В подъезде было как обычно тихо – никаких посторонних шумов.
Парень позвонил несколько раз в соседскую квартиру, но никто не ответил и дверь не открыл. Может быть, девчонки еще не вернулись? Хорошо бы. Степан на всякий пожарный подергал ручку, но дверь была заперта. Мужчина потоптался немного на месте и, укоряя себя в излишней подозрительности, вернулся домой.
Весь оставшийся день Степан посвятил изучению происходящего в мире. И с каждым килобайтом информации ощущение, что мир катится в тартарары, усиливалось все больше и больше.
Около трех часов дня в городе завыла сирена Системы оповещения гражданской обороны. Голосила она около десяти минут. Потом так же неожиданно стихла. Что бы это значило, было не понятно. Дозвониться в милицию было невозможно – все время занято. Скорые, которые утром так и шныряли по Проспекту, больше не появлялись, а вот выстрелы слышались все чаще.
Власти города молчали. Никаких заявлений ни на официальных сайтах городской администрации, ни по телеканалам не давалось. Только домыслы и слухи, обмусоливающиеся на городских Интернет – ресурсах. В политической ветке СевИнфо всерьез обговаривался вариант создания отрядов самообороны. Эти ребята из «Политики» хоть и повернутые немного на УРА–патриотизме и украинофобии, но частенько общаются и в реальной жизни помимо виртуальных словесных баталий, поэтому им было легче договориться между своими. Но из общего потока информации полезной было около 30% – слишком много ругани и словесного поноса.
Было так же несколько прощальных тем. Вот уж никто бы и не подумал, что после укуса зомби кому‑то приспичит попрощаться со всеми на просторах родного СевИнфо. Но, как оказалось, нашлось три таких чудика.
Степан несколько раз выходил на балкон и пытался понять обстановку на улице. Первое, что бросалось в глаза – уменьшилось количество людей на улицах и машин на дорогах. Хотя кое–где были заметны спешащие люди. Но еще более заметными были медленно бредущие или же просто стоящие фигуры. С балкона второго этажа, конечно, обзор был не очень, но все же мужчине удалось разглядеть на противоположной стороне улицы несколько плетущихся дерганой походкой человек… вернее не человек – зомби. Так проще и, наверное, правильнее говорить. Спешащие люди с легкостью уворачивались и убегали от неторопливых покойничков.
Ну, хоть в чем‑то повезло. Если они настолько неповоротливы, то убежать от них не составит особого труда, а там, глядишь, и вояки с ментами подсуетятся и истребят этих граждан мертвяцкой наружности. Кстати, в интернете так же давались советы, как убивать этих беспокойных покойников. Собственно, от голливудских фильмов ужасов рекомендации ничем не отличались – фантазии хватало только на пробитие черепушки и разрушение головного мозга. Кое–где были споры о том, можно ли облить упыря бензином и поджечь. Но коллективным разумом пришли к выводу, что бензин нынче дорог и так расходовать его немного глупо.
В шесть часов вечера Степан увидел первый БТР на проспекте Генерала Острякова. Он лихо гнал в сторону 5–го километра. На броне, придерживаясь за поручни, сидело трое бойцов. Нашивок или погон Степан не успел рассмотреть – далековато было да и скорость была немалая. Хилый поток машин предусмотрительно пропускал восьмиколесное бронированное чудище, принимая вправо.
К семи часам город погрузился во тьму. Нет, свет на улицах был – и уличное освещение, и огни ситилайтов и билбордов отлично освещали улицы, но день уступил место ночи.
Степан все так же мониторил Интернет, сообщения в котором становились все более пугающими и безнадежными. Похоже, надежда, что военные и милиция быстро покончат с этой напастью, не оправдала себя.
С наступлением темноты улицы опустели. Только неподвижные фигуры как часовые торчали в нескольких местах в поле зрения парня – несколько на остановке, один возле здания городского архива и еще один забрел на автостоянку супермаркета, что располагался этажом ниже. И теперь мертвяк медленно брел между машин по ему одному известному маршруту.
Степан еще несколько раз подходил к двери соседа, пытаясь выяснить, как он там, но все оставалось без изменений – дверь была закрыта, а на звонки никто не реагировал. Только, то ли почудилось Степану, то ли, действительно, кто‑то ходил за дверью. Точно мужчина сказать не мог – не был уверен.
И вот теперь, выйдя на крышу супермаркета, служившую по совместительству балконом, парень невольно повернул голову влево – как раз туда, где были окна соседской квартиры. И снова Степан усомнился в себе. Ему показалось, что кто‑то прошел мимо окна. Мужчина зашел в комнату, взял табуретку и вновь вышел на балкон–крышу. Балкон Степана от участка балкона соседа разделяла натянутая на две вертикальные железные трубы рабица, по которой мирно вился плющ из кадушки, стоящей возле стены дома. Мужчина поставил табуретку и, вскочив на нее, перепрыгнул через ограждающую сетку.
