Иванова в недоумении рассуждала сама с собой:
– Как же так? Ведь Фокина троечница. А у меня отличные знания. А знания, как говорит мама, – лучшая в мире красота!
Султанова же напоминала куклу Барби. Она застыла с широко раскрытыми глазами и от несправедливости не могла даже заплакать.
Так и покинула Фокина не спешащих расходиться одноклассников.
Она торопливо шагала домой, поминутно озираясь. Будто чего-то опасаясь. Может, погони?
Вот так, не глядя вперёд, Фокина врезалась во что-то мягкое.
От неожиданности она ойкнула и отпрыгнула в сторону. И на минуту растерялась.
Перед ней стоял Тарасов.
– Чего тебе? – быстро придя в себя, спросила строгая Фокина.
– Сама знаешь чего! – намекнул Тарасов.
– Не понимаю, о чём ты… – попыталась прошмыгнуть мимо Фокина.
Но Тарасов снова преградил ей дорогу.
– Фокина, гони плеер! – неуверенно потребовал он.
– Какой плеер? – удивилась непонятливая Фокина.
– А тот, что на конкурсе выиграла!
– Ты-то тут при чём? – возмутилась справедливая девочка. – Я его выиграла – значит, он мой!
– А наш уговор? – оторопел Тарасов. – Сама сказала: «Если поможешь выиграть конкурс, поделимся честно: мне звание красавицы, тебе – плеер». Я помог. Гони плеер!
– Ничего не знаю! Меня мальчишки выбрали единогласно! Даже мой враг – Лагутин – и тот считает меня красавицей! Вот!
Фокина гордо задрала нос и обошла вконец ошарашенного Тарасова. Она продолжила свой путь, коварно прерванный одноклассником. Но теперь Фокина шла не торопясь. И по сторонам больше не оглядывалась.
Тарасов глядел ей вслед и невесело размышлял: «И почему я такой доверчивый? Вечно меня норовят провести… А уж с Фокиной вообще нельзя было связываться!»
На следующий день Тарасов, издали разглядывая Фокину, сказал Скворцову:
– Знаешь, Саш, ты был прав – она и правда страшилище.
– Жаль, – вздохнул тот. – Я уже привык к ней как к красавице.
Дама сердца
К чудачествам Тарасова весь класс давно уже привык. Поэтому, когда он вдруг ни с того ни с сего во всеуслышание объявил себя рыцарем, никто не удивился. Наоборот, все оживились, предвкушая новое развлечение. А любознательная Фокина заинтересовалась больше всех.
На перемене Трасов подошёл к стайке одноклассниц и сказал:
– У каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца. Я назначаю дамой своего сердца… – Он немного помедлил, оглядел замерших в ожидании девчонок и торжественно произнёс: – Кошкину!
Кошкина чуть не упала в обморок от стыда. А у Фокиной от досады нос заострился.
– Что я ему сделала? – обратилась Кошкина со слезами к подругам. – Я не давала ему повода так меня оскорблять! Я всё Ольге Борисовне скажу! – пообещала она Тарасову.
– И правильно, – поддержала одноклассницу отзывчивая Фокина.
– Ну, Кошкина, ты даёшь! – чуть не задохнулся от возмущения Тарасов. – Темнота! Быть дамой сердца – большая честь! Я – единственный рыцарь в нашем классе. А может, и во всей школе или даже в нашем городе. Представляешь, ты будешь единственной дамой сердца в городе?!
Потрясённая Фокина раскрыла рот от удивления и позабыла его закрыть.
– А что я должна делать? – растерялась Кошкина. – Учти, целоваться с тобой не буду! – И она, покраснев, уныло уставилась в пол. А девчонки прыснули в кулачки. Только Фокина выпучила глаза и пошла пятнами.
– Кошкина, ты что, сумасшедшая?! – откровенно удивился Тарасов. – Я же не в невесты тебя зову, а в ДАМЫ СЕРДЦА!!!
– А что это значит? – пролепетала Кошкина, косясь на подруг. Но и те недоумевали.
– Тебе ничего делать не придётся. Это я буду прославлять даму своего сердца и совершать в её честь подвиги.
– Подумаешь, – фыркнула независимая Фокина и отвернулась.
– А если кто усомниться в том, что дама моего сердца, то есть ты, Кошкина, не столь прекрасна, тот будет иметь дело со мной. Ух, я ему покажу! – И Тарасов потряс в воздухе кулаком. – Ну что, Кошкина, согласна?
Кошкина победно посмотрела на подруг, ловя на себе их завистливые взгляды: как же, ЕДИНСТВЕННАЯ в школе ПРЕКРАСНАЯ ДАМА СЕРДЦА.
– Я согласна! – гордо выпрямилась она.
Кошкинское окружение больше уже не считало Тарасова чудаком. На него смотрели с уважением, а на Кошкину с плохо скрываемой завистью – везёт же некоторым почему-то.
