Старуха попятилась от двери, и странники вошли в сени, сперва Хлопуша, а за ним Лесана. Старуха стояла в двух шагах от двери с факелком в руке и тревожно смотрела на незваных гостей.
– Что ж… – сердито проговорила она. – Не хотела я вас пускать, но коли сами вошли…
Она посторонилась, пропуская странников в дом, затем подошла, прихрамывая, к двери и задвинула засов.
Обстановка в избе была небогатая. Посреди горницы стоял стол, а слева и справа от него – две лавки, одна расписная, другая – простая.
– Садитесь на расписную, поближе к печи, – пригласила старушка.
– Так она ведь не горит, – нахмурившись, проговорил Хлопуша.
– Недавно погасила. Тепло-то, чай, еще идет.
Хлопуша хотел возразить, что никакого тепла нет, но Лесана незаметно дернула его за рукав и сказала:
– Благодарствуем тебя, бабушка. Но наши кости молодые, их и ночной сыростью не проймешь. А твои – старые и заслуженные, тебе у печки и сидеть.
Старуха хмыкнула, но спорить не стала. Прохромала к печке, широким жестом указала на лавку напротив, дождалась, пока гости усядутся, а потом села сама. Глянула них тяжелым взглядом и спросила:
– Откуда прибыли? Куда держите путь?
– Из Хлынь-града, – ответила Лесана. – Ехали в Полянское княжество к родичам. Бабушка, мы вас не стесним. Спать можем прямо на полу. Ежели найдется для нас пара соломенных тюфяков, будем благодарны. А что касается платы за постой… – Тут Лесана повернулась к Хлопуше и сказала: – Братец, заплати бабушке, сколько не жалко.
Хлопуша от такой наглости едва не зарычал, однако сдержался. Сдвинув брови, он со свирепым видом достал из кармана полукафтана кожаный кошель, вынул из него пару медных монеток и положил их на стол.
Старушка глянула на медяки и сдвинула седые брови.
– Еще, братец, – велела Лесана.
Насупившись еще больше, Хлопуша снова сунул пальцы в кошель и добавил к медным монеткам одну крошечную серебряную резанку, размером не больше рыбьей чешуйки.
Лесана улыбнулась и перевела взгляд на старуху. Та сгребла деньги со стола и высыпала их в передник.
– Ну что же, оставайтесь, – проговорила она своим скрипучим, недовольным голосом. – Но чтоб с рассветом вас тут не было.
На печке кто-то храпанул во сне, да так громко, что Хлопуша подпрыгнул на месте и схватился за кинжал.
– Охолони, толстяк! – строго сказала старуха, поднимаясь с лавки. – Это мой внук. Ладно, пойду принесу вам тюфяки, а вы ждите тут и не болтайте громко.
Старуха, шаркая ногами, ушла в чулан. Хлопуша повернулся к Лесане и возмущенно спросил:
– Разве я толстый?
Она покачала головой:
– Нет. Ты просто большой.
– Тогда почему она обозвала меня толстяком?
– Она оговорилась. Не бери в голову. У тебя отличная стать.
Но уязвленный Хлопуша уже не мог успокоиться.
– Старая карга, – проворчал он, – видать, вся эта дурацкая деревенька живет впроголодь, коли такой, как я, считается у них толстяком.
Лесана отвернула голову и незаметно улыбнулась.
– Вот увидишь, – продолжал ворчать здоровяк, – сейчас даст нам два тощих блина и выгонит с ними в сарай.
Вскоре старуха вернулась. Хлопуша не ошибся: тюфяки, которые она принесла, были тощее шерстяных одеял. Всучив один здоровяку, старуха сказала:
– Ступай в сени. Там будешь спать. А ты, девка, лезь на полати. Места там мало, но тебе хватит.
* * *То ли сени в старушечьей избе слишком сильно провоняли рыбой, то ли прогулка по ночному лесу слишком подействовала на нервы Хлопуши, но сон ему приснился жуткий.