Квартира у соседа была однокомнатная. Как они там размещались вчетвером, оставалось загадкой. Все‑таки, хрущевки не блистали квадратурой и улучшенной планировкой.
Степан сперва заглянул в окно кухни, но ничего не увидел в темноте. Чертыхнувшись, он достал из кармана ключи, где брелоком служил светодиодный фонарик. Света от него хватало как раз, чтобы осветить себе в темноте дорогу. Ну или для того чтобы подглядывать в закрытые темные соседские окна. Кухня была пуста. При тусклом свете синего светодиода можно было разглядеть кухоньку – небольшой кухонный стол с ящиками, холодильник, плита, мойка, навесные ящики. Более подробно рассмотреть было просто невозможно да и не к чему – то, что в кухне никого не было, было очевидно и так.
Парень, пригнувшись на всякий случай, подбежал ко второму окну. В отличие от хозяев квартиры, которую Степан снимал, сосед не вывел дверь на площадку, оставив трехстворчатое окно, в которое мужчина сейчас и пытался заглянуть.
Здесь не пришлось подсвечивать фонариком – в комнате был полумрак, но благодаря работающему телевизору, можно было легко увидеть комнату в деталях.
Телевизор, судя по всему, стоял в углу, возле окна, поэтому Степану и не было его видно, только свет от кинескопа обозначал присутствие «ящика» в комнате. На хорошо освещенном диване напротив телевизора полулежал хозяин квартиры.
«Фух! Все в порядке!» – выдохнул с облегчением Степан, глядя на спящего соседа.
В конце комнаты угадывался силуэт старшей дочери – она неподвижно стояла в проеме двери, ведущей в коридор.
«И чего она там застыла? Тоже телик смотрит, одновременно приглядывая за чем‑нибудь на кухне? Не исключено. Ну, вроде все нормально…» Степан мысленно обругал себя самыми крепкими словами, которые только знал и собрался уходить, но кое‑что привлекло его внимание. Наверное, на какое‑то мгновение картинка на телевизоре сменилась на более светлую, но Степану явно померещилось, что стоявшая в проеме девочка в крови. Было такое чувство, что желудок ухнул в пропасть, а ноги стали ватными. Мужчина негромко постучал в стекло – никакой реакции не последовало, Степан постучался снова, и чуть было не стал заикой.
— Твою мать! – отшатнулся от окна он, чуть было не грохнувшись на спину от перепуга.
В окне, прижимая перемазанные в крови руки (а то, что это была кровь, парень не сомневался) замаячило страшное лицо младшей дочери соседа – Степан даже не знал ее имени. На лице, прижимающемся к стеклу, были пятна запекшейся крови, волосы взъерошены, а руки изгрызены, будто ребенок пытался оттолкнуть от себя нападавших, но вряд ли ей это удалось сделать – в девчонке веса от силы килограмм пятнадцать. Девочка ощерила рот и ударила раскрытыми ладонями в окно, заставив то завибрировать. Степан нервно сглотнул, отступая на шаг назад. Он понял, что ничем уже не поможет ни соседу, ни его детям.
Мертвячиха оскалила зубы и еще сильнее заколотила руками в стекло, пытаясь всеми силами разрушить тонкую преграду, разделяющую ее и добычу.
— Та ну нах! – самопроизвольно вырвалось у Степана, доселе редко когда употреблявшего бранные слова. Мужчина еще раз окинул взглядом закрытые окна и, убедившись, что на первый взгляд они крепкие, решил как можно быстрее возвращаться в свою квартиру.
Сердце колотилось как бешенное, желудок сжимали непонятные спазмы, а ноги так и оставались ватными. Степан сам не помнил, как завалился на кухню, предварительно закрыв все окна и дверь на балкон, а так же опустив ролеты. Не глядя, мужчина вытащил из холодильника дежурную бутылку водки и сделал несколько глотков. С непривычки Степан закашлялся и начал судорожно хватать ртом воздух. Горло обжег адский огонь, впитывающийся в кровь и с кровью же разгоняющийся по телу, предавая тому расслабление и затуманивая разум.
— А теперь спать! Срочно! И без сновидений, – пробормотал парень и, придерживаясь за стенку, поплелся в сторону спальни.
22 марта Андрей Доронин
Андрей открыл глаза, щурясь от яркого света, глянул на часы и абсолютно не удивился положению стрелок на них – было позднее утро. А так как он не спал допоздна (заснуть удалось только часов в три ночи), то и проснулся он довольно поздно.
Вчера Доронин долго думал над происходящим вокруг, пытался разложить все по полочкам и решить, что же делать дальше. Толковых мыслей в голову не приходило, а те, что приходили, можно было записывать на бумагу и издавать в качестве сборника научной и не очень фантастики. Хотя кому сейчас эта фантастика интересна. Если за окном фильм ужасов происходит?
Андрей обвел взглядом спальню, задержав его на столь непривычном предмете интерьера как автомат Калашникова – детище Михаила Тимофеевича по приезду домой было тщательно вычищено от оружейного масла. После этого Андрей произвел сборку–разборку автомата, да так и оставил его на журнальном столике, где так же лежал и ПМ. Кобуры для него не было, а в флоберовскую подаренный пистолет не влезал. Ладно, будем по старинке…
Еще вчера вечером Андрей пытался дозвониться до приятеля–киевлянина, но тот долго не брал трубку. А когда, наконец, мерзкие трели в трубке прекратились, то раздавшийся в динамике голос Женьке явно не принадлежал. На вопрос, не ошибся ли Андрей номером, мужчина сухо сообщил, что капитан Мичурин погиб при исполнении служебных обязанностей и положил трубку, сославшись на занятость. Доронин какое‑то время пребывал в полном ступоре, а потом его как прорвало. Он схватил свой мобильный и звонил всем, кто был в телефонной книге, пытаясь предупредить о надвигающемся кошмаре. До большинства дозвониться не получилось. Те же, кто поднял трубку, делились на три типа: первые, выслушав Андрея, смеялись и советовали проспаться, вторые обещали быть осторожнее, а третьи, коих было самое меньшее количество, еще и подсказали, что нужно запастись продуктами и водой, потому что в ситуации общего хаоса коммунальные услуги могут быть отключены.
Андрей мысленно согласился с этим утверждением и наполнил водой все имеющиеся емкости вплоть до аквариума, в котором плавали ошалевшие от такого количества хлорки в воде рыбки. Потом, прихватив с собой пистолет, сбегал в магазин, мысленно воздав хвалу Всевышнему за то, что живет на таком отшибе. Тут не то, что зомби, тут автобусы раз в полчаса ходят. Хотя сегодня что‑то их совсем не видать. Не зомби – автобусов. Хотя, и мертвяков тоже не видать, к счастью.
Магазин был открыт, продавщица вела себя, как ни в чем не бывало, и сильно удивилась рассказам Андрея о беспорядках в городе, хотя и слышала утреннюю стрельбу в части напротив.
Капитан не стал тратить все деньги с карты. Все же теперь он, скорее всего, безработный, а надолго ли весь этот бардак намечается, сказать не мог никто. Но все же Доронин затарился добротно – крупы, макароны, сигареты, соль–спички. В общем, стандартный набор советского человека на случай ядерной войны – уж это хомячество на генетическом уровне заложено в каждом русском человеке. Посоветовав девчонке держаться подальше от покусанных или окровавленных людей, Андрей потащил всю снедь, уместившуюся в четыре пакета, в квартиру.
За всеми заботами он как‑то перестал думать о Женьке, но потом снова накатило и грудь сжало в тиски. Хотелось громко кричать или же встретиться с грабителями с темной подворотне… Нужно было куда‑то выплеснуть всю агрессию, но претендентов на это не находилось, и Андрей чувствовал себя как тигр в клетке.
Часов до четырех в округе было тихо. Хотя это было и не удивительно, здесь всегда было тихо, только в летний период район немного оживал за счет мореманов и курортников. А вот сейчас в части морпехов было какое‑то оживление – солдаты носились как тетки по магазинам в день распродажи, офицеры отдавали приказы, чередуя их с угрозами показать всем маму Кузьмы и зимовку ракообразных, а потом и вовсе затарахтели двигатели и несколько «шишиг» в сопровождении двух уазиков двинули вниз по дороге – к части 13140.
Андрей, наблюдавший всю эту суету с балкона, щелчком пальцев отшвырнул окурок, который пролетел по дуге и шмякнулся прямо в цветник, облюбованный бабкой с первого этажа. Бабка была противная, под стать своему не менее противному и въедливому сыну, который, собственно, ту квартиру и получил. Поэтому, представив, как при встрече старушенция будет читать нотации и охать–ахать по своим клумбам, Андрей скривился как от зубной боли.
Вряд ли бы «земноводные» просто так решили совершить променад на ночь глядя. Скорее всего, пришла какая‑то директива сверху и вояки брошены на усиление к ментам. А если так, то в городе началась веселуха, как и предупреждал покойный Женька Мичурин. А это значит что? Правильно – ни–че–го. Ничего хорошего, в смысле.
Доронин задумчиво обвел взглядом окрестность – от воинской части и частных пансионатов за ней до запасного аэродрома и военного дельфинария. Тишь да глядь, да Божья благодать. Или это затишья перед бурей?
Зазвонил мобильный. Андрей оставил его на кухонном столе заряжаться, потому как от прошедшего марафона со звонками батарея успела разрядиться. Но зато совесть мужчины была спокойна – он предупредил всех, кого только смог.
Что самое интересное – чем крупнее населенный пункт, тем быстрее эта зараза распространялась. По данным из Интернета в крупных городах планеты на данный момент творится такое, что кишки в ужасе сжимались… А вот в деревеньке на Полтавщине народ в основном ни слухом, ни духом.
Трубка настойчиво звенела, пока мужчина не нажал нужную кнопку.
— Ну, наконец‑то! Я‑то думал, что тебя зомбаки уже сожрали! – обрадовано заорал Костик.
— А ты за кого больше переживал? За меня или за них?
— За них, естественно. Ты ж такая падлюка, что от тебя кроме несварения ничего хорошего ждать не придется.
— Ну, я рад, что мой друг так высоко меня ценит. Сам‑то как?
— Как‑как? Как в кожвендиспансере. Ощущения похожие. – Огрызнулся товарищ. – У нас тут ахтунг творится! Сплошной круговорот сексуальной энергии в природе. Генералы имеют полковников, полковники майоров, те лейтех. Ну а лейтехи уже отыгрываются на остальных. В общем, как в курятнике – чем ниже жердочка, тем больше говна на голове.
— Да–а–а. Сочувствую. Это ж Ал Алыч там зверствует…
— Не поверишь! В кои‑то веки адекватно себя ведет. Мож, рассудком повредился?
— Было бы чем! Ты мне вот что скажи – вояк еще в усиление ментам не придали?
— А ты откуда знаешь? – удивился Костик.
— От верблюда. – Огрызнулся Андрей, включая газовую конфорку, на которой стоял чайник. Чаю захотелось – аж зубы свело. – Так что там?
— Хреново все. – Мгновенно посерьезнел приятель. Он всегда был хохмачом, но если дело доходило до чего‑то серьезного, то куда только девалась вся бравада и пиздаханьки. – По некоторым данным от ментов если половина уцелела – и то хорошо. Они ж этих зомбей как дебоширов пытались скручивать и в участки доставлять, ну а те и умудрялись пацанов поцапать. Короче говоря… – Костик перешел на полушепот. – Я тут один разговор подслушал.
— Ну не томи, говори…
— По ходу дела, правительство‑то наше во главе с «Пчеловодом» тю–тю…
— Чего «тю–тю»?
Чайник пронзительно засвистел, рискуя пересечь звуковой барьер.
— Того самого.
— Слушай, ты можешь пояснее выражаться? Они что, в теплые страны сбежали?
— Почти. На вечный курорт с хвостатой прислугой. Туда, где климат пожарче, но компания повеселее.
— Ох них… себе! – Андрей как раз наливал кипяток в чашку. От этой новости рука дернулась, и несколько капель горячей воды попало на руку, державшую чашку. – А кто это так порезвился? Свои или чужие?
— Об этом история умалчивает.
— А кто теперь вместо них? Кто за главного? – не унимался Андрей, монотонно размешивая сахар в чае.
— А нихто!
— Такого не может быть. – Не поверил Доронин, отпивая первый глоток, стараясь не обжечь губы. – Всегда есть кто‑то главный.
— Ну, у меня есть. АлАлыч. У него эксклюзивное право иметь мой мозг, когда ему вздумается или запросит организм. Он для меня главный. Над ним еще есть начальство, но это уже ректальная боль самого АлАлыча.
— Дела–а–а. А шо ж теперь будет?
— Вот не знаю, что будет. Но знаю, чего не будет. Спокойствия точно не будет. А! Понял, что будет. А будет один сплошной геморрой. Как бы до локальной войнушки не дошло. Как только наша татарва поймет, что Ненька осталась без головы, а в армии неразбериха, то начнется веселуха. Тут же угнетенный народ вспомнит, кто его угнетал, как сильно и как долго. Память‑то у угнетенного народа о–го–го какая.
— А почему в армии будет неразбериха?
— Блин! – вскипел на том конце несуществующего провода собеседник. – Андрюха, ты там на гражданке совсем отупел в своем «Сапсане»? Ты мозгой‑то пораскинь. Если такое творится по всему миру, то призывники разбегутся как тараканы при включенном свете – только жопки и будут сверкать. Дезертирство будет такое, что мама не горюй. Одно радует – что город у нас военизированный. Склады с оружием есть…