— Как у тебя здорово пахнут волосы, Дэйн! У-у-уммм… Прямо, как цветочная клумба…
— Так, дамочка, таксиста не трогать и не отвлекать, а то в кювете окажемся оба. Поняла?
— Нет.
И женские руки сильнее обняли шею, а в ухо принялась звучать шутливая мелодия «А жить мы будем долго…»
Сидящий на крыльце Стив прождал хозяина дома почти час, прежде чем тот изволил появиться в воротах. Да и как появился — с ношей в виде смеющейся за плечами девушки — шатающийся, веселый и изрядно подвыпивший.
— Эй-эй-эй, ну, вы даете! Почти час вас жду! — Сообщил он, поднявшись, когда сладкая парочка по кривой дуге приблизилась к входу. — Вы, случаем, не поддали?
— Поддали, надодали и передали! — С важным видом сообщила Ани, сползая с широкой спины снайпера. — Док, если вы проведать меня, то у меня все замечательно. Только я спать… без пилюль. И без ансамбля… Одна, да…
Ани-Ра, упершись взглядом в косяк, проплыла мимо Лагерфельда на автопилоте. Отворила дверь, едва не упала, когда ее, поставив лапы на грудь, поприветствовал Барт, шукнула что-то типа «уйди, большой и волосатый» и скрылась в темном коридоре.
Эльконто, как ни странно, тоже попытался проплыть мимо, но Стив прихватил его за рукав.
— Эй, у тебя все нормально?
— Все.
— Точно? Может, протрезвить?
— Протрезвить? Зачем?
— Ну, чтобы ты спать мог…
— Я и так могу.
— Э-э-э, так не пойдет, давай-ка выветрим алкоголь из твоей крови…
— Нет, Стиви. Не тогда, когда я счастлив. Оставь меня наслаждаться жизнью.
И Дэйн, напоминая бульдозер, шагнул в дверной проем, едва не выломав плечом косяк.
Оставшийся в одиночестве доктор еще долго смотрел в окно темной прихожей, пытаясь определить, что именно сдвинулось — он или мир? А в свете луны на него, отражаясь в стекле, смотрела рыжеволосая физиономия с приоткрытым от удивления ртом.
Она кое-как стянула в темной спальне футболку, долго возилась с пряжкой на ремне, затем стащила со спинки стула майку и облачилась в нее. Рухнула в постель, какое-то время плыла среди стен вместе с постоянно возникающим под закрытыми веками эффектом «вертолета», после чего поняла — не заснет, не так скоро, — и, в конце концов, решила, что нужно сходить попить. Во рту стоял плотный запах съеденных орешков и осевшего в желудке коньяка.
На кухне у пустой миски лежал Барт — при виде Ани он заколотил хвостом по полу.
— Голо-о-одный… Псинка голодная…
Упаковка с собачьими консервами нашлась в шкафу. Крышка поддалась не сразу, но Ани-Ра справилась, отыскала глазами более темный, чем остальная темнота круг — собачью миску — и вывалила туда мясное ассорти. Судя по звуку, почти попала в цель.
— Черт, завтра уберу. Или ты слижешь, да, Барт?
Жажда в обезвоженном теле с помощью стакана воды унялась быстрее, чем жажда продолжения «банкета», а посему Ани решила, что неплохо бы осуществить давнюю мечту. Ведь хозяин спит? По-любому, спит…
Расческа нашлась в ее спальне, а Эльконто в собственной. Тускло горела у изголовья кровати лампочка; густой раскатистый храп сотрясал не только мебель в комнате, но и, казалось, весь этаж.
— Так я и думала, что ты храпишь… — Она завозилась у свисающих с кровати мужских ботинок. Долго шуршала, что-то мычала, пыталась подцепить пальцами узелки, после чего довольно выдала. — Ну, хоть носки не воняют…
Забралась на кровать, долго думала, как заставить мужскую, бесчувственную тушу перевернуться, затем глупо улыбнулась, осененная гениальной идеей. Перьев в подушке оказалось предостаточно, а одно из них, сунутое в нос, заставило Эльконто громко чихнуть и перекатиться на бок — идеально.
