– Я не знаю… Ни на кого не думаю… – пробормотала она.
– Кто тебя снабжает наркотиками?
– Я же говорила: не знаю! Никто! Это ошибка!
– Ты Полина Павленко?
– Да!
– Зачем ты взяла документ из сейфа?
– Не брала! Не брала я ничего! – простонала она.
– Тебя попросил взять документ твой друг?
– Не-ет…
– Тебе заплатили в долларах?
– Кто? Что?.. Нет! Я не знаю.
– Похоже, чисто, – вдруг сказал кожаный, отпуская руку Полины.
– Значит, так, Полина, – промолвил грузный (в зеркальце она по-прежнему видела его глаза), – сейчас я тебя, возможно, отпущу.
Сердце ее радостно трепыхнулось.
– Но не навсегда, – внушительно сказал он.
Сердце в недоумении заледенело.
– Ты сама знаешь, – продолжал толстый, – хранение наркотиков – это тяжелая статья. Можешь до десяти лет получить. На строгом режиме.
– Это не мой наркотик! Мне подбросили! – выкрикнула Полина.
– А вот этого ты никому не докажешь, – спокойным, ровным тоном проговорил грузный. Выдержал паузу и добавил: – Поэтому, чтобы избежать камеры и тюрьмы, тебе надо вести себя паинькой.
– Это как? – спросила Полина. Ей хотелось, чтобы эти слова прозвучали с вызовом, однако получилось жалко.
– Меня интересует, – жестко продолжал толстяк, – все, что происходит у тебя на работе. И ты должна будешь информировать меня об этом. Обо всем, что творится в этой вашей «Пятой власти». Ты хорошо понимаешь меня?
– Да.
Полина всхлипнула и кивнула.
– А главное, что меня интересует, – это документ, пропавший из сейфа твоей начальницы Садовниковой. Когда документ найдется или выяснится, кто его украл, мы с тобой, Полина, расстанемся, и ты никогда больше меня не увидишь. Но сейчас мне нужно знать все, что ты заметишь или выяснишь. Ты понимаешь меня?
– Да.
– Итак, документ. И еще – твои коллеги: Колпин, Щапов, Садовникова, Пастухов, Соколова, Теплицын. Мне надо знать все, что они говорят и делают. Ты поняла меня, Полина?
– П-поняла.
– Пока даю тебе сутки. Я сам свяжусь с тобой. А если что-то срочное – вот, возьми. – И толстяк повернулся и протянул Полине карточку, где был от руки записан номер сотового телефона. Номер – и ничего больше.
Она схватила карточку, словно спасательный круг.
– И помни, кто тебя от тюрьмы отмазал, – сказал толстяк. Теперь, обернувшись, он пристально глядел на нее и уже вживую встретился с ней своим взором, настолько острым, что Полина невольно отвела глаза.
– Ты поняла меня?
– Да, – пролепетала она, не глядя на толстяка. В ней раскрывалась, будто цветок или фейерверк, огромная, мощная, буйная радость.
– Паша, выпусти ее, – приказал толстяк.
Милиционер в форме передал ей паспорт и сумочку. А сидящий рядом с ней кожаный пробормотал:
– Наркотик мы изымаем. – Потом вылез из «девятки» и даже, словно был джентльменом, придержал дверцу, дожидаясь, пока Полина выползет из машины.
Как только она оказалась на тротуаре, опер в штатском нырнул в авто. «Девятка» взревела стартером, а потом сорвалась с места и резво унеслась по Петровке по направлению к центру. Полина, еще не веря в свое нежданное освобождение, с наслаждением вдыхая свежие ароматы московской ночи, поплелась в противоположную сторону – к Садовому кольцу. От радости она чувствовала себя невесомой, словно воздушный шарик. Полина даже и не задумывалась, что ее только что, как пишут в шпионских романах, завербовали…
…А в «девятке», тем временем повернувшей на бульвары, происходил следующий разговор:
– Подведете вы нас под монастырь, Валерий Петрович, – прогудел с заднего сиденья кожаный.
