– Откуда вы знаете? – вскинулся Родик.
Игнорируя его вопрос, господин сказал:
– Я представляю интересы людей, которым нужен этот документ. Которые хотели бы его заполучить. Причем не копию, а оригинал…
– Я ничего не знаю! – выкрикнул Родик. И добавил: – Я не брал его!
И тут мужчина остановил Родиона, развернул к себе, приблизил свое лицо к нему и взглядом из-под солнечных очков впился прямо в его зрачки.
– Ты не брал? – раздельно переспросил товарищ.
– Нет! Нет! Ей-богу, нет!
– Верю, – наконец ласково проговорил мужчина и отпустил Родика, у того словно огромный камень упал с сердца. А толстяк поощрительно похлопал его по плечу, дружески развернул и направил в прежнюю сторону. И снова взялся крепкими пальцами за его локоть.
– Тогда надо мне помочь, – еще более ласково сказал мужчина, – найти этот документ.
– Как найти? – выкрикнул пораженный Родион.
– Тебе придется заняться этим, – в очередной раз не ответил на его вопрос толстяк.
– Мне?
– Ну да.
– Но почему я?
– А потому, что иначе информация о твоей семье станет достоянием широкой гласности. И о том, что твоя мать убила своего мужа и сейчас сидит в тюрьме, узнают все друзья. И коллеги по работе. И начальство. Все узнают, понимаешь, Родя?
– О нет, – прошептал тот.
– Если же ты найдешь пропавший документ, – продолжал незнакомец, – я, Родион, сделаю все, чтобы твою мать освободили досрочно. Все, что в моих силах. Ты понял меня?
– Кто вы? – повторил вопрос Родион.
Господин опять не ответил прямо:
– Можешь не сомневаться, возможности у меня имеются. Возможности и для того, чтобы поощрить тебя, и для того, чтобы наказать. Причем не только те, что я озвучил. И другие, самые разнообразные… А вот теперь слушай внимательно, что тебе следует делать…
Родик вместе с гражданином уже дошли до Садового кольца. Здесь и прохожих было погуще, и шел сплошной дымный поток машин. Щапову отчаянно захотелось дернуться, высвободиться из цепких пальцев толстяка – и убежать. Убежать куда глаза глядят! Спрятаться, зарыться с головой под одеяло… Но его разумное «я» понимало: так нельзя, это не выход, надо шагать рядом с этим ужасным мужиком, пока тот его не отпустит. Пока тот сам не позволит ему уйти.
– Ты, – продолжил мужчина, – прямо завтра распустишь в своем агентстве один слушок…
– Какой?
– Слушай, слушай. Ты потихоньку, тет-а-тет, поговоришь с каждым человеком из своего отдела… И каждому втайне расскажешь, что есть некий могущественный человек, который готов заплатить за пропавший документ деньги. Большие деньги. Скажем, для начала – двадцать тысяч долларов. Ты должен побеседовать со всеми своими коллегами. Особенно меня интересуют следующие товарищи: Колпин, Пастухов, Полина Павленко, Наталья Соколова. А также Татьяна Садовникова и Андрей Теплицын.
– Я не смогу, – жалобно пробормотал Родион. – Садовникова и Теплицын – мое начальство.
– Начнешь с первых четверых: Павленко, Соколова, Пастухов, Колпин. Потом доберешься и до начальства. Ты понял, Родион, что тебе надо говорить? «Документ нужен. За него готовы заплатить. Заплатить хорошие деньги». Вот основные постулаты. Донесешь их до каждого.
– А что мне делать, – пробормотал Щапов (он был совершенно раздавлен), – если кто-нибудь из них вдруг скажет «да»? Что документ – у него?
– Позвонишь мне. Сразу же. Вот телефон.
Господин достал из кармана картонную карточку, на которой не было ни имени, ни должности, только от руки записан номер сотового телефона.
– Кто вы такой? – прошептал Родион.
– Это совершенно неважно.
– А как мне вас называть?
– По телефону просто представишься. Я тебя узнаю.
– Я… я… я не смогу говорить с ними… С этими людьми, на работе…
– Это очень просто. Ты это сделаешь, Родя, и как можно быстрее. Завтра, максимум послезавтра.
– А что потом?
– Все будет хорошо, – уверенно проговорил толстый щеголь.
– И вы от меня отстанете?
– Конечно, – пожал плечами господин. – Слово чести. Да и что нам от тебя еще может понадобиться? Ты же не на секретном заводе работаешь и не во вражеской резидентуре…
Слова гражданина звучали мягко и убедительно.
– И еще раз: не забывай о том, каковы мои возможности, – проговорил он, снова развернув Щапова лицом к себе и пристально вглядываясь ему в лицо из-под своих очков. – Если ты нам реально поможешь, я замолвлю словечко о твоей маме. Ну а будешь ваньку валять – мы тебя уничтожим. Понял?
