Придавленный в кресле тяжелой слабостью, Меф слышал сквозь звон в ушах чей-то знакомый басистый голос. Он видел, что Николай Асеев смотрит на него. Глубоко сидящие глаза, крупный с залысинами лоб, шевелятся губы… Он слышал слова, но их смысл проскальзывал мимо сознания. Знакомо скрещенные на груди мускулистые руки, такие могучие в прошлом… Он не мог разобрать ни слова, однако по направлению взглядов Асеева и других понял, что речь шла о нем. Это заставило его мобилизовать свою волю, сосредоточиться. Он почувствовал, как что-то сдвинулось в голове — будто перекатился на новое место гладкий металлический шар. И как только «шар» перекатился, он разобрал последнее асеевское:
— …Поэтому я так считаю.
«О чем это?…» — подумал Меф, отдыхая после изнурительного усилия.
— Спасибо, командор, мнение твое ценно, — поблагодарил Мстислав, как обычно благодарят председатели на командных советах. — Кто следующий? Говори ты, Рамон.
Длиннолицый рыжий Джанелла гибко повел плечами:
— Что говорить? Патрон сказал все.
— Личное мнение у тебя есть?
— Личное, безличное… Я существо общественное. На Обероне нам крупно не повезло, и точка. О чем говорить? Такова профессия десантника.
— Фаталист, — процедил Накаяма. Встряхнул гривой черных волос. — Фаталист и позер. Твое глубокое понимание специфики нашей профессии повергло Мефа в трепетное изумление, не так ли?
— Как всегда очень кстати и остроумно, — процедил Рамон, пародируя интонации Накаямы. — Аб, ты слегка опоздал к началу этого матча, и тебе еще предстоит разобраться, где чьи ворота.
— Рыжий кот, черный кот, кто их к черту разберет. — Бакулин нахмурился. — Ну-ка, брысь в разные стороны.
— Бакулин! — укоризненно сказал Асеев.
Мстислав оглядел всех по очереди.
— Перед нами пилот Меф Аганн. Наш друг, наш товарищ, участник нашей злополучной высадки на Ледовую Плешь. Мы — его десятилетняя боль. Ему важно знать, мог ли он сделать на Обероне больше того, что сделал. Начальник рейда ответил на это мотивированным «нет». Джанелла ушел от прямого ответа. Элдер помалкивает. Михайлов глазеет по сторонам, будто наша беседа его не касается. Хотите знать, что я об этом думаю?
Мстислав сказал, что он об этом думает.
Не чувствуя собственного дыхания, Меф пошарил пальцами у горла. В горле стоял плотный ком. Перед глазами качнулась мутно-серая дымка. Пройдет… Если не делать резких движений — пройдет…
Кто-то прокомментировал речь Мстислава:
— Сказано мало, но веско. Будто молотом по голове.
Дымка таяла, Меф увидел неприятно изменившееся лицо Рамона.
— Вот что… — тихо проговорил десантник. — Вы как хотите, а я изображать собой «десятилетнюю боль» не намерен. Не желаю, знаете ли, терять к себе уважение Мефа. Спектакль, который здесь затевают, считаю оскорбительной и глупой мелодрамой.
Бакулин сверлил Джанеллу пугающе-пристальным взглядом белесых глаз. Юс наблюдал все это совершенно спокойно — так, словно ничего другого и не ожидал.
— Я думаю, Мстислав напрасно накаляет страсти, — сказал Михайлов. Стоя вполоборота к собеседникам, он с присущим ему снисходительным видом разглядывал Пятно. — По моему скромному разумению, Мефу не нужен ни суд, ни театр. На Обероне каждый из нас действовал сообразно обстановке. Меф не был исключением. Он сделал только то, что продиктовали ему обстоятельства.
— Не только, — возразил Накаяма. — Меф спас семерых. Кизимова, Симича, Нортона, Йонге, Винезе, Лорэ…
— И самого себя, — флегматично добавил Михайлов. — Меф был седьмым, но считает себя почему-то тринадцатым.