Прозвенел звонок на урок.
Учительница литературы скользила взглядом по журналу. Словно гончая, она выискивала добычу. Класс, будто куропаткины дети, затих, затаился, перестал дышать, пережидая опасность. И тут Тарасов сказал:
– Лучше всех стихи читает Кошкина!
– Да? – и Ольга Борисовна посмотрела из-под очков на Тарасова. – Ну что ж, Кошкина, иди к доске.
Кошкина урок подготовила, но странная робость вдруг охватила её. Вызубренные строчки никак не желали слетать с языка. А ещё Фокина ехидно пялилась и многозначительно покашливала. В конце концов Ольга Борисовна с трудом поставила Кошкиной тройку.
На перемене Кошкина подлетела к Тарасову.
– Кто тебя просил вылезать?! – накинулась она на своего рыцаря. – Из-за тебя мне влепили тройку!
– А я считаю, ты замечательно декламируешь стихи, – защищался Тарасов. – Ты – прирождённая актриса. Разве не так?
– Ну, – хмыкнула тщеславная Кошкина, подумала немного и успокоилась. Даже улыбка засветилась на её лице. Хотя рядом и прогуливалась настырная Фокина.
Следующим уроком было рисование.
Елена Михайловна поставила на учительский стол пирамиду, рядом положила шар и объявила, что сегодня они будут рисовать натюрморт.
Все склонились над альбомами, а Елена Михайловна ходила по классу, изредка наклоняясь к кому-нибудь из учеников, подсказывая и поправляя.
К концу урока она добралась до Кошкиной.
– Да-а, – только и вымолвила Елена Михайловна, рассматривая рисунок.
– А по-моему, здорово! – заглядывая через кошкинское плечо, сказал Тарасов. – Просто Малевич и его «Чёрный квадрат».
– Ты считаешь? – засомневалась Елена Михайловна.
А правдолюбивая Фокина подкралась ближе, мельком глянула на рисунок и подтвердила:
– Конечно, Малевич. От слова «малевать».
Класс так и покатился со смеху. Кошкина залилась краской и насупилась.
На перемене она чуть не плакала. А Тарасов, как мог, утешал её.
– Я же прославляю тебя. Стараюсь.
Кошкина облизала пересохшие губы и вдруг ойкнула.
– Ну вот, – захныкала она. – Ко всему прочему у меня ещё и лихорадка на губе вскочила.
Вертевшаяся рядом Фокина тонко заметила:
– Ты теперь стала ещё прекраснее.
Несчастная Кошкина не выдержала комплимента и заревела.
– Ты обещал защищать честь своей дамы, – всхлипывая, напомнила она Тарасову. – Так пойди и поколоти Фокину.
Витя покосился на ухмыляющуюся Фокину и стал убеждать Кошкину:
– Не могу драться с девчонкой! Я же рыцарь!
– В таком случае я не желаю быть дамой твоего сердца! И больше не смей меня так называть! – выкрикнула обиженная Кошкина.
Последним уроком была физкультура.
– Сегодня вы будете соревноваться в беге на длинные дистанции, – сказал физрук Фёдор Иванович, когда класс выстроился на школьном дворе.
– Лучше всех… – начал Тарасов и осёкся. Он по инерции собрался было объявить, что быстрее всех бегает длинноногая Кошкина, но наткнулся на её колючий взгляд и съёжился. Ему стало холодно, как, наверное, в ненастную погоду рыцарю в его железных доспехах. Тарасову захотелось удрать. Ноги стали приплясывать, а потом и вовсе понесли своего хозяина неведомо куда.
Дама сердца, не раздумывая, кинулась следом. Тарасову далеко убежать не удалось. Он не заметил ямку, оступился и растянулся во весь рыцарский рост.
Кошкина грозно нависла над ним. Она сняла с ноги кроссовку и помахала перед носом Тарасова.
Их мигом окружили одноклассники.
– А ну отвечай, кто я! – грозно потребовала Кошкина.
– Прекрасная дама сердца… – пролепетал Тарасов и тут же пожалел об этом.
– Что?! – взревела Кошкина и приготовилась нанести удар.
Сейчас она вовсе не походила на прекрасную даму, скорее была разъярённой фурией. Поэтому Тарасов зажмурился и затараторил:
– Нет-нет! Что я говорю?! Ты самая гадкая, самая вредная, самая некрасивая девчонка в мире! Тебе не дамой сердца быть, а ворон на огороде пугать!
– То-то же, – с облегчением выдохнула Кошкина, надела кроссовку и пошагала прочь от Тарасова.
Тут же к поверженному рыцарю подскочила довольная Фокина.
– Вот теперь ты сделал правильный выбор, Тарасов! – сказала она.
– Какой? – очумело спросил тот.
Я согласна быть дамой твоего сердца, – засияла в ответ скромная Фокина.
Тринадцатый пират
Я согласна быть дамой твоего сердца, – засияла в ответ скромная Фокина.
Тринадцатый пират новогодняя сказка
Глава первая На ёлочном базаре
Гена лежал на диване и накручивал на палец Митрофановы усы.
Митрофан, большой белый кот, сидел рядом и делал вид, что дремлет. Только кончик его хвоста мелко подрагивал и ходил из стороны в сторону, выдавая недовольство. Изредка кот приоткрывал один глаз, но тут же снова закрывал. Ему не нравилась такая ласка, но у хозяина было скверное настроение и приходилось терпеть.
А каким могло быть настроение у Гены?
«Сегодня 31 декабря, – грустно размышлял он. – Новый год на носу. А папы всё нет. Он должен был вернуться из командировки ещё вчера. И ёлка не куплена, не наряжена. Мама думала, папа приедет – папа купит. А теперь…»
Во входной двери диким селезнем крякнул замок. Гена и Митрофан соскочили с дивана и наперегонки побежали в прихожую.
– Папа приехал! – радовался Гена, пытаясь на ходу надеть свалившийся с ноги тапочек.
Но это пришла из магазина мама, и Гена вновь загрустил. Его как магнитом потянуло назад, к дивану, и он повернулся, чтобы уйти.
– А как же торт? – удивилась мама и протянула большую нарядную коробку.
Гена нехотя взял её, собираясь отнести на кухню.
– Что случилось на этот раз? – стягивая перчатки спросила мама. – Чашка пошла купаться и разбилась или цветочный горшок с подоконника спрыгнул?
– Я думал, папа вернулся, – не отзываясь на шутку, ответил Гена.
– Обязательно вернётся, – убеждённо сказала мама. – До Нового года ещё о-го-го сколько времени. – Она внимательно глянула на сына, прикинула что-то в уме и предложила: – Пойдём ёлку покупать. Папа приедет, а у нас всё готово к празднику.
Гена оживился и даже улыбнулся.
Весело болтая, они вышли из дома.
На землю неспешно наступали сумерки. Было безветренно, и редким снежинкам никто не мешал опускаться, куда им хочется.
На ёлочном базаре товара было много, а народу – никого. Одни предпочитали живым ёлкам искусственные: достал из коробки – и нет проблем. Другие заранее купили настоящие, нарядили и теперь с нетерпением ожидали, когда придёт Новый год.
Обойдя полбазара, Гена остановился:
– Мам, давай возьмём вот эту. – И приподнял лапу трёхметровой ели с крупными медными шишками у самой макушки.
– Что ты! – испугалась мама. – Нам для неё потолок прорубать придётся. А вот эта пушистенькая, пожалуй, подойдёт.
И Гена залюбовался стройной, ровненькой, как по заказу, ёлочкой. Она была ни мала ни велика, как раз такая, как надо.
– Эта ёлка моя! – вдруг послышался позади них скрипучий голос.
Мама обернулась. Перед ними стоял маленький сморщенный старик с чёрной бородой.
– Как это ваша? – удивилась мама.
– Я первым её приглядел, – с вызовом сказал старик и загородил собой ёлочку.
Мама решила не уступать. Ей так приглянулась эта ёлка, что, казалось, лучше уже не найти.
– Здесь никого не было, когда мы пришли, – возразила она. – Поэтому ёлку берём мы.
Но и старик, как видно, отступать не собирался.
– Не было, не было, – проворчал он. – А я это… как его… за деньгами бегал, – пряча глаза, нашёлся он.
Гена тоже решил во что бы то ни стало отстоять ёлку, поэтому сердито выпалил:
– Врёт он всё!
И пожалуй, был прав. Когда человек говорит правду, глаза ему прятать незачем. Не нравился ему этот старик, решительно не нравился. Было в нём что-то неприятное, заставляющее нервничать и злиться.
Хотя и маме показалось, что старик говорит неправду, она всё же осталась недовольна поведением сына и сказала Гене:
– Разве можно так о взрослых?
– А что он… – огрызнулся сын и тайком от мамы показал старику язык.
Старик не обиделся, а вроде даже обрадовался:
– Какой замечательный мальчик! – Он хотел было потрепать Гену по плечу, но тот отскочил в сторону и состроил уморительную рожицу.
Привлечённый спором, к ним подошёл продавец.
– Не волнуйтесь, граждане, не шумите. Ёлок хватит всем, даже ещё останутся. – И предложил маме: – Пойдёмте, я выберу вам лучшую ёлку.
– Нет-нет, – вдруг поспешно остановил его старик. – Пусть забирают эту, раз она им так понравилась. – Никем не замеченная злость промелькнула в его глазах и тут же погасла. Он быстро пересёк базар и скрылся за распахнутыми воротами.
Мама пожала плечами, расплатилась с продавцом, и они с Геной понесли ёлку домой.
За ними, прячась за спинами редких прохожих, пробираясь между домами, крался чернобородый старик.
Глава вторая Подарки Деда Мороза
Гена и его мама, разрумяненные морозцем, довольные, поднялись на свой этаж. В двери своей квартиры они увидели сложенную вчетверо телеграмму.
Мама, предчувствуя недоброе, разволновалась, быстро развернула серый квадратик и прочитала вслух:
– «Вылет задерживается. Встречайте праздник без меня. С Новым годом, родные. Папа»… Ну вот, – только и вымолвила она.
Ёлку внесли и положили в прихожей у стены. Теперь она лежала, как связанный по рукам и ногам пленник. И никому не было до неё дела, разве что Митрофану. Кот заходил с разных сторон, обнюхивал ёлку, жадно вдыхал терпкий аромат оттаивающей хвои.
Не раздеваясь, мама прошла в комнату и опустилась в любимое папино кресло.
Никогда раньше она не позволяла себе вот так запросто войти в комнату в уличной обуви. Гена – это другое дело. Бывало, уже наденет ботинки и вдруг вспомнит, что забыл что-то очень нужное, и, не разуваясь, на цыпочках, на цыпочках в комнату… Но ему за это влетало.
– Мам, что с тобой? – удивился Гена. – Устала?
– Нездоровится что-то, – сказала она и прикрыла ладонью глаза.
Гена испугался: уж очень мама побледнела.
– Может, принести лекарство? – спросил, но тут же подумал: «А вдруг что-то серьёзное? – И решил: – Лучше вызову врача!» – И побежал к телефону.
Мама попыталась возразить, но Гена уже набрал 03 – телефон «Скорой помощи».
Митрофан, кажется, тоже заволновался. Он оставил ёлку в покое, прыгнул к маме на колени и легонько потёрся головой о её плечо.
– У вас сильнейшее воспаление лёгких! – сказал маме после осмотра врач. Он надул пухлые розовые щёчки и заключил: – Немедленно в больницу!
Огоньки «скорой» мигнули в последний раз и скрылись за поворотом. В густой темноте Гена остался один на пустынной, заснеженной дороге. Он очнулся оттого, что кот настойчиво тёрся о его ноги.
– Это ты, Митя? Пойдём домой, – сказал он коту.
Они медленно поднимались по лестнице. Гена рассуждал вслух:
– Не пойду я ни к какой тёте Виолетте! Ну и что, что маме обещал?! Не могу же я Митю одного в Новый год оставить. А может, папа ёще вернётся…
Вдруг шерсть на спине кота встала дыбом, и Митрофан сердито зашипел. Гена поднял глаза и увидел, как из их квартиры, озираясь по сторонам, вышел невысокий старик с мешком.
– Вы кто? – опешил Гена.
– Дед Мороз! Я подарки вам принёс! – проговорил старик, прикрывая узорчатой варежкой чёрную бороду.
– Подарки?! – обрадовался Гена, продолжая разглядывать старика. Тот был в валенках, в красной шубе, отороченной белым мехом, и с полным мешком подарков. Казалось, перед Геной стоял настоящий Дед Мороз. А если он и был ненастоящий, то совсем чуточку.
– Да-да, подарки. Я под ёлкой их оставил, – подтвердил Дед Мороз и махнул рукой в сторону двери.
Гена, забыв сказать «спасибо», устремился в квартиру.
– Только, чур, до двенадцати не трогать! – понеслось ему вслед.
Дома без Деда Мороза явно не обошлось: из прихожей ёлка переместилась в комнату и теперь стояла в ведре с песком. Она не казалась больше сиротливой, радостно переливалась игрушками и подмигивала гирляндой радужных лампочек.
Гена приподнял нижнюю ветку и увидел: на ватном снегу выстроились в ряд тринадцать игрушечных пиратов. В расшитых камзолах и треуголках, с кривыми ножами и старинными пистолетами, кто одноног, кто одноглаз, они так и просились в руки. У Гены от восторга перехватило дыхание. Он стоял как зачарованный, не в силах отвести взгляд.
А на лестнице между тем происходило вот что.
Когда Гена вошёл в квартиру, Дед Мороз преградил дорогу Митрофану, ловко ухватил его за загривок и раскрыл мешок.
Из мешка тотчас выпрыгнул огромный чёрный кот по кличке Таракан. Едва он коснулся лапами пола, как его шерсть из чёрной стала белой, точь-в-точь как у Митрофана. Теперь коты были похожи, словно близнецы.
Они яростно зашипели друг на друга, но Дед Мороз проворно затолкал Митрофана в мешок, мешок завязал верёвкой и закинул себе на спину.
А бывшему чёрному коту приказал: