оксана.
– Вопрос алиби! – воскликнула Наташа Ковалева.
– А что сказал вахтер? Или нам нужно пойти его спросить?
– Здесь ведь не режимное предприятие, – пожала плечами Элен. – Он не следит за тем, кто входит и выходит. А тут еще уйма детей и их родителей… Он никого вспомнить не смог.
– Да, но кафе работает на две стороны! – воскликнула Марина. – Преступница могла пойти в кафе, потом вернуться за сумкой и выйти через кафе же!
– Но мы там сидели с девочками! – отреагировала Люда. – Мы бы заметили!
– Выходит, тех, кто был в кафе, можно исключить! – проговорил кто-то. – У них есть алиби!
– Поднимите руки те, кто пошел в пирожковую после урока, – вежливо произнесла Элен. – Раз, два, пять, семь… Я не ошиблась в подсчетах? Отлично, значит, семеро. Теперь скажите, в туалет никто не выходил? Туалет находится в здании Центра – у пирожковой нет собственного. Поэтому, если кто-то…
– Все! – воскликнула Люда. – Все выходили! Правда, девочки?
– Я не выходила, – раздался чей-то мрачный голос с задней парты.
– В таком случае шесть человек не имеют алиби, как я понимаю, – сообщила Элен. – Точно как и остальные, которые в пирожковую не пошли: любая из них могла спрятаться на другом этаже, изобразив мамашу, поджидающую чадо из студии танцев или керамики.
Девушки затихли. Элен ждала.
– Да, но получается, что у нас нет никаких зацепок… Алиби ни у кого нет, возможность приобрести эту стрелялку есть, наоборот, по меньшей мере у половины класса, которая ваше задание выполнила. Но куда нас это продвигает? Я, к примеру, сделала задание на совесть – это же не значит, что я пыталась вас убить! – возмутилась Марина.
Элен не ответила.
– Зачем нам? – проговорила Оксана и покраснела. – О карьере мы уже говорили, это глупо – пытаться убить вас, чтобы занять ваше место….
– И, между прочим, преступница вполне могла найти все эти сайты, но сделать вид, что не нашла! Даже под страхом вашей неудовлетворительной оценки, только чтобы себя не выдать! – воскликнула Люда.
– Такой расклад тоже нельзя исключить, – согласилась Элен.
– Тогда снова весь класс под подозрением? – воскликнул кто-то.
– И как вам нравится в роли подозреваемых?
– Нам не нравится! – с вызовом ответила Бурлак.
Элен кивнула.
– Иначе и быть не может. В этой роли всем плохо, как преступникам, так и невиновным. Надеюсь, вам этот маленький опыт послужит в дальнейшем для романов.
– Так вы… вы нарочно?
– Я всего лишь немножко потянула с подсказкой, – усмехнулась Элен. – Нарочно, если угодно. Я вам подарила крайне редкую возможность прочувствовать то, о чем вы пишете, на собственной шкуре. Царский подарок, согласитесь. А теперь, – Элен посмотрела на часы, – у нас осталось совсем немного времени до конца занятия, так что к делу. Я дам вам несколько подсказок. Для начала подумайте еще раз об оружии: вы ничего важного не упустили?
Элен обвела взглядом задумавшийся класс.
– Заранее предупреждаю: если кому-то в голову придет имя преступницы, вслух его не произносить! Положите мне записку на стол с объяснением, на основании чего сделан данный вывод. Так что насчет оружия? Ладно, еще одна подсказка: оно состоит из двух частей…
Первыми глаза зажглись у Марины, она схватила ручку и начала писать. За ней к ручке потянулась и Оксана, чуть позже Наташа и еще одна семинаристка, серая мышка в очочках, – о ней Элен до сих пор была нелестного мнения, но тут дала себе слово еще раз внимательно пересмотреть ее работы.
Четыре записки легли, одна за одной, на ее стол. Она развернула их.
Выстрел произведен по звонку мобильного, а вы велели их выключать. Значит, его оставили включенным. За время наших занятий только один человек оставлял мобильный включенным, но я не знаю точно, кто это. Звук доносился со среднего ряда, – гласила записка Марины, – и те, кто сидят рядом, должны точно знать, у кого звонил телефон.
Элен подняла глаза: Марина смотрела на нее.
– Именно поэтому я попросила написать записки, а не произносить свои догадки вслух! – пояснила она. – Из-за сидящих рядом!
Девушка кивнула.
Остальные три записки были примерно того же содержания.
– Давайте, однако ж, условимся, что этот факт есть всего лишь повод для подозрений, но никак не улика. Это необязательно один и тот же человек!
На этот раз согласно кивнули все четверо. Остальная часть класса заинтригованно следила за этой почти пантомимической беседой, не улавливая ее смысла.
– Еще один фактик, который прошел мимо вашего внимания. Точнее, два фактика, которые вы не связали между собой. Прежде чем я продолжу, повторяю условие: свои догадки вслух не произносить, написать на листке и положить мне на стол! Итак, первый фактик: я сказала вам, что я узнала сапожки. Второй фактик: я вам призналась, что к одежде других я невнимательна. Значит, запомнить эти сапожки просто так я не могла… Теперь думайте, вспоминайте!
И последнее. О мотиве вы догадаться не можете, и это, в порядке исключения, не ваша вина: просто у вас мало информации. Однако вы могли бы задаться вопросом об иных возможных мотивах.
– Но иные мотивы – месть, деньги, ревность – предполагают, что убийца связан каким-то образом с вами лично… – проговорила Марина.
– Именно поэтому я сказала, что вам недостает информации и что это не ваша вина.
– Тогда дайте нам ее!
…Владику Элен всю жизнь была доброй феей. Его первые наручные часы, его первый велосипед, первый галстук и костюм – все было от нее. Он любил тетю Лялю не меньше матери, а Элен делила с младшей сестрой ее сына… До тех пор, пока сестра не умерла от лейкемии и у Владика не осталась только одна из его двух «мам». Добрый, послушный и ласковый мальчик согревал ее одинокое сердце. Элен казалось, что ничто не может их разлучить!
Но она ошибалась. В двадцать четыре года Владик влюбился и… Словно в секту ушел. С Элен он стал холодно-отстраненным, чужим и даже враждебным… По его словам выходило, что весь мир, включаю тетю, несправедлив и глуп – и только Мила, его девушка, умна и справедлива…
Элен имела с ним длительный разговор, из которого поняла, выслушав несвязный бред племянника, что он с любимой девушкой намерен начать самостоятельную жизнь. Следовало понимать это так: без тети Ляли, без ее опеки, без ее советов, наставлений и строгих взысканий.
На свадьбу Владика Элен прийти отказалась, равно как и знакомиться с его молодой женой. Что ему наговаривал в уши ее ядовитый язык, Элен не только не знала, но и со всем своим богатым писательским воображением представить не могла – упрекнуть ее было решительно не в чем, Владик от нее только добро видел. Ясно одно: молодая жена боролась за сферу влияния, из которой всеми силами старалась вытеснить «вторую маму». Элен иногда даже посещала крамольная мысль: хорошо, что сестра умерла раньше, иначе бы молодая жена так же лишила сына ее, как ей удалось лишить племянника тетку…
Но похоже, что в пылу борьбы за автономность Владик и особенно его новая наставница в лице молодой жены не учли, что самостоятельная жизнь без тети означает и жизнь без ее щедрой материальной поддержки.
Спохватились они поздно, когда Владиком были сказаны слишком обидные, непростительные слова. Конечно, он повторял их за женой, но Элен не считала это смягчающим обстоятельством. Скорее отягчающим. И, когда после почти двух лет молчания, необщения Владик вдруг робко появился с робким разговором о семейных корнях, она без труда учуяла за его сбивчивой речью чужой и чуждый ей голос, выспренний фальшивый слог, прорепетированный под руководством жены заранее, и конечную цель: попросить денег. Элен холодно отправила племянника к жене, которая теперь и есть все его «корни».
С тех пор прошел еще год, в который она племянника не видела, не слышала. Но Элен нутром чувствовала, что его жена не успокоится, пока не дотянется до денег тетушки…
Нет, она ни на секунду не заподозрила ее ни в ком из своих семинаристок – до тех пор, пока голубая сумочка не выстрелила. Только тогда, в поисках ответа на вопрос «кому это нужно?», она о ней вспомнила. И, перебрав в уме несколько эпизодов, виденных ею на протяжении Мастер-класса, она поняла: Мила до нее дотянулась! Единственный наследник Элен – это Владик, и его жена не могла этого не знать…
Рассказывать об этом своим ученицам Элен Григ не собиралась.
– Вам ни к чему знать сам мотив. Для разгадки совершенно достаточно слова «личный».
Элен увидела, как Марина Бурлак придвинула к себе листок, быстро набросала на нем пару фраз и подошла к столу. Записка гласила: «Вы обратили внимание на ее сапожки, когда она пожаловалась на то, что замерзла. Я помню, кто это».
Она одобрительно кивнула Марине, и та двинулась на место. Элен заметила, как одеревенела ее шея, – девушка прилагала все усилия, чтобы не повернуть голову в сторону преступницы и не выдать себя и Элен раньше времени…
В классе висела тяжелая тишина. Семинаристки настороженно переглядывались. Они больше не искали поддержки друг у друга, как бывало: ведь любая из них могла оказаться убийцей!
Элен снова посмотрела на часы.
– До конца занятия осталось меньше десяти минут, – сообщила она. – У кого есть идеи?
