Глеб покосился на нее…
– В другой обстановке меня бы твое предложение только порадовало. Но сейчас – извини.
– Значит, нет?
– Нет.
Лесана нахмурилась.
– Но ты еще слишком слаб.
– Не настолько, чтобы изображать перед тобой ребенка, – сухо отчеканил Глеб. – А теперь – уходи.
Лесана несколько секунд постояла, будто ожидала, не передумает ли Глеб, потом нехотя повернулась и зашагала прочь.
Глеб медленно разделся. Каждое движение доставляло ему боль. Мускулы и суставы двигались так, будто совсем позабыли, как это делается.
«Три года… – мрачно думал Глеб. – Три гребаных года, проведенных во сне… Если бы пошел в армию, успел бы отслужить в Морфлоте».
Глеб криво ухмыльнулся, затем оглядел свое голое тело. Тело это исхудало и высохло, мышцы ослабли, превратившись в тряпки, а кожа стала бледной и дряблой.
Испытывая к себе отвращение, Глеб стал медленно входить в воду. Шажок. Еще один. Холодная вода пронзила ступни сотней раскаленных игл, и Глеб едва не выскочил обратно на берег. Однако, сцепив зубы, преодолел себя и двинулся глубже.
Стоя в воде почти по пояс, Глеб сорвал пучок сухой травы, смочил его водой и, протянув руку, окунул в золу. А потом стал осторожно растирать свое тело. Сперва медленно, поморщиваясь от боли, потом все сильнее и сильнее.
Помывшись, Глеб отшвырнул измочаленный пучок травы, взял кинжал Лесаны и склонился над водой. Длинные седые пряди одна за другой падали в воду. Приведя в порядок волосы, Глеб занялся бородой.
Когда спустя двадцать минут Глеб вернулся к костровищу, его было не узнать. Подрезанные серебристые волосы были вымыты и зачесаны назад, открыв высокий бледный лоб. Борода и усы, почти не тронутые сединой и сохранившие свой темно-каштановый цвет, были тоже аккуратно и коротко подрезаны.
Хлопуша одобрительно кивнул.
– Отлично! – сказал он. – Ты стал похож на прежнего Первохода. Вот только волосы твои совсем седы. Да и худ ты, брат. Пора тебе отъедаться.
– Как раз этим я и собираюсь заняться, – сказал Глеб, присаживаясь к костру. – Как мясо? Готово?
Лесана смотрела на него с интересом. Глеб перехватил ее взгляд, усмехнулся и сказал:
– Ну, как? Нравлюсь?
– А ты гораздо моложе, чем я думала, – проговорила Лесана. – На твоем лице совсем нет морщин. А глаза – ясные и чистые.
– Ты находишь? – Глеб насмешливо хмыкнул. – Видимо, диета, на которой меня держали охоронцы, пошла мне на пользу.
Лесана улыбнулась.
– Силы возвращаются к тебе быстрее, чем можно было ожидать, Первоход.
Хлопуша засмеялся и тихонько толкнул Глеба плечом.
– Я же тебе говорил, сестренка, этого парня никакой Морией не перешибешь!
Глеб рад был поддержать их веселье, но на улыбку у него уже не осталось сил.
…До рассвета оставался час. Хлопуша крепко спал на ворохе мха в трех шагах от костра. Связанный по рукам и ногам волхв лежал чуть в стороне от здоровяка. Рот его был заткнул тряпкой, голова замотана в плащ, а от щиколотки чародея к запястью спящего Хлопуши тянулась веревка.
Глеб сидел на бревне и задумчиво смотрел на костер. К нему тихой походкой подошла Лесана. Глеб взглянул на нее и негромко осведомился:
– Не спится?
Девушка кивнула:
– Угу. Можно я чуть-чуть посижу с тобой?
– Конечно.
Она села рядом. Некоторое время оба молчали, потом Лесана покосилась на Глеба и тихо проговорила:
– Ты убил много моих соплеменников, Первоход. И я понимаю, что должна тебя ненавидеть, но… Иногда я забываю о том, кто ты и какое горе принес моему народу.
Взгляды их встретились. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и Лесана первой отвела глаза.
– Ладно, не буду тебе мешать, – тихо сказала она и хотела подняться с бревна, но Глеб взял ее за руку и удержал.
– Погоди, – сказал он. – Я хочу знать, что означают твои слова?
Лесана закусила губу и несколько секунд молчала в нерешительности. Затем тяжело, с явным трудом, проговорила:
– Я ведь женщина, Первоход. И, как женщине, ты мне очень нравишься.
– Вот как? Интересно, почему я, а не Хлопуша. Он добрый и сильный малый. И он умеет быть преданным и заботливым. А в моей душе – выжженная пустыня, и мне давно на все наплевать.
Лесана покачала головой.
– Это не так, Первоход. Ты просто устал. Устал еще до того, как тебя заключили в темницу. Лицо у тебя молодое, но голова бела, будто у старика. Эта седина не от лет, а от чрезмерных переживаний.
Глеб усмехнулся.
– Тебе нравятся мужчины с прошлым?
Лесана задумчиво покачала головой.
– Я знала, что ты поднимешь меня на смех.
– Прости, – смутился Глеб. – Я не хотел тебя обидеть.
Прядь серебристых волос упала ему на лицо. Темные брови, усы и борода на фоне белых волос казались совсем черными. Откинув прядь небрежным жестом, Глеб заговорил снова:
– Ты знаешь, за те три года, что я провел в царстве кошмаров, я видел много такого, что язык не повернется назвать просто сном.
– И что же ты видел, Первоход?
– Чаще всего я видел далекое будущее. Цивилизации пришел конец. Города превратились в леса, дороги – в звериные тропы и реки. Самые высокие и крепкие здания, сумевшие устоять под натиском ветра, дождя и снега, заросли травой и деревьями. Представь себе: каждое высотное здание – это целый лес, наполненный живностью. – Глеб замолчал. Вновь посмотрел на костер, нахмурился и сказал: – Прости, что я тебе это рассказываю. Это был мой личный ад, и тебе он, конечно же, не слишком интересен.
Оба помолчали, глядя на огонь. Первым молчание нарушил Глеб.
– Почему ваши жрецы решили, что я могу помочь вам? – спросил он.
– Они увидели это. Ты же знаешь, жрецы видят то, что скрыто от прочих.
– Но я понятия не имею, как бороться с этими вашими… гончими смерти. Я много лет боролся с волколаками и оборотнями, но адские псы – это не по моей части.
– Ты боишься? – удивленно спросила Лесана.
– Не то чтобы боюсь… Просто… не хочу тебя разочаровать.
– Ты не разочаруешь меня, – убежденно заявила Лесана. – Это сказали жрецы Наурана, а они никогда не ошибаются. До рассвета осталось меньше часа. Пойду попытаюсь хоть немного поспать.
Она поднялась с бревна и зашагала к груде елового лапника и мха, на которой Хлопуша устроил ей постель.
…Глеб не ошибся, предположив, что сундуки в доме волхва набиты роскошными вещами. Вернувшись из деревни, Хлопуша вручил Первоходу шитый золотом терлик, замшевый полукафтан, яловые сапоги и новенький плащ с серебряной фибулой.
Себе он тоже кой-чего прихватил. Верзила обрядился в роскошную ферязь, приличествующую самому князю, а брюхо подвязал алым кушаком с длинными кистями, на концах которых поблескивали маленькие яхонты.
Принес Хлопуша обновки и Лесане, но девушка наотрез отказалась надевать чужую одежду, и это было понятно – ее собственная одежда, от исподнего до куртки, была набита сушеными травами, распиханными по крошечным кармашкам.
Когда Глеб вышел из-за куста в новой одёже, Лесана и Хлопуша ахнули. Перед ними стоял не отощавший бродяга, а ухоженный, худощавый вельможа. Серебристые волосы контрастировали с темными бровями и темной бородкой, придавая лицу Глеба то, что много столетий спустя назовут «породистостью».
– Твой наряд не осрамил бы и самого заносчивого боярина, – сказала Лесана.
Глеб молча надел пояс и перевязь. Слегка поморщился. Меч и кинжал, висевшие на боку, все еще были для него тяжеловаты.
– Тебе необязательно брать с собой меч и кинжал, – сказала Лесана, заметив это. – Если паромщик все сделает, как надо, оружие нам не понадобится.
– Когда отправляешься в логово демонов, нужно быть готовым к драке, – возразил Глеб.
– Может, и мне дадите оружие? – попросил вдруг Довгуш, руки и ноги которого были все еще связаны. – Мне без него будет неуютно.
Хлопуша поднес к его носу огромный конопатый кулак и пробасил:
– А это видел? Еще раз заикнешься об оружии – вдарю так, что голова из зада выкатится.
Довгуш отвернулся.
– Грубиян ты, Хлопуша, – обиженно проговорил он. – Неотесанный, деревенский грубиян.
– Врешь, колдун, я городской. Но бить буду, как деревенский, так и знай.
Глеб присел возле Довгуша, оглядел его черноусое, цыганское лицо и сказал:
– Нужно сделать так, чтобы охоронцы тебя не узнали. Сможешь?
Довгуш усмехнулся и провел ладонью по лицу. Тотчас же оно переменилось, покрылось глубокими морщинами и шрамами, нос сплющился, а глаза слегка выкатились из орбит.
– Поручик Лихослав! – изумленно выдохнул Хлопуша.
Довгуш усмехнулся и кивнул:
– Верно. Подходит мне такая личина?
Хлопуша вытер вспотевший лоб.
– Вот это да! Ну, теперь я спокоен. Поручик Лихослав – самый преданный и известный из слуг князя. Охоронцы не усомнятся в его словах.
– Что ж… – Глеб повел худыми плечами. – В таком случае, мы готовы к походу.
6
Только сейчас, медленно приближаясь к острову на похищенной у рыбаков ладье, Глеб смог как следует разглядеть темницу со стороны, и особого впечатления она на него не произвела. Мощные каменные стены были увенчаны по краям дозорными башенками, в остальном это было обычное серое, невзрачное здание, отличающееся от дома городского главы Хлынь-града только размерами. На большой деревянной пристани ладью уже поджидали охоронцы. Было их не меньше двух дюжин, и в руках они сжимали бердыши.
Как только ладья причалила, навстречу странникам выступил охоронец гигантского роста. Судя по украшенной серебром рукояти меча и дорогой тонко кованной кольчуге, соединяющей островерхий шлем с наплечными латами, это был десятник. Дождавшись, когда гости сойдут с ладьи на скрипучие влажные доски причала, гигант обратился к ним рокочущим голосом:
– Кто вы такие?
Волхв Довгуш, который выглядел настоящим боярином, выступил вперед.
– Мы посланники князя Добровола, – спокойно и властно произнес он. – Неужто ты не узнал меня?
– Я тебя узнал, – ответил гигант. – Ты поручик Лихослав. Но кто с тобой? Этих людей я не знаю.
– Это мои спутники. Боярин Гудимир, боярин Хлопослав и юный боярин Лесан. Сей юноша – мой племянник. Теперь назови себя!
– Я десятник Марибор.
– Ты здесь нáбольший?
– Да. С какой целью пожаловали в Морию, посланники?
– Князь поручил нам забрать одного узника.
Охоронец опешил.
– Прежде такого не бывало, – пророкотал он.
– Всегда бывает первый раз, Марибор, – строго сказал волхв. – Вели привести сюда этого узника. Я не хочу задерживаться надолго. – Он передернул плечами и добавил: – Мне от вашей Мории не по себе.
Десятник медлил.
– Вы прибыли сюда без охоронцев? – с подозрением осведомился он.
– Наши охоронцы остались на берегу, – ответил Довгуш. – Я побоялся, что вы примете нас за врагов и поколете стрелами прежде, чем мы пристанем к острову.
– Твои слова справедливы, – нехотя признал десятник. – Хорошо. Назови нам узника, за которым вы приехали.
– Сей узник – толмач Рамон.
– Могу я спросить, для чего вы его забираете?
– Князь желает поговорить с ним с глазу на глаз.
Еще несколько секунд десятник размышлял, а потом принял решение, и приняв – более не колебался. Он подозвал к себе двух охоронцев и коротко распорядился:
– Приведите сюда узника Рамона. Живо!
Охоронцы поклонились, развернулись и, бренча кольчугами, зашагали к крепости. Волхв скользнул взглядом по суровым лицам вооруженных ратников и вальяжно проговорил:
– Твои люди всегда так осторожны?
– Вчера утром из темницы попытался бежать один узник, – спокойно ответил Марибор.
Довгуш вскинул брови и удивленно переспросил:
– Бежать? Но разве это возможно?
– Нет, боярин, невозможно, – холодно ответил Марибор. – Узник сей утонул в реке. Мои лучники подстрелили его, словно куропатку.
– Значит, ваши узники опасны? – тихо спросил переодетый вельможей Глеб.
– Здешние узники смирнее овечек, – отчеканил десятник.
– Однако узник, который сбежал…
– Он был сумасшедшим, боярин. Лесной дух вселился в него и удесятерил его силы, но мы легко с ним справились. Вам нечего бояться, пока я с вами.
Громыхнули створки ворот, и охоронцы вытащили на улицу тощего узника, облаченного в рубище и заросшего черной бородой до самых глаз. Охоронцы держали его за предплечья, а ноги узника, босые, тощие, волочились по влажной земле.
Гости устремили взгляды на узника.
– Это он? – спросил волхв.
– Да, – ответил Марибор. – Это толмач Рамон. Прикажите загрузить его в вашу ладью?
Хлопуша ринулся навстречу охоронцам и узнику.
– Рамон! – воскликнул он, отпихнув охоронцев и приняв упавшего узника в свои объятия. – Слышишь ли ты меня?
Узник открыл глаза, посмотрел на здоровяка и что-то тихо пробормотал.
– Что он сказал? – тихо спросил Глеб, подходя к Хлопуше.
– Это по-италийски, – отозвался, не оборачиваясь, богатырь. – Что-то про игральные кости.
Глеб нахмурился.
– Толмачу снится, что он играет в кости, – негромко пробормотал он. – Чует мое сердце, что ничем хорошим эта игра не закончится. Надо поскорее его будить.
Лесана быстро подошла к ним и тревожно прошептала:
– Что-то здесь не так. Возьми это! – Она быстро сунула Глебу между губ сухой листок. Глеб прикусил листок.
– Хлопуша, возьми и ты!
Травница сунула такой же листок в рот здоровяку. Тот прикусил листок зубами, поморщился и хрипло вопросил:
– Это чего?
Объяснить Лесана не успела.
– Возьмите их! – крикнул вдруг Довгуш. – Они не посланники князя, но самозванцы!
Глеб, Хлопуша и Лесана обернулись. Охоронцы, ощетинившись бердышами и мечами, шагнули к ним. В то же мгновение Хлопуша выхватил из ножен свой огромный меч, взмахнул им и одним ударом перерубил несколько бердышей.
– Взять их! – громогласно прокричал Марибор.
На щеках у Глеба заиграл румянец, он встрепенулся, выхватил из ножен меч и бросился навстречу охоронцам. Первому он разрубил грудь, второму снес голову, третьего отпихнул щитом и вонзил ему меч в живот.
Меч Глеба мелькал и разил с невероятной скоростью. Хлопуша не уступал ему – каждым ударом своего огромного меча валил он на землю по два охоронца. Лесана со скоростью дикой кошки прыгала между охоронцами, рубила их коротким мечом и резала своим витым кинжалом. Вскоре битва превратилась в бойню.
Спустя пять минут поляна перед пристанью была усеяна телами убитых охоронцев. Было их не меньше двух дюжин. Хлопуша опустил меч и взглянул на Лесану.
– Что ты с нами сделала? – свирепо сверкая глазами, прорычал он. – Я чувствую в себе столько силы, что готов в одиночку разрушить эту темницу!
Лесана, чье узкое, смуглое лицо было залито потом и кровью, усмехнулась и ответила:
– Это листья иширского дерева. Они усиливают способности, но не дают новых. Не умей ты владеть мечом, тебе бы и листья не помогли.
– И много у тебя еще таких листьев? – поинтересовался, вытирая рукавом потный лоб, Глеб.
– Больше нет. Я берегла их для решающей и самой страшной битвы.
– Вот как? – Глеб усмехнулся обескровленными губами. – Возможно, ты поторопилась. Но я благодарен тебе.
– Что будем делать с предателем-паромщиком? – спросил Хлопуша.
Странники уставились на волхва. Довгуш стоял у реки с унылым и сокрушенным видом. Он не делал попыток убежать.
– Ну что, волхв? – с жестокой усмешкой обратился к нему Хлопуша. – Ты готов предстать перед Велесом?
Довгуш усмехнулся и вдруг оторвался от земли и стал стремительно подниматься в небо.
– Пёсий потрох! – крикнул Хлопуша, ринулся вперед и, высоко подпрыгнув, попытался схватить волхва за ногу. Однако нога паромщика, обутая в добротный яловый сапог, стремительно вознеслась вверх, вслед за телом, которому принадлежала.
Хлопуша, взревев что-то неразборчивое, поднял с земли копье и метнул его в Довгуша, но копье, едва коснувшись одежды волхва, отлетело от него, словно от твердой брони. Волхв-паромщик остановился и завис на высоте трех саженей, а потом вдруг рассмеялся жутким, заливистым смехом. Лицо его исказилось и стало меняться. Оно быстро покрылось старческими морщинами, а выросшая длинная борода поседела и стала белой, как полотно. Теперь с высоты трех саженей на странников глядел волхв-старец.
– Глупцы! – крикнул Довгуш. – Неужто вы и впрямь решили, что можете справиться с волхвом? Ничтожные насекомые! – Он вытер рукавом хламиды выступившие на глазах от смеха слезы. – Впрочем, я здорово повеселился, притворяясь таким же насекомым, как вы. Нужно будет пробудить других волхвов и рассказать им о вас. Наша жизнь скучна, и у нас не так много поводов для смеха. Однако теперь… Теперь вы меня утомили. Пора положить этому конец.
Волхв простер руку над полем и крикнул громовым голосом:
– Восстаньте, воины! Восстаньте и будьте неуязвимы!
– Он сошел с ума! – крикнул Хлопуша, с ненавистью глядя на парящего в воздухе волхва.
– Не думаю, – тихо проговорил Глеб.
Хлопуша хотел еще что-то сказать, но вдруг уставился на убитых охоронцев и изумленно произнес:
– Глядите – чего это с ними?
С телами убитых охоронцев происходило нечто невообразимое – они стали темнеть и твердеть, а вскоре замерцали металлическим блеском, будто и впрямь обратились в железо.
– Лопни мои глаза! – с изумлением пробормотал Хлопуша. – Железная дружина!
– Это всего лишь обман, – неуверенно проронила Лесана. – Нам кажется, что они восстали и стали железными… Но на самом деле ратники мертвы и по-прежнему лежат на земле.
– Верно! – поддержал ее Хлопуша. – Паромщик внушил нам, что они живы! Но нас на мякине не проведешь! Слышишь, паромщик, ты не обманешь нас!
С этими словами Хлопуша прыгнул вперед и с размаху ударил ближайшего охоронца мечом по груди. Лязгнуло железо, и Хлопуша, вскрикнув от боли, выронил меч из пальцев.
– Железный! – проговорил он, тряся ушибленной рукой и с ужасом глядя на охоронца. – Вправду железный!
– Обратно в крепость! – крикнул Глеб. – Быстро!
Хлопуше не нужно было повторять дважды. Он подхватил Рамона с земли, забросил его на плечо и под прикрытием Глеба и Лесаны бегом понесся к дубовым воротам крепости. Железные охоронцы зашевелились, залязгали и заскрежетали руками и ногами.
Беглецы вбежали во внутренний дворик. Навстречу им выскочили семеро охоронцев, вооруженных бердышами. Хлопуша несколько раз махнул мечом, и четыре охоронца упали к его ногам мертвыми. Глеб сбил одного ударом кряжа в лицо и перешиб второму мечом хребет. Лесана, быстро присев, ударила последнего кинжалом в бедро, взрезав ему артерию.