Ему никто не ответил, и он стал развивать свою мысль:
– Я-то что, я – человек вольный. Частный детектив – что с меня взять. Мне нарушать законы сам бог велел. Я и без вас, товарищ полковник, по лезвию бритвы хожу. Хотя наркотики беззащитным девушкам подбрасывать – работенка, прямо скажу, грязненькая… Ну а если взять Васю…
И опять не ответил кожаному сидящий впереди толстяк. Тогда тот снова забубнил:
– А вот взять Васю, – он кивнул в сторону водителя-милиционера. – Он же на службе. За такие шуточки не то что погоны могут с него снять – вообще на зону отправят…
– Хватит, Синичкин! – жестко прервал излияния кожаного грузный. – Я тебя попросил – ты мою просьбу выполнил. Нечего тут бухтеть. Или ты что, цену себе набиваешь?
– Бросьте, Валерий Петрович, побойтесь бога, – искренне огорчился кожаный.
– Я тебе говорил или нет, что это нужно для Татьяны?
– Да говорили… – вздохнул кожаный. – Вы же знаете: для Таньки Садовниковой я на все готов… Ну, и для вас, Валерий Петрович, тоже. Только потому и согласился.
– А мне, Паша, – заявил грузный, – мне сейчас времени терять нельзя ни минуты, поэтому я и пошел на крайние меры. Лучше скажи: какие у тебя-то выводы?
– Я ее по полной программе прокачивал, – помотал головой кожаный. – Насколько в таких условиях это возможно. И мимические реакции, и движения зрачков, и пульс, и потоотделение. По-моему, все чисто.
– А что тебе твое хваленое оперативное чутье говорит?
– Что эта Полина в вашем деле ни при чем, – убежденно проговорил кожаный, – не будь я Пашей Синичкиным.
– Мне тоже показалось, что ее из списка подозреваемых можно вычеркивать, – подал голос водитель в милицейской форме.
– Вот видите, ребятки, – неожиданно потеплевшим голосом сказал толстяк, – большое дело вы для меня сделали. Для меня – и для нашей Танюшки.
– Я полагаю, – промолвил с заднего сиденья Павел Синичкин, – Татьяна не в курсе того, что мы тут за-ради нее вытворяем?
– А как ты думаешь, Паша? – проговорил с оттенком досады полковник Ходасевич.
– Думаю, что не в курсе.
– Правильно думаешь.
– Ну, естественно, – резюмировал Синичкин. – А то б она нам всем за свою сотрудницу глаза повыцарапала.
«Девятка» пронеслась по ночным бульварам, а на Пушкинской площади повернула налево, на Тверскую, – чтоб завезти домой, на Большую Дмитровку, частного детектива Павла Синичкина.
Вторник, вечерТе же самые двое – пожилой и тот, что помоложе, которые обедали вчера в ресторане «Венеция», – сидели в большом и роскошном кабинете. Оба устроились за низеньким столиком в углу. Прихлебывали кофе с коньяком. Видно было, что отношения между ними – самые доверительные и понимают они друг друга с полуслова. Время от времени они поглядывали на телеэкран. Установленный в нише шкафа небольшой телевизор транслировал документальные кадры, снятые, по всей видимости, скрытой камерой. Звук был выключен.
– Ну, как теперь? – самоуверенно поинтересовался тот, что помоложе. И, не дожидаясь ответа собеседника, ответил сам: – По-моему, уже куда интересней.
– Да, вроде стало немного порезвее, – не очень охотно согласился пожилой.
– Говорю же тебе: у нас все получится! – высокомерно улыбнулся молодой.
– Знаешь, кого товарищ Сталин предостерегал от «головокружения от успехов»? – вдруг спросил старший.
– При чем здесь Сталин?
