– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Птушко.
– Что у тебя, Коля, тоже есть свое слабое звено.
Эти слова полковник произнес спокойно, отстраненно. Петля вокруг Птушко затягивалась все сильнее. Он сам шел в ловушку, умело направляемый Ходасевичем.
– То есть? – насторожился продюсер.
– Не будем об этом, – махнул рукою Танин отчим. – Это твои личные дела.
– И все-таки?
– Я думаю, выбрать именно Татьяну тебе посоветовал твой сын.
По лицу продюсера Валерий Петрович понял, что попал в точку.
– С чего ты взял?
– Потому что у твоего сына были свои причины ненавидеть мою падчерицу.
– Ну, возможно, – кивнул Птушко. – И что с того?
– …А почему, Валерочка, – спросила Татьяна, – ты вообще завел с ним этот разговор о его сыне?
– Знаешь, Танюшка, – отчим потянулся за сигаретой, достал ее, прикурил, с наслаждением выдохнул вонючий дым, – после того как я поговорил с Анжелой Манукян, я сразу понял: здесь что-то не то. Она слишком быстро и легко выдала мне всю информацию о подпольном проекте своего любовника. Причем для этого у нее не было никаких мотивов. Я ее не принуждал. У меня вообще не было ни одной зацепки! Ни единого рычага, чтобы заставить ее говорить! Не брать же всерьез ее собственную версию, что я понравился ей как мужчина.
– А что, Валерочка, – с ласковой улыбкой возразила Таня, – ты запросто можешь покорить кого угодно.
– Я не слишком похож на Джеймса Бонда.
– Похож. Ты такой же обаятельный.
Валерий Петрович скривился:
– Не болтай глупостей, – и продолжил: – После того разговора с Анжелой я стал думать: почему она сдала мне своего любовника? Явно здесь была какая-то покупка. Но какая? Информации для размышления мне недоставало, и я решил ее пополнить.
– Каким способом?
– Я установил наблюдение за Анжелой. С помощью нашего общего друга Синичкина.
– Ах вот где ты пропадал все эти дни!.. И что же ты нарыл про Анжелу?
– Нечто очень любопытное.
– …Я не пойму, куда ты клонишь, – нахмурился Птушко.
– Я вот думаю, – задумчиво произнес Ходасевич, уютно откинувшись в кресле. Он чувствовал себя хозяином положения. – Чья любовь более безоглядная и более безрассудная? Мужа – к жене? Или любовника – к любовнице? Или родителей – к своим детям? И чья из этих любовей наиболее слепа?
– Если судить по тебе и твоей Татьяне, – усмехнулся Птушко, – то – престарелого родителя к хорошенькой падчерице.
– А если судить, Коля, по тебе, – мягко парировал Валерий Петрович, – то ты, мой дорогой, слеп сразу на оба глаза.
– Что ты имеешь в виду?! – вскинулся продюсер.
– Я имею в виду, что тебя одновременно обманывают два близких тебе человека.
– Что ты сказал?!
Птушко потянулся к полковнику через стол с явным намерением схватить его за лацканы пиджака.
– Сядь, Коля!! – резко выкрикнул Ходасевич.
Тот замер, остановился на полпути – а потом послушался, сел.
Валерий Петрович достал из своего портфельчика и бросил на стол пачку фотографий. Карточки веером разлетелись по полировке. Снимки были сделаны скрытой камерой, с помощью длиннофокусного объектива. На всех были запечатлены двое: Николай-младший, сын Птушко, и рядом с ним – Анжела Манукян. На карточках оба были вполне одеты, однако позы их красноречиво свидетельствовали о характере их отношений. На одном снимке, сделанном где-то на улице, сын продюсера обнимал Анжелу за талию, она приникла к его груди, и оба смеялись; на другом они сидели за столиком в ресторане, головы их сблизились, он нежно держал ее за руку, они любовно смотрели друг на друга. На третьем кадре парочка самозабвенно целовалась на переднем сиденье Анжелиной машины…
Птушко-старший бегло просмотрел карточки, потом резким жестом отбросил их. Они, кружась, полетели на ковер. И тут Птушко заорал, дико, страшно, словно был ранен и молил – непонятно кого – о помощи. Лицо его исказила одновременно злобная и страдальческая гримаса. Рот перекосился в оскале, на лбу и на шее надулись жилы.