Марина Бурлак шевельнулась. Элен предупреждающим жестом подняла ладонь.
– Я уверена, что вы не ошибаетесь, Марина. Но давайте дадим остальным возможность пошевелить серыми клеточками. Последняя подсказка. – Элен обвела глазами класс. – Я никогда не даю интервью о моей личной жизни, и в Интернете сведений обо мне не имеется, за этим я строго слежу.
Краем глаза Элен увидела, как заерзала та, которая хотела ее убить. До сих пор она, надо полагать, надеялась, что пронесет. Но с последней подсказкой Элен круг неотвратимо сузился. Стоит только сейчас вспомнить кому-нибудь пару-тройку ее реплик, которыми она выдала себя, и…
– Кто-то из класса назвал вас по имени-отчеству… – заговорила неуверенно Наташа, – только не помню, кто именно… Но мы его не знали! И в Интернете, как вы сами сказали, таких сведений нет! Значит, это та самая… Из вашего личного окружения…
– Я догадалась, кто это! – воскликнула Оксана. – Она еще сказала, что вы живете в центре! В пятнадцати минутах ходьбы отсюда! А этого тоже никто из нас не мог знать!
– А еще она говорила, что у вас ни мужа… – ляпнула «серая мышка», имени которой Элен не запомнила, затем запнулась и порозовела.
– Ну, наконец-то, – одобрительно произнесла Элен Григ.
– Задержите ее! – закричала Марина Бурлак. – Она же сейчас сбежит!
Люда Сенькина пробиралась к двери.
– Зря торопитесь, Мила, – спокойно проговорила Элен. – Это девочки только сейчас сообразили – а я-то вычислила вас в тот же день, в Сочельник! За дверью вас ждет милиция, Мила, и дальше тюрьма, так что торопиться вам некуда!
Люда Сенькина притормозила у самой двери. С ненавистью уставившись на Элен, она выкрикнула:
– Все равно Владька вам не достанется! Он мой, понятно?!
– Публичное выяснение отношений является дурным тоном, милочка, – ледяным тоном произнесла Элен. – Если вам очень хочется мне что-либо сказать, вы всегда успеете написать мне письмо из кутузки.
Лицо Люды Сенькиной скривилось в гримасе, и сидящие ближе к двери расслышали матерные ругательства, с которыми она толкнула дверь.
В проеме было видно, как сомкнулись вокруг Сенькиной милицейские плечи, и дверь сразу же закрылась.
Элен сидела неподвижно за своим столом, ни на кого не глядя. Лицо ее было бледнее обычного.
– Этот Владик… Он ваш сын? – тихо спросила отважная Марина Бурлак.
Соседка по столу ее дернула за локоть и сдавленным шепотом прошипела: «У нее нет детей, ты что!»
Марина, которая не ходила с остальными в пирожковую, не знала таких подробностей.
– Все равно это кто-то очень близкий, – возразила Марина соседке. – Тот, кого Элен любит… И кого отняла у нее Сенькина…
Лучше и не скажешь, подумала Элен, до которой долетели слова Марины.
– Извините меня, Элен, может, это бестактно с моей стороны, – поднялась Марина, – но я только хотела сказать, что не надо так расстраиваться… Ваш Владик, он все поймет, когда узнает, что его жена, или кто там она ему, хотела вас убить!
– Пожалуйста… – проговорила Элен сдавленно, – пожалуйста, уходите все… Урок окончен… уходите.
Через пару минут класс опустел, и Элен осталась одна. Слова, произнесенные Мариной, отдавались в ее мозгу: «Он поймет, когда узнает, что его жена хотела вас убить»…
Твоими бы устами, Марина… Ты хорошая девочка, и тебе не пришло в голову, что Владька может оказаться в сговоре с ней… Как далеко мог зайти он, ее дорогой мальчик, под идейным руководством жены? Если она каждый день ему пела, что тетка богатая, а мы бедные, и нам она помогать не хочет, а мы такие хорошие и правильные, и бла-бла-бла… В общем, старая песня: бедный хороший студент Раскольников и злая богатая процентщица. Только топор-то оказался в руках «хорошего»…
Узнать, был ли Владик в сговоре с Милой, можно только одним способом: явиться ему на глаза собственной персоной. Если он в сговоре, то от Милы знает, что «операция» прошла успешно: труп тетки она видела собственными синими очами. Тот факт, что пресса не сообщила о смерти известной писательницы (если он следил за прессой, конечно), он мог отнести на счет Рождества…
Рассказать же ему, как она люто ошиблась, Мила уже не могла: она под арестом. Милиция, пойдя навстречу всенародно любимой писательнице, до ее сигнала Владику об аресте Милы не сообщит. Он ничего не подозревает, и внезапное появление перед ним тети Ляли заставит его выдать себя…