– Он имел в виду таких, как ты. Тех, кто говорит «гоп», еще не перепрыгнув.
– Почему я не могу радоваться тому, что все идет нормально? – слегка обиделся молодой.
– Радоваться можешь, – кивнул первый. – А почивать на лаврах и считать, что все у нас в кармане, – нет. Все еще только начинается.
– Да брось ты! – ухмыльнулся молодой. – Что такое особенное начинается? Обычная работа…
* * *Когда Татьяна стояла в пробке, несмотря на позднее время выстроившейся на Садовом кольце, зазвонил ее мобильник. Она полезла в сумочку, валявшуюся на соседнем сиденье, и вытащила из нее аппарат. Глянула на дисплей. Ну, конечно же, Андрей Федорович. С неприятным предчувствием тяжелого разговора Таня нажала на «прием».
Голос босса звучал исключительно холодно:
– Татьяна, я могу узнать, что случилось?
– А что особенного случилось? – Таня попыталась изобразить саму невинность.
Но линия защиты была, пожалуй, выбрана неудачно. Андрей Федорович еще более сухо промолвил:
– Ты сорвала важные переговоры.
Таня постаралась, чтобы ее голос звучал миролюбиво, но не виновато:
– Но ведь колбасник не первый и не последний клиент, которого мы упускаем.
– Ты упускаешь, – акцентировал Андрей Федорович.
– Все равно, у меня ощущение, что у нас ничего бы с ним не вышло. Он сам не знает, чего хочет.
В интонациях Теплицына добавилось яда:
– Значит, заказчик во всем виноват?
Татьяна попыталась отчасти признать свои ошибки:
– Возможно, я была излишне резка с ним. Но он меня просто допек.
– Ясно, – хмыкнул Андрей Федорович и добавил саркастически: – Вчера у тебя из сейфа исчез важный документ. Сегодня ты сорвала переговоры с перспективным заказчиком. И поссорила меня с ним. Не слишком ли много за два-то дня?
Таня молчала, потому что понимала: Теплицын прав. Все, что она смогла, это после паузы пробормотать:
– Извини, Андрей, так получилось.
– Ладно, приходи завтра, будем с тобой разбираться. – В тоне босса не прозвучало ни единой обнадеживающей ноты. Затем Теплицын, не попрощавшись, бросил трубку.
Таня нажала на «отбой» и вздохнула. Она понимала шефа. Теплицын еще, как человек выдержанный, держит фасон – она б на его месте, может, разгневалась куда пуще. Таня досадливо швырнула мобильник на соседнее сиденье.
…Когда Таня проезжала по шоссе Энтузиастов, телефон зазвонил снова. Она не сразу взяла его: правая рука была занята, Таня разгонялась после светофора, переключала передачи. Когда она наконец достала мобильник с сиденья и глянула на дисплейчик, там отпечаталась надпись: «Номер подавлен». Таня даже не успела подумать, кто бы это мог быть, как телефон перестал звонить. Она выругалась, бросила аппарат обратно на сиденье, и тут он затрещал снова. Номер оказался тем же, «подавленным». Татьяна чертыхнулась, взяла телефон и нажала на «прием».
– Госпожа Садовникова? – произнес незнакомый мужской голос. Звучал он по-русски с еле заметным акцентом. Таня не поняла, что это за акцент.
– Да, это я, – ответила она. Сердце вдруг забилось часто-часто. Таня почувствовала, что ничего хорошего ей не скажут.
– Вы тут на днях один документ потеряли, – сказал мужчина утвердительно.
Не сообразив, что ответить, Татьяна на секунду замолчала. Голос мужчины вдруг показался странно знакомым, только Таня никак не могла сообразить, где она его уже слышала. Да еще этот акцент…
А мужчина спокойно держал паузу.
Наконец Татьяна произнесла внезапно севшим голосом:
– Да, потеряли. А что?
– Могу помочь вернуть.