— Тринадцатым в нашей группе был Аб, — не упустил случая вставить Джанелла. — Ужасно несчастливое число.
— Нет, он сегодня несносен, — сказал Накаяма. — Мстислав, будем и дальше терпеть его? Или как?
— Или как, — без колебаний выбрал Бакулин.
Михайлов слабо усмехнулся. Теперь он глядел на Сатурн.
— Умники, — сказал Асеев. — Меф отдал бы жизнь за каждого из нас. Он и так стартовал в последнюю долю секунды. Оттягивал старт сколько мог, рискуя собой и теми, кого еще можно было спасти. Даже мой окрик не подействовал на него.
— Верно, Коля. — Михайлов смотрел на ботинки Аганна. — Мы с Джанеллой толкуем о том же. Только другими словами. И еще мы толкуем о том, что именно об этом лучше не толковать. Мало ли иных тем?
— К примеру? — спросил Накаяма.
— Н-ну… не знаю… В известной мере это зависит от Мстислава. Ему мы доверили руководить беседой.
— Что до меня, — сказал Джанелла, — я предпочел бы приятную дружескую болтовню.
— Ты бы — да, — сказал Накаяма. — Любое дело ты готов похоронить под ворохом анекдотов. Тем более такое деликатное, какое выпало нам сегодня. А когда-то мы были все заодно…
— Ты… ты что предлагаешь? — резко осведомился Рамон.
Не отвечая, Аб смотрел на Бакулина.
Неловкая пауза. «Из-за меня!.. — в приливе стыда и раскаяния думал Меф. — Это я их заставил терзаться. Ради чего?! Я ведь не знал, что сегодня Юс не один!..» Встать бы и крикнуть: «Друзья мои дорогие, не надо!» Он не мог шевельнуться.
— Ладно, — сказал Мстислав. — Круг, я вижу, замкнулся на мне. Но я его разомкну. — Он обвел собрание недобрым взглядом. — Пусть каждый из нас пороется в памяти и честно выложит все. Ничего не утаивая.
Накаяма с недоумением:
— Что выложит, что?
Асеев обеспокоенно сделал движение головой, словно бы собираясь взглянуть на Элдера. Но не взглянул.
— То, что сам считает своей оплошностью, — догадался Джанелла.
— Не лишено… — проговорил Михайлов. — По крайней мере, Аганну в этом смысле нечего вспоминать. Кто начнет?
— Может быть, Элдер?… — неуверенно спросил Рамон.
— Элдер — лицо пристрастное, ему нельзя, — сказал рассудительный Накаяма. — Он все возьмет на себя. Пусть начнет командор.
Асеев потер ладонью подбородок.
— Начальником рейда был я — с меня и весь спрос.
Рамон посмотрел на Мстислава:
— Этого ты добивался?
— Стоп! — сказал командор, предупреждая готовую вспыхнуть полемику; открытые рты оппонентов захлопнулись. — Мы с вами одной крови, я тоже бывший десантник и наперед знаю, что вы хотите сказать мне и друг другу. Ну так вот… Предусматривать и предугадывать — моя профессия. Да, да, предугадывать, предусматривать и предчувствовать. Для этого, между прочим, и существует на космофлоте должность начальника рейда. Наша экспедиция носила характер спасательной операции, и дар предвидения был бы здесь особенно к месту. Но скажу откровенно: когда «Лунная радуга» подошла к Оберону и обнаружилось, что спасать некого, я растерялся…
— Мы все растерялись, — вставил Джанелла.
— Вы могли позволить себе эту роскошь, я — нет. С одной стороны, мне казалось весьма вероятным, что экипаж «Леопарда» предпринял попытку посадить рейдер на Ледовую Плешь, с другой — смущало полное отсутствие каких бы то ни было признаков этого. Теперь мне ясно, что признаки были. Я даже, можно сказать, держал их в руках, но не видел… Дистанционная разведка, как вы помните, обстановку не прояснила. Сброшенные на планетоид кибер-разведчики подтвердили: перед нами заурядная, закованная в многослойный ледяной панцирь водно-метаново-аммиачная луна. Ничего такого… подозрительного. Правда, умолкли два кибера, посланные на разведку центра Ледовой Плеши — ее странноватого Кратера. Но это никого не обескуражило, поскольку орбитальная локация показала, что Кратер довольно глубок, а на дне — хаотические нагромождения фигурного льда с огромными арками и полостями. Да и в первую очередь нас интересовал не Кратер, а тот участок Ледовой Плеши, где капитан «Леопарда» Пауль Эллингхаузер намеревался посадить свой рейдер…
— Район А, — уточнил Михайлов. — Кстати, на однообразных просторах тарелки Ледовой Плеши этот район, по-моему, решительно ничем не выделялся. Те же светлые желваки надпанцирных наледей, тот же обломочный материал…
— Увы, все мы были загипнотизированы однообразием… Словом, мне изменила моя интуиция.
— Неубедительно, — сказал Джанелла.
— Почему?
— Все мы видели эту видеозапись. Уж и не знаю, какого класса интуицией надо было тебе обладать, чтобы действительно уловить «разницу в мелких деталях» между портретом и оригиналом.
— И я так думаю, — сказал Накаяма. — Качество «портрета» оставляло желать лучшего.
— Дела шли самотеком, а мне мерещилось, что ситуация у меня в руках… Я был убежден, что «Леопард» не садился на Оберон, и ожидал от десанта лишь подтверждения этого. Предусмотрительности и чутья мне хватило только на то, чтобы заставить вас до начала основной десантной операции пощупать Ледовую Плешь ступоходами «Казаранга»…
— Не надо, — возразил Михайлов, — не передергивай. Профессиональная ошибка — далеко не то же самое, что оплошность. Как профессионалы мы действовали грамотно. Другое дело — много ли было от этого проку. Никто ведь не виноват, что на Обероне прошлый опыт нам не пригодился, и что действовали мы там практически вслепую. По-моему, тот, кто расшибает себе лоб в темноте, не восклицает: «Виноват, это профессиональная ошибка!» Мы вляпались потому, что не могли не вляпаться.
— Увы, все мы были загипнотизированы однообразием… Словом, мне изменила моя интуиция.
— Неубедительно, — сказал Джанелла.
— Почему?
— Все мы видели эту видеозапись. Уж и не знаю, какого класса интуицией надо было тебе обладать, чтобы действительно уловить «разницу в мелких деталях» между портретом и оригиналом.
— И я так думаю, — сказал Накаяма. — Качество «портрета» оставляло желать лучшего.
— Дела шли самотеком, а мне мерещилось, что ситуация у меня в руках… Я был убежден, что «Леопард» не садился на Оберон, и ожидал от десанта лишь подтверждения этого. Предусмотрительности и чутья мне хватило только на то, чтобы заставить вас до начала основной десантной операции пощупать Ледовую Плешь ступоходами «Казаранга»…
— Не надо, — возразил Михайлов, — не передергивай. Профессиональная ошибка — далеко не то же самое, что оплошность. Как профессионалы мы действовали грамотно. Другое дело — много ли было от этого проку. Никто ведь не виноват, что на Обероне прошлый опыт нам не пригодился, и что действовали мы там практически вслепую. По-моему, тот, кто расшибает себе лоб в темноте, не восклицает: «Виноват, это профессиональная ошибка!» Мы вляпались потому, что не могли не вляпаться.
— Всех удовлетворило мнение Михайлова? — спросил Бакулин.
— Да, — ответил за всех Накаяма. — Леонид прав, это действительно просто. Мы угодили в оберонскую западню именно потому, что за этим туда и пришли. Кому в самом деле нужны десантники, которые отсиживались бы на орбите в комфортабельных каютах «Лунной радуги»…
— А вот кстати, — сказал Леонид, — вырваться из западни без потерь нам помешала смелость. Будь у нас повадки пугливых газелей — все обошлось бы как нельзя лучше. Потому что спастись можно было только немедленным бегством. Паническим, если хотите. Дело решали секунды. Но нет, десантник так не умеет. Сразу бежать без оглядки его не заставит никакая дьявольщина — сперва он должен взглянуть ей в лицо. Годы тренировок и приобретенный опыт научили нас быстро ориентироваться в любой обстановке и молниеносно парировать внезапные удары — если их вообще можно парировать. Одному мы не научились: молниеносно драпать. Вдобавок Асеев и Элдер не могли себе позволить драпать впереди всех, и выдержка командиров соответственно подействовала на подчиненных. Пяти упущенных минут оказалось достаточно. — Михайлов развел руками. — Ведь никто не ожидал никакого подвоха от заурядного планетоида. Особенно после того, как разведавангард в шагающей соковыжималке под названием «Казаранг» безнаказанно попирал ступоходами его равнинное ледорадо…
— Ты прав, Леонид, — прошептал Меф бесчувственными губами, не слыша себя и не надеясь, что его услышат другие. — Но лучше бы погибнуть разведавангарду…
…«Казаранга» он посадил в трех километрах от Кратера. Сажал без особых предосторожностей, быстро, применив маневр «лоуспид». Это чтобы в точке финиша надолго не зависать в облаке пара над кипящими лужами грязи, растопленной жаром тормозных струй. Быстрых посадок он не любил, но иначе на лед не сядешь. Иначе на льду будет сидеть не машина, а вмерзшее в грязь, совершенно беспомощное, слепое, белое в пушистой шубе изморози чучело…
Он помнил все, что было связано с разведавангардом на Обероне. Каждую мелочь. Помнил так ясно, будто это происходило вчера…
2. ДРАККАР НА ПРИЦЕЛЕ
Прикосновение к планетоиду было жестким: приняв на себя двенадцатитонную массу, пронзительно взвизгнули амортизаторы ступоходов, катер низко просел и, едва не ударившись днищем, подпрыгнул. Медлительный многометровый отскок-перелет на макушку выпуклой наледи. Второе касание. Ступоходы чиркнули по гладкой поверхности.
— Приехали, командир, — сообщил он Бакулину, поднимая стекло гермошлема. — Оберон, Ледовая Плешь.
Горошина миниатюрного Солнца висела в черном небе низко над горизонтом, и тени Ледовой Плеши были длинные, острые и очень густые, как ночные тени на неровной местности, озаренной лучами сильных прожекторов. Кинжалы теней указывали в сторону Кратера, которого, впрочем, отсюда не было видно, хотя с макушки ледяного нароста, где застыл «Казаранг», обширная равнина просматривалась необыкновенно далеко.
— Замечательный ты пилот, Меф, — признал Бакулин. — Тебе на рукав бы «дикую кошку» — да в наш отряд.
— Ну и… что дальше? Куда прикажешь?
— А дальше нам следует осмотреть район А по диаметру.
— Хотел бы я знать, где тут диаметр…
— Бери правее градусов на тридцать к направлению теней, — посоветовал Бакулин, включив автокарту маршрутного сопровождения. — Ошибемся — старшие товарищи нас с орбиты поправят.
— Поправим, — пообещал голос Элдера. — На следующем витке.
За горизонт опускалась светлая черточка хорошо видимой среди звезд «Лунной радуги».
Плавно покачиваясь на ходу, «Казаранг» зашагал под углом к частоколу теней. Было слышно, как с хрустом вонзались в пористый лед когти фиксаторов, поскрипывали амортизаторы и щелкали тяговые сердечники электромускульной системы ступоходов.
Ледовая Плешь, которая под черным небом издали имела вид гигантского светлого продырявленного посередине диска, густо усыпанного осколками цветного стекла, вблизи являла собой хорошо освещенное боковым светом мрачновато-хаотическое нагромождение крупных и мелких обломков грязного льда. За исключением смолистой черноты теней и ярчайшей белизны небольших по площади участков, припудренных метановым и водно-аммиачным снегом, все краски этого промерзшего насквозь ландшафта были довольно блеклыми. Встречались наледи, забавно похожие на замысловато вылепленные пирожные. Встречались похожие на обычные замерзшие лужи. И встречались ни на что не похожие. А иногда машина словно бы оказывалась на зимней выставке ледяных и снежных сооружений развлекательного назначения. Столбы в виде оплывших свечей, согбенные таинственные фигуры под белыми покрывалами, гроты, гигантские белые раковины с невероятно длинными шипами, арочные виадуки на изумительно тонких опорах… Как-то не верилось, что эти архитектурно-художественные шедевры Дальнего Внеземелья всего-навсего результат выдавливания из недр Оберона фонтанов глубинной жидкости. В вакууме струи фонтанов, понятно, сначала вскипали, как гейзеры, затем стекленели на лютом морозе диковинными изделиями. Вдобавок все это происходило в условиях очень слабого, а потому весьма споспешествующего монументально-художественному творчеству поля тяготения. На фоне черного неба ледяные изваяния и конструкции выглядели необыкновенно декоративно. Хотелось остановить машину и в молчаливой неподвижности долго разглядывать ледовую фантасмагорию. Было в ней что-то притягательно-колдовское, пугающе-гипнотическое…
— Ты замечательный пилот, Меф, — повторил Бакулин. — Но ты не десантник. Останови-ка драккар.
«Казаранг» послушно остановился.
— А в чем дело?
— Сейчас увидим.
Дно ложбины всколыхнула судорога обвала, машина вздрогнула. Впереди, медлительно разваливаясь на куски, величественно оседала гигантская «эстакада». Продолжительная судорога многотонного обвала поколебала, казалось, всю округу, на поверхности дна ложбины выступила трещина.
— Сколько мы уже протопали? — спросил Мстислав.
— Километр по прямой. Дальше пойдем?
— Конечно.
«Казаранг» сошел с наледи, двинулся к намеченной точке. Левее глыбы блеснуло светлым металлом ковыляющее на паучьих ножках изделие рук человеческих…
— Призраки бродят по Оберону, — заметил он. — Узнаю твоих подопечных по изящной походке.
— Сбрось атмосферу, — распорядился Бакулин. Опустил стекло гермошлема, ударом руки открыл защелку. Преувеличенно весело пошутил: — А вдруг чужой!
Чтоб выходящий воздух не откладывал лед в клапанах, он сразу открыл гермолюк. Взрывная декомпрессия так рванула вздутием гибкие сочленения скафандра, что взбрыкнули все четыре конечности. Мстислав улетучился вместе с воздухом; в кабине сгустилась морозная дымка.
И вот наконец он увидел в натуре знаменитый «кенгуру» лунных десантников: Мстислав наклонно взмыл вперед и кверху и ловко, быстро приоберонился перед носом паукообразного автомата. При очень слабой силе здешнего тяготения целенаправленную стремительность и точность прыжка могла обеспечить лишь встроенная в скафандр ПТУ (прыжково-тормозная установка). Десантнику мало уметь пилотировать катер — надо еще быть пилотом собственного скафандра!
Бакулин вернулся в кабину, пробормотал: «Гермолюк можно не закрывать», пристегнул защелку к бедру. — «Принадлежность рейдера „Лунная радуга“».
— Без атмосферы неуютно, — попробовал он возразить командиру (пилоты-рейсовики не любят работать в разгерметизированных помещениях).