Ходасевич холодно и бесстрастно рассматривал его лицо и жалел только об одном – что он не может сфотографировать Птушко в этот момент, чтобы потом показать Татьяне лицо ее страдающего врага.
Валерий Петрович встал.
Птушко упал в свое кресло в позе глубокой скорби: голова уронена на грудь, ладони обхватили лоб.
– Где нормальный выход из твоего кабинета? – ровным тоном спросил Ходасевич.
Птушко приподнял голову и невидящим взглядом уставился куда-то в пространство.
– Какая же ты, Ходасевич, все-таки сволочь… – процедил он. А потом махнул рукой: – Иди туда. – Секунду подумал и добавил: – Тебя я убивать не буду.
– А знаешь, Коля, – проговорил Татьянин отчим, распахивая дверь в секретарский предбанник, – почему Центр тогда не разрешил тебе игру с Жюли? – Птушко не отвечал, и Ходасевич продолжил: – Потому что они решили, что ты чрезмерно эмоционален. И чересчур доверчив. Проще говоря, слабак. Ты слабак, Коля. – И с этими словами Валерий Петрович вышел из кабинета.
– …Блестяще, – прокомментировала Татьяна. – Ты его раздавил.
– Не знаю, не знаю, раздавил ли я его… – вздохнул Валерий Петрович, – но… Думаю, что такая месть достаточна. Не киллеров же нам нанимать.
– Смерть вообще чересчур легкое отмщение, – произнесла Таня. – Моральные страдания сильнее смерти. Это я по себе знаю, – нахмурилась она. – Так что пусть помучается.
– Что будем делать с Птушко-младшим? Он пока остался не наказан. А ведь, как я понял из разговора со старшим, это его была идея: «взять в актрисы» тебя.
– Не понимаю, – задумчиво сказала Таня, – неужели я настолько оскорбила его той историей с «откатом»?
– Здесь дело не в этом, – покачал головой отчим. – Это просто моя версия, доказательств у меня никаких нет, но… Думаю, что на самом деле историю с «реалити-шоу» затеял не старший, как утверждала Анжела, а младший Птушко. Затеял не только ради денег. Но и во многом для того, чтобы подставить собственного отца. Он ведь понимал, что все, что они делают, – противозаконно. И рано или поздно эта история выплывет. И ударит в первую очередь по его отцу, Птушко-старшему.
– Вот тебе и родная кровь, – задумчиво проговорила Таня.
– Родство по крови никакого значения не имеет. Особенно для подлеца, – заметил Валерий Петрович.
– Так почему же Птушко-младший все-таки выбрал в «актрисы» меня?
– Тебя – именно потому, что ты моя ближайшая родственница. Он-то знал, со слов отца, что я – достойный противник. И с самого начала понимал, что я докопаюсь до этой истории. И твоего в шоу участия я его отцу не спущу. Ну а для верности он в конце концов подослал ко мне свою любовницу Анжелу. И она рассказала все подробно, каждая деталь ее рассказа кричала, что во всем якобы виноват Птушко-старший… И «исповедь», которую она вдохновенно произнесла мне, была типичным сливом компромата – на своего старого любовника. Так что слухи о моей мужской неотразимости, – полковник усмехнулся, – сильно преувеличены.
– Я вот одного не понимаю… – по-прежнему задумчиво произнесла Татьяна. – Ясно, что ты велел мне подстроить аварию с Анжелой для того, чтобы отсечь ее от Птушко-старшего. Чтобы ты с ним мог спокойно потолковать. Чтобы она не вертелась там, в клубе, с ним рядом. Но зачем в машине, пока мы ждали ГАИ, я включала глушилку для сотовых телефонов?
– Я не хотел, чтобы Птушко-старший сразу после нашей беседы первым поговорил с Анжелой и сразу же начал предъявлять свои претензии ей. Ты же знаешь поговорку: ночная кукушка дневную всегда перекукует. А влюбленный человек, особенно старик, слеп… Так что она вполне могла убедить его, что невинна, словно голубица. Нет уж. Пусть мой друг Николай лучше для начала выяснит свои отношения с сыном. Не сомневаюсь, что первым делом, сразу же после моего ухода, он затребовал его к себе. И ждать ему долго не пришлось. Птушко-младший вертелся там же, на приеме в «Целине», – я его заметил. Ему надо было только улицу перейти, чтобы предстать перед грозными очами папаши…
В этот момент (впоследствии Татьяна, вспоминая, думала: «как по заказу») раздался телефонный звонок. Звонил мобильный телефон отчима – они решили, что уже можно снять табу на сотовую связь. Валерий Петрович взял трубку.
– Да, Леночка, – проговорил он – однако в дальнейшем ограничивался короткими репликами, так что ни по ним, ни по бесстрастному лицу отчима Татьяна не могла составить никакого представления о характере разговора.
Наконец Валера положил трубку, и Таня спросила:
– Что случилось?
– Двойное убийство, – коротко бросил отчим. Его лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций, только губы сжались более сурово, чем обычно.
– Как?!
– Причем обе смерти имеют непосредственное отношение к нашему делу.
– То есть?
– Вчера вечером Птушко-старший в своем кабинете застрелил своего сына. А потом застрелился сам.
– Вчера вечером Птушко-старший в своем кабинете застрелил своего сына. А потом застрелился сам.
– Боже мой… – потрясенно выдохнула Таня.
– Видит бог, – пробормотал Ходасевич, – такого исхода я не хотел.
– Валера, они сами виноваты.
– Два человека убиты… – вздохнул отчим. – Черт! Такое вряд ли отмолишь… – Ходасевич в сердцах хлопнул ладонью по столу.
– Валерочка, не казни себя. Они первые начали. И сами пожрали себя – как пауки в банке.
– С моей помощью.
– И прекрасно! Считаю, что я отомщена. А эта семейка… – Лицо Татьяны исказила брезгливая гримаса. – Что ж, зло наказало самое себя.
– Наказать-то оно себя наказало, да не совсем… – покачал головой Валерий Петрович. – Знаешь, что мне сказала Лена из «Курьера»? Наследницей продюсерской империи Птушко, по всей видимости, станет Анжела Манукян.
– Как?! – потрясенно выдохнула Татьяна.
– Есть сведения, что оба Птушко – и старший, и его сын – составили завещание в ее пользу. Каждый из них оставил ей свой пакет акций телевизионной империи УТВ. Вот кто в конечном итоге выиграл от их спецоперации!
– А она – умная баба, – с долей даже некоторого восхищения протянула Татьяна. И пошутила в духе «черного» юмора: – Что ж, Валерочка, теперь, после всего, что между вами было, ты, как честный человек, просто обязан на ней жениться.
Эпилог
«Пёжик» требовательно просигналил у въезда в гараж рекламного агентства «Пятая власть».
Шлагбаум поднялся, и маленький, вызывающе красный автомобильчик триумфально вкатился на парковку. Охранник выбрался из своей будки и подошел к «Пежо». Пока Татьяна выключала двигатель и бросала в сумочку мобильный телефон, он топтался у машины и явно не знал, как себя вести.