– Что надо делать? – поторопилась Таня.
– Деньги платить, – строго произнес мужчина.
– Много?
С замершим сердцем она ожидала ответа.
– Тридцать. Тысяч. Долларов, – раздельно ответил собеседник.
Татьяна облегченно выдохнула. Сумма не показалась ей неподъемно большой.
– Когда? Где? – быстро спросила она.
– Ты деньги сначала собери, а потом спрашивай, – с растяжечкой, полуусмешкой произнес шантажист. И веско добавил: – И никому ни слова. Ни слова, ясно? Иначе хуже будет. – Пауза. А потом человек с угрозой спросил: – Ты поняла?
– Да, да! Конечно, да, – торопливо ответила она. – Как с вами связаться?
– Я сам позвоню.
– Когда?
– Послезавтра, – весомо проговорил мужчина и бросил трубку.
Быстро нажав «отбой», Татьяна тут же набрала Валерин номер. Сделала она это на автопилоте – ее внутреннее «я» ни доли секунды не сомневалось: ей надо увидеться с отчимом. Срочно. Как можно скорей. Угрозу анонима, что надо держать звонок в тайне, на полковника Ходасевича она не распространяла.
– Валерочка? – быстро сказала Таня в телефон. – Мне надо тебя увидеть. Ты дома?
– Пока нет.
– А где?
– Лишние вопросы задаешь, – пробурчал отчим.
– Мне нужно срочно с тобой поговорить.
– Приезжай ко мне домой. Скажем, через час. Тебя, Танюшка, я всегда рад видеть, – галантно добавил отчим.
– Тогда жди.
* * *Дорога до отчима заняла часа полтора. Когда Татьяна закончила телефонные переговоры, она уже проскочила поворот к своему дому. Решила ехать к Валере через Кольцевую автодорогу. На выезде из города, несмотря на ночь, образовалась изрядная пробка. Многие москвичи по летней погоде устремились на дачи. Тане пришлось поскучать в железном стаде машин при выезде на кольцо, потом по МКАД еле тащилась в районе Щелковской… Но хоть и пробка, и день сегодня выдался тяжелым, настроение у Тани было совсем не плохим. Непонятно почему, но звонок похитителя настроил ее на оптимистический лад. Наверно, оттого, что состояние неопределенности прошло. «Лед, как говорится, тронулся. Черная полоса закончилась, – твердила она про себя. – Отчим теперь что-нибудь придумает. Раз шантажист себя проявил – Валера его уделает. И теперь у меня все-все будет хорошо».
…Валерий Петрович, верный своей привычке, не стал ее с порога ни о чем выспрашивать. (Не то что мама, Юлия Николаевна, – та сразу бы на нее набросилась с расспросами, не дала бы даже туфли снять.) Ходасевич первым делом проводил любимую падчерицу на кухню, торжественно объявил:
– Сегодня у нас на ужин брюссельский суп с шампиньонами и поджарка по-казахски!
Таня с аппетитом вдохнула носом воздух, полный соблазнительных запахов жареной печени и грибов, и воскликнула:
– А с удовольствием! Целый день ничего не ела!
От Валерия Петровича, естественно, не укрылось радостное состояние Таниного духа, но, верный своим принципам, он не задал ни одного вопроса до тех пор, пока она не покончила с последним кусочком и не выпила кофе.
Зато потом бывший полковник разведки дал себе волю по полной программе. Едва Таня упомянула о звонке «подавленного», он тут же прервал ее:
– Ты записала его разговор?
– Как? – удивилась Татьяна.
– Ты же говоришь, он звонил тебе на мобильник. У тебя разве в нем нет диктофона?
– Есть, но…
– Что «но»?
Таня выдохнула и призналась:
– Я не сообразила… – и с удивлением добавила: – А ты, я гляжу, вполне освоился с современной техникой.
Полковник пропустил комплимент мимо ушей. Он попросил Таню пересказать разговор. Затем, хитро и умно формулируя вопросы, Ходасевич заставил ее вспомнить диалог с шантажистом едва ли не дословно. Его интересовали интонации преступника, тембр голоса, акцент. И только когда Таня рассказала все до последней буковки – включая и свои собственные мысли по поводу звонка, – Валерочка закурил любимую вонючую «Яву» и откинулся на кухонном диванчике, полуприкрыв глаза. Таня решила, покуда он думает, перемыть посуду – в благодарность за ужин и помощь. Ходасевич был настолько погружен в собственные мысли, что не стал, против обыкновения, возражать. И лишь когда тарелки и чашки оказались составлены в посудный шкафчик, отчим загасил очередную сигарету и огласил вердикт:
– Ты должна договориться с ним о встрече. Только одно условие: между его звонком и вашим рандеву должно пройти как можно больше времени. Как минимум четыре часа.
– Почему?
– Мне надо успеть подготовить операцию по захвату.
– А где я возьму выкуп?
– Я тебе дам деньги.
– Откуда ты их возьмешь?
– От верблюда. Не задавай глупых вопросов. Купюры будут помечены, номера переписаны. Может, мы и передатчик в них воткнем.
– Вы будете следить за ним?
– По ситуации.
– Что это значит?
– Возможно, будем его вести. А может, возьмем голубчика в момент вашей «стрелки». И постараемся расколоть. В общем, посмотрим.
– Ты обратишься к кому-то за помощью?
Отчим усмехнулся:
– Ну а как ты думала? Я сам, что ли, в мои-то годы, буду за ним бегать?
– Тебе помогут люди из Комитета, да?
– Возможно, – обтекаемо ответил Ходасевич. – Я тебя только, Татьяна, об одном прошу: никому ни слова. Ни о звонке, ни тем более о нашем разговоре. Никому.
– Что ж я, совсем идиотка?! – обиделась Татьяна.
– Ни единому человеку, – повторил отчим (временами он бывал удивительно занудлив!). – Ни на работе, ни друзьям, включая даже твоего Макса. И маме тоже не говори.
Тане вдруг пришла в голову неожиданная мысль (даже странно, что она не подумала об этом раньше!).
– А может, у шантажиста на самом деле нет нашего документа? Он просто кто-то из наших, из агентства? Пронюхал про пропажу и решил таким способом денег срубить?
– Может быть и такое, – озабоченно кивнул Валерий Петрович. – Впрочем, поживем – увидим.
– Ох, Валерочка, – вздохнула Таня, подошла к нему, обвила плечи руками и поцеловала в лоб, – что бы я без тебя делала!..
– Может, не будь бы меня, – пробурчал отчим, – ты бы вела себя более осмотрительно.
Среда, утро.ТаняНа следующее утро Татьяна ехала на работу с чистым сердцем: дела пошли на поправку, проблема с пропавшим документом скоро разрешится. Отчим сделает все, чтобы ее разрешить. У него такие связи, такой опыт!
А сбежавший вчера заказчик вообще яйца выеденного не стоит. Подумаешь, колбасный магнат! Мало ли у них жирных заказов срывалось! Уйдет колбасник – придет какой-нибудь молочник. И Теплицын это хорошо понимает, так что вряд ли станет снова катить на Татьяну бочку. Все постепенно рассосется, забудется, и пойдет ее работа, как прежде.
Когда Таня уже ехала по Тверской, вдруг зазвонил телефон. Правой рукой она, не отрываясь от дороги, взяла трубку. Глянула краем глаза на дисплейчик. Там значилось: «Номер подавлен». Неужели снова шантажист? Но ведь он обещал звонить только завтра. Что случилось?
Татьяна поднесла мобильник к уху и нажала на «прием».
– Садовникова? – сердито проговорили в трубке. Таня похолодела. Это был он, тот самый голос. Шантажист.