Родиону ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть.
– Давай, мой дорогой. – Господин поощрительно похлопал его плечу. – Действуй.
Потом оставил в покое Щапова и быстро-быстро пошел в сторону метро.
…Снимая с носа солнцезащитные очки, полковник Ходасевич подумал: «А я уже почти забыл, что такое вербовать агентов. Больше десяти лет этим не занимался. Забыл, какая это муторная и, в общем-то, грязная работа. Но есть еще порох в пороховницах. И мастерство, как говорится, не пропьешь. Все прошло как по маслу. Правда, и объект – мелюзга натуральная. Совершенно нетренированный тип. То ли дело тот торговец оружием в Анголе, к которому мы всей группой подбирались четыре месяца…»
Но, несмотря на легкость добычи, отчим Тани был доволен и даже горд собой. И освежен, словно только что из бани. «Как уж этот Щапов сработает, я не знаю, – подумал он, входя в темный после яркого солнечного света вестибюль метро, – зато документ он и вправду не крал. Это видно. Он слишком глуп и труслив. Так что из списка подозреваемых его можно смело вычеркнуть. Даже я могу теперь за него поручиться».
Спустя два часаДва немолодых человека сидели друг напротив друга за угловым столиком ресторанчика «Шашлык-машлык». После того как официантка отошла, приняв заказ – лагман, чебуреки, люля-кебаб, зеленый чай и, конечно же, водка, – первый из них попросил:
– Ну, Валерий Петрович, выкладывай.
– Что? – делано удивился второй.
– Как «что»? Что тебе от меня нужно, – засмеялся первый. Это был человек лет пятидесяти, с полысевшей и при этом наголо побритой головой – так, что было не разобрать, где кончается естественная лысина и начинается бритая поверхность. Он сиял добродушной улыбкой, но глаза его при этом словно бы шурупчиками ввинчивались в лицо собеседника.
– А почему ты решил, что мне от тебя что-то нужно? – улыбнулся его визави – этакий, со стороны глядя, добряк, толстячок, увалень. Старый модник в элегантном костюме и с шейным платочком. (Если, конечно, тоже не брать в расчет его проницательные глаза.)
– Да потому что ты, Валерий Петрович, – проговорил бритый, – первый раз мне звонишь с тех пор, как мы вместе работали. А прошло уже, дай бог, лет десять.
– Одиннадцать, – поправил собеседника Ходасевич.
– Тем более. А ты еще в ресторан меня приглашаешь. На свои-то пенсионные шиши.
– Ты, Вадимыч, я вижу, обо мне справки тоже навел.
– А то как же!
Официантка принесла водку и чебуреки. Расставила тарелки и рюмочки. Налила господам из графинчика, пропела:
– Приятного аппетита!
– Не люблю я за едой о делах разговаривать, – поморщился Татьянин отчим, когда девушка отошла. – Давай сначала пообедаем, а потом уже поговорим.
– Ты что, не знаешь главного принципа капитализма, Петрович? – спросил его собеседник, чокнулся с рюмкой Ходасевича и быстро выпил.
– Их много, этих принципов, – усмехнулся полковник. – Какой из них ты имеешь в виду?
– Время – деньги. – Лысый отрезал кусочек чебурека и отправил его в рот. – У меня на все про все – один час.
– А что потом? – усмехнулся Ходасевич, приветственно вздымая свою рюмку.
– Потом у меня дела.
– Жалко. Я думал, ты меня до дому подкинешь. У тебя ведь, поди, «Мерседес»?
– У меня «Ауди». А ты что, девушка – тебя до дому провожать? – усмехнулся лысый. Тон его с каждой репликой становился все более и более высокомерным по отношению к пенсионеру-полковнику.
– Да, Вадимыч, – вздохнул Ходасевич, – быстро ты, похоже, забыл, как я тогда в Париже твою задницу прикрывал. – Он пристально глянул на собеседника. – А ведь сгорела бы задница-то твоя? А? Что скажешь?
– Петро-ович… – протянул лысый. Тон его сразу сменился, из высокомерно-делового превратился в сладко-елейный. – Конечно, то, что ты для меня сделал, я вечно помнить буду. И вечный твой должник.
– Значит, сейчас ты мне свой должок и отработаешь, – усмехнулся Валерий Петрович.
– Что нужно? – с готовностью отозвался лысый. Он жадно ел чебурек, и узкие губы его стали маслеными. – Денег? На работу кого устроить? Словечко перед боссом замолвить?
– Ни то, ни другое, ни третье. Нужна информация.
– Информация в наше время, – усмехнулся собеседник, – порой дороже любых денег стоит.
– А ты мне ничего не говори. Просто головой кивай, «да» или «нет».