Снилось здоровяку, будто стоит он на лесной лужайке, освещенной зыбким светом луны, а из леса на лужайку выходят темные фигуры. Все больше и больше становится этих фигур, и все тяжелее и тяжелее делается на сердце у Хлопуши.
Наконец, когда места на лужайке уже не остается, одна из фигур делает шаг вперед и говорит глухим, могильным голосом:
– Меня зовут Коврига Бурелом. Два года назад ты убил меня на лесной дороге. Помнишь ли?
Хлопуша вглядывается в лицо темного человека, силясь его припомнить. А припомнив, вскидывает брови и начинает пятиться, хрипло бормоча:
– Я тебя помню, Коврига. Ты разбойник. Я убил тебя, защищая караван с товаром.
Еще две фигуры выступают вперед и становятся рядом с Ковригой.
– Мы с братом были добытчиками бурой пыли, – говорит один из них. – Ты убил нас, богатырь.
– Я убил вас за дело! – хрипло бормочет Хлопуша, продолжая пятиться. – Вы покалечили моих друзей, и если бы я не поспел им на помощь, вы бы их прикончили.
Четвертая фигура выступила вперед. Это был пожилой, седовласый воин с обезображенным шрамами лицом.
– Я всего лишь хотел вернуть себе свое, – холодно проговорил он, глядя на здоровяка яростными глазами. – Но ты убил меня.
– Верно. – Хлопуша облизнул губы. – Я убил тебя, бывший ратник. Боярин Колыван нанял меня для защиты. Я должен был убить тебя.
Глаза ратника сверкнули ярче.
– Из-за горсти серебра ты лишил меня жизни, богатырь, – отчеканил он. – А знаешь ли, что тот, чей карман ты защищал, затравил собаками мою дочь? Лишь за то, что она забрела по ягоды в его угодья!
– Я… этого не знал, – пробормотал Хлопуша, отступая к лесу. – Клянусь, я не знал этого!
– И ты думаешь, это тебя оправдывает?
Еще несколько фигур выступили вперед.
– Ты убил нас всех, богатырь, – пророкотал тощий мужик в темном, заношенном до дыр плаще. – Мне ты свернул шею только за то, что я встал у тебя на пути с обнаженным мечом.
– А меня швырнул в овраг, когда я залез твоему другу в карман, чтобы разжиться горсткой меди.
Хлопуша вытер ладонью потное лицо и дрогнувшим голосом проговорил:
– Я больше не буду никого убивать. Честно! Только не мучьте меня.
– Тебе не уйти от расплаты! – гаркнул один из мертвецов.
– Мы разрежем тебе живот! – прорычал другой.
– И сожрем твои потроха! – визгливо и злобно посулил третий.
– Ах, вы так? – Хлопуша вдруг рассвирепел и выхватил из ножен свой тяжелый меч. – Если для того, чтобы вы заткнулись, понадобится убить вас еще раз, я это сделаю! – рявкнул он. – Клянусь Хорсом!
Тут из толпы черных теней выплыла еще одна – белесая и бесформенная, как обрывок тумана.
– Тебе пора проснуться, богатырь, – прошелестела она.
– Сами просыпайтесь, ежели вам надо! – крикнул Хлопуша, выставив перед собой меч. – А мною не командуйте. Не задумали бы дурного, остались бы живы. Я никого не убивал за просто так!
Белая тень колыхнулась и стала стремительно наплывать на Хлопушу. Он вскинул меч, но слишком поздно, белая вспышка ослепила богатыря, он вскрикнул и – проснулся.
Прямо возле Хлопуши, лежащего на тощем тюфяке, стояла старуха. Хлопуша облегченно вздохнул. «Слава Белобогу, это был всего лишь сон»… Обмахнув лицо охранным знаком, Хлопуша зевнул, протер пальцами глаза и, вновь воззрившись на старуху, насмешливо спросил:
– Ты чего, бабуся? Не спится?
Старуха не ответила и не шелохнулась. Освещенная лунным светом, пробивающимся в затянутые бычьими пузырями оконца, она стояла на месте как вкопанная и пристально вглядывалась в лицо Хлопуши.