Вообще-то ему полагалось хмуриться. Ведь у «Пятой власти» из-за Татьяны Садовниковой были крупные неприятности, из-за нее разбежались многие клиенты, и шеф, Андрей Федорович, сколько дней ходил смурной…
Но только что поделаешь, если на самом деле ему хочется быть не злым, а радушным? Все-таки Татьяна – красивая, и костюм цвета свежей листвы ей очень идет, и ножки у нее шикарные, и улыбается так тепло и ярко… Да и к тому же, говорят, все разъяснилось – и оказалось, что бывший творческий директор ни в чем не виновата.
– Привет, моя любовь! – весело здоровается Садовникова (сколько раз охранник гадал: про любовь она прикалывается – или вправду к нему неравнодушна?). – Как жизнь, как дела, как настроение?
Она спрашивает так искренне, так заинтересованно, что охранник, конечно, не выдерживает – расплывается в ответной улыбке:
– Здравствуйте, Татьяна Валерьевна! Жизни без вас – никакой. А вот пришли вы – и сразу светлей стало…
– Спасибо, – растроганно благодарит Садовникова.
А охранник сам смущается, что слишком размяк… Краснеет и предлагает:
– А что вы так неудобно встали? («Пежо» остановилось на парковке для посетителей.)
– Где ж мне еще стоять? – усмехается Татьяна. – Я ведь теперь у вас гость…
– Ваше место на парковке, конечно, занято, – смущается охранник, – тут теперь Пастухов свой тарантас держит, но вы можете встать рядом с шефом. Хотите?
– Конечно, хочу! – совсем по-детски радуется она. Прыгает в машину, снова заводит двигатель и ловко втискивает «пёжика» в узкую щель между стеной и «Лексусом» Андрея Федоровича.
Выходит из машины, снова улыбается и спрашивает:
– А как же мне в офис попасть? Мои-то «пальчики» из базы данных, наверное, убрали?..
– Не убрали, а убирали, – поправляет охранник. И заканчивает: – Но сегодня утром снова внесли. По личному распоряжению Теплицына. Так что, как говорится, и снова здравствуйте!
– И снова здравствуйте… – задумчиво, словно про себя, произносит Татьяна. – За это, конечно, спасибо…
Ее лицо туманится, и охранник, хоть и нечувствительный до сантиментов, а тут понимает: не простила Садовникова, что ее пинком, как нашкодившего щенка, погнали. И пусть на ее лице улыбка, а в сердце все равно обида…
– Я буду очень рад, если вы и в самом деле вернетесь, – тихо произносит охранник ей вслед.
* * *Таня шла по коридору – такому привычному, каждый узорчик на стенах наизусть знаешь – и все пыталась понять: рада она или нет? Приятно ей возвращаться или не очень? С одной стороны, с «Пятой властью» она уже сроднилась… А с другой – разве родные, близкие люди так поступают? При первой же неприятности – никаких оправданий, никаких шансов, а просто – извольте вон?..
Впрочем, едва она вошла в свой отдел, как все сомнения рассеялись: с такой неприкрытой радостью ей навстречу бросился весь коллектив.
– Ой, Татьяна Валерьевна, здравствуйте! – забыв про свой холодновато-отстраненный имидж, улыбалась Полина Павленко.
– Шикарно смотритесь! – восхищенно рассматривал ее Родя Щапов. – Этот зеленый костюм – просто супер, можно я вас нарисую, очень быстро, прямо сейчас?..
А Мишка Колпин и вовсе забыл про субординацию. Подлетел, стиснул в объятиях:
– Танюшка, солнышко! Сокровище мое алмазное!
И даже Артем Пастухов – а уж ему-то, севшему в Танино кресло, совсем вроде бы не резон радоваться – и тот совершенно искренне говорит:
– Как хорошо, что вы снова с нами!
А из секретарского предбанника выходит незнакомая Тане девушка – новая, вместо Наташки, секретарша – и тоже улыбается:
– Здравствуйте, Татьяна Валерьевна! Меня зовут Вера. Очень рада, что мы познакомились, я так много хорошего о вас слышала!..
И тут же организовывается торт, пирожные, чай, а новая секретарша преданно заглядывает Тане в глаза:
– А вы, Татьяна Валерьевна, я знаю, любите кофе? Хотите, я сварю вам двойной, улучшенный?..
«До чего же приятно!» – Таня изо всех сил сдерживается, чтобы не хлюпнуть носом.
И тоже изо всех сил убеждает себя – не вскипать от радости. Хватит уже, научила жизнь: не верь словам, не верь глазам своим – верь только тому, что есть на самом деле.
«И вообще – я теперь всегда буду помнить: у каждого человека есть свой камень за пазухой. А также свой скелет в шкафу. Вон моя бывшая секретарша Наталья как меня обхаживала, какие комплименты отвешивала – в глаза. А что на деле оказалось?! Предательница и сволочь. Мстила мне – и с кем?! С моим же любовником, с человеком, которому я верила… В общем, совсем неважно я еще разбираюсь в людях… Плохо их знаю и понимаю. Взрослей надо быть. И дальновидней».
…Таня очень удивилась, когда отчим рассказал ей, что «скелеты», оказывается, есть почти у всех ее сотрудников, – а ей-то казалось, что она знает их как облупленных! Всегда думала, что ее коллектив – вот он, весь на ладони, простой, понятный и «прозрачный»… Но в ходе своего недолгого следствия отчим сумел – Таня даже не представляла, каким образом, – найти в жизни каждого этот самый «скелет».
Кто бы мог подумать, что Полина – кажется, совершенно не способная на любовь и тем более на страсть – никак не может пережить того, что ее молодой человек ее бросил. Что она не только пьет антидепрессанты и регулярно посещает психолога, но и до сих пор, через подруг и знакомых, следит за каждым шагом изменщика. И погружается в черную тоску, когда узнает, что тот проводит время с другими девушками… «Я попробую убедить ее, что этот подонок не стоит ее мизинца!»
Хотя… хотя, наверно, лучше ничего не говорить. Пусть Полинка считает, что никто ее секрета не знает. Человеку ведь куда приятней верить, что его тайны остались при нем.
Так что пусть Родя Щапов по-прежнему врет, что два раза в год он ездит в Финляндию – а вовсе не в исправительно-трудовое учреждение двадцать три дробь пятнадцать в Карелии, где отбывает срок его мать. А Мишка Колпин – бахвалится, что «я пью, когда хочу и сколько хочу». Хотя на самом-то деле у Мишки серьезные проблемы с алкоголем, он уже два раза пытался кодироваться, но это пока не помогает, и каждый отпуск он говорит, что едет в деревню к родственникам, а сам закрывается в своей квартире и пьет без просыху все две недели…
Нет, совершенно не нужно, чтоб сотрудники знали, что ей о них все известно… И вообще, давно пора вырасти. Стать более закрытой. И научиться просто улыбаться и поддерживать легкий, ни к чему не обязывающий треп, ни к кому не лезть в душу и свою душу не раскрывать…
Так оно будет всем спокойнее.
– Отличный торт! – похвалила Татьяна. – И кофе просто шикарный, спасибо!
– Ну, за возвращение! – Тема поднял в приветствии кофейную чашку.
– За встречу! – подхватила Таня.
– Вы ведь вернетесь к нам, да? – с невинным видом уточнил Тема. – На ту же должность?
– Не знаю, Темочка, – улыбается Таня. – Я еще не решила.
– Но с шефом вы уже говорили? – не отстает он.
«И еще: никогда не нужно выдавать лишней информации. Я не буду рассказывать, что мы встретились с бывшим шефом по его инициативе в клубе «Ален Делон». И Андрей Федорович очень просил меня вернуться и обещал в полтора раза повысить зарплату. А кроме того, рассказал, что ему удалось «утрясти вопрос с Брячихиным»…