Полковник Ходасевич разлил по рюмкам водку из лафитничка.
– Ну, давай все-таки выпьем за встречу. А то мы и вправду как капиталисты – пьем каждый в одиночку, – проговорил он.
– Давай, за тебя, Валера, – спохватился лысый.
Старые приятели чокнулись.
– Вадимыч, – начал Валерий Петрович, аккуратно надрезая чебурек, – говорят, ты на депутата Прокудина работаешь?
– Так точно, – с готовностью ответил собеседник. – Начальником его службы безопасности.
– А твой хозяин хочет выставить свою кандидатуру на выборах мэра, – констатировал Танин отчим.
– Ты об этом меня расспрашивать позвал? – усмехнулся тот, кого полковник называл Вадимычем. – Сей факт даже для «Московского комсомольца» не секрет.
– Главным конкурентом Прокудина на выборах является депутат Брячихин, – не обращая внимания на реплику, продолжал Валерий Петрович.
– Так точно, – вздохнул его собеседник.
– Вот интересно: сколько твой хозяин может заплатить за компромат на Брячихина?
– А ты что, этот компромат продаешь? – усмехнулся лысый.
– Нет, мой интерес чисто гипотетический.
– Смотря какой компромат, – уклончиво сказал лысый.
– Ну, это понятное дело – смотря какой. А вот что ты думаешь, Вадимыч, как лицо доверенное: будет ли господин Прокудин финансировать некую спецоперацию, цель которой – получить компромат на Брячихина?
Лысый пожал плечами.
– Политика, конечно, грязное дело… – протянул он. – Но шеф мой, скажу тебе честно, пуще огня боится всяких спецопераций. Хочет он быть по жизни незапятнанным, чистеньким, во всем белом. Паки херувимы.
– Значит, – взгляд полковника Ходасевича впился в собеседника, – твой хозяин спецоперацию против Брячихина в последнее время не проводил?
– Нет, – решительно покачал головой Вадимыч. Чутьем бывшего разведчика он сразу понял, что именно этот, последний вопрос для собеседника является главным.
– Уверен?
– Точно нет. Во-первых, это против его правил. А во-вторых, если бы вдруг Прокудин на что-то подобное решился – я бы обязательно знал. Вернее даже, я первый бы побежал исполнять его волю.
– Ты уверен, что такое не прошло мимо тебя?
– Естественно. Я тебе кто – начальник службы безопасности или хрен с горы?
– А если операцию все-таки решено было провести в обход тебя?
– На это мой босс не пойдет. Я абсолютно уверен. Абсолютно.
– А если не твоему боссу, то кому вдруг мог понадобиться компромат на Брячихина?
Вопрос повис в воздухе, потому что к столику подошла официантка с лагманом. Собеседники выждали, пока она отойдет, и только тогда прозвучал ответ:
– По-моему, Валерий Петрович, – поморщился бритый, хлебая из пиалы лагман, – ты вообще преувеличиваешь роль компромата в современной российской истории.
– Полагаешь?
Лысый на минуту отложил ложку.
– Мы не Америка и не Англия. Компромат уже никому не интересен: ни самим политикам, ни простому люду. Только разве что журналистам. И то по старой памяти. Народу начхать с высокой башни на политиков. И на все, что они вытворяют с деньгами в офшорах и с кем в постелях кувыркаются. Народу гораздо интереснее другое: с кем спит любимый певец или певица. А Брячихин твой читателям газет на фиг не сдался. Так что даже журналюги к компромату из высоких сфер в последнее время относятся все прохладнее и прохладнее.
Ходасевич внимательно смотрел на собеседника, а тот продолжал распространяться:
– Ты сам посуди: вдруг объявят, что, к примеру, наш премьер-министр когда-то миллион долларов украл. Или что он со своей секретаршей спит. И что? Кого-нибудь это сейчас всколышет? Или премьер из-за этого в отставку уйдет? Да черта лысого! Всем на все наплевать!
Произнеся этот горячий монолог, лысый, не дожидаясь реакции Ходасевича, снова взялся за лагман, будто желая наверстать упущенное.
– Значит, я ищу не там… – словно про себя, задумчиво проговорил Ходасевич.
– А что ты ищешь-то? – невинно, как бы мимоходом спросил лысый.
– Не бери себе в голову, – поморщился Валерий Петрович. – Или, как говорит моя падчерица, не заморачивайся.
– Ладно, расспрашивать тебя ни о чем не буду, – промолвил его собеседник, разливая по третьей. – Но мой босс не то чтобы какие-нибудь спецоперации устраивать – он гроша ломаного за компромат на Брячихина не даст. Это я тебе скажу с большевистской прямотой. Как товарищ товарищу. И бывший чекист – бывшему чекисту.
– Что ж, спасибо и на этом, – протянул полковник Ходасевич.