– Бабусь, да что случилось-то? – удивился здоровяк. – Чего ты тут стоишь?
И вновь Хлопуша не получил ответа. Богатырь нахмурился и хотел послать старуху к лешему, но старуха вдруг вскинула костлявые руки и, мерзко ухмыльнувшись гнилым ртом, протянула их к Хлопушиному лицу. Здоровяк мигом вскочил на ноги и отступил на шаг. Старуха, продолжая ухмыляться, снова вперила взгляд в лицо Хлопуши и, выставив перед собой когтистые, бледные пальцы, стремительно пошла на него. В ноги богатырю с душераздирающим мяуканьем бросился кот. Хлопуша испуганно вздрогнул, вновь попятился назад, споткнулся об кота, покачнулся и, не удержав равновесия, грохнулся на пол. Падая, Хлопуша ударился головой о край железной кадки – из глаз у него посыпались искры, и он потерял сознание.
8
– Хлопуша!
Здоровяк приоткрыл глаза, но снова закрыл их и тихонько застонал от острой боли в затылке.
– Хлопуша, вставай! – снова окликнули его.
Богатырь вновь раскрыл глаза и уставился на Лесану осоловелым взглядом.
– Ты… – хрипло пробормотал он и поморщился от боли. – Что… случилось?
– Старуха пыталась полакомиться тобой, но мы с Буйсилом пришли тебе на помощь.
– С Буйсилом?
Только теперь Хлопуша разглядел, что рядом с Лесаной стоит темноволосый паренек лет четырнадцати на вид. Здоровяк сел на тюфяке, потрогал рукою ушибленный затылок и хрипло спросил:
– Где старуха?
– Она в избе, – ответила Лесана. – А это… – она кивнула на паренька. – Ее внук. Это он храпел на печи.
Хлопуша пошевелил бровями, потом снова лег на тюфяк и хмуро произнес:
– Я мало что понял, сестренка. Мне приснился дурной сон, и я… Я погано себя чувствую и собираюсь еще немного вздремнуть.
И он устало прикрыл веки.
– Что ты будешь делать с этим толстяком! – сердито воскликнула Лесана. – Скоро рассвет! Вставай!
Хлопуша открыл глаза и хмуро уставился на девушку.
– Как ты меня назвала?
– Я назвала тебя «богатырем», – с усмешкой ответила Лесана. – Но если ты не встанешь, я придумаю тебе такое скверное прозвище, что оно будет преследовать тебя в кошмарных снах. Вставай, леший тебя побери!
Хлопуша обдумал ее слова, вздохнул и стал подниматься.
Минуту спустя он стоял в горнице, рядом с Лесаной и пареньком, и разглядывал лежащую на кровати старуху. Наглядевшись, покосился на Лесану и тихо спросил:
– Она спит?
– Разве похоже на то, что она спит? – прищурилась Лесана.
– Нет. Но…
Лесана повернулась к пареньку и велела:
– Расскажи ему.
Паренек кашлянул в грязный кулак и высоким мальчишеским голосом возвестил:
– Моя бабушка умерла в Маренов день. Еще до того, как выпал снег.
– Что-то я не понял, – пробубнил Хлопуша, все еще сонно и недовольно моргая глазами. – Ты про какую бабушку сейчас говорил?
– Про ту, что лежит на лавке, странник.
Хлопуша тупо уставился на парня, потом перевел взгляд на Лесану и вопросительно поднял брови. Она, однако, оставалась серьезной и никак не отреагировала на гримасы здоровяка. Тогда Хлопуша проворчал:
– Ясно. Видно, пока я спал, все вы тут посходили с ума. Слышь, малый, когда пьешь брагу, надо плотнее закусывать. Плох был твой отец, коли не научил тебя этой первейшей вещи.
Паренек захлопал глазами.
– Отца у меня никогда не было, – пробормотал он. – А бабушка правда мертва. Волхвы оживили наших мертвецов и приставили к нам – поддерживать в избах порядок.
– Порядок? Какой еще порядок?