Напевая себе под нос мелодию, слова которой никак не могла вспомнить, Ани забралась на кровать, скрестила ноги и принялась с упоением расплетать белые волосы. Сначала тесьма с бусинами, затем косичка, теперь расчесать…
Она заплетет ее по-новому, по-своему, и ему понравится. Точно понравится! Отличный получится рисунок — новый и оригинальный.
Пропуская через пальцы мягкие, чуть вьющиеся пряди, Ани со слипающимися глазами и застывшей на лице улыбкой, приступила к ритуалу.
* * *Ани проснулась в прекрасном, несмотря на ленцу и жажду, настроении — медленно потянулась, перевернулась на бок и зажмурилась. В окно ее спальни, наполняя комнату ярким светом, какой бывает только летними утрами — теми прекрасными утрами, когда холода еще далеко, и знаешь, что на улице можно гулять в майке — били солнечные лучи. Часы на тумбе показывали начало одиннадцатого.
Ого, сегодня пробежка отменяется! На стадионе, наверняка, уже полно народу, а проспекты заполонили машины, так что нет — сегодняшний день лучше потратить на что-то еще. На какое-нибудь прекрасное, сногсшибательное «еще».
И хорошо, что этой ночью она-таки добралась до своей спальни, а то просыпаться в чужой было бы крайне неудобно. Зато косичка получилась отменная!
При воспоминании о маленьких ночных бесчинствах Ани-Ра вновь улыбнулась.
Барт спал в прохладе коридора, растянувшись у входной двери — при звуке человеческих шагов он даже не пошевелился — значит, сыт.
На кухонном столе ждал сюрприз — три разваливающихся на части, но приготовленных с любовью, бутерброда и записка.
«Сегодня отдыхай, радость моя».
При виде неряшливо начертанных на бумаге слов — коротких, мужских и очень теплых — сердце наполнилось нежностью. Отодвинув рукой тонкую шторку, чтобы по привычке включить радиоприемник, Ани обнаружила, что денег в стопке рядом с ним прибавилось. Создатель, она ведь не тратила и десятой части того, что он оставлял, но Дэйн все равно продолжал докладывать купюры в укромный уголок. Для нее, для души, с умыслом «а вдруг понадобится?» Чтобы она не просила, чтобы просто могла взять, чтобы ни в чем себе не отказывала и ни в чем не нуждалась.
Дэйн… Дэйн… Дэйн…
Раньше она не верила, что такие мужчины существует, но сказка оказалась реальностью, и подобные маленькие, но значимые жесты, служили тому подтверждением.
Глядя на деньги, Ани неожиданно пришла к мысли, что хотела бы сделать что-то хорошее в ответ, что-то очень и очень приятное.
Торт? Прекрасный ужин? Точно — пусть будет необыкновенно вкусный торт и ужин при свечах, по случаю которого она впервые оденется в коктейльное платье. Ведь они вместе сколько — три недели? Чем ни повод отпраздновать?
* * *Дэйн работал с самого утра, и все выглядело обычно: полутьма кабинета, мигающий, словно новогодняя елка, пульт, жужжащий под потолком кондиционер «Raynii», отбрасывающий на стену вытянутую тень чайник, застывшая и надорванная возле него пачка печенья…
Все обычно, да, вот только чувствовал он себя в этот день крайне необычно. Легким, теплым,… счастливым. Жизнь каким-то странным образом наладилась, и знакомые предметы вдруг сделались незнакомыми — ласковыми, приятными, нужными. Вот взять тот же чайник — как хорошо, что он каждый день стоит на тумбе. Захотел чайку, щелкнул кнопкой, и через минуту сидишь с горячей кружкой в руках. И как хорошо смотреть на экран, где каждая точка — это отдельный человечек, который куда-то идет, проходит свой путь, учится. Человек, которому можно сделать что-то хорошее, наделить лишним юнитом, немного облегчить дорогу. А пульт — какое изумительное и сложное творение Комиссии — как много можно сделать с его помощью: переформировать отряды, распределить ресурсы, отследить перемещения отдельно взятых лиц. Это же не просто высокие технологии — это креативно-гениальные технологии, и как приятно, что пальцы давно уже вслепую знают каждую кнопку.