Они чокнулись, и Танин отчим тоже принялся за лагман.
– А знаешь, Валерий Петрович, – усмехнулся лысый, отставляя пустую пиалу из-под густого узбекского супа, – за ужин, пожалуй, я заплачу.
– С чего это? Пожалел бедного пенсионера?
– Нет.
– А что вдруг?
– Потому что ты мне, похоже, дал больше информации, чем я – тебе.
– То есть? – удивился Ходасевич.
Сотрапезник пожал плечами.
– Ну, теперь я знаю, что кто-то раздобыл на депутата Брячихина компромат.
В то же самое время.Вторник, вечерТаняКолбаса хороша, когда ее ешь (если, конечно, качественная). А рекламировать ее – сущее наказание. Особенно когда заказчик – такая вредина, как колбасный магнат. Вот уж не повезло с клиентом – упертый, надменный, а главная беда: понятия не имеет, что ему на самом деле нужно. Знай твердит: «Хочу гениальную рекламу!» А как он себе представляет гениальность – никому, кроме безответных колбас, не ведомо…
Какие только концепции уже не придумывали для колбасного олигарха – и продавцов в белоснежных колпаках предлагали, и сладкую парочку, воркующую, что «лучший секс – это твердая полукопченая», и нахальную собаку-ворюгу, вечер за вечером лишавшую хозяина ужина… А клиент, как заведенный, твердит: «Не катит. Слюноотделения нет».
Будь Таня сама себе хозяйкой – давно бы отказала несговорчивому заказчику. Пусть другим нервы треплет. Но над ней, увы, есть начальство – Андрей Федорович, а тому колбасник нравится. Точнее, не он сам, а безразмерный рекламный бюджет.
«Таня, ты должна его добить, – повторяет шеф. – Заказец – золотой, целый год о новых клиентах можно не думать!» И что отвечать? Что ей интуиция подсказывает: как ни бейся, с этим клиентом не склеится? Но разве мужчины когда-нибудь прислушивались к женской интуиции?..
…Так что придется уж взойти на очередную голгофу – провести четвертую по счету презентацию колбасной концепции. (Заказчик, кстати, патетически предупредил: «Это ваш последний шанс».)
Разрабатывая очередной вариант концепции, Таня со товарищи отказались от традиционных рекламных решений. Никаких семейных ужинов, веселых продавцов и белозубых домохозяек. Решили поместить злосчастную колбасу в великосветский антураж. Плакат нарисовали такой: дворец, прием в мраморном зале, утонченная дама в коктейльном платье, серебряные приборы, тарелка коллекционного фарфора… и на ней колбаса.
Андрей Федорович посмотрел и вынес вердикт:
– По-моему, неплохо. Необычно и стильно.
– А по-моему, в эту картинку куда лучше бы устрицы вписались. Или, в крайнем случае, тарталетки с черной икрой, – вздохнула Таня. – Боюсь я, опять нас колбасник зарубит…
– Таня! – укорил шеф. – Нужно верить в успех. И смотреть в будущее с оптимизмом.
– Да какой уж тут оптимизм, если заказчик – дурак, – буркнула она.
И, разумеется, нарвалась на сакраментальное: что нет плохих клиентов, а есть некомпетентные сотрудники.
Обычно Таня такие обвинения не спускала – никому, в том числе и боссу. И огрызнуться могла, и намекнуть, что за ней уже давно хэд-хантеры охотятся. Но сейчас – когда только вчера из твоего сейфа пропал секретный документ – пришлось молчать, опускать очи долу и искренне надеяться, что Теплицын окажется прав. Вдруг повезет? Вдруг колбасники в глубине души хотят именно этого – увидеть свой продукт во дворце, на фарфоровой коллекционной тарелочке?
Хотя едва колбасник вошел в переговорную – брюзгливо оттопыренная нижняя губа, презрительные щелки глаз, небрежное приветствие, – у Тани мелькнула безнадежная мысль: «Да будь я хоть самим Огилви или Сегелой[5] – такого все равно не уболтать…»
Но на презентации проекта она добросовестно играла привычную роль – уверенной в себе, решительной и, разумеется, дико талантливой особы. (Как учит Валера: «Считай себя главной, и с тобой согласятся все остальные».) Спина – прямая, взгляд – царственный, тон – уверенный. И как можно больше малоизвестных терминов – Таня уже подметила, что плохо образованный колбасник пугается слов типа «генезис», «позиционирование» или «экстраполяция».
Когда туману, на Танин взгляд, она напустила достаточно, на сцену выплыл плакат – дорогая бумага, яркие краски, умелая подсветка…
– Основная идея бренда такова, – соловьем разливалась Таня, не сводя глаз с заказчика, – ваша продукция – это путь к достойной жизни, это возможность почувствовать себя выше многих, прямая параллель с успехом…