– Тот, который знали наши предки. И от которого нам негоже отказываться. Пока мертвецы хлопочут в домах, мы спим. Иногда мы говорим с ними, но чаще всего на рассвете или после полуночи. Они учат нас уму-разуму. Плохого мертвецы нам ничего не делают, а вот на проезжих путников иногда бросаются. Вот и тебя бабушка чуть не сожрала. Не подоспей Лесана, не быть бы тебе целу, богатырь.
Хлопуша нахмурился.
– Ну а теперь послушайте меня, – прорычал он. – Ежели вы вздумали надо мной посмеяться…
Лесана выхватила из ножен кинжал, быстро подошла к спящей старухе и замахнулась.
– Очумела баба! – выдохнул Хлопуша, прыгнул к девке и перехватил ее руку. – Ты чего это вздумала? – возмущенно спросил он.
– Хотела показать тебе, что старуха мертвая, – отчеканила Лесана. – Если я порежу ее, крови не будет. Вот, посмотри.
Она попыталась высвободить руку, но Хлопуша держал крепко.
– Я не позволю тебе ее ударить, – сказал он вдруг.
Лесана посмотрела на него удивленно.
– Почему?
Богатырь стушевался. Не мог же он сказать девке, что ему стало противно убивать людей, потому что все загубленные им души пришли к нему во сне и призвали к ответу.
– Старуха… разговаривала с нами, – тихо пробормотал Хлопуша. – Укладывала нас спать.
– Это еще не значит, что она была жива.
Здоровяк сдвинул брови и хмуро осведомился:
– Как тогда понять, кто жив, а кто мертв, коли все двигаются и разговаривают?
– Это легко, – ответила Лесана. – Если хочешь, послушай мою грудь, и услышишь, как бьется мое сердце.
Хлопуша усмехнулся.
– Мой мизинный палец жив и здоров, но отруби я его – убыль телу будет небольшая. Жив не тот, в чьей груди колотится кусок мяса, милая, а тот, кто говорит и кого… кого можно потрогать.
Глаза Лесаны сузились.
– Ну, тогда потрогай старуху и скажи мне – жива ли она.
Хлопуша посмотрел на старуху. Она лежала на лавке неподвижней колоды, и даже тощая грудь ее не вздымалась. Платок сбился на сторону, обнажив бледную, сухую, изрытую морщинами щеку. И щека эта совсем не выглядела живой.
И все же Хлопуша решил удостовериться. Он медленно протянул руку, на мгновение задержал ее у лица старухи, а затем осторожно коснулся пальцами ее щеки.
– Что скажешь? – спросила Лесана.
Хлопуша убрал руку и шумно выдохнул.
– Скажу, что эта старуха мертва. И мертва уже давно.
Лесана кивнула и спросила:
– Теперь ты готов нас слушать?
– Теперь – да.
– Как я уже сказала, этого малого зовут Буйсил. Я долго с ним говорила, пока ты спал. Ему четырнадцать лет, и каждый день он с другими отроками отвозит в Морию телегу с ествой.
– С ествой? – Хлопуша слегка порозовел. – Значит, вы возите узникам харчи?
Лесана усмехнулась.
– Я знала, что это тебя заинтересует. Харчи они возят не узникам, а охоронцам. Узникам достаются только объедки.
Хлопуша нахмурился и задумчиво пробасил:
– Изверги. Пытать кошмарными снами – еще куда ни шло, но морить узников голодом… – Он удрученно покачал головой.
При виде расстроенной физиономии здоровяка Лесана не удержалась от улыбки.
– Должно быть, для тебя самый жуткий сон – это тот сон, в котором ты видишь собственный пустой и опавший живот, – насмешливо предположила Лесана.
– Это так, – согласился здоровяк.
– Ладно. Теперь слушай меня внимательно, братец. Через час Буйсил с двумя другими мальчишками отправится в Морию. В темнице за этими отроками никто не следит, и Буйсил может свободно разгуливать там, где ему вздумается. И даже подходить к клеткам с узниками. Охоронцам скучно, и они рады каждому, с кем можно перекинуться словечком. Я дала Буйсилу особую траву, он бросит ее в отвар, которым опаивают Первохода. Эта трава протрезвит ходока и снимет с него сонную одурь.
Хлопуша внимательно выслушал Лесану, после чего сказал:
– Это все хорошо. Но ты сама говорила, что Первоход слаб и немощен. Едва ли он сможет выбраться из темницы.
– Ему и не придется, – отрезала Лесана. – Мы с тобой поможем ему.
Хлопуша хмыкнул.
– Честное слово, Лесана, когда я тебя слушаю, душа моя так высоко возносится, что я готов свернуть горы. Но Мория – не гора, и с места ее не сдвинешь. Как мы туда проберемся?
Лесана прищурила серые глаза.
– Ты невнимательно слушал, Хлопуша. Я ведь сказала, что Буйсил везет на остров телегу с харчами. Телега большая, и крыта она толстой рогожей. Мы с тобой спрячемся под эту рогожу, и паром перевезет нас через реку на остров.
– Паром? Гм… Звучит хорошо, – одобрил Хлопуша. – Ну а если охоронцы обыщут телегу? Что тогда?
– Не обыщут, – сказал мальчишка. – Никогда не обыскивают.
– Кому придет в голову самовольно пробираться в Морию? – сказала Лесана.
– И то верно, – снова согласился здоровяк.
– Тут, однако, есть одна загвоздка. На телеге мы сможем въехать на внутренний дворик крепости. Дворик крытый, а потому – темный. Там мы незаметно выскользнем из-под рогожи и попробуем пробраться в крепость. Однако обратно телега поедет порожняком.
– Как же мы тогда выберемся?
Лесана повернулась к мальчишке.
– Буйсил, расскажи ему.
– В подвале крепости есть подземный ход, – с готовностью ответил тот. – Один охоронец сказал мне в подпитии, что ход этот ведет наружу и выводит аккурат под восточный склон острова. Ходом этим никто не пользуется, потому как нет надобности. Однако все охоронцы про него знают. Восточный склон густо порос рогозом и камышом. А в полуверсте от него охоронцы держат в речном сарайчике несколько лодок.
– Мы выберемся обратно через этот ход, – заявила Лесана. – А Буйсил пригонит нам лодку.
Хлопуша хмуро взглянул на отрока.
– Ты сможешь найти этот ход, малыш?
Буйсил отрицательно качнул головой.
– Нет. Но если вы поймаете охоронца и заставите его говорить…
Паренек замолчал, не закончив фразу, но тут уже все было ясно без слов.
– Что ж, – проговорил Хлопуша, – тогда нам, пожалуй, пора сбираться в путь?
– Пора, – кивнула Лесана.
Хлопуша стянул с печи старый дырявый зипун и набросил его на старуху. А затем пошел к сумке с провизией. Лесана проводила его удивленным взглядом.
– Я думала, ты прежде всего возьмешься за оружие, богатырь.
– Оружие мы не забудем, уж будь уверена. А вот харчи… Сама ведь сказала, что Первохода кормят объедками. Насколько же приятнее ему будет нас видеть, если мы принесем с собой пару ломтиков вяленого мяса.
Лесана не нашлась, что на это возразить.
– Пойду до ветру, – деловито сообщила она и зашагала к выходу.
Когда девушка вышла из избы, Хлопуша повернулся к Буйсилу и сказал:
– Эй, малый, подойди-ка.
Паренек подошел. Хлопуша окинул его подозрительным взглядом и спросил:
– Зачем ты нам помогаешь?
– Я должен вам помочь, – спокойно ответил тот. – Лесана попросила меня об этом.
– Гм… – Хлопуша озадаченно поскреб пальцами щеку. – Значит, «Лесана попросила»… Отлично. А ты не боишься пойти против своих?
Паренек улыбнулся:
– Не боюсь. Я все равно на этом свете уже не жилец.
Хлопуша немного поразмыслил над тем, можно ли считать данную причину исчерпывающей, но так ничего и не надумал. Тогда он спросил: