Дверь открылась, и в наш номер вступили двое. Мелькнуло на миг любопытное лицо слуги, но перед его носом дверь захлопнули.
— Проходите, дамы, — негромко сказала Хелен.
Одной женщине было за тридцать, а может быть, и под сорок. Такой тип лица, что трудно возраст понять, в молодости они не блещут, зато потом свое берут. Незнакомая, в чем-то красивая… и при том характеристика юного актера была абсолютно точной. Лицо скучное, постное, отрешенное. Даже у ученых женщин такое редко встретишь. И одежда под стать — монашеское темное платье до пят, платок на голове, поверх еще клобук. Ни сумочки, ни зонта, ни иной мелочи, которой женщины так любят руки занимать.
Руки, кстати, красивые. Не измученные тяжелой работой.
А вторая была совсем юная девушка, на которой такое же мрачное платье сидело как на корове седло, и лицо под надвинутым на глаза платком было знакомо до жути…
— Одиннадцать проклятых! — завопил я, вскакивая и роняя пулевик. — Марк!
Хелен нервно засмеялась, начала:
— Опомнись, граф…
И затихла, когда переодетый в женское Маркус стянул платок. Лицо-то безусое, нежное, а вот волосы короткие выдают.
Женщина, пришедшая с принцем, бросила на него быстрый взгляд. Глянула на пулевик, валяющийся на полу, на миг сложила руки лодочкой:
— Прошу вас, уберите оружие. Мы пришли с миром.
Я быстро подошел к Маркусу, взял его за подбородок, запрокинул голову, посмотрел в глаза. Только и сказал:
— Что же ты, Марк?
Даже сам не пойму, что имел в виду. То ли то, как он бросил меня на побережье. То ли их нынешнюю глупость, когда Маркус со своей покровительницей сами дались нам в руки.
— Выслушай, — быстро сказал он. — Выслушай сперва меня и сестру Луизу.
Хелен уже пришла в себя. Поднялась, жестом гостеприимной хозяйки указала на диванчик.
Гостеприимство гостеприимством, а усаживала она их хорошо, так чтобы на свету были.
— Графиня Хелен, летунья.
Я взял руку сестры Луизы, коснулся губами:
— Счастлив познакомиться, сестра. Граф Ильмар, вор.
Похоже, сестра Луиза была несколько растеряна. События разворачивались быстрее, чем она ожидала. Неужели думала, что я не узнаю паренька, с которым с каторги бежал, даже в женской одежде?
— Сестра Луиза, — наконец ответила она. — Настоятельница монастыря Исцеляющих Слез. Мир вам, графиня и граф.
— Если желаете пройти умыться… — начала Хелен. Сестра Луиза покосилась на летунью и резко ответила:
— Оставьте любезности, Ночная Ведьма. Я не в вашем замке в Богемии, и у нас не светская беседа.
— Как будет угодно. — Хелен пожала плечами. — Прошу вас, садитесь. Принц Маркус, простите, я действительно не узнала вас.
Мальчишка слабо улыбнулся:
— Наверное, трудно представить, что сын Владетеля унижается до подобного? Ужасный вид, да?
— Да нет, тебе даже идет, — насмешливо ответила летунья. — Как вы нас нашли? Мальчик-актер?
Сестра Луиза подтолкнула Маркуса к дивану, опустилась рядом, сложив руки на коленях:
— Да. Марк почему-то был убежден, что Ильмар попытается его найти. Я… поставила несколько ловушек. Честно говоря, не ожидала, что сработает именно эта, в театре.
— И кто же попал в ловушку? — поинтересовалась Хелен.
Мне показалось, что между женщинами мгновенно и беспричинно возникла неприязнь. Это было плохо, но вмешиваться в таких случаях бессмысленно. Только масла в огонь подливать.
— Мы все, — сестра Луиза игнорировала колкость. — Позвольте мне рассказать вам кое-что.
Ох, не нравилось мне это.
Раз уж мы собираемся схватить и выдать Маркуса — ничего нам слушать нельзя. Связать паренька, заткнуть рот кляпом да и доставить на планёре прямо в Версаль или Урбис. Даже на местную Стражу нельзя полагаться, всю честь поимки себе отберут.
— Ильмар, вы человек не совсем пропащий, прошу, выслушайте мои слова…
Сестра Луиза глядела мне в глаза, будто мысли читала.
— Говорите, — сказал я. — Но я буду честен с тобой, Маркус, потому что мы с тобой вроде как друзья…
Мальчик насторожился.
— Только выхода у меня нет. Ты мне вначале врал, потом в своих целях использовал. А под конец бросил, ушел. Так что — мы в расчете. Сейчас я из-за твоих дел по всей державе в розыске, обложен как волк последний. У меня выхода нет…
— Кроме как меня выдать?
— Да.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Был бы ты честным со мной, Марк, я бы так не поступил. А теперь — извини.
— Выслушайте меня наконец, Ильмар! — сестра Луиза говорила по-прежнему тихо, но властно.
Я замолчал, развел руками. Все, я предупредил, совесть чиста.
— Маркус, младший принц, мне знаком уже почти три года. Когда высочайшая делегация Дома Капри посетила, мне было поручено за ним приглядывать…
Настоятельница глянула на Маркуса: мне почудилась в ее взгляде теплота, на миг из скорлупы гладенькой ее душа показалась…
— Жаль, что младшим принцам не дано наследовать власть. Хоть раз встал бы добрый человек во главе державы.
Хелен на подобную крамолу не отреагировала, мне все равно было. Одернул Луизу Маркус:
— Сестра, не говорите так.
— Прости, мальчик… Я укрывала бы Маркуса в любом случае. Будь он даже и впрямь в чем-то виновен. Но…
Они опять переглянулись с Маркусом, и я понял, что между ними идет незримый диалог, что настоятельница знает куда больше, чем младший принц мне, например, доверил.
— То, что мальчик взял в Версале не принадлежит Владетелю.
— Что в этой книге? — резко спросил я.
Сестра-настоятельница вздрогнула.
— Я не говорил! — быстро произнес Маркус.
— Что в ней? — повторил я. — Святая сестра, ты к Господу ближе, тебе за себя решать легче. Но если хочешь меня переубедить…
Хелен по-прежнему разминала пальцы на здоровой руке, чертила ими в воздухе, и я вдруг трезво, будто холодной волной окатило, понял — ее-то уж точно не переубедить.
— Книга, которая попала к Маркусу… — сказала Луиза, и прозвучало это так, словно не мальчик нашел книгу, а та позволила ему себя найти, — написана рукой Сестры.
У меня морозом спину свело, а к лицу кровь прихлынула. Да что это со мной творится?
Летунья вздохнула — в тишине вздох прозвучал слишком отчетливо, чтобы его игнорировать.
— Добрая сестра наша… я всем сердцем радуюсь столь чудесной находке. Любой гражданин державы готов поздравить принца Маркуса и вознести молитву за его здравие. Но, добрая сестра, я не могу понять, к чему было скрывать эту божественную книгу. И более того…
Хелен на миг замолчала:
— Я считаю, что принц Маркус действительно виновен, если посмел скрыть от святой Церкви и Дома драгоценную реликвию.
Хелен была права, безусловно.
— Маркус… — сестра Луиза посмотрела на мальчика. — Покажи им книгу, дитя.
Это было слишком просто! Немыслимо легко.
То, за чем гонялась вся держава, что пытались вытрясти святые паладины и сам Владетель!
Маркус медленно поднялся. Бросил на Хелен быстрый настороженный взгляд — и потянулся в Холод. Я видел, что летунья впилась в него напряженным взглядом, пытаясь уследить, понять, запомнить Слово. А я даже не пытался. Куда мне, дураку, до высшей мудрости.
Дохнуло ледяным ветром, расступилось Ничто, повинуясь Божьему Слову. И в руках Маркуса, затравленного паренька, безмерно нелепого сейчас в женской одежде, никому не нужного младшего принца, оказался маленький томик в темной коже.
Книга, самой Сестрой писанная!
Той, что Искупителю вровень стала, не по веленью Господа, что себе приемного сына среди людей пять тысяч лет выбирал, а исключительно собственными достоинствами и добродетелями.
Самой Сестрой…
Покровительницей грешников, заступницей униженных.
Я и не заметил, как встал, протянул руку — и наткнулся на бешеный взгляд Маркуса.
— Стой… — прошептал младший принц, и я понял: сейчас уберет книгу обратно на Слово.
— Не надо, — быстро сказал я. — Покажи, хоть издали. Дай на почерк Сестры глянуть! Прочти, хоть что-нибудь! Марк!
Наверное, в моем взгляде было слишком много мольбы — Маркус чуть остыл. Осторожно поднял томик, раскрыл — страницы были из желтоватого, плотного пергамента, чернила не выцвели и строки, на незнакомом языке написанные, были отчетливыми.
— Я бы не сказала, что этой книге почти две тысячи лет, — сказала Хелен, оставаясь в кресле, не делая даже попытки подойти.
— Ее хранили на Слове, — спокойно ответил Маркус. — Тут есть записи, в конце. Каждый, кто берег ее, оставлял свое имя. От отца к сыну, столетиями, почти без перерывов. Тридцать пять имен. Последний хранитель не нашел, кому передать святую книгу… и спрятал ее среди манускриптов.
— Ты хочешь сказать, что это почерк Сестры?
Хелен то ли не верила до конца, то ли просто тянула время, не решив еще, что делать.
— Нет, — мальчик покачал головой. — Сестра не знала грамоты. Она рассказывала, а брат Матфей и сестра Петра записывали.
Я осторожно скосил глаза на сестру Луизу. Неужели она верит? Неужели не сложит сейчас руки в святом столбе? Не одернет мальчика…
— Он говорит правду, — сказала сестра Луиза.
— Сестра-настоятельница, принц Маркус. — Хелен поднялась из кресла, склонила голову. — Я верю вашим словам. Но если это и впрямь откровения Сестры Марии, двумя раскаявшимися апостолами записанные, наш долг немедленно вручить их пасынку Божьему и скромно удалиться. Владеть этой книгой — гордыня и грех! Не нашим рукам ее касаться. Вы согласны, сестра?
Сестра Луиза молчала.
— А что ты скажешь, Маркус? — ласково спросила Хелен. — Я ведь все понимаю. В моем замке хранятся мощи святого Анджея Пражского, я знаю этот трепет… Прикоснуться к святыне…
Ее голос был так мягок и одновременно тверд, что Маркус отвел глаза.
— Ты почувствовал себя в ответе за святую книгу, за бесценное сокровище, что оказалось погребенным в библиотеке, ты решил хранить ее… но зачем? Мальчик, ты добрый слуга Господа, и положение твое предписывает тебе быть в рядах истинных защитников веры… Так зачем же ты уподобляешься тем, кто извращает веру? Зачем впадаешь в ересь и таишь от нас святое писание Сестры?
Летунья подошла к Маркусу, положила руку ему на плечо. Парнишка отвел книгу в сторону, сразу напрягся, как пружина, но Хелен вроде не собиралась выдирать из его рук святыню.
— Маркус, у меня планёр. Летим в Версаль. Решим по дороге, что объяснить Владетелю… повинную голову петля не душит. И твоему бедному другу Ильмару облегчение… — взгляд на меня, и едва заметный взмах бровей. — И мне, которую угораздило тебе на пути попасться. И сестру Луизу, — вежливый кивок, — от большой беды избавишь. Разве Владетель накажет тебя, если вернешь книгу?
— Сестра моя, ты не веришь. — Луиза еще сидела, прямая как палка, вся закостеневшая. Но взгляд ее наливался огнем: — Графиня Хелен, ты слишком много провела в небе, чтобы преисполниться почтения к святыне. Тогда хотя бы подумай своей хорошенькой головкой! Девятнадцать веков эту книгу прячут! И не варвары, не язычники, не одержимые гордыней безумцы!
Настоятельница поднялась во весь свой немалый рост, простерла к Хелен руку:
— Сейчас ты сама впадаешь в грех, в котором обвиняешь мальчика! Возомнила судить о поступках Сестры и раскаявшихся апостолов! Опомнись!
Хелен подалась ей навстречу. Ее голос взвился:
— Да неужели я осмелюсь… Святая сестра, я видела много чудесных реликвий! Пила из колодца, что Сестра в пустыне вырыла, чтобы Искупителю воду принести! Частицу святого столба трогала! Писания подлинные видела! Рубища Искупителя касалась! Я все понимаю! Если эта книга и впрямь Сестрой надиктована…
Она вдруг замолчала.
— Почему ее прятали, графиня Хелен? — настоятельница покачала головой. — Подумай. Хорошенько подумай! Писание сквозь века пронесли, труды апостолов к нам дошли, а эту книгу — скрыли!
— Говори, сестра, — Хелен кивнула. — Если я не права — покаюсь! Но в неведении не держи! Пока все, что вижу — гордыня и преступление. И эта книга…
Луиза и Маркус переглянулись. Миг — и книга скрылась, исчезла в Холоде. Хелен осеклась. Махнула рукой, будто смиряясь с безнадежностью спора, и отошла к окну.
— Они должны знать, — сказал Маркус. — А то не помогут.
— Ильмар тоже? — настоятельница спрашивала обо мне с явным сомнением.
— На нем грехов смертных нет, а раскаянье все прочее очистит, — Маркус глянул на меня, кивнул: — Скажи, сестра. Или я скажу. Искупитель всех прощать велел, Сестра людей на злых и добрых не делила.
Сестра Луиза кивнула, осенила себя святым столбом. Заговорила, и в голосе мелькнули неуверенные нотки:
— Граф Ильмар. Графиня Хелен. От имени Сестры прошу вас… помочь. Оставить прежние мысли и помочь!
— В чем? Святыню от людей скрыть?
— Когда Маркус пришел в монастырь… переодетый девочкой, затравленный… — ее глаза опять на миг потеплели, — я укрыла бы его в любом случае. Долг мой спасать и безвинных, и виноватых. Но когда я узнала правду…
— Тогда дай и нам узнать.
— Я скажу. — Маркус сделал жест, словно умоляя Луизу помолчать. Видно, той не хотелось, очень не хотелось хоть чем-то с нами делиться. Но она не ослушалась. — Ильмар, Хелен… в этой книге — Слово.
— Какое слово? — не поняла летунья.
— Изначальное. То, которому Искупитель Сестру учил. Первое Слово, что в начале всего было.
Я задрожал.
Хелен побелела, как полотно.
Глава вторая, когда все ругаются, но по разным поводам.
Всем известно, от малых детей до стариков, что Слово, Искупителем людям даренное, одно на всех.
Вот только произносим мы его по-разному.
Если кто, по дурости или по великой любви, что, в общем, едино, другому свое Слово доверит — Слова неравны будут. И опасность не в том, что можно свое достояние потерять, наоборот. То Слово, которое раньше звучало, в себя и новое вбирает. Вот если, к примеру, Хелен со мной поделится Словом, на котором запал ее планёра да и всякие женские побрякушки, наверное, хранятся… Мне к ним все равно доступа не будет, никак. Мое Слово — от ее Слова произойдет. Может, оно и сильнее окажется, и я куда больше добра на него сложить смогу, но вот Хелен в любой миг ко всему дотянуться сможет, ну, конечно, если будет знать, что там у меня спрятано.
Потому и хранят Слово, от детей родных, от жен любимых скрывают. Страшен искус. Как жить, зная, что все достояние в любой момент может тому достаться, кто тебя Слову научил? Не проще ли покончить с тем, от кого ниточка протянулась?
Когда аристократ обучит наследника Слову — то еще игрушка малая. К главной казне все равно доступа не будет. Надо со Слова на Слово ценности передать… если успеешь, конечно… А вот если ценностей особых нет, кроме самого Слова — то велик искус, ох, велик!
И понятно, что то Слово, что вначале было, которое Искупитель произнес, римских солдат устрашая — нож Сестрой принесенный да копья в него нацеленные зараз в Холод пряча…
Это Слово — самое главное.
Словно дерево, от тонкого корня растущее, крону до неба раскинувшее, тянутся, ветвятся Слова, в которых сила и власть всей державы.
А внизу, тьмой веков скрытое, первое Слово. Изначальное. Истинное. Искупителем сказанное.
И если знать его, если суметь произнести, потянуться…
Обдало меня таким ознобом при этой мысли, словно я и впрямь это Слово узнал и дотянулся до вечного Холода.
Все! Все сокровища мира, спрятанные ныне да в прежние века утерянные!
То, что Наполеон в Руссии взял да и унес с собой на Бородинском поле саблей казачьей сраженный… Сокровища Кромвеля и Марии Антуанетты… Чудесные машины Леонардо… Баронские накопления, казны графов и маркизов… Кладовая Владетеля, залог всей его власти… Церковные богатства… Мелочь, мелкими людишками на Слове потерянная… только таких безвестных обладателей Слова за две тысячи лет немало было…
— Спаси, Сестра… — прошептал я. — Пощади, Искупитель…
Маркус будто осунулся и посерел, сказав нам про Изначальное Слово. Сестра Луиза мрачно следила за Хелен.
— Да как ты еще жив, принц? — прошептала летунья. — Как ушел с таким… с такой силой?..
— Сестра берегла! — торжественно произнесла настоятельница.
— Сестра того бережет, кто сам не зевает… — Хелен с силой прижала ладони к лицу, будто и позабыв, что одна рука сломана. — Это смерть. Смерть, мальчик. Всем, кто к тебе прикасается. Всем, кто рядом стоял. Просто так… на всякий случай! Я думала, врали…
— О чем врали? — тихо спросил Маркус.
— Да про этап ваш несчастный, на который ты, щенок, попал… Всех каторжников допросили, загнали обратно на судно, велели отойти от берега, а потом линкор его сжег начисто, огненные бомбы не пожалели…
Я даже не вскрикнул — тихое сипение вырвалось из горла, стянутого ужасом. Закричал Маркус:
— Как? — Кинулся к Хелен, схватил ее за руки, повторил: — Как?
— Просто! Из главного калибра, в упор! Вместе с командой! Как зачумленных! А потом по городу…
У меня круги поплыли перед глазами. Будто всех я увидал: и душегуба Славко, и верзилу-кузнеца, и хитрого Локи, и безобидного певца Волли, и казнокрада Плешивого, и надсмотрщика с безобидным прозвищем Шутник, и тех, чье имя уже забылось, и матросиков из команды, и девчонку сопливую, и всех…
— Гад, — вдруг прошептала Хелен. — Ох, какой гад… сдохнуть тебе без покаяния!