Отчетные листы читались легко. Глаза скользили вниз по строчкам, а душа радовалась. Все идет хорошо, как обычно — стабильно и размеренно. Грин сказал, что прекратил толки о расширении Уровня среди солдат, и в казармах тоже стало тихо. Одни хорошие новости с утра.
Тихо пикнули на запястье часы; раздался знакомый голос:
— Дэйн, тебя можно отвлечь?
Часы — великолепный подарок Бернарды; Эльконто поднес их к губам и нажал кнопку.
— Говори, Ани.
— Во сколько ты вернешься сегодня домой? Я тут ужин готовлю, хочу все успеть…
— Не рано. Где-то в девять. Ребята сегодня собираются в баре, посижу с ними чуток, потом вернусь.
— Отлично, тогда у меня есть время. Но ты поторопись там, не засиживайся. — Добавил радостный и чуть ехидный голос Ани, после чего сигнал вызова погас.
Дэйн медленно опустил руку, пошуршал зажатыми в ладони бумагами и посмотрел в сторону экрана — не на него, а сквозь.
Странно, он всегда был уверен в одном — в том, как все закончится. Неважно, как пройдут их дни, и сколько их будет, но как только к Ани вернется память, состоится неприятный разговор, объяснение, рассказ об истинной сущности Войны и «показ слайдов». А после случайная соседка навсегда покинет его жизнь — как залетевший фантом, как птичка, которая не приносит особенных проблем, но для которой ты открываешь окно и ждешь, пока она вылетит наружу. Потому что человек и птичка — два разных существа, два разных мира, которым не сойтись в одно, как две дороги, которые никогда не пересекутся.
А теперь он сидел и ловил себя на мысли — странной, щекотной (прогнать бы, да не хочется) мысли о том, что не хочет, чтобы Ани уходила. Не вот так… Не на совсем. Ведь так много того, что еще они могли бы исследовать вместе, так много могли бы узнать друг о друге, столько мест посетить, столько интересных дел переделать. Ведь, если он прав, Ани — другая Ани — настоящая — могла бы найти прелесть в поездках на полигон, чтобы вместе тестировать новое оружие. Ее, возможно, увлекли бы сложные боевые практики или тренировочные вылазки для разработки стратегических планов по захвату «вражеских» групп, которые иногда организовывала в целях обучения бойцов Комиссия. Конечно, она не боец, но ей будет интересно, точно будет. Ему почему-то так казалось. Нужно просто объяснить ей про «Войну» — преодолеть разделяющее их препятствие изо лжи, закопать ров раздора, прийти к взаимопониманию — на этот раз настоящему, а не иллюзорному, как сейчас, и тогда все возможно…
Тогда можно двигаться дальше. Не по отдельности — вместе.
Подобные мысли одновременно раздражали, как прилипшая к рукаву ваниль, но вместе с тем издевательски приятно пахли, почти дурманили. Ведь может статься, что ей нравится одеваться в форму, нравится окунаться в околовоенную жизнь, нравится, как и ему, участвовать, планировать, разрабатывать, побеждать… Стрелять, читать журналы об оружии, восхищаться новейшими, разработанными Комиссией, электронными устройствами, пробовать их в действии, думать, куда и как можно применить. Ведь понравились же ей часы?
Нет, неожиданно обрубил себя Дэйн — таких женщин не бывает. Не в этом мире. Куда лучше и безопаснее думать, что Ани, как и большинству особ женского пола, нравятся украшения, безделушки-финтифлюшки, кафешки, подружки, магазины и просмотр передач о модных трендах. Хотя, последнее она сама не так давно отринула…
Мечты, стоит их отпустить на волю, начинают «мечтаться» самостоятельно — стремятся ввысь, сияют и бесконтрольно тянут за собой. Вот и теперь вышло то же самое. Вместо того, чтобы читать отчеты, просматривать статистику потерь и заниматься перепланировками атак, Эльконто сидел и думал о том, что он впервые почувствовал себя в команде. В той команде, в которой до недавнего времени находился один — друзья не в счет. О том, что кресло штурмана в его жизни до сих пор пустовало. Его не смог занять ни Стив — не предназначено оно для мужика, ни Барт, который вообще не был предназначен для кресла. Туда требовался второй пилот — веселый и надежный — человек, которому хотелось доверять и на которого хотелось бы смотреть. Нужный человек. Правильный. Свой.
Человек, который, как думал Дэйн, вообще не существовал в этом мире. Партнер-женщина. Женщина-друг. Женщина-штурман. Пекущая булочки женщина.
Просто женщина.
Стив зарулил в штаб около семи — подошел сзади и тут же взялся за косичку.
— Эй, старина, а ты знаешь, что у тебя в косу вплетен шнурок от ботинка?
— Мда-а?
— Точно. Не поверил бы, если бы сам не увидел…
Доктор, кажется, потерял дар речи, а Эльконто, задумчиво глядя на экран, ответил:
— А я все утро думал, куда он делся? Пришлось найти запасной.
— Слушай, так она переплела тебе ее, пока ты спал?
— Наверное.
— И ты позволил?
— Я же спал.
— Ну, ты даешь. Сначала ты спал, пока она косички плетет, потом будешь спать, когда нежно в щечку поцелует, затем проснешься и обнаружишь, что она уже сверху на тебе сидит.
Дэйн развернулся вместе с креслом и грозно взглянул на доктора.
— А ты что, ревнуешь?
— Я?!
— Ага. Ну, вот еще…
Лагерфельд на мгновение смутился, потоптался на месте, затем аккуратно сменил тему.
— Голова после вчерашнего не болит?
— Ты уже спрашивал с утра.
— И теперь не болит? А то, я смотрю, хорошо вчера повеселились. Так, смотри, и до интрижки недолго, а от интрижки до настоящих крепких чувств. Это ведь не туда клонится?
— Чего ты пристал ко мне, а-а-а?
— Я не пристал — я забочусь. Ты не забыл, что эта дама тебя ненавидит?
— Не забыл. А вот она пока забыла.
— Но вспомнит.
— Вот когда вспомнит, тогда и будем разбираться.
Непривычно раздраженный Дэйн поднялся и вытянул вперед руки, разминая пальцы.
— Ты так и скажи, что завидуешь тому, что Пират тебя расчесывать не умеет.
— Уже умеет. Когтями.
— Твою волосатую грудь?
— Яйца, блин… Снова отшучиваешься?
— Ты же знаешь, у меня есть два состояния: я или отшучиваюсь, или сворачиваю шею.
Стив задумчиво посмотрел на друга, затем хмыкнул.
— Тогда лучше отшучивайся. И давай уже закругляйся, пора в бар.
* * *Он был с ними и будто не был.
Сидел вместе со всеми за столом, слушал разговоры, шутки, умеренно, так как еще за руль, выпивал и почти не участвовал в беседе. Рассматривал налитые до краев стаканы, ногти на собственных пальцах, ловил, словно доносящиеся из параллельного мира, голоса друзей и сам не знал, о чем думал.
— Дэйн, ну ты совсем притих. Неужто еще дуешься на нашу выходку?
Голоса сделались громче — волна происходящего в баре накинулась на тихий берег острова, где Эльконто мечтательно притих на песочке, и вынесла того в настоящий момент. По ушам ударили звуки: бубнеж телевизора, раскатистый хохот Баала, чье-то чавканье, лопанье пузырьков на пивной шапке в стакане напротив; на плечо легла рука Халка.
— Да, что ты, друг! Я уже давно придумал, как отомстить. Вот, жду подходящего момента.
— Ух! Боюсь-боюсь. Ты у нас изобретательный на шутки, лучше нам поостеречься.
— Точно. В этот раз я превзойду самого себя.
То был единственный диалог на данную тему, в остальном бравурно обсуждался завтрашний поход, подготовка к нему, вчерашний спортивный матч по риплингу, поломавшийся двигатель машины Дэлла, новая прическа Логана и последний рассказанный доком анекдот на тему: «Я такой, да, я могу…»
Он покинул бар первым: извинился за спешность, отбился от тысячи невидимых стрел и уколов по поводу вплетенного в косичку шнурка, пожелал всем удачи, кивнул Стиву, завтра, мол, увидимся, и ушел.
Домой, хоть часы и показывали начало девятого, поехал не сразу — зарулил на угол двадцать четвертой, нырнул и вынырнул в круглосуточный цветочный магазин, положил на заднее сидение букет роз и тогда вздохнул с облегчением.
Дама живет в его доме уже три недели, а он ни разу не сводил ее в ресторан и ни разу не купил цветов. Заводя двигатель, Эльконто надеялся на то, что его «косолапые» извинения будут приняты.
Он ожидал немногого: ее улыбки, робкого жеста, поправляющего выбившуюся прядь обратно за ухо, жалобы на то, что они давно не практиковались в борьбе на лужайке, хитрого и якобы недовольного взгляда, мол, ты, конечно, поздно, но, куда деваться, я все равно сервирую тебе стейк…
А вот чего он не ожидал точно, так это украшенного бархатной скатертью и лентами стола в гостиной, стоящих на нем фарфоровых приборов, зажженных свечей, заполненных до середины бокалов с белым вином, горячей и умопомрачительно пахнущей еды в количестве трех блюд и… одетую в темное с серебристыми вставками, открывающим плечи и спину, короткое платье Ани.
Ани с великолепной прической из вьющихся волос.
Ани с макияжем.
И Ани на шпильках.
Хорошо, что она не обвила его шею при входе и не поцеловала в губы, иначе бы точно атас. Полный и безвозвратный.
Прежде, чем сесть за стол, Эльконто поднялся наверх и долго мыл руки — настолько долго, что подушечки пальцев сморщились.
Она такая красивая, сногсшибательно красивая — мягкая, улыбчивая, податливая… Боже, все это время в его доме жила Женщина с большой буквы, а Дэйн простодушно считал ее пацанкой. Нет, с такими грудями и попой, конечно, не пацанкой, но все-таки. А теперь он боялся выйти из ванной, не оттерев с лица выражение растерянного идиота, неспособного перестать пялиться на ее бретельки, икать при попытке умно ответить и капать в тарелку слюной. Не от вида стейка.
А как бы ей пошли длинные лакированные сапоги — те, что заканчиваются ваше колена, у-у-у…
Он бы так и стоял у раковины, рассматривая собственное отражение, если бы женский голос не вывел его из ступора:
— Дэйн, у тебя там все хорошо? Еда остывает…
— Иду, Ани! Уже иду…
Ужин, во время которого Эльконто ощущал себя находящимся никак не в собственной гостиной, а в зале дорогого ресторана — не хватало только официантов, — даже Барт вел себя прилично. Не сидел у стула, не колотил хвостом по полу и не умилял мордой попрошайки со стажем, вместо этого чинно лежал в углу и одобрительно посапывал.
Салат с каперсами получился великолепным, насаженные на палочки кусочки ветчины и сыра таяли во рту, оливы прекрасно оттеняли вкус, а зажарка в панировке и с овощами — м-м-м, Дэйн едва удерживался от мечтаний о том, чтобы в самом конце облизать блюдо. Нет, перед красивой дамой так делать нельзя. Даже если она живет в твоем доме и знает тебя